Обилье тем для хокку
Причёсан граблями газон
Причёсан граблями газон,
Подстрижен — модно! — под сезон.
В цветных опилках клумбы,
В афишах пёстрых тумбы.
Дубы — о, Боже, сохрани! —
Бугрятся мышцами. Они
Ряды аллей венчают,
Гостей — скрипя — встречают.
Стоят задумчиво скамьи,
Как троны для большой семьи.
Грустят кусты акаций
Без ушлых папарацци:
Сезон осенний — не с руки!
Плетут в них сети пауки.
У урн, что рядом, — страсти! —
Битком набиты пасти.
Мошка назойливо жужжит.
Собака рыжая лежит.
Дорожек вьются плети,
Как па в кордебалете.
В строю застыли фонари —
Зажглись до утренней зари.
К собратьям ввысь не метят —
Как звёзды сами светят.
Уставший за день ветерок
Умерил бег и говорок.
…Повсюду — зримо оку —
Обилье тем для хокку.
Летнему саду
О чём молчишь, осенний сад,
Под грустный шорох листопада?
Гнетёт ли тучная армада,
Что застит солнце, сеет смрад?
Или печалит ветра вой —
Тоскливый, яростный и зябкий,
Способный души рвать на тряпки,
Свирепо гнуть деревьев строй?
Пугает ли зимы приход
С её тяжёлыми снегами,
На коих — будто оригами —
Теней былого полный свод?
Или уносит память вдаль,
Когда над Пушкиным склонялся,
Крылова басням удивлялся?
Хранишь их глас? О том печаль?
Иль тайны замка, — боль утрат
Его построивших умельцев,
Как и сиятельных владельцев, —
Хранить веками сам не рад?
Осталось ли местечко, где
Ещё свежи воспоминанья
О тех «серебряных созданьях»,
Подобных пчёлкам на звезде?
Иль помнишь шелест платья той,
Что, зов бессловный понимая,
Тебе доверчиво внимая,
Делилась горем и мечтой?
О, сколько судеб пред тобой
В минуты скорби представало!
Иным ты поднимал забрало,
А многим душам дал покой…
Томишься ли мечтой? О чём?
О солнце? Чтобы то светило
Медяк пронырливый затмило —
Сей чуждый блеск — своим лучом?..
Меняясь, как и стольный град,
Храни свою неповторимость…
Задела корни? В том причинность
Тревог твоих, Петровский сад?
Воспоминания о Летнем саде
Твоих дорожек проторённость,
Дубов и вязов шум и стать,
Пустых скамеек отрешённость,
Решётки дивной копий рать.
Канавки тихие роптанья,
Фонтанки чуткий ритм и плеск,
Невы то рокот, то стенанья,
То льдин могучих грозный треск.
И взгляд задумчивый Крылова,
И око пруда в цвет небес,
Дворец, взирающий сурово
На всё, что ныне стало здесь…
Послевкусие. На выходе из Летнего сада
Мурашек нет… Ну, нет гусиной кожи!
Да, чистенько, богато… Ляпота!
А статуи… На что они похожи?!
Где замыслов Петровых красота?
Понтово-лицедейный «парк культуры»,
Всё вычурно и чуждо для очей.
Не бродят здесь — снуют, галдят, как куры,
Нет места для раздумий и речей.
Душа в тревоге: «Видят ли подмену?!»
Ни «меры» нет, ни «чувства красоты» —
Они молчали, зная цель и цену…
А хочется духовной чистоты!
Не сад, а няша — остров «ОК!» гламурный,
Где можно лишь сниматься и снимать,
«à la»… не знаю, что — повсюду урны.
Здесь басни, а не Пушкина читать.
2012 г.
Густой осенний сумрак
Густой осенний сумрак
Разлился за окошком,
Рассеяв ясность мыслей
И их бодрящий бриз.
Вобрав дневные краски,
Чернее стал, чем кошка,
Затмил уставший город
И над рекой завис.
Вода похожей стала
На вязко-липкий дёготь,
В брегах темневший — будто
Малевича каприз.
А сумрак звуки жизни
Глотал, многоголовый,
И тени, будто листья,
Нещадно ворошил.
Всеядный. Всюду сущий.
Пугающе-терновый,
На Таборы[1] наткнулся
И мрачность испустил…
А я окно зашторю
От сумерек лукавых,
Вползу под плед и стану
Писать… По мере сил.
Скажи, сентябрь…
Скажи, сентябрь, Бога ради:
Зачем у девы-недотроги
Рассыпал вдруг златые пряди
И стелешь пурпур ей под ноги?
Зачем окрасил нежно щёки
Мечтой о юноше печальном
И вызвал вздох её глубокий
Виденьем радостно-венчальным?
Зачем не дал уснуть надежде,
Плеснул предчувствия ей в очи?
Она ещё робка, как прежде,
Но даже капля камень точит.
Скажи, что делать ей с собою
И ритмом «вскачь» сердцебиенья?
Она, смиряясь с иной судьбою,
Жила… до этого мгновенья.
Сумерки на Таборах
Стены обители свет фонарей
Жёлтыми зубьями гложет.
Точно орава бродячих зверей
Тянется к кости стороже.
Глянец дегтярный озёрной воды
Сущности тьмы умножает.
Зыбкая, ждущая жертв череды
Страхов армада блуждает.
Что-то почуяв, ночной ветерок
Крылья сложил осторожно,
В парке завис скоротать вечерок,
Флёром смущая безбожно.
Ныне в Захаровском — что ни гулять! —
Прибрано, точно в светлице.
Каждая ветка дрожит — не унять —
В ласковой ветра деснице.
Точно коты, изогнули мосты
Темные сильные спины.
Тени деревьев, как сети густы,
С дамбой судьбою едины.
Томному плеску довольной волны
Мост Богородицкий внемлет.
Веянья — звуки иной тишины
Сердце привычно приемлет.
Осенний ветер
Осенний ветер холоден и зол.
Он дерзко кружит листья в ритме танца.
Испортил клёну вычурный камзол.
С рябины сдёрнул платье из багрянца.
Шары златые гнул, о землю бил.
Довёл до слёз подружек — скромных тучек.
И даже зная, что совсем не мил,
Коснулся жгуче ивы тонких ручек.
Забил песком глазницы фонарей.
Смёл с улиц — враз! — следы иных мгновений.
Развеял сон березовых кудрей
И вод речных, искатель злоключений.
Он птиц дразнил и флюгеры бесил.
Ветвями сплёл кусты младых акаций.
И вдруг, оставив всех вокруг без сил,
На лодках в парке тихо стал качаться…
Лес, кормилец, здравствуй!
Лес, кормилец, здравствуй! Здравствуй!
Я пришел к тебе, встречай —
Взор горящий, чуб вихрастый!
Мне, как будто невзначай,
Подари грибов немножко
Или много подари,
Чтоб наполнилось лукошко
Цветом, запахом зари,
Сочной свежестью тумана,
Лаской солнечных лучей,
Терпким и таким желанным
Духом, что лишь твой, ни чей!
Не прошу я с неба манну,
Лишь прими под свой покров,
И склоняться не устану
Я за каждым из даров.
Прошёл грибник, и так пахнуло лесом…
Прошёл грибник,
и… так пахнуло лесом,
сосновым — нашим! — с проседью берёз,
болотным духом с травяным замесом,
грибами… «Вкусно!» — радовался нос.
Да что там нос! Душа блаженно пела,
во всё лицо улыбку растянув.
Спешила плоть моя. А сущность тела
в лесу витала, данность обманув.
В городе. Хокку
Я оживилась,
Запах леса почуяв.
Прошли грибники.
Болото в ряске
Болото в ряске… сонно и лениво
трясина дышит, холодцом дрожа;
то булькнет — изредка, — стирая след ужа,
то ветвь упавшую едва колышет,
то, шамкая, ворчит, когда кабан иль лось
его покой — «предерзостно!» — нарушат;
то, чавкая и чмокая, урчит, —
тогда ему — «по счастью» — удалось
неловкой живностью живности —
«преславненько…» — откушать.
Затем расправит — сыто — свою ряску,
под ней погрузится в привычную дремоту
и будет ждать: когда ж устроит встряску
хоть кто-нибудь… Не угодить болоту.
Предзимье
Съежился, скукожился, пожух
Сочный и упругий лист кленовый.
Был когда-то дивною обновой —
По сезонам цвет менял на новый:
Изумрудный, золотой, багровый…
Временем и ветром унесённый,
На земле пылится обречённо.
Съёжился… Скукожился… Пожух…
Погребен под стайкой белых мух…
Играя мускулами тучными…
Играя мускулами тучными,
Ярится тихвинское небо —
Рычит громами: «Где бы… Мне бы…»
Искрится молниями штучными.
Отринув ясность поднебесную,
Водой проточною дождится.
Уносит чистая водица
И пыль, и суетность безвестную.
Потоком сильным, обжигающим,
Омыло лес и разнотравье,
Усилив лужам их картавье
И голос водам убегающим.
Оно, весь день перестиравшее
В уделе правнука чухонца,
Не хочет высвободить солнце,
Доселе запросто гулявшее.
Искрится молниями штучными,
Рычит громами: «Где бы… Мне бы…»
Ярится тихвинское небо,
Играя мускулами тучными.
Ленинградское серое небо
Ленинградское серое небо
В моей памяти, где бы я ни был.
И дожди бесконечно-неспешные,
Точно слезы детей безутешные.
Озорной июльский ветерок
То берёзку тронет, то рябинку
Озорной июльский ветерок.
То с речной волной начнет разминку,
То, резвясь, взлетит на бугорок.
Покачает кашкам белым шляпки,
Распушит у щавеля хвосты,
Пощекочет елям юным лапки.
Как его желания просты!
Шаловлив и юрок, словно рыбка,
Он ещё не рвется напролом:
Пробежится лёгкий, как улыбка,
Одарив внимания теплом.
А потом взовьётся, рассмеётся,
Обозрит просторы с высоты,
И к земле — у нашего колодца старого
Отдохнуть запрячется в кусты.
Земляничная поляна
На пригорке земляника —
Краснобока, разнолика,
Словно манит: «Посмотри-ка,
Как я дивно хороша!»
Не пройти, конечно, мимо
Этой ягодной лавины,
И от сладостной картины
Радостно поёт душа!
Признание родному краю
Люблю весёлый птичий грай,
Садов, лугов благоуханье.
Твоё я чувствую дыханье,
Былинный Тихвин, отчий край!
Мила мне песнь родной реки,
Ладьи купеческие знавшей,
И память ту не растерявшей
Годам и бедам вопреки.
Люблю могучий Вепсский лес,
Под ним возвышенности плечи,
Он знает водопадов речи
И тайны всех былых чудес.
На кочках клюкву — дар болот,
Святых источников студёность,
Озёр проточных просветлённость,
И терпко-сладкий мёд из сот,
Тропинок ленты и поля,
Что вьются, стелются узором, —
Люблю и, обнимая взором,
Дышу тобой, моя земля!
Тихвинка. Акростих
Т ерпеливица, кормилица-река,
И мя дав иконе Богородицы,
Х лопотуньей, знай, бежит через века,
В дохновительницей — уж как водится!
И споведницею тихонько журчит,
Н езнакомкой зовёт убегающей,
К ак кудесница обряд вершит в ночи,
А рабескою вьётся сверкающей.
Тихвинка. Акростих 2
Т ы — судьба! Меж кубков и голгоф
И скрится в тебе былая сила.
Х лестко била в борт суда врагов,
В еселясь, торговые носила.
И стова во все века, смела,
Н о гостей встречала не балуя.
К ладезем для тихвинцев была.
А ллилуйя речке! Аллилуйя!
Тихвин. Акростих
Т ы прекрасен, город мой любимый:
И менем, судьбой неповторимой,
Х рамами старинными хранимый,
В ерный страж страны своей родимой,
И збранный, иконой освященный,
Н авсегда в анналы занесенный!
Гимн Тихвину — городу воинской славы
Землякам, защитникам Отечества
Богом избранный край, летописцем воспетый,
Уголок освященный великой страны!
Веру предков храним, свято чтим их заветы,
Испокон мы корнями своими сильны!
Край чудесных легенд о превратностях жизни,
О делах ратоборцев, купцов, мастеров,
Тех, что дом берегли и служили Отчизне,
Почитая их выше всех слов и даров!
Бились тихвинцы смело под воинским стягом
В регулярных войсках, ополченных рядах.
Дали стойкий отпор дерзновенным варягам
И на суше, и в водах на местных судах.
Думы-планы Петра претворяли когда-то,
Самого Бонапарта изгнать помогли,
Гибли в бойнях в Крыму и болгарина-брата
От османского ига в сраженьях спасли.
Позже в битве с фашизмом за обе столицы
Живота не щадили Отчизны сыны.
Гром победы их, свет ее первой зарницы
И сегодня нам ясно слышны и видны.
Реял флаг ли Андреевский, Красное знамя —
За идею и веру шли в бой до конца
Наши предки, чьи подвиги славятся нами,
И поныне питая умы и сердца.
Припев:
Город воинской славы — символ воинской славы!
Величается гордо ныне Тихвин родной.
Был и будет всегда он верным сыном державы,
Город воинской славы и иконы святой!
К истокам
А было так: окрест боры глухие,
Меж них проплешины болот и змейки рек,
Звериный рык и посвисты лихие…
Среди опасностей, трудов — за веком век
Струилась жизнь далёких предков наших:
Славян и вепсов, чужеродцев — круг широк! —
Что мир ценя, вбирали мудрость старших,
Сносили тяготы родных путей-дорог.
Познать стремились дальних стран творенья,
Народов тамошних устои, лад и быт.
С лихвой хватало им и сил, и рвенья
Стенанья волн сносить и стук копыт.
К булгарам волжским водный путь торили,
В Стекольне шведской завели гостиный двор,
Ромеев, греков сладки вина пили,
Везли на Тихвину Востока дух — убор.
С Ганзейским миром мен вели толково,
Своя Заступница хранила их в беде.
Умны и ловки. Верным было слово.
Ворчали недруги: мол, «свято место, где…»
Былых эпох преданья, планы, были
Анналы выборочно нам гласят. Увы!
Забытых строк — немало — мы открыли.
Потомки верные, откройте больше вы!
Вепсские были
Крупицы сёл и ниточки дорог.
Кружат — на счастье — голубь и синица,
Не в силах врозь и в общий образ слиться, —
Здесь до сих пор язычество ютится! —
Непрост родимый — тихий — уголок.
Волхвами шепчут Вепсские леса.
Стрибожьи внуки сказы их разносят.
Помочь советом люди старцев просят,
К могучим кронам выся голоса.
Здесь травы в пояс, горы — чередой —
От злых ветров издревле заслоняют
Родную землю, орды туч гоняют,
На стражу встав возвышенной грядой.
У этих гор за пазухой — давно! —
Как малый грошик, что рубля дороже,
На сон о днях иных теперь похоже,
Живёт деревня предков Лукино.
Ручьи окрест являют гонорок,
Ключи, кипя, исходят мыльной пеной,
И даже у Паши — реки степенной,
Бывает слышен звонкий говорок.
Вкруг глушит звуки водник роковой,
Толкая ввысь податливые струи.
В деревне взоры странников чарует,
Как пряник, дом с резьбою вековой.
Пьянит медвяно-терпкий аромат
Полей, лугов и крошечных делянок —
Красот без модных «стрижек» и «огранок» —
Живых полотен Шишкина формат.
Для редких видов — родина и рай!
Мужам учёным здешний кладезь снится,
Но… редки местных старожилов лица.
Потомок, были их не растеряй!
Храни, Господь, родимый — отчий — край,
Безлюдьем и безверьем не карай.
И пусть над ним и оберегом птица,
И дух святой во все века кружится.
На Масленице в Коломенском
Нахлынуло…
Люблю я зиму русскую — родную!
В сугробах деревеньки и леса,
И тройки бег, и песню заводную,
Былин и пересказов чудеса.
Отрадны взору местные забавы,
Коломенского диво-терема,
И девы наши — ладушки и павы,
И детворы счастливой кутерьма.
Свершенья предков, подвиги, легенды
Да пушкинские строки о былом —
Руси Великой заповеди-тренды,
Не страшен им ни «фэйк», ни «кибер-взлом».
Из цикла «Ночные ассоциации»
***
Россыпи созвездий с давних пор
Взор манили мой и ум пытливый:
Им и слог — то строгий, то шутливый —
И в душе звучащие мотивы.
Тайнопись созвездья иль декор?..
Я понимаю звездочётов древности
Я понимаю звездочётов древности,
Ушедших от лукавой повседневности,
В ведовский мир ночного неба…
Лунный серебряный луч
Лунный серебряный луч
Тихо мне в душу проник
И, как волшебный ключ,
Грёз в ней открыл тайник.
Когда созвездия над суетностью тленной…
Когда созвездия над суетностью тленной
Осветят полуночный небосвод,
Душа моя надеждами живет,
И окрыленный ею взор — вот-вот! —
Отринув прочь все тяготы невзгод,
В тот мир бездонный устремит полёт,
И там — на миг! — коснётся вечности Вселенной.
Ночь, как Циклоп
Ночь, как Циклоп,
с луною — желтым глазом
Открытое окно мое
собой закрыла. Разом.
Цыганка-ночь
Ночь свой звездный шатер раскрывает —
Взглядом старой цыганки пронзает.
Ворожит над землей, как она,
Взор маня, оставляет без сна.
Лунный сонет
Призрачный лунный свет
Листья берез серебрит.
Шелест их, словно сонет,
В сердце тревожно звучит.
Сверкая стразами Сваровски…
Сверкая стразами Сваровски,
Ступает Ночь восточной жрицей
В свой час на звёздные подмостки
Над миром властью насладиться.
Клубясь, магически трепещет
В её ладонях шар разумный.
Мерцая, он, волшебно-вещий,
Звучит в тиши сонатой лунной.
Ночной мир вечно-быстротечный.
Он полон грёз — златых мгновений!
За жрицей шлейф струится млечный
И россыпь ярких сновидений…
Необычный рассвет
Ночь уж седеет. Но сегодня
Луна упорно длит уход
В мир внеземной по звездным сходням.
Увидеть жаждется восход
Или с рассветом ищет встречи?
К чему? Что ей пришло на ум?
Ночь уступила не переча.
Вдыхая утренний парфюм,
Луна, влюблённая девица,
Поняв победно-гордый взмах
Ресниц соперницы-зарницы,
Бледнея, тает на глазах.
Последние звезды бледнеют
Последние звезды бледнеют
От ярких нарядов зари,
Их свет, точно пепел, развеют
Над миром ветра-бунтари.
Хрустальною слезой с небес
Хрустальною слезой с небес
Луна тихонечко скользнула,
И тьме ночной наперевес
Заря, как бабочка, вспорхнула.
Миниатюры
***
Лунная дорожка — точно мост,
Через гладь озерную легла,
И по ней во весь свой дивный рост
Ночь легко над Ладогой прошла.
***
Над вершиной одинокой ели
Каждый вечер загорается звезда,
Точно символ той высокой цели,
Что влечет романтиков всегда.
***
Словно птица ночной экспресс,
Тьму пронзая, вперед несется.
И лишь звездам с далеких небес
Не отстать от него удается.
***
Поезд скорый спешит в ночи.
В такт колесам сердце стучит.
Телефон безнадежно молчит.
За окном, как в душе, хоть кричи…
Луну, как огромный фонарь…
Луну, как огромный фонарь,
Заботливо ночь зажигает.
И ветер — извечный бунтарь —
Его над землею качает.
Луна горит, как медный таз
Луна горит, как медный таз,
Начищенный служанкой рьяной.
Но что скрывает он от нас
В покоях Ночи-Несмеяны?
Месяц желтый, как спелый банан
Месяц желтый, как спелый банан,
В звездных бликах призывно лоснится,
Но его не достанет десница —
Для услады лишь взоров он дан.
Ходит месяц тонконогий
Ходит месяц тонконогий —
Молодой задира, плут, —
Но его прилежно-строго
Звезды-няньки стерегут.
Поджарый месяц ныне крут и боевит
Поджарый месяц ныне крут и боевит:
Согнувшись, рогом рвет тугие тучи,
Те расползлись, побиты и плакучи,
А он их хлопьями, как лаврами, увит.
Блестя цыганскою серьгою…
Блестя цыганскою серьгою,
звезда на месяце повисла.
Сегодня вечером другою
дивиться не имеет смысла.
Белая ночь
Средь подруг своих разноликих:
Гордо-царственных и великих,
Томно-милых, игривых смуглянок,
Черноглазых и жгучих цыганок,
Сероглазок скромно-печальных,
Эта ночь — вся в одеждах венчальных.
Белые ночи
Чей-то фокус подлунный?
В чем природы секрет?
Каждый вечер в июне
Переходит… в рассвет.
И не спится влюбленным,
Сон нейдет к старикам
По житейским законам,
Не подвластным векам.
Остальные, пожалуй,
Диву этому рады:
Словно сон небывалый —
Ночи в белых нарядах.
Одесская ночь
Заснувшая Одесса.
Август. Ночь.
Такого неба
не припомню боле:
паюсный плис
в пунктирах блесток-звезд,
летящих вниз
по чьей-то высшей воле.
1988 г.
***
Люблю, когда на черный бархат
Ночь надевает звезд колье…
1976 г.
Лунная ассоциация
Лунный след на зыбкой воде —
Призрачный путь к заветной мечте.
Ночные дожди
Ночные дожди —
будто слёзы в подушку.
Вещают: «Не жди…»
девичьему ушку.
Принц ночи над сущим царит
Принц ночи над сущим царит,
Таинственно-гордый и властный,
Маняще-мерцающий, ясный,
В сплетении звездных орбит.
Будто лазер — лунный луч
Будто лазер — лунный луч
К нам дошел сквозь толщу туч,
Разогнал их, наигрался
И по миру пробежался.
Сегодня месяц, как хрустальный чёлн…
Сегодня месяц, как хрустальный чёлн,
По легким пенным облакам скользя,
Так одинок и так печали полон,
Но так хорош, что описать нельзя!
Ночной снегопад
Ночной снегопад — он иной:
Завесой встает, как стеной,
Меж тем, что ушло с днем вчерашним,
И ставшим уже настоящим.
Метео-Ночь
За окном снежно-серая муть
До утра не даёт мне уснуть.
Ни пурга, ни метель, ни вьюга
Действу этому не подруга.
За окном мнятся шёпот, возня.
Все сегодня тревожит меня.
На стене — как в театре теней —
Танец бешеный рьяных коней.
Ветер воет на все голоса:
То скуля, то жужжа как оса.
Отбивают часы каждый час,
Отбирая из жизни у нас.
Я гоню мысли-образы прочь,
Но такая уж выдалась ночь…
Разгул стихий и страшен и опасен
Разгул стихий и страшен и опасен:
Днем застят солнце тучи грозовые,
Терзают берег волны роковые,
Как стая хищников нежданную добычу,
Ветра загульные, верны призыву-кличу,
Слетаются на ближние селенья
И куролесят в них до исступленья…
Разгул стихий днем страшен и опасен,
Но шторм ночной — поистине ужасен!
Глагольное о звездах
То ли звезды в глазах отражаются,
То ль глаза точно звезды лучатся.
За такие мгновенья сражаются,
Предают, на дуэлях стреляются,
Души гибнут и возрождаются,
Страны рушатся и созидаются,
Но всегда храбрецы появляются,
В ком звездою мечта зажигается —
С таким взглядом в пути повстречаться!
***
Красавица-ель на пригорке
Растет от подруг в стороне.
Под нею на старой минорке
Играет сосед при луне.
Сидит он на пне, как на троне,
А пальцы так ловко снуют,
Что звуки смеются и стонут,
И птицами в небе поют.
Разговор соседа с Луной
— Ты чё качаешься, Луна?
Никак, с большого бодуна?
Тогда будь… как это?.. подружкой —
Распей со мной бодяги кружку,
Чтобы за жизнь наедине
Базарить на одной волне.
Смотрю я: чё-то ты одна.
Вниманьем, что ль, обделена?
Да и бледна, как смерть, однако.
Не дрейфь… Тут каждая собака
Меня учует за версту
И сядет, точно на посту.
— Давай! На, пей! Живее станешь.
Меня ведь, блин, ты не обманешь:
Я, выпив, вижу всех насквозь.
Так что молчать давай-ка брось!
Поведай прямо, как батяне:
Не натворила ль чё по пьяни?
Стань парой мне, как сапогу,
Я всё уладить помогу.
Друзей имею я немало,
Хоть их по жизни помотало,
Но каждый что-то сделать может.
…Вот чёрт! Мой закусь Бобик гложет.
Фиг с ним, пусть ест. Знать, так и надо…
Одна ты, свет, моя отрада!
Так хорошо вдвоём с тобою,
Хоть, может, я тебя не стою.
…Ты всё молчишь, себе верна.
Была б такою вот жена!
А то от ночи до рассвета
Не баба, а совет советов!
А я по ходу, знаешь, — ик! —
К советам так и не привык…
Фу, чёрт! На что это похоже?
Ты что — двоишься? Ну и рожа!
Иль так мотаешь головою?
И фиг с тобой. Глаза закрою,
Качайся на небе одна —
В том будет лишь твоя вина.
Не захотела быть второю…
Понятно дело: лучше б трое!
Кого ж найдешь в такое время?
Ух ты! Ударил кто-то в темя,
Да так, что фейерверком искры.
Щас встану — я на сдачу быстрый!
А… это ты… Я не опять,
Да я молчу… Иду уж спать.
И что ж тебе самой не спится?
Что я? Хотел хлебнуть… водицы,
Да вышел подышать прохладой.
Куда меня? В ютюб? Не надо…
Из цикла «Посвящения»
Зинаиде Гиппиус
Страницы бесконечных дневников
И частых писем — стайки, вереницы.
Кому? Не важно. Важно поделиться
Раздумьями из личных тайников.
Как бисер переливчатый они
На нити строк нанизывались ею.
Постичь ли их? И жажду, и… не смею.
То лик, то маски прячут ворожею,
Чьи вычуры причастнице сродни.
Догадками насытила листы.
Взгляд — ввысь, дух — оземь. Мысли, как качели.
Сомнений рой, тревоги и свирели…
Как много глаз те исповеди ели!
Они же незапятнанно-чисты.
Мятежница по духу и крови —
Огнём пылали волосы и очи:
Запретно-красным, вспученные — очень! —
Зелёным, точно лампа, — между прочим… —
Спасительница! Только позови.
Стихи-молитвословия ценя,
Чаи пивала с мистикой вприкуску,
В лорнетку глядя… Бусы мяли блузку,
Качался крестик — чёрный! — к ним в нагрузку,
И пудра осыпалась, в такт звеня…
Глубокие и грустные стихи
В парижском доме поздно зазвучали —
Враждой к России маялась вначале, —
Чужбины сны не скрасили печали.
Настали дни и помыслы тихи.
Как саван спеленала тишина.
Одно недолго сердце простучало.
Дни — на закат, а память — в их начало,
Где суженого встретила она…
Сменили сутки светозарные…
Владимиру Набокову
Сменили сутки светозарные
Театр типичных треволнений,
Сумбур случайных сокровений,
Томленья тёмные и тварные.
Созрели сумерки сливовые,
Теснятся тайнописью тени,
Созвездий славленые сени
Туманят тучи трёхголовые.
Сторонний свет самодовлеющий
Таврит тенистые тропинки,
Сараев сгорбленные спинки,
Топор, без трудника тускнеющий.
Сочатся сладости садовые.
Тучнеют тыквы. Там трёхцветка[2],
Стащив селёдку у соседки,
Терзает тушку… Тьма терновая…
2014 г.
Когда хандра конкретно так накатит…
Владимиру Высоцкому
Когда хандра конкретно так накатит,
И вон из рук — хоть стопка, хоть бокал.
Когда сосед свою собаку матит.
За что? Не суть: на сто ладов слыхал!
Когда — всегда! — нужны по горло деньги,
И мне терзать кадык свой весь сезон.
Когда ответил другу в духе Стеньки.
За что? Он знает. Дуться не резон.
Когда один или вдвоём — что редко —
Ловлю я жадно жизни каждый миг.
Вот только крылья сдерживает клетка,
А к ней мой дух мятежный не привык.
Когда кирпич — то сразу прямо в темя,
А если брызги — в душу иль в лицо.
По жизни еду вроде бы со всеми,
Но Бог уже прислал мне письмецо.
Когда от всех «когда» совсем устану,
Почую псом: «Пришла пора моя…» —
Живут пусть песни, сам же в вечность кану
И ей скажу: «Ну, здравствуй! Это я…»
Марине Влади
Я в юности доверчиво-далёкой
Француженку-жену боготворила.
Мне мнилась в этой диве ясноокой
Её оберегающая сила.
Напрасно… Ворожею то и дело
Гитары заменяли переборы.
Ни завтрака, ни ужина… Как грела?
Звонки да разговоры, разговоры…
Ведь русская, — а вот! — недожалела…
Искания Поэта и заносы
Не сдюжила? сдалась? переболела?
Как дым от папиросы все вопросы.
Душа и Мачо
Эдуарду Асадову
Как дней былых ремейки,
Напротив — две скамейки.
На них — глазами «Чур!» в глаза —
Красавец, жён и дев гроза,
И — лишь во сне приснится —
С небес? с картин? — девица.
Смутились. Им неловко —
Теснит умы обновка.
Боится он: «А вдруг мираж?»
Как мгла рассеялся кураж.
В груди толкнулось… что-то…
«Кадрить» прошла охота.
«Душа… Да чья-то, верно.
Забыть? Уйти из сквера? Но…»
В мгновенье ока и она
Себе самой поражена:
Сбоит дыханье. Сердце
Настукивает дверцей.
«Игра природы… Мачо.
И чья-то ведь удача…»
«Что делать? — мысли бьют ключом. —
Начать беседу ни о чём?..»
Тряхнув попсовкой, он тонит
Румянцем цвет её ланит.
Смешались страх и гордость.
Являет каждый твёрдость…
На них взирали небеса.
Им пели птичьи голоса.
Играя, псы рычали.
Они не замечали…
Не знаю, кто тому виной, —
Примчался дождик проливной.
Она вскочила. Быстро.
И он. Вспорхнула искра.
Отпрянув, оба — невпопад —
Смахнули глупый словопад.
Так быстро всё случилось,
Как будто жизнь включилась.
И парень — будто век знаком! —
Накрыл обоих пиджаком.
Пошли — под чьим приглядом? —
«Душа» и «Мачо». Рядом…
Случайный ветер
Юбка мини,
Пиджак в полоску,
Джемпер с Джинни —
Наряд неброский.
Наряд неброский
Да косы знойные
Так красят девушку
С ногами стройными.
С ногами стройными,
Глазами смелыми,
Кисти достойными
Губами спелыми.
Идет беспечно
В людском потоке,
Ей ветер встречный
Румянит щеки.
Румянит нежно,
Играя челкой,
Зовет небрежно
«Своей девчонкой».
Зазывный шепот,
Что нежит уши,
Под встречных топот,
Идет — не слушает.
Идет, не слушая,
Не соблазняется,
На волю случая
Не полагается.
Я в юности тоже мечтала
Я мечтала о морях и кораллах… Из песни
Я в юности тоже мечтала:
О южных морях и кораллах,
И мысленно взором ласкала
Мачты на дальних причалах,
Пальмы на дивных Мальдивах,
Пляжи на знойных Гавайях,
Джонки в китайских заливах,
Выводки хижин на сваях,
Яства и камни Востока,
Индии яркие краски,
Замки — легенды без срока —
Франции старой сказки,
Властную мощь океана,
Скалы в брызгах прибоя,
Смелого капитана —
Девичьих грёз героя.
Мой ветер
За окном мой давний воздыхатель —
Тих, порывист, иногда чумной,
Приключений и любви искатель,
Вновь вернулся встретиться со мной.
Вызывая: «Подойди к окошку!»,
Всякий раз меняет голоса,
То притянет лунную дорожку,
Млечную расправит в небеса.
Пригласив с собою на прогулку,
Ждёт ответ, вздыхая и шепча.
Повторит стекло, как эхо, гулко
Всё, о чём молил он сгоряча.
Ожиданья мука мне знакома!
Плед откину, встану, улыбнусь,
И девчонкой выбегу из дома,
И в его объятья завернусь…
N***
И пусть тебя я никогда не встречу,
Твой голос и глаза запомню я,
Беседу нашу, что вели в тот вечер.
Дорогу…
Ветер…
Капельки дождя…
1975 г.
[1] Таборы — хорошо освещенное местечко с парком, дамбой, прудом и Фестивальной площадкой — местом проведения культурно-массовых мероприятий в нашем городе.
[2] Трёхцветка — кошка рыже-черно-белого окраса.
Об авторе:
Галина Смелова, родилась 29.12.1956 г. Историк-краевед, литератор, журналист. Образование высшее. Победитель, лауреат, призёр, финалист, номинант ряда журналистских (в т.ч. «Золотое перо 2004», «Дела и лица 2009») и литературных конкурсов. Публикуется в газетах, альманахах, научных и литературных сборниках. Вышли два авторских издания (1991, 2006).
Член Союза краеведов России, действительный член Национальной академии туризма, член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области.
