Ветеранам ВОВ
Ветеранам ВОВ
Вот уже почти и не осталось –
Стареньких, седых, не согнутых войной.
Многие в земле. Совсем их мало.
Ветеранов, убеленных сединой.
Юностью своею заплативших,
Чтобы жили дети, мы с тобой.
И за Солнце, миллионы лет светившее
Им и нам, над несклоненной головой.
Чтобы Мир и Небо были светлыми,
Чтобы гарь пожарищ не слышна,
Жизни положили наши предки.
Смертью храбрых заслужили ордена.
Их Весна. Победа! Сорок Пятый!
Их война, остались навсегда
Вписаны в Историю, в скрижали,
Героические кровью имена!
Одна любовь седого ветерана
Ты стучи и болеть не смей,
Индевелое сердце тоски…
Среди мирных спокойных дней
Память обручем давит виски…
Дым пожарищ на семьдесят лет,
Стон далекой моей войны…
Где шеренги ушедших друзей…
Время наше, где мы пацаны…
Мы в атаку ходили не раз,
Всё окопы да блиндажи…
Километры военных дорог…
Память платит свои платежи.
Память всполохом… боль на всю жизнь.
Как я чудом остался живой?
«Мессершмитты» опять слышны…
И опять продолжается бой!
Грохот… Взрывы… Опять я контужен…
Преисподняя… бой… я лежу…
Даже Богом забыт! Даже Богу не нужен!
Только небо… Оглохший, гляжу…
А вокруг, в смерти Землю обнявши,
Искореженных тел… вижу руки.
Я молюсь! Веру в сердце принявши…
Я живой?.. Я не слышу звуки!
…Я на поле убитым лежал…
Меня Ангел чумазый спас…
Своим тельцем к земле прижал.
Стук сердечка. Секунда – час.
Как тащил он меня по земле!..
Причитал! Может, мамочку звал?
Только рук своих не разжимал.
Его руки как манна мне…
Я ее не забуду вовек.
Вот кому на войне ордена…
Ангел – маленький человек,
Санинструктор она, медсестра.
Перепачканное лицо…
И шинель не по росту ей…
Будь хоть даже тогда слепцом,
Никого не видал красивей!
Медсанбат. Сортировка. Тыл.
Вереницы госпиталей…
А я все-таки верил и жил,
Что вернусь непременно к ней.
Не успел! Километры дорог…
Под бомбежку мой Ангел попал.
Я помочь ей тогда не смог –
Смертью храбрых мой Ангел пал.
Восемнадцати… нету годков
Нашим щуплым богиням войны –
Сколько лет уж, как Ангелы снов,
Даже здесь… нас хранят они.
Сто дорог до Берлина прошел.
И лопатил я пыль кирзачом…
Больше Ангела не нашел…
Говорите, любовь ни при чем?
Это зря! Там другая она.
Мне не нужно ее иной…
Обгоревшая наша Весна!
Машет юность девичьей рукой.
Пыль дорог на моих ногах…
Застарелые раны болят…
Часто снится: иду в сапогах
И деревни, деревни… горят.
Пули рядом свистят у щеки.
Рвут снаряды земную плоть…
Друг коснулся моей руки –
Шепчут губы последнее «Будь!»
Индевей, индевей, индевей…
Индевелое сердце тоски…
Тихо мантру, молитву шепчу…
Пепел. Снег… на мои виски.
Когда седые плачут ветераны
Когда седые плачут ветераны,
На параде, на виду у всей планеты –
Вспоминают давний сорок пятый!
Той Весны для них дороже нету!
Посмотри! Седые в свете дня,
Головы склонив у обелисков,
Плачут возле Вечного огня
Ветераны в окружении журналистов.
Боль потери помнят не одну…
Матерей, детей, солдат, всего народа!
И цветущую Победную Весну –
Ликовала в радости природа!
И сегодня Память слишком близко.
В новом веке, с новою весной,
Звездами в сердцах алеют обелиски
Защитивших Родину собой!
Помним Курск, блокаду, Ленинград,
Севастополь, Брест и Сталинград!
За Москву кровавые бои – Помним!
Каждый час Священной той войны – Помним!
Миллионам голову сложившим,
Победившим фрицев под Москвой
И победно до Берлина прокатившим –
Слава! Обожженным той войной!
Помним Кёнигсберг, Берлин, Варшаву.
Вы геройски знамя пронесли!
Гибли за Победу и Державу,
Отгремели славные бои!
Подвиг ваш прославлен на века!
Подвиг – выживших! И трижды – Подвиг павших!
Память наша – пуля у виска
Жизнь свою за Родину отдавших!
Торжествует с радостью и болью,
В нас жива Священная война!
В генах наших жив Великий Подвиг.
Не тускнеют ваши ордена!
Пусть листают дни календари.
Пусть года слагаются в историю.
Завещаем – Память сохранить!
Войнам объявляем мораторий.
И когда сегодня плачет ветеран,
Единицы их, белеют их седины,
Боль их разделяем пополам!
Наши поколения едины!
***
Сослагательного нету наклонения,
У Истории ряды точнейших дат.
Пусть задумается наше поколение
О великом подвиге Солдат!
Если бы тогда не победили?
Пусть задуматься заставят всех стихи –
Нас бы под гребенку истребили!
А кто выжил, из-под фрау бы таскали бы горшки!
***
Слава вам, седые ветераны!
Слава дедам нашим и отцам!
Низкий вам поклон за ваши раны!
Кнут истории прошелся по сердцам!
Иван, «не помнящий родства»
Иван, «не помнящий родства», –
Потерянные сотни поколений!
Терзали нас, что нет креста,
И кровных уз нам рвали звенья!
Уж как ни укоряли нас?!
Себе в угоду пришлые тираны!
И где, скажи, они сейчас?
А Русь зализывала раны!
Иван, «не помнящий родства»,
Домой идет через планету.
Там дома дочка подросла,
Он всю войну хранил конфету!
Остались Эльба и Дунай
В его вчерашних буднях страшных!
Сражен Рейхстаг, цветущий май,
А похоронка голубем бумажным…
Конвертик страшный внешне мал,
В углу с пометкой – «Очень важно!»
А в нем две строчки: «Храбро пал!
Сражался смело и отважно!»
И мать, прижав конверт к груди,
Зайдется в крик, совсем старуха,
В мольбе: – Сынок, домой приди,
Ты посмотри, кругом разруха!
И словно эхо, этот крик
Ивана шибче подгоняет.
А древний сгорбленный старик
Крест-накрест в спину осеняет.
…Иван шагает по Европе,
Уже Россия впереди…
Четыре года он протопал,
Твердил одно: – Ты только жди!
Он очень сильно торопился.
Последний бой нелегким был.
Он выжил! Начисто побрился,
Сапог трофейный накремил.
Четыре года отгремели,
Отгрохотали за спиной.
Виски Ивана побелели.
Иван спешит к себе домой!
Седая мать стоит в сторонке,
К груди на сердце жмет ладонь,
Там, где хранится похоронка,
Там, где как зверь свернулась боль.
Глазам не веруя – заплачет,
Уронит траурный конверт.
Ее домой вернулся мальчик,
Он обошел весь белый свет!
Дочурка спрячется в светёлке,
С такой же русою копной,
А с фотографии на полке
Глядит жена… – Пришел, родной!
– А где ж сама Любашка ходит? –
И вздрогнет тень среди могил…
На фото черная каёмка…
– Так вот зачем я уходил…
Последний ветеран
Опять весна, тревожат раны,
Из шкафа китель достаю.
Сирень дурманом пахнет пряным,
Мне снилось: у Рейхстага я стою.
Тогда, в далеком сорок пятом,
Весна зарделась над страной,
В крови погибших и распятых.
Кумач алел над головой.
Как и тогда, сегодня нервы
В тугую скручены спираль,
Опять я вспомнил сорок первый,
Бои смертельные и гарь.
Горит Отечество в пожарах,
Армады полчищ под Москвой.
Сегодня нас осталось мало,
Кто пережил смертельный бой!
Мы полпланеты прошагали,
Ползли на пузе по земле,
Россию-Мать мы отстояли,
Победу вырвали в огне!
Могилы братские в молчании
У стен Московского Кремля.
Мы бились насмерть здесь отчаянно,
И чудом выживший здесь я.
Я надеваю гордо китель,
Медалей звон как зов святой.
Могилы мимо не пройдите,
Солдат не помянув за упокой!
Мой шаг сейчас уже нетвердый,
Но не прийти к вам – не могу,
Вы пропитали землю кровью,
Ни пяди не отдавшие врагу.
Огнями Вечными пылает
В Истории кровавый лист страны,
За всех невинно убиенных,
За выживших в аду у сатаны.
Штандарты падали под стены
У ног Московского Кремля.
Я помню годы – сорок первый,
И сорок пятый помню я.
Седые волосы мне гладит
Весенний ветер на висок,
Я на торжественном параде
Со всей страной не одинок!
Мы оборону здесь держали,
Страна восстала из руин,
И гордая стоит моя Держава,
Рассеялся зловещий черный дым.
Назло врагам, всем в назидание
На марше Армии парад,
По всей Земле напоминание –
Из обелисков строгий ряд.
Мы скоро встретимся с друзьями,
Там временны́х не будет лет,
Поблёскивая орденами,
Ценой всех завоёванных побед.
Опять тревожат болью раны,
Шрапнелью посеченная спина…
Но новым утром я упрямо
Вновь надеваю ордена!
Иду, друзья, к вам через годы,
Во что б ни стало, Я ПРИДУ!
Как вам здесь спится? Не тревожат
В две тысячи семнадцатом году?
Победно шествует Держава,
Здесь незабытым спит Герой!
И гордо здесь шагает слава
Над необъятной вширь страной!
Баллада одной семьи
Детям Великой Отечественной войны посвящается
Одна страница и одна судьба
Из многотомной повести войны.
Я память расскажу, что мама сберегла,
Ее кошмары детские и сны…
Легка стремительная поступь,
Мелькают мирные года.
Отечества незримый росчерк,
Победы гневного пера.
В них зычный голос Левитана,
Истории мы слышим голоса:
– Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа…
И колоколом эхо отзывается,
Россию пробудив от сна,
Потомки с памятью сживаются,
Как будто снова началась война!
Бессмертный полк шагает по планете,
Его героев множат имена
Голодные, чумазые, но выжившие дети.
Их тоже помнит сорок пятого Весна!
Войны детишки – босы, стылы ноги,
Мелькают их черты, излишне строги,
Огнем и порохом пропахшие дороги.
Мольбы Руси не слышат боги!
Детей войны, их взгляд забыть нельзя.
Вы в фотографии вглядитесь на досуге.
С них смотрят безымянные глаза
Дитя войны, застывшего в испуге.
В колготах, перевязанные шалями,
Осиротевшие – чем виноваты?
Дороги их не мечены медалями,
Хоть ростом малые, но Родины солдаты.
По-разному судьба у них сложилась.
Война сурова и не приголубит.
Сирот слезами Родина умылась,
Но подвиг их Россия не забудет!
Беда коснулась каждую семью,
Черпали вдоволь в это время лиха.
Я расскажу историю одну из детства моего,
Рассказанную мамой на ночь тихо…
Год сорок первый. Любонька. Ей год.
Малышка родом из Харцызска..
Сестра Валюха. Танцует и поет,
В шесть лет почти артистка.
Надежда – моя бабушка, их мама…
Отец Иван. Родители любимые они.
Беда совсем пришла нежданно –
За жизнь одну взамен рубила три!
Воскресный день. И утром рано
Война нагрянула, и «мессеры» порвали
тишину!
Отец Иван, прослушав Левитана,
Обнял родных и сразу на войну…
На смертный бой поднялись наши деды
Все как один, без разговоров под ружье.
За Родину! За Сталина и за Победу!
За общую, единую – шли в бой как за свое!
Надежда молодая разве знала?
Судьба немилая всем принесла беду.
Вся мыслями жила подле Ивана
И сердце рвала сквозь пожарищ мглу.
Да, трудно, как и всем в то время было.
Валюшка хулиганкою росла.
А младшую, Любашку, мама мило
С любовью комом золота звала.
Любаша мамочку не помнит…
Лишь рук тепло и образ как пятно…
Скупые, мелкие детали напомнит
Позже ей сестра. Их память как одно.
Рассказывала Валя, как забыла
Сестру-малышку в парке на скамье…
А наигравшись, возвратилась –
Нашла ее под лавкой на земле…
Досталось на орехи ей от мамы,
Валюшка-то упрямица была.
И мама неустанно заклинала,
Чтоб Валенька сестренку берегла.
Сердечко у Надежды часто ныло,
Ведь всеми мыслями с Иваном на войне.
Ночами горькими в подушку выла,
Предчувствуя трагедию в семье.
Война в кураж вошла. Ей горя было мало.
Зря русские поклоны били к алтарю…
Трагедии тогда, как покрывало,
Накрыли Русь. И каждую семью.
Одна беда, молва гласит, не ходит.
Пришла беда – ворота отворяй.
Надежду нашу горе не обходит.
Стук в двери: «Солдатка, похоронку принимай…»
Мой дед Иван погиб в сорок четвертом.
Бои под Киевом вел Первый Украинский фронт.
Январский снег расплавился в окопах, гибли роты,
Безумных жертв смертями множа фонд.
Дед с сорок первого с боями дотянул,
Дорога на Берлин уже открыта.
Под Белой Церковью геройски дед уснул.
И жертва миллионов не забыта!
Война-разлучница бед принесла немало,
Судьба суровая и страшные года,
Смерть никого не удивляла,
Надежду от детишек увела.
Не вынесла Надежда вести
И за Иваном вслед ушла.
Остался маленький нательный крестик,
Который дочь на память сберегла.
Осиротели две чумазые девчонки,
Померкло небо в свете дня,
Собрали две походные котомки,
Все молча, ничего не говоря.
Над си́ротами грозно завопила
Война как мачеха! Не страшен больше черт!
В крик изошла, пройдя лишь мимо!
«Война не страшная», – так скажет идиот.
Как много лет искали мы следы,
Все пусто, так и не узнали
Ни бабушки, ни дедушки судьбы,
Как не было, как будто бы пропали.
Пропали. Канули как в жерло.
Перемолола судьбы их война.
И лишь девчонкам двум в наследство
Оставила на память имена.
Лишь имена, «посвидка» о рождении.
Ни фото, ни вещей, ни капли ничего.
Потеря стала боевым крещением,
Их первым, среди прочего всего.
А дальше по приютам, полустанкам,
Вагон-теплушка, детский дом…
Сердечко детское скулит подранком…
Но память светлая живет в душе о нем.
И много лет спустя, уже своей дочурке,
В наследство ее память для меня,
С теплом, ночами кутаясь под бурку,
О детстве ведала мне мамочка моя…
Все было страшно, жутко, интересно,
Я теребила маму за подол, прижавшись тесно,
Ее просила об одном: – Мам, расскажи о детстве.
А сказки включишь мне потом.
Ее я мучила вопросом: – Что ты помнишь? –
И голос мамы замирал…
А за окном стучалась полночь,
И мир вокруг сжимался, становился мал.
О детском доме все ее рассказы…
С двух лет обрывки в памяти картин.
С любовью нескончаемой ее фразы
О днях суровых все слились в один.
Ново-Оскольский спецдетдом,
На улице Воровского, дом номер тридцать шесть.
С любовью встретили малышку в нем.
И потянулись дни, казалось, их не счесть.
Какими судьбами попала – и не знает,
Догадывалась – папа командир.
Любаша тихо плачет… понимает,
Что детский дом отныне ее мир.
Как на подбор все платья-близнецы,
Короткие. И стрижки наголо.
Герои павшие, не видят их отцы.
Их горе общее, на всех одно.
Досталось детям на войне,
Детдомовцам и просто потеряшкам…
Детишкам, жившим в полусне,
Наташкам, Сашкам и Любашкам…
Делили все напополам –
Невзгоды, радости, печали.
Им очень не хватало в жизни мам,
От голода молчали, не кричали.
Тельца худые и одни глаза.
Их хлеба пайка невесома.
Не помогали образа –
Здесь голод царствовал сурово.
В столовой разрешали кушать маленьким,
Но детвора – смышленые мальцы,
Хлеб прятали поглубже в валенки,
Им слаще лакомства с ворсинками хлебцы.
Войной не сломлены, души добрейшей няни.
В тылу герои тоже ведь нужны.
Все воспитатели оберегали деток днями,
Бессменные хранители они.
Такая уж у них была работа.
Они свою войну уже прошли.
В любви к голодным, брошенным сиротам
Необходимость и призвание нашли.
Все праздники устраивали сами,
Над детским домом шефы моряки,
Все взрослыми, и детскими руками,
И в горе веселились как могли.
Большая елка, Новый год, подарки.
А елку наряжала детвора.
Игрушки мастерили сами,
Ведь голь на выдумку хитра!
Из шкурок сыра, куда что делось,
Игрушку можно смастерить!
Да только голод! Любонька наелась!
За малым сыр не смог ее убить!
Лежала долго Любонька в постели,
Боролась долго. Ей хотелось жить.
Воспоминания – фантомы,
Их вьется тоненькая нить.
Сиротам, всем было бесспорно,
Кому-то умирать, кому-то жить.
И наша Любонька день ото дня упорно
Училась заново ходить и говорить.
Река Оскол. За нею лес, гора.
Туда детей водили по орехи.
Фундук! Орехи в майки собирала детвора,
И не было забавнее утехи.
И этот вкус из детства фундука,
Лесной малины сладкой кость.
И ежевика ягода терпка,
От голода спасала ее горсть.
Одна из многих в памяти история,
Экзамены родного языка,
Где Пушкина, отличница поспорила
И «замуж» выдала поэта на века.
Никак женить поэта не хотелось!
Кощунственно такое говорить!
И с верой в сердце Любонька посмела
Экзаменаторов учить!
Война закончилась. И в брызгах мая
В жизнь новую впорхнули как птенцы,
И в Лету канула история смешная,
Детдомовцы – бойцы, как их отцы!
Упорство в их крови в годах не тает.
Войной суровой учены они.
И, может, мягкости немного не хватает
В подросших детях, пасынках войны.
Кремень, характеры из стали.
Достойнейшие дочери, сыны!
Их жизнь как подвиг, жизнь не выбирают,
Идут оглохшие от мирной тишины.
Калеченные детские сердца,
В них где-то глубоко сокрыта тайна,
Как в жизни не хватило им отца,
Без матери их жизнь необитаема.
А дальше каждому свое –
Не нам судить! Тем более строго.
Шагает молодость, летит ее копье,
Кому-то в цель, кому трудиться много.
Вот так дожили до седин.
Так жизни скоротечна повесть,
Мелькает тысяча картин,
Жизнь круче набирает скорость.
Но не привыкли пасовать!
Им довелось красиво жизнь прожить,
И мирный атом, космос покорять,
И каждым мигом в жизни дорожить!
Плечом к плечу седые встали Дети!
И дети их! И внуки! Ряд тесней!
Живые сызнова, поднялись деды
В руках своих потомков всех мастей.
По всей Земле врагов ввергая в шок,
В единый ряд сошлись все поколения!
Шагает гордо наш Бессмертный полк,
И деды наши рядом – крепче звенья!
Война! Она в крови! И в венах наших ток!
Лавиною шагает по планете
Советский наш Бессмертный полк!
И нет страшнее силищи на свете!
Обелиски России
К чему, поведай мне, Россия,
Сынов погибших множишь имена?
За что их отдала, похоронила?
От обелисков ощетинилась земля!
Огнями Вечными Восток опять пылает.
И очи матерей ослепли от огней…
А их все убивают… Убивают…
Войну чужую не зови своей!
Медали множатся и звания.
И гимнастерки прожигают ордена.
Не видишь, вдов чернеют шали?
Твоих героев славя имена…
Седых волос привычная окраска,
Вне моды траурный наряд…
И горе изгаляется в гримасах.
Из вдов твоих бесчисленный отряд.
Ты грудью широка, земля впитает слезы.
Молебен павшим отпоют березы…
И звездами зажгутся обелиски…
Изнанка, без войны, цена сегодня Жизни.
Уходят за кордон сынов твоих отряды.
И множатся рядов смертельные парады…
От горя небеса над Русью снова плачут.
И ворог за углом все о тебе судачит…
А платье на груди от слез твоих промокло.
История опять достала меч Дамоклов,
И головы летят!!! В тон звездам обелисков,
Алеют небеса от гнева слишком близко…
Кадриль со смертью
На поле брани смерть танцует.
Ее безудержна кадриль.
Как бесноватая ликует,
Плащом объяла поля ширь.
Смотри-ка, в раж вошла старуха!
Осанка! Царственнее нет.
Размалевала кровью губы.
Кадриль сменяет менуэт.
И без стеснения приглашает
На танец молодых юнцов.
Туфлей ее под пылью глянец,
Смерть в образе! Приковывает взор.
Гипноз ее так липко-хладен.
И поцелуи на уста –
Как на торжественном параде,
Всем поголовно. Первым без креста.
Наводит смерть в рядах порядок.
Блаженство обещает и покой.
Нет спуску от нее и нет пощады,
Когда касается рукой.
И никого не пропустила…
Всю роту увела с собой.
И даже для проформы не спросила,
Какой по счету у мальчишек бой!
Лишь напоследок загрустила,
Издав прощальный дикий вой.
Натанцевалась и остыла, забрав
Всех до единого с собой.
Сегодня без работы ей не скучно,
Редеют здесь бойцов ряды.
Она здесь царствует беззвучно!
Она здесь – спутница войны!
Я поклонюсь ребятам из Афгана
На броне – шестьдесят!
В венах кровь загустела.
И тельняшки от соли трещат.
Здесь плюется песок,
И щека занемела.
Ощетинившись, горы стоят.
Здесь жара и пылища,
Здесь взгляд озверелый
Из-за каждого камня нам вслед.
Здесь капкан на капкане.
Здесь кожа сгорела.
Здесь земной благоденствует ад.
***
Я поклонюсь ребятам из Афгана!
Героям нашим – шурави!
Война со смертью вас венчала,
Считала ваши головы и дни.
Я поклонюсь им, возмужавшим,
Погибшим, выжившим в войне,
Прошедшим горы Кандагара,
Кундуз, Кабул, Гардез, Герат,
Шиндандт, Джелалабад…
И точку отправления в Фергане.
Я поклонюсь ребятам до земли –
Десантникам из наших ДШБэ.
Всем офицерам, мальчикам-солдатам,
Героям, подарившим мир тебе и мне.
Я поклонюсь ребятам из Афгана.
Им, поседевшим, сквозь пожарищ мглу,
И тем, кто возвратился на борту «Тюльпана»
В Россию, «грузом 200», в цинковом гробу!
Вы вырвались у смерти из капкана.
Вы навсегда остались – шурави…
У обелиска вон седая плачет мама,
Перед глазами — сын застыл в крови.
А по ночам вы снова на войне –
Опять обстрел и мордой в пыль,
Здесь горы плавятся в огне –
Не отпускает эта быль!
И боль потерь, и запах гари…
Пропитано извне ваше нутро!
И каждой ночью гибнете вы сами
С братишкой в БТРе заодно!
В горах чужих, в ущельях, там на дне,
В огне горели, погибали наши роты…
Помянем их сегодня всех до одного,
Там смерть не глядя раздавала квоты.
Плечом к плечу сегодня встанем вместе,
У обелисков головы склонив!
Всем вам, не уронившим чести,
Спасибо скажем, поблагодарим!
Пусть четверть века за плечами.
Мы не позволим памяти молчать!
Вы в орденах тихонько рядом с нами.
О вашем подвиге должны потомки знать!
А ля гэр ком а ля гэр
А на войне как на войне –
Груз памяти нам снова давит плечи
И стонет птица в вышине.
Мемориал. Торжественные речи…
На Родине, в глубинке, в память мне
В родимом доме у иконы плачут свечи.
Роняя воск, горят в помин душе…
А за околицей кричит о чем-то кречет.
Седая мать молебен вознесет.
Наверное, ее я ТАМ услышу.
Сквозь слезы, им не знает счет.
Заполнит ее горе дом до крыши…
А на войне как на войне…
Здесь солнце палит, плавит все нещадно.
Сверчок стрекочет в тишине,
Здесь горы в злости затаились беспощадно.
И небо ввысь, огромное – большое!
До боли все такое неродное.
Земля шершавой ощетинилась травой…
И дух ее чужой, он не со мной!
Здесь ветер рану мне не студит,
Кровь запеклась на высохших губах…
Кто не был здесь, тот, может, и осудит.
Здесь каждый камень – он мне враг!
Внезапно небо почернело –
Закрыло солнце темное пятно…
Склонилась тень, как птица налетела,
Душманов лица все как на одно!
Язык гортанный, незнакомый.
Жизнь прошлая мелькает как кино…
Не страшно мне. Я застрахован.
Я сердцем, с Родиной давно!
Мне крестик под тельняшкой душу греет.
Я ран не слышу. Он дает мне сил!
Движение привычно. Нож. Рука немеет.
До крови губы закусил!
Я в детстве был пацан бедовый. Ярмо?
Мне слаще смерть, чем плен!
Я, окруженный! Нечисть. Свора!
Я в землю вжался, как пружина нем!
Из сил последних – лопнула пружина!
Врешь, сука! Русских не возьмешь!
Зубами в глотку «духу» на чужбине,
С последней мыслью мясо рвешь!
И девять грамм свинца, сейчас они мне счастье!
Прошила очередь – пролаял автомат!
Сомкнулись очи. Смерть во власти!
И мысль последняя – о маме… Прости, не виноват!
А в затухающем мозгу –
Грохочет пульс. И с новой силой
Сознание кричит: – Я все смогу!
Я русский… Эхом мысли уносило…
А где то у реки играет детство…
Вихрастый мальчик озорной…
И плещет плес знакомый по соседству…
И ветерок прохладный и родной.
Слезами в приступе заплачут ивы.
И батька скомкает вновь пачку папирос.
Торжественно вздохнут, как эхо, нивы
В подножии у русских у берез…
Нация, забывшая историю
Какой плевок на свежие могилы –
Стерто ластиком – мы не были в Чечне.
Как пощёчина всем матерям России,
Чьи сыны погибли на войне.
Головы слагали штабелями
Тысячи, да кто бы их считал?
Пленными навечно пропадали
На гористых тропках хмурых скал.
Все они сегодня позабыты
Волей политических интриг.
Лица стёрты, краски смыты.
Слова не замолвлено за них.
Не успели высохнуть все слёзы.
Родина, рыдает мать!
А о них ни строчки и ни прозы,
Будто не желают вспоминать!
Стыдно, соплеменники, потомкам
Своего вчерашнего не знать!
Нация, забывшая историю,
Обречённо будет умирать…
До сих пор не могу писать о Чечне
До сих пор не могу писать о Чечне.
Начинаю думать, и душат слёзы.
Часть души я оставила на войне,
Слишком много там было прозы…
На большой земле горемыка-мать,
Я хочу тебе, женщина, рассказать,
Всё как было на той войне –
А стоит?
Может, к чёрту, не ворошить?
Продолжать как жила, так жить?
Лишней строчкой не делать больно
Ни тебе, ни себе? Мозг командует: – Вольно!
Боевая готовность. Не спит медсанбат.
БТР истекает кровью.
На броне два десятка ребят
Исковерканных тел болью.
Метры, метры кровавых бинтов.
Оперблок гудит как улей.
Ни имен, ни фамилий. Все это потом.
А сейчас извлекают пули.
Как на линии фронта, разделён коридор,
Сортируют живых от мёртвых.
И двухсотых хватает в нём,
И не раз поминают чёрта.
Прости нас, мать, что в этой каше
Мы сына твоего не сберегли.
Тебе не нужно оправдание наше,
Мы сделали, поверь, всё, что смогли…
И снова вертушки на бреющем
Уходят за Терский хребет…
А память искрою тлеющей
Напомнила мне о войне…
Руки
Посвящается п/п-ку медицинской службы, хирургу Дудаеву Борису Герсанеовичу, моему мужу.
Ты – для меня Солнце,
Ты – первый после Бога.
Ты чуть не погибло, Солнце!
Вдали от родного порога.
Светило, мое ты Солнце,
В горах, на войне в Карабахе.
Тебя на расстрел без эмоций
Водили в нательной рубахе.
И трижды всходило Солнце!
И Богом хранимо было,
И билось твое сердце,
Все пули летели мимо…
Бежал ты по дну ущелья,
И жались друг к другу скалы,
А в спину как лютые звери
Вдогонку пули кусали.
Отбили «свои» на склоне,
На месте разбитой колонны.
Вы шли, уходя от погони —
Вели вас мечты о доме.
А позже в чеченских долинах
Светило все то же Солнце
И, жизнь отмеряя аршином,
Не уставало бороться.
Простые советские парни
В изломе Новой России.
Куда посылала Родина?
Туда, куда не просились.
Хирурга усталые руки
До боли близки и знакомы.
Какие вы знали муки?
Вдали от родного дома.
Нет, вы не считали жизни,
Которых с могил поднимали.
И где-то свою Россию
Собой, как дзот, прикрывали.
Мелькают знакомые лица,
Не пощадили годы.
А память как дым змеится
И пожинает всходы.
Седые виски. Морщины
Лицо бороздили Солнцу.
Ты мне такой же красивый,
Ты мне словно свет оконцу.
Любимые, добрые руки…
В них опыт, надежность, сила.
Судьба не берет на поруки,
Как щепки нас буря носила.
Целую твои я руки
За то, что тогда на войне
Смерть – эта подлая сука –
В бою проиграла тебе!
За сотни спасенных жизней,
За слезы, за боль матерей,
И за любовь к Отчизне,
За то, что меня смелей.
Сияй же, пылай, Солнце,
На миллиарды лет!
Судьбы предначертаны кольца –
Жизнь – факел, несущий Свет!
Об ушедших друзьях пою я…
Об ушедших друзьях пою я.
Для меня эти строки – гимн.
И голубка, тихонько воркуя,
Переводит все строчки им…
На войне, на дорогах молчания,
Я запомнила их имена…
Журавли в поднебесье кричали…
Зябко ежилась тишина…
А вдали, за хребтом Терским,
Била громко жизни струна.
И по ранам военным, зверским,
Звонкой плетью ходила она…
Ну и что? Мы из тех, кто вернулись.
Мирной жизни как мачехи взгляд.
Мы живем как во сне. Не проснулись.
И никто уж из нас не рад…
По привычке шагаем по жизни.
По обочинам – тени друзей…
От второго рожденья до тризны
Жить с виной нам и грузом смертей.
Никуда не уходят тени…
В ряд, в шеренгу вослед идут.
И с каким-то печальным смирением
Шепчут мне, что они меня ждут!
И я падаю в пыль на колени.
В исступлении прощенья прошу.
За Кавказ и за нас! За войну!
И за все, чем еще дорожу!
Не уходят! Преследуют тени!
Мне привычен уже их взгляд!
Я готова молить их прощенье,
Бестелесных друзей отряд!
За все то, что за них живу я!
И за то, что смотрю в небеса!
Наяву и во сне молю я –
Не свершаются чудеса…
Не прожить эту жизнь за троих!
За себя… и ушедших их…
Старший сержант Наташка
Подруга моя боевая,
Где жизнь тебя носит сейчас?
Ты где-то живешь и не знаешь,
Что я вспоминаю о нас –
Старший сержант Наташка,
Дивчи́на с цветущей Кубани,
Каре – короткая стрижка.
С бинтами в каждом кармане.
Росточком мала сестричка,
И глаз ее синих брызги
Раскрашенных будто кистью
С мольберта счастливой жизни.
Мы были с тобою моложе.
И даже немножечко схожи.
С лица ты была пригожа,
А я чуть взрослее и строже.
На марш уходили колонны,
А горы все выше, круче.
И сколько еще перевалов,
Где нас спасет просто случай.
Наташка словцом приправит,
Заколет смешную чёлку,
И скажет: – Не страшно! – слукавит.
А в сердце кольнет колко.
Как перышко жизнь тебя носит,
Была ты в воде и в огне.
Бойцов на броне привозила
И в Северном, и в Ханкале.
Уходят в дорогу колонны,
Глотаем горячую пыль.
Солдатик совсем зеленый –
Мне в снах возвращается быль.
С маршрута вернется Наташка
И раненых прет до полроты.
Мальчишек – Сережек и Сашек,
На горных собрав поворотах.
Кровавых бинтов обоймы
И по спине липкий пот.
Зажмет в клещи жестко болью,
Да так, что сводит живот.
Худые, угластые плечи,
Халат прикрывает лычки.
– Давай-ка, Наташка, закурим.
Тащи сигареты и спички.
Давай посидим, Наташка,
Нам выпал свободный час.
Давай посидим, посмеемся,
Все, может, в последний раз.
Давай посидим, помечтаем,
Пока нам выпал часок…
Спиной ощущаю, кожей, – снайпер,
И холодеет висок.
А черная ночь развесила
На горы свое покрывало…
И как-то по-мирному весело
Горсть звезд на него разбросала.
Здесь небо слезами не плачет,
Когда взрывается ад.
Когда, совсем еще мальчик,
В бою погибает солдат.
«Груз 200» – не просто случай,
Когда в смерти жутком котле
Всегда погибает лучший,
В тревожащем душу дне.
Пудовыми падает гирями
Картинка, впечатав сапог.
В мозгу обрывается струнка,
Пульсирует болью: – Я смог!
И чуть напускная грубость,
Тебе она там к лицу…
Не знаю, что? Подвиг иль глупость?
Когда жизнь спасаешь бойцу…
…А впрочем, просто работа…
Уходит за ротой рота…
Идут они в новый бой –
Если не ты, кто другой?
Нас время, конечно, рассудит,
Расставит все точки над «И».
А память ночами будит,
И колет… болит в груди.
Медсанбат, аэропорт Северный, г. Грозный, моей подруге, ст. с-ту медицинской службы Перфильевой Наталье посвящается.
Мы еще станцуем
Белая подушка… В тон слилось лицо.
Пахнет йодом. Душно. Сжалась боль в кольцо.
Тихо. Я на цыпочках подхожу к бойцу.
Легкою рукою, как крылом, к лицу.
Миг – ресницы дрогнули, до бровей взлетев,
На всю жизнь запомнила, как он поглядел!
Глаз озера синие. Пусто! Только боль,
Нервами звенящая. Но не дрогнет бровь.
Маска нереальности. Мир вокруг застыл.
Беззвучия тональностью время охватил.
Лишь слезинка с краешка чудится живой.
По щеке скатилась, взгляд затронув мой.
Тихо след дорожкой на подушку пал.
«Ты держись, Сережка!» – взгляд мой прошептал.
Поправляю простыни… Нет у парня ног!
Где должны быть ноженьки, след пустой пролег!
Как во сне. Все молча. Только ОН и Я.
А в душе все горше, ведь совсем дитя!
Ведь совсем молоденький, только призван был!
Чей сынок он, Родина? Крик в душе застыл.
Не сдержась, заплакала. Только губы вдруг
Прошептали тихо мне: – Ты не плачь, мой друг,
Ты не плачь, сестричка! Мы еще споем!
Мы еще станцуем! И домой придем!
Медсанбат. 2004 год. Чечня.
Блокпост
Патронов немного, на пять минут боя.
Свинцом поливают нещадно блокпост…
Смерть спряталась рядом, за ближней стеною.
Стоит терпеливо, совсем в полный рост.
Довольная, сука! Ощерясь в улыбке:
«Согласна, ребятки, я жду пять минут.
Домой черканите своим по открытке
И двинемся в путь…»
Остались в живых только я и Серега
Среди исковерканных, порванных тел…
– Пакуем вещички, Серега, в дорогу?
Патроны закончились, что ты хотел?
А «чехи» все ближе, все славят аллаха,
Лопочут по-своему гортанно «акбар».
В последний момент не чувствуешь страха
И смерть принимаешь как данность, как дар.
Остались вдвоем, только я и Серега.
Да пара гранат. И нету минут.
Секунда застыла в приветствии строго –
Еще пару метров… Ждем, пусть войдут…
Вы видели русских, как ходят в атаку…
Палит нещадно южное солнце.
Тельняшка прилипла от пота к спине.
Солдат белозубо кому-то смеется
В пыльном окопе. Привиделось мне…
Минуты затишья редки перед боем.
Вот щуплый мальчишка утёр пот с лица.
Мотает вприпрыжку портянку парнишка.
Не видно пока в нем лихого бойца.
Ведь здесь он недавно, почти что из дома.
Наука военная вряд ли знакома.
И ротный вздыхает от взгляда на роту.
С теплом называет их «горе-пехотой».
Вы видели русских, как ходят в атаку?
Вы видели русских, когда рвутся в драку?
Не удалые бойцы из спецназа,
Вчерашние школьники, воины сразу?..
Потом в медсанбате израненный ротный,
Взахлеб от эмоций и будней пехотных,
Сестричке поведает в белом халате,
Как дрались бойцы, что в соседней палате.
Как встали в атаку, пот с грязью растерли,
Как драпали «чехи»! Ребята поперли!!!
Бежали и падали, перла пехота,
Его пацанов, вчера желторотых…
Вы видели русских, как ходят в атаку?
Вы видели русских, когда рвутся в драку?
Руками, зубами, трещат чьи-то глотки.
Сто грамм боевых честно выпитой водки.
Их прадеды, деды так тоже ходили,
И гены мальчишек того не забыли!
Эх, Родина-мама! И жизнь как копейка.
Не греет в окопе солдат телогрейка.
Промокшие насквозь, не тянут бушлаты.
Их руки ласкают в бою автоматы.
Нещадное солнце. Обветрены лица…
Им долго атаки еще будут сниться –
Там будут кричать они другу:
«Прикрой-ка!»,
Ища АКС у стены, возле койки!..
А утром нальет поминальную стопку
Вчерашний солдат, прочь задвинет костыль.
Малец поседевший сидит, глушит водку
И заливает вчерашнюю быль…
Да только об этом кто разве расскажет?
Медали попрячут поглубже в шкафы
Простые ребята, солдаты со стажем,
С непознанной тайной русской души!
Растут обелиски как росчерки судеб,
Из-под земли восстают как грибы,
Кровавые звезды, привычные будни,
Автограф на сердце чеченской войны.
Вы видели русских, как ходят в атаку…
Вы видели русских, когда рвутся в драку…
Об авторе:
Мира Бриг, родилась в 1966 г. на Дону, в столице Донского казачества, в г. Новочеркасске. Образование медицинское. Участник боевых действий. Замужем. Двое детей, две дочери. «Стихи пишу с 30 лет. Война изменила меня и шкалу ценностей. Жизнь разделилась на «до» и «после». О любви… больше не пишу».
Номинант на национальную литературную премию «Поэт года 2016», номинант на национальную литературную премию «Поэт года 2017», номинант на литературную премию «Наследие» (2017), номинант на литературный конкурс «Георгиевская лента» (2017), номинант на литературную премию им. С. Есенина «Русь моя» (2017), победитель Всероссийского литературного конкурса «Герои Великой Победы» (2017), участник альманахов «Карат» (2010), «Фаворит» (2017), «ЛитОсфера» (2017).
