Какая предпочтительнее ёлка?
Какая предпочтительнее ёлка?
Цепляться за ушедшее, что толку?
Промчался быстро предыдущий год.
И каждый Нового с энтузиазмом ждёт.
В дом вносят свежесрубленную ёлку.
Она символизирует полёт
Мечты, желаний исполненье.
А запах хвои создаёт волненье,
Усугубляющее впечатленье,
Что есть у времени круговорот.
Коробку с украшеньями для ёлки
Привычно ставят на рабочий стол.
И, чтобы не травмировать иголки,
И чтоб они не падали на пол,
Процесс гримирования пошёл.
И красоту, и радость создавая,
Ель правильно воспринимает всё,
Своё предназначенье сознавая,
Она нарядная стоит, как бы живая,
Как стильная фигура восковая
Из галереи от мадам Тюссо.
Она росла, мечтая быть красивой,
Чтобы четырнадцать недолгих дней
Собою радовать и взрослых, и детей,
Судьбу свою считая справедливой.
Её рубили, а она молчала
И, ветви распрямив во всей красе,
Стараясь сохранить иголки все,
Смолистые слезинки источала.
От эгоизма или от незнанья
Зачем губить зелёные леса?
Ель, словно агнец, взятый на закланье,
Как в жертву принесённая краса…
В доисторические времена
Чудовищу красавиц отдавали.
Их в памяти лелея имена,
Лишь жертвенные слёзы проливали.
У всех народов этот был обряд.
Он до сих пор у многих сохранился.
Баранов режут много дней подряд,
Чтоб грех людской бараном искупился.
Давным-давно бесстрашием Персей
Спас от чудовища царевну Андромеду.
Он над «традициями» одержал победу,
Сразив тирана храбростью своей.
Зачем нам разрушать земной уют,
Губительную утверждая моду?
За что казнить безвинную природу,
«Земными лёгкими» которую зовут?
Прошли четырнадцать традиционных дней.
И от былой помпезности осталась
Пожухлость, то есть старость и усталость,
А дальше – гибель, что стоит за ней.
И на помойке голые стволы,
Облезлые безжизненные ветки
Торчат, как прутья от разбитой клетки,
Все чёрные от въевшейся смолы.
Таков удел бездумного решенья
Себя минутной радостью объять,
Жизнь у зелёного растения отнять
Без смысла, логики и сожаленья.
Я синтетическую ель куплю,
Гирляндами украсив, как живую,
Поскольку я живую ель люблю.
Я ни за что её не погублю
И буду охранять, пока живу я.
Рождество
Окинув добрым взглядом Мирозданье,
И зная, чем чревато слово «Вечность»,
Ты людям показал, что сила знанья
Сама имеет выход в Бесконечность.
Ты захотел, чтоб света торжество
Над тьмой везде победу одержало,
Чтоб светлое понятье – Рождество,
Для каждого явив начал начало,
С твоим рожденьем откровеньем стало,
Раскрыв всю тайну слова «Божество».
Ты, Господи, прости меня за грех,
Который я тебе не рассказала.
За слёзы горькие и неуместный смех.
За то, о чём просить тебя дерзала,
Поскольку знала, что ты слышишь всех.
Все неустанно просят для себя
Любви и снисхожденья, и пощады.
Ты знаешь лучше нас, что нам не надо,
Что надо, как спасенье и отрада,
Жалея всех и каждого любя.
Ты добровольно отдал жизнь за нас.
Свеча у алтаря горит пусть долго, ибо,
Пожертвовав собой, ты всех зачем-то спас,
Но кто из нас тебе сказал: «Спасибо»?
Когда приходит долгожданный час,
Час празднованья твоего рожденья,
Нельзя не оценить его значенья.
Явись живым, хотя бы, как виденье,
Но больше жизнь не отдавай за нас.
Дед и баба
Зять за старухой в дом прислал такси.
Малыш кричал, с ним не справлялась дочь.
«Ты поезжай», – сказал старик. «Проси,
Пусть к нам приедут, коль самим невмочь».
За дедом последить мог взрослый внук.
Не оставлять же деда одного.
Уход за ним не требовал наук –
Покушать дать и больше ничего,
Поговорить о жизни, о любви.
Дед политических ни с кем не вёл бесед.
Приятель деда, грамотный сосед,
Сам заходил – зови ли, не зови.
Обед был приготовлен на три дня.
Старуха вкусные всегда варила щи.
Бывало, от нагрузок – хоть трещи,
Но ей на всех хватило бы огня,
Да только зренье начало слабеть.
Забот, обязанностей – через край.
Да дед сдавал, частенько стал болеть.
Что делать? Хоть ложись да помирай.
Но это к слову. А в делах она
Старалась всё успеть на всю семью.
Вела хозяйство, в сущности, одна,
Следя за всеми взрослыми семью.
Отдельно жили дети. Много раз
В командировках длительных был сын.
Невестка на работе. Внук один
Из института заезжал подчас.
Он деда уважал, ценил, любил.
Дед мог ему толковый дать совет.
Промчался не один десяток лет,
Но дед былые годы не забыл.
Который день старик не мог уснуть.
Точнее, он не спал аж третью ночь.
Болело сердце, и сжимало грудь.
Как ни старался врач, не мог помочь.
Вот, наконец, в дом бабушка вошла.
На взгляд прикинула всю очерёдность дел.
И первым делом к деду подошла.
На нём бельё сменила. Он поел.
Сказал: «Спасибо» и порозовел.
Из глаз скатилась тихая слеза.
И он, закрыв усталые глаза,
От радости уснул и… захрапел.
