В непридуманном мире прожить…
Поговори со мной, душа
Поговори со мной, душа,
о том, как в жизнь чужую,
любовь по каплям, не спеша,
течет, и как держу я
в ладонях капельки любви.
Поговори, поговори!
Поговори со мной, душа,
о том, как ночью лунной
я в небо глядя чуть дыша,
концерт играю струнный
в объятьях ветра до зари.
Поговори, поговори!
Поговори со мной, душа,
и укажи дорогу
ту, что ведёт из шалаша
в храм православный к Богу.
Молитвой двери отвори
и разум с сердцем помири.
Поговори, поговори!
Поговори, поговори!
Запахи детства
Никуда от памяти не деться,
из рассвета в сумерки упав,
ощущаю нежный запах детства
сладковатым вкусом на губах.
Я хочу лицом припасть к ладоням
добрых рук, что пахнут молоком.
Запах мамы, словно плач гармони,
ясный свет и в горле слёзный ком.
Я уже годами старше мамы,
и живу, как шрам, в душе храня,
горький запах срочной телеграммы,
сиротою сделавшей меня.
Песня о Правде
Как свеча на ветру,
вдруг замечется сердце в испуге
От пришедших некстати
в мой дом неприятных вестей,
И огонь моей жизни
запляшет в оранжевом круге,
А судьба ухмыльнется,
завидев незваных гостей.
Не злорадствуй, судьба!
Мои гости так скромно одеты.
А одна даже голой
погреться зашла у огня.
Звали Правдой её те,
в ком совестью души задеты.
Те же, в ком совести нет,
оскорбляли ее и меня.
Что поделаешь, многим
та Правда нелицеприятна,
И порою ее изгоняют,
потворствуя лжи.
Но уходит она
и становится сразу понятно,
Что нельзя без нее
в непридуманном мире прожить.
Я вас прощаю
Живу, а сердце обесточено
и доступ к радости закрыт.
Дорога жизни укорочена
на десять вёрст чужих обид.
Я вас прощаю, люди добрые,
зло держит тот, кто
духом слаб.
Ведь на Земле,
все жизни пробные:
вчера – хозяин, завтра – раб.
Ты – мужчина, а я – женщина
Ты – мужчина, пришедший из марта,
а я – женщина зноя июльского.
Ты в плену у игры и азарта,
а я – сладость у пряника тульского.
Ты – мужчина, весною взъерошен,
а я – женщина, летом обласкана.
Так зачем ты июльской порошей
в моё лето приходишь за сказками?
Теплит грусть мою
Теплит грусть мою берёза
в желтом платье у пруда,
где в преддверие мороза
рябью сморщена вода.
Пахнет затхлостью и тиной
пруд нечищеный давно,
лет минувших паутиной
время падает на дно.
Словно в платье с кринолином
в копнах рожь среди полей,
и вбивает осень клином
в небо стаи журавлей.
Чтоб сшивали ровной строчкой
птичьи стаи облака,
то тройным тире, то точкой
в небе пишется строка.
Теплит грусть мою рябина
алой гроздью на крыльце,
лет минувших паутина
сохнет маской на лице.
Не смывается дождями
и колодезной водой
карта жизни, что годами
мне начЕртана судьбой.
На лугу
На траве-мураве жемчугами роса,
соберу поутру слёзы неба в ладони
и услышит душа райских птиц голоса,
что поют о любви под напевы гармони.
На широком лугу незабудки растут,
медуница цветёт и душистый горошек
то обнимет траву, то закрутится в жгут
и висит ожерельем из радужных крошек.
Васильковая грусть расплескалась в глазах,
от духмяной травы мысли здравые кругом,
что вселенская радость живёт в небесах,
белый ангел сказал, пролетая над лугом.
А ещё он сказал, что трава-мурава ?
это письма людей, что ушли раньше срока,
васильки и ромашки в тех письмах слова,
вместо точек с тире ? зверобой и осока.
По траве-мураве пробегу босиком,
от холодной росы стынут белые ноги.
Я письмо от отца прочитаю тайком,
то письмо, что в войну потерялось в дороге.
Мне до тебя
Мне до тебя один лишь шаг
из суеты сует до истин,
но не могу шагнуть никак,
мне на него не хватит жизни.
Мне до тебя один лишь миг
от расставания до встречи,
но все часы стоят и крик
надежд последних гасит свечи.
Мне до тебя один лишь вздох
в бесперебойности дыханья,
но в горле ком и, как итог,
непредсказуемость желанья.
Мне до тебя одна лишь грань,
что меж реальностью и сказкой.
Ты только душу не порань
сердец невидимою связкой.
Мне до тебя, как до звезды,
что дарит свет любви Вселенной,
но счастлив я, что там есть Ты
и правишь миром, где я пленный.
Мне до тебя один лишь шаг
из суеты сует до истин,
но не могу шагнуть никак,
мне на него не хватит жизни.
Журавлиная синица
Не могу я не влюбиться
в красоту родного края,
что ночами часто снится,
время сна не выбирая.
Снятся в пурпуре осины
и берёзовые рощи.
Снится, как костёр рябины
на ветру дожди полощут.
Снятся домик на угоре
и ромашковое поле,
где гуляют на просторе
воля вольная с неволей.
Снятся радуг семицветье
на воздушных крыльях ветра
и восторгов междометья
от любви большой и светлой.
А ещё мне небо снится
в голубом платке из ситца,
где летают сны и птица –
журавлиная синица.
Уставшие струны гитары
Михаилу Яроховичу
И трогали руки
уставшие струны гитары,
и падали звуки,
случайно взлетевшие ввысь,
тем звукам внимая,
шумели в ответ тротуары,
судьбу обгоняя,
бежала по ним чья-то жизнь.
Наивное племя
играет симфонию страсти,
и ветер гуляет,
и шепчет о чём-то трава.
Судьба делит время
и жизнь на неравные части,
и я говорю ей
о том, что она не права.
И я говорю ей
о том, что по совести надо
и радость, и горе
делить меж людьми пополам.
Она отвечает,
что жизнь – это тоже награда,
и цены на жизнь
назначать доверяют не нам.
Я живу из себя
Я живу из себя
среди строчек и строк,
Каждый день
то слепая, то зрячая.
И судьбу теребя,
приближает мой срок
то холодная ночь, то горячая.
Я живу из себя,
как родник из земли,
Пробиваясь сквозь
ложь и злословие.
Об утратах скорбя,
ради вечной любви,
Я о жизни пишу
послесловие.
Душа виновна в том…
Душа распята на кресте из слов
за то, что перед миром обнажалась.
Был приговор у критиков суров –
виновна в том, что вызывает жалость.
Виновна в том, что каждая строка
чеканит слоги временем на марше
и в том, что слов пустых, наверняка,
нельзя найти в её словесном фарше.
Душа виновна в том, что иногда
строка стиха впивается, как жало,
в сердца, в умы, в минуты и года,
и кровью плачет с острия кинжала.
Солдатская душа
Выпала кровавая роса
на траве, обнявшей стан берёзы,
то ли неба плакали глаза,
толи сердца раненого слёзы.
Умирают птицы на лету,
а солдат,
как будто бы споткнувшись,
падает за времени черту,
от земли ногами оттолкнувшись.
И летит солдатская душа
в небо, где тоскуют души птичьи,
и на кровь, что капает с ножа,
смотрит павший воин с
безразличьем.
Умирают птицы на лету,
а солдат,
как будто бы споткнувшись,
падает за времени черту,
от земли ногами оттолкнувшись.
Посмотри на небо ясным днём
и увидишь в радужном сиянье,
как душа солдатская огнём
пишет: «Будьте живы, россияне!».
Ветеранам
Не предъявляя счет за трудность жизни,
пройдя сквозь невниманье и враньё,
вы не кричали о любви к Отчизне,
а, молча, умирали за неё.
И пусть болят от непогоды раны,
и пусть обид и горестей не счесть.
Российские солдаты – ветераны,
как хорошо, что вы на свете есть.
И пусть не обо всех напишут повесть,
и многих неизвестны имена.
Вы – честь России и народа совесть,
на долгие, надеюсь, времена.
