Большая война
Большая война
Солдаты выстроились огромным строем: тысячи, сотни тысяч, встали прямыми шеренгами. Все одинаковые, словно куклы на конвейере, ровные и аккуратные. На лицах пустота. Отчего-то лишь оружия не было в их руках. Стояли молча, ждали свой час. Их с самого начала готовили к этой роли, они должны были умирать, такова их задача и цель. Умирать, чтобы не умирали другие. Тишина нависла над головами огромной армии, ожидание, казалось, не трогало их сердец. Битва должна была начаться с минуты на минуту, и никто не знает заранее, кого смерть заденет косой следующим. Здесь случай правит абсолютно. Под ногами солдат расстилалось бетонное поле, расчерченное краской на сектора, подписанные соответственно назначенной им зоне, где они встретят гибель во благо миллионов. Так было уже давно, и это всех устраивало.
Сигнал тревоги оповестил о начале наступления врага, лишь немногие дрогнули на местах, но каждая фигура знает свое место на доске. Лишь капля пота потекла по лицу одного молодого солдатика, огибая опущенные брови и готовые разразиться слезами глаза.
Внезапно пара сотен солдат на крайнем левом квадрате закорчились и упали, за ними так же повалились пятьдесят человек ближе к центру. В этом не было системы, просто случайные солдаты начинали биться в агонии и умирали. Оставшиеся в живых снова строили порядки, вставали по стойке «смирно» и набирали воздух в грудь, чтобы сердце не так билось.
— Уберите погибших, — прозвучал из ниоткуда металлический голос.
— Хорошее начало нашего решающего сражения, поздравляю! — хлопнул в ладоши человек в громоздком шлеме с проводами, врастающими в его плоть у основания шеи, черные круглые линзы на глазах блеснули, отразив свет десятка мониторов.
На экранах виднелись выстроившиеся ряды солдат, на одном большая машина с ковшом увозила по воздуху сваленные в кучу тела павших. Напротив человека в шлеме из монитора смотрел такой же точно «игрок».
— Кажется, ты скоро займешь мой город, — продолжил человек
в шлеме. — Но я мог бы использовать реактивную артиллерию на вон той базе, — он постучал ногтем по карте местности. — Это погубит… дай-ка подсчитаю. Хм, от трех до пяти десятков человек, сойдемся на сорока.
— Справедливо, — отозвался противник.
Не сводя глаз со своих мониторов, он отвел руку к большой квадратной кнопке справа, набрал что-то на панели возле нее и нажал.
— Так-так, но моя танковая дивизия могла бы прорвать линию обороны города и при самых неприятных раскладах я потеряю не больше полусотни, а вот ты, мой друг, должен убрать сотен пять. Танки-то самые мощные, новая разработка. Деньги, полученные на прошлой войне, помогли. По моим подсчетам погибло бы никак не меньше двух сотен, остальных можешь перевести в другое место.
— Пожалуй, — согласился первый. — Да, я дважды пересчитал. Ладно.
Набрав сумму жизней и выбрав регион на панели возле кнопки, он нажал ее. Двести бойцов в корчах попадали на землю.
— Постой! — воскликнул он тут же. — Ты припер меня почти к самой столице, я имею право применить ядерное оружие! Так-с, если бы я запустил сто боеголовок прямо сейчас, то как минимум четверть из них успела бы долететь до нескольких крупных городов, минуя твои ПРО, и захватить на тот свет двадцать миллионов гражданских и около ста пятидесяти тысяч военных. Давай, расплачивайся, любезный!
— Ах, ты ж! Совсем забыл, что мог бы привести ПРО в большую готовность! Ну что теперь… Хм, а за сколько гражданских у нас нынче считается один солдат?
— Три к одному.
— Три к одному?! Так ведь в прошлой войне было пять к одному!
— Ну что поделать, процесс нужно ускорять, войны утратили былую актуальность уже после открытия калькуляторов вероятности и принятия конвенции Всемирным Советом, да и гражданских, сам понимаешь, убивать неэтично. Так что дави на кнопку и не думай мухлевать, я просчитываю не хуже тебя.
— Что же, пусть так, — он нажал кнопку, — а ведь действительно, сколько могло народу погибнуть раньше, до конвенции-то, вот мы были дураки.
— На ошибках учатся, все проще отдать жизни тех, кто и так ими жертвует, чем рисковать. Да, я перешлю тебе деньги в счет ресурсов, которые ты мог бы захватить, если бы занял вышеуказанные города и провинции. Или тебе натурой отдать? — «игрок» указал на экран со списком земель и цифрами.
— Ха, это будет кстати, ведь перед тем как отвести войска, я, конечно, вывез бы ресурсы. А после получения предполагаемого ущерба от твоих бомб… Отправляю список, можешь свериться с показаниями своего калькулятора.
— Да, я просчитал. Ты бы точно вывез… Перевожу средства.
— Ну что, отложим выяснение отношений между нашими государствами на потом или сразу высчитаем, кто бы победил при имеющихся раскладах? У меня еще пара кампаний намечалась, хочу узнать, насколько целесообразно. Армия же не безгранична. Все солдаты, которые должны были в ходе боев погибнуть (я могу сразу просчитать, если передашь точный список вооружения), будут честно убиты, контрибуции за теоретически захваченные земли выплачены, территории при необходимости переданы. Я всегда соблюдаю правила, ты меня знаешь.
— Не-е-е, не надо считать, — первый «игрок» откинулся на кресле. — Надо же и нам иногда развлекаться…
Человек, который всегда улыбался
Жил-был на свете человек, который всегда улыбался. Казалось бы, ничто не в силах убрать улыбку с его лица. Везде, где он появлялся, люди становились также веселы и улыбчивы, потому что человек, который всегда улыбался, легко заражал окружающих своей энергетикой. Иногда ему становилось очень грустно, но никто никогда не видел его слез и не представлял его печаль возможной.
Человек, который всегда улыбался, легко располагал к себе людей. Был ли это начитанный интеллигент или простой работяга, он мог найти общий язык с каждым. Он ценил души людей, а люди порой хотели, чтобы он просто был рядом, так как поднимал им настроение и светом своей улыбки заставлял забыть о проблемах хоть ненадолго. Однако это иногда заканчивалось разочарованием и люди либо уходили, либо искали в человеке, который всегда улыбался, смешные черты, продолжая веселиться с его помощью.
Идя по улице, человек, который всегда улыбался, собирал на себя всех пьянчуг и сумасшедших, околачивающихся возле ларьков и автобусных остановок. Наверное, так выходило из-за того, что большинство людей сторонились их, поглядывая с презрением, а человек, который всегда улыбался, обычно был открыт и весел. Встретившись с ним, все те бедняги получали шанс выговориться, а он слушал их и по-доброму смеялся, никогда не прогоняя и не ругая.
Он всегда мог найти прекрасное вокруг, даже если мир отчаянно пытался подсунуть ему свои мерзости и разочаровать в себе. И настолько сильно человек, который всегда улыбался, беспокоился
о судьбе мира, настолько любил людей, что готов был собрать их всех в одном месте и сбросить на них атомную бомбу…
…чтобы потом радоваться в аду, что люди, ставшие его жертвами, отправились в рай.
Чужое племя
Река ушла. Вода еще оставалась в русле, но она отхлынула от берегов, оголив коряги на илистом дне и шершавые бронзовые тела крокодилов. Сначала отход воды не пугал ее, но теперь Нкиру всерьез обеспокоилась о судьбе племени. Раньше жизнь на берегах Реки была беззаботной и счастливой, главное — следить за крокодилами, но они боялись нападать на детей, если рядом стоял хотя бы один старший. А нынче дети не могли даже добраться до мутно-желтой воды, не рискуя свалиться с крутого берега в вязкую жижу, по которой даже верткие крокодилы не решались ступать. Оттуда их невозможно будет вытащить, как ни тянись. И все же хуже прочего — неминуемая жажда. Если река продолжит уходить и дальше, вскоре от нее останется одна тонкая жилка. Земля вымирает, трава вокруг давно пожухла, а безоблачное небо не давало дождей много-много дней. Нкиру не умела считать дни, но хорошо помнила, что последний раз вода лилась с неба еще когда старый Зикимо не потерял почти весь слух.
Нкиру и сама была уже немолода, давно племя шло за ней так же, как когда-то шло за ее матерью. Так они однажды добрались до этой реки, надеясь, что отсюда им уходить не придется. Но ведь они ушли с прошлого места, значит, там тоже не стало воды или растущей на земле и деревьях пищи (а мясо племя тембо не ело). Сухой ветер гулял среди сухих трав, и многие жители уже покинули обжитые места. Только ОНИ приходили все чаще. Злые хищники, черные, как самая глухая ночь, с горящими глазами, убивающие криком. Нужно было двигаться туда, где рождается солнце, там должна была оставаться вода, ведь не высохла же она во всех краях! Солнце опускалось за горизонт, кривые высохшие деревья плавились на фоне его красного лика. Нкиру созвала племя к большому одинокому баобабу, под которым она так любила отдыхать у реки, глядя на детские игры. Старое дерево раскинуло изломанные руки с зелеными пока, но редкими листьями, вздрагивающими на знойном ветру. Тембо часто собирались тут для принятия важных решений, однако столь важных пока перед ними не вставало.
Юный и горячий Узома пытался возразить, предлагая идти вверх по реке, прогнать тех, кто там живет, и забрать их воду, но неодобрительные взгляды соплеменников и вид старших, мрачный и угрюмый, быстро закрыли ему рот.
— Мы пойдем за небесным глазом, — сказала Нкиру. — Моя бабушка говорила, что он выходит из большой воды, а потом проваливается сквозь землю. Так что идти к концу земли глупо, отправимся же к ее началу.
Они пошли. Впереди нарастала ночная тьма — обиталище злых черных демонов, убивающих тембо и пожирающих их кости. Их называли шетани, старались избегать за много горизонтов, но теперь, когда мир начал умирать, шетани стало больше. Тембо уже сложно стало прятаться от них.
Сделав привал под большими деревьями, где их хуже было видно, Нкиру говорила младшим: «Всегда смотрите, чтобы шетани не подкрались к вам в темноте, днем их видно лучше, но они так же опасны. Даже жестокие нгвена не столь страшны. Шетани лишает жизни криком, похожим на гавканье, его иногда слышно в ночи. Запомните этот крик до конца ваших дней и всегда убегайте, если услышите его, пока еще не поздно». Дети ее слушали, однако за играми быстро забывали важные наставления. Племя шло дальше, ночью прячась в гуще кустов и деревьев, хотя их мало оставалось в саванне, а днем вставали в колонну, идя за Нкиру. Кибоко и твига, все уходили от высыхающей реки, но они разбредались в другие стороны. На горизонте в закатные часы виднелись лишь далекие тени высоких твига. Два раза Глаз прокатился по небу, жажда крепчала, и утолять ее получалось исключительно благодаря сочным листьям, не тронутым доныне тлетворной жарой.
Однажды под вечер племя Нкиру повстречало других тембо. Они шли вслед за Глазом в низине, в то время как Нкиру вела свой народ против Него по возвышенности. Это было хорошо, ведь говорить с кибоко или твига тембо не умели. Нкиру громко их окликнула, спросила, не видели ли они воды и куда идут. Но ей ответили, что большой воды они не видели, хотя и шли не той тропой. Однако они отчаялись искать воду на восходе и шли теперь к Высокой траве, что слева от хода Глаза. Тембо туда обычно не ходили, в Большой траве никогда не знаешь, кто и откуда за тобой следит. Нкиру только пожелала собратьям удачи и повела племя дальше.
В небесах кружили тени падальщиков, ждущих, когда тяготы пути наконец свалят кого-нибудь из бродяг. Но они терпели, шли на пределе сил, и все-таки терпели. Ближе к вечеру бесконечные саванны перешли в спуск к руслу еще одной реки. Река пересохла давно, однако не полностью: на широком просторе между берегов чернели лужи грязи, а в них поблескивала вода — дар небес. От нестерпимой жажды тембо готовы были броситься в эту грязь, хватать драгоценные капли друг у друга, глотать их вместе с землей. Только старшие соплеменники знали, какой грязь бывает опасной, как жадность может довести до беды. Нкиру пошла первой, щупая лужи, некоторые из которых были шириной с крону старого баобаба для совещаний. За ней пошли опытные, но не самые старые члены племени, потом дети и только после детей — старики. Нкиру и ее помощники отыскали место, где грязь не доходила выше пальцев, туда первым делом согнали младших. Воды всем не хватало, из одной лужи пили по трое, по четверо. Делились, о жадности позабыли сразу же, ведь главное для выживания племени — взаимопомощь.
Нкиру пила из отдельной лужи, ей уступили из уважения и благодарности за то, что вывела племя хоть не к большой, а все же воде. Воды было мало и она была грязной, но сейчас это не имело значения. Нкиру жадно глотала, позабыв обо всем на свете, даже о долге вождя. И лишь испуганный крик молодой Мазози заставил оторваться от лужи. Ее сын, кроха Изоба провалился-таки в яму, коварно сокрытую жижей. Нкиру бросилась на помощь, расталкивая непонимающих сородичей, Мазози не имела еще опыта, не умела ни воспитывать, ни следить за детьми. В одиночку она не вытащила бы сына. Никто так и не понял причину спешки Нкиру, пока не стало поздно. Перепуганная мать в неуклюжих попытках вытащить дитя затолкала Изобу еще глубже; совсем еще малыш, он мгновенно задохнулся, нахлебавшись разжиженной грязи. Пристыженные соплеменники собрались вокруг, отводя взгляды. Им стало совестно, что жажда возобладала над чувством братства. Им стыдно было слышать протяжные стенания Мазози, ведь теперь они могли только сочувствующе погладить ее по плечам и голове. Скорбь навалилась на все племя, даже вода не шла в рот после трагедии. Все молчали, один старый Зикимо временами качал головой и издавал невнятное ворчание. Наверное, он видел будущее…
Ночью племя снова остановилось под деревьями. Здесь была пища и укрытие от непогоды и хищных охотников, чьи глаза, словно звезды в ночном небе, то загорались среди густой травы, в кустах или на ветке кривой акации, то гасли, оставляя жертву в неведении своей дальнейшей судьбы. Стоянка выдалась неспокойной, воздух разогрелся и едва не обжигал заветренную кожу, бледный Глаз сделался больше обычного, а вскоре на горизонте зардело зарево. Для восхода было рано, хотя свет напоминал рыжие или желтые волны, исходящие от светлого Глаза. Обычно Нкиру радовалась появлению Глаза, восторг пробуждающейся жизни охватывал ее, но только не сейчас. От этого свечения в саванне исходила опасность, высокие травы полнились тревогой. Затем послышался топот. Много ног стучало по земле, в ночи разносились испуганные крики. Шум и вой обрушились на мирное стойбище, огненная волна поднялась выше деревьев, разгоняя ночь.
Племя не знавало пожаров, возле реки, окруженные прохладой, они лишь изредка видели за горизонтом рыжее зарево, но даже в самые жаркие дни огонь не подбирался так близко. Страх распространился быстрее пламени, в ужасе все вскакивали и порывались бежать врассыпную. Нкиру и двум наиболее мудрым ее помощникам стоило многих усилий останавливать их. Они бегали и окликали паникеров, иногда хватая их. Собрав племя, Нкиру быстро погнала его вдоль пожарища, охватившего, казалось, всю саванну от горизонта до горизонта. Они бежали всю ночь до рассвета, пока вконец не выбились из сил. При перекличке не досчитались двоих. В суматохе они мчались, не разбирая пути, и отбились. Сколько их ни звали, сколько ни кликали, никто не возвратился к сородичам. Горе вновь посетило блудное племя. Даже малыши знали, что в одиночку выжить очень сложно самому большому и сильному. Либо хищники подстерегут тебя, когда ты будешь спать или ослабнешь, а то и сами черные шетани придут за твоими костями. А от них нет уже спасенья, так говорили старики. Кое-как подкрепившись у небольшого кустарника, племя двинулось к горизонту. Нкиру упорно шла, прочно веря в успех, ведь иначе получается, что все было напрасно. Но вот к следующему вечеру племя дошло до непреодолимой преграды. Странная стена перекрыла им путь, разделив простор саванны. Она казалась непрочной, но сломать ее не получилось, как ни усердствовал силач Узома да прочие молодые и крепкие. Касаясь стены, они испытывали страшную боль, видимо, черные духи ночи успели опередить тембо и заперли их в ловушке. Отсюда виднелись огни в логове шетани, слышался их вой.
— Все, дальше не пройти, — отчаялись падающие от усталости странники.
Если демоны выстроили стену перед ними, то почему бы не прижать их сзади, не запереть в маленький загон и не убить своим дьявольским криком? Шум голосов мешал мнения в одну кучу, начиналась неразбериха, и Нкиру взяла инициативу, пока не поздно. Ее громкий крик испугал соплеменников сильнее зачарованной стены.
— Мы свернем от жилища шетани, обойдем эту преграду, а дальше будет вода. Вы чувствуете свежий ветер? Он может дуть только с большой воды!
— Нет! — взбунтовался Узома. — Преграда может не кончиться, я предлагаю напасть на шетани, они меньше всего ожидают этого от нас, думают, мы глупые и пугливые. А мы убьем их всех, и уже никто не помешает нам добраться до воды.
И он ушел, взяв с собой одного самого верного товарища. Больше поддержки его затея не получила. Два силуэта быстро исчезли в ночной мгле в направлении огней логова шетани. Больше их в племени никогда не видели. Зато той ночью слишком уж шумно было в саванне, а потом громко кричали демоны шетани. Нкиру же выбрала другой путь, но ей не повезло преодолеть полупрозрачную стену, и она повела племя назад, держась рыжеватых бугров гор на горизонте. Много птиц летело в ту сторону, должно быть, и вода там осталась. А впереди еще много ночей, когда злые шетани выходят на охоту. Желая отомстить, они непременно пустятся в погоню.
Ночь выдалась душной и невероятно темной, но, включив фонари, можно спугнуть глупых тварей. Вот из-за этого и машины оставили возле дороги, спрятали в кустах возле забора на свой страх и риск. За нарушителями границ заповедника строго следят в последнее время, патруль чаще берет с собой оружие. Одного неудачника на прошлой неделе прошили из «калашникова» ни за хрен собачий. Но не ходить сюда снова и снова невозможно, цена на рога носорогов да на слоновые бивни растет вместе с риском. Трое чернокожих парней подкрались к стойбищу слонов на пять метров, животные спали и их не заметили. Вожак банды по прозвищу Слонобой (получил за то, что застрелил добрый десяток этих зверюг) поднял винтовку.
— Куда целишься? — толкнул его в локоть подельник. — Это, по ходу, главная самка, ну ее на фиг. Да и старая уже.
— Ты на бивни глянь, — усмехнулся гнилой ухмылкой Слонобой. — Толкнем, потом месяц сюда можно не соваться.
— Я бы того здоровенного самца положил, — хмыкнул второй подпевала. — А так ты их зря спугнешь. Если вожачку застрелить, они точно взбесятся.
— Не убегут далеко, если фартанет, сразу двух-трех уложим. Они выстрела боятся, ведь так? А я нынче подготовился.
С этими словами браконьер погладил новенький глушитель, подогнанный под его винтовку, хихикнул и нажал на курок…
Об авторе:
Николай Бершицкий, с раннего детства и вплоть до настоящего момента фантазирование и сочинительство занимает ведущую позицию в жизни. Создавать свой собственный фантастический мир начал еще в детстве, рисуя в тетрадях и иногда сопровождая рисованные истории текстом. Первым произведением, написанным на компьютере, стал роман «Вечная Битва: Семь дней Апокалипсиса» (работа над романом началась в 2003 году), созданный по мотивам сочиненной вселенной, носящей такое же имя. Книга изначально получилась с большой «примесью» Библии, которая тогда повлияла на мировоззрение автора. Тогда же в сферу основных увлечений попали мировые религии, мифологии и философские учения, немало повлиявшие на дальнейшее творчество.
Писался первый роман во время обучения в педагогическом колледже, на первом его курсе в том же 2003, после которого, в 2006 году, автор поступил в институт на факультет психологии. И, хотя работа практического психолога особого интереса не вызвала, обучение дало хороший толчок в сторону изучения психологической и также религиозно-мифологической литературы. В этот период появляется идея вкладывать в книги более глубокий смысл, что-то говорить читателю через свое творчество.
Таким образом, основной идеей большинства произведений является борьба извечных сил Света и Тьмы, животного и разумного начал в человеке. Также большая часть работ вращается вокруг вселенной Вечной Битвы, повествуя об основных событиях периода прихода Зверя и Эпохи Хаоса с их последствиями, либо о различных сторонах и легендах вселенной.
Каждая новая работа вписывает очередную страницу в историю Вечной Битвы, но есть и другие направления. В частности, миниатюры и рассказы с рассуждениями и мыслями по поводу тех или иных аспектов жизни человека. Фантастика — лишь первый этап на пути к новым горизонтам.
За время писательской деятельности выходил в финал нескольких конкурсов и имеет несколько наград. С 2015 года член Интернационального Союза писателей и Союза независимых авторов и издателей.
