Дом под горкой
Раньше ей снились цветные сны, сны-детективы, сны-мистика, сны вещие. Теперь сны состарились вместе с ней. Они стали снами-воспоминаниями, снами-мелодрамами, смешанными с действительностью или мечтой.
Частенько ей снились одинаковые сны несколько лет подряд, повторяясь с завидной периодичностью. Одинаковых снов было несколько.
Первый сон. Дом под горкой
Деревянный одноэтажный дом с чердаком и верандой. Совсем древние сени из необработанных бревен, напоминающие то ли сени на сельском хуторе под Тайлово, то ли избу на погосте Сенно.
На крыльце сидела худенькая высокая старушка в светлом цветастом платье и поверх него рабочем халате скотницы. Бабушка, немного сгорбившись, перебирала траву или ячмень. Справа от нее, в загончике из сетки, кудахтали куры, а в хлеву, что слева, мычала корова, довольная скушанным ароматным сеном с собственного луга – или от облегчения после утренней дойки. Чуть дальше слева, в другом хлеву, жили две козочки с двумя козлятами. На крыше-чердачке одного из хлевов хранилось душистое сено из полевых трав, бережно обнесенное залетными пчелами.
Рядом с крыльцом, справа, возле куриного загончика, висели рукомойник и на гвоздике всегда чистое вафельное полотенце. Прямо от крыльца, почти у дверей второго хлева, – древний колодец, дающий непрерывно чистую вкусную ледяную воду в любое время года, и низенькая деревянная скамеечка перед ним. Последние лет пятнадцать между колодцем и крыльцом жил пес Крантик – непонятной породы, но верно служивший своему доброму дому.
За колодцем вдоль забора в середине восьмидесятых годов XX века построен был домик-«пряник» из отслуживших свою нелегкую службу железнодорожных бревен-шпал. Изнутри бревна обтесаны от черноты дегтя, а между ними проложена пакля. Помещение избы небольшое и просторное одновременно. По-видимому, такое впечатление складывается от множества комнат и помещений. При входе справа – небольшие сени, потом основное жилое помещение. Здесь справа, сразу у стены, вешалка, далее в углу – громоздкий старинный комод со с трудом выдвигающимися скрипучими ящиками, пахнущими чистым дубовым лесом. Дальше на правой стене – окно в сад. На нем всегда висит чистая прозрачная занавеска, а приоткрытая в любое время года форточка впускает в дом запах и свежесть природы. Под окном – обычный стол и один стул времен конца XIX века.
Слева от входа – стол с посудой и нехитрыми столовыми приборами. Далее, почти в полкомнаты, – громадная русская печь с лежанкой наверху и высоким внутренним потолком. Такой высокий внутренний потолок печи способствовал долгому сохранению жара, когда угли уже угасли. Можно было ставить в печь суточные кислые щи из капусты или куличи на Пасху.
Сон второй. Сад Дома под горкой
Большую территорию сада и огорода, даже кусочек самозахватной поляны, окружали дом и хозпостройки.
На западе сад был запущен, и воспоминания старого парка из «Спящей красавицы» являлись каждый раз, когда снился сон. В заросшей глубинке попадались полянки мягкокожей крапивы с белыми и фиолетовыми цветочками, которые в детстве отрывали ради сладкого сока, пропитавшего основание цветка. Или скользящие по неровным стволам вековых корабельных сосен разноцветные колокольчики и вьюнки, перепутанные с бокалами королевских лилий гигантского двухметрового роста, напоминали все ту же сказку детства…
А в основном сад ухожен, богат кустами и деревцами сладких ягод. Ровные ряды одного сорта или вида цветов или овощей, пряной зелени перемешиваются с порослью спаржи. Отдельно справа просторное место занимают кусты крупного сладкого крыжовника, так любимого и улитками, нашествием мечтающими погубить сладкий мед ягод. Вдали сада – малина и черная смородина, правее, за новоделанной баней, – черноплодная рябина. По осени, даже в конце лета, созревала она крупными, сочными, сладкими и почти не вяжущими ягодами, которые бабушка засыпала в пластиковые бутылки и передавала в Питер…
Бабушка…
Бабушка, двоюродная племянница родной бабушки по отцу, Анатолию Павловичу Малинину, Вера Сергеевна, в девичестве Волкова, выходит на крыльцо дома. Она собирается доить козу. А час назад пропалывала на огороде свои любимые огурцы и помидоры в теплице из ирговых прутьев, собранных ранней весной, до распускания почек, или поливала рассаду, или выдергивала турнепс и зеленые сорняки для домашней скотинки.
Снова дом из железнодорожных шпал. Между ним и хлевом пристройка, ее планировали для бани, но не сложилось. А жаль.
Снова большая комната с печью. У задней стены высокая железная кровать с пружиной. На спинке металлические шарики, которые в детстве отвинчивали и играли ими. Между кроватью и печью всегда лежит небольшая охапка дров.
Прохладные осенние или ранние весенние дни и ночи континентального холодного климата… Печь только что истоплена, еще светятся, потрескивая и рассыпая завораживающие искры сельской сказки, угольки. Тепло и запах печи смешивают коктейль с ароматом сухого сена, прожилок продегтяренной сосновой древесины и медовыми нотками липового меда. Босыми ногами ступаешь с высокой скрипучей кровати на металлическую поверхность у печи. Она всегда теплая и приятная. Как было все продумано – на пол под «входом» в печку набивалась металлическая пластина, чтобы случайно выпавшие угли и поленья не подожгли дом. На эту же пластину ставили горячую кочергу.
У окна стоит столик с вазой на вышитой гладью салфетке с букетиком простых полевых цветов – васильки, ромашки, «куриная слепота», цветущая «сладкая» крапива, дикая мята, зверобой, анютины глазки, колокольчики – они всегда свежи и привлекательно пахнут летом.
На крыльце всегда стоят калоши, на них спит кот Васька.
Когда по весне рожают козы, им протапливают предбанник несостоявшейся «человеческой» бани. На выходе из домика слева о кроликах все еще напоминают пустые клетки.
Основной дом казался огромным с загадочными помещениями и чердаком. В снах он являлся всегда с множеством бесконечных коридоров и комнат, не сообщающихся друг с другом. Во всех комнатах было прибрано, в каждой стояла громадная высокая кровать с несколькими пуховыми подушками ввысь… На самом деле комнат было всего пять и веранда.
Продолжение следует…
Легенды Русского Парижа. Хроники
Главы из книги
Династии Малининых посвящаю
Предисловие
Мы отправляемся до загадочного местечка, которое с начала XX века и вплоть до начала Второй мировой войны было прекрасно известно петербургской, московской, псковской и прибалтийской русской интеллигенции и представителям творческих (литературных, музыкальных, искусство- и историко-краеведческих, богословских) направлений, представителям художественной школы, а также династиям купцов, ювелиров, военных и архитекторов, и называлось Русским Парижем, а его окрестности – Русской Швейцарией.
Автор этих строк в многолетних поисках утраченного времени и утраченных имен, являясь отпрыском простой петербургской семьи потомственного почетного гражданина купеческого сословия (образованного официально в конце XIX века; не путать с купечеством как классом торговых людей, вышедших из зажиточных крестьян), многие годы разыскивал и изучал официальные и неофициальные документы, порой считавшиеся утерянными вследствие вывоза документов за границу в конце Второй мировой войны, исторические записки, справочники, рассказы очевидцев и знакомцев, мемуары знакомых и совсем неизвестных российскому читателю писателей, историков и краеведов и, наконец, бесконечно ценные, как оказалось, записки частных лиц о частных местного или личного характера событиях, которые и ценности-то никакой не имели и не имеют для массового читателя, или просто гражданина, или для исторической эпохи города, страны, династии и прочее.
Дорога из Пскова, или Хочу в деревню
Провинциальные железнодорожные станции. Они еще остались на просторах нашей родины. Как много их было в южных направлениях, где после самой разрушительной войны XX века земля горела, страдала и, казалось, никогда не воспрянет, как птица феникс! Вернувшиеся из эвакуации колхозы и заводы подняли вновь эту землю руками людей – и воевавших, и работавших в тылу.
Теперь станицы и села этих просторов и когда-то калмыцких степей почти заброшены, так как исчезли колхозы и совхозы, заросли травой посадки и поля, заржавели тракторные и комбайные МТС. Поезда все мимо и мимо пролетают и на юг, и на север, а станции станиц и сел все еще узловые, но никому уже не нужные…
В направлениях Пскова, Тихвина, Новгорода, Тулы, Воронежа – а в глубинках Псковщины, Саратова и Рязани и подавно – царит запустение. Но люди живут и продолжают свой род, и им неважно, как выжить, – они любят свою землю любой: и богатой, и бедной. У них есть руки, а значит, работа всегда найдется, а бескрайними просторами русская земля славится до сих пор.
Псковщина. Люди на дорогах полустанков, полуостановок с пятью домами, на ж/д переездах, пришедшие с чудом сохранившихся хуторов, все еще поражают пролетающие поезда улыбчивым, веселым, открытым нравом, естественным ведением разговора и доброжелательным отношением к любому путнику. Мчатся поезда мимо, а из машины на переезде вам платочком машут совершенно незнакомые люди. Или из машины выходят, чтобы поприветствовать поезд, как и сто пятьдесят лет назад, жестом руки, улыбкой или сорванным только что букетиком полевых цветов.
Тут еще могут поверить человеку на слово и дать ему денег на билет, не спросив долга. Или остановиться и подождать голосующего или бредущего по пустынной дороге путника вне остановки или селения. Стоят на переездах порой долго – и не ругаются, а, как постоянно медлительные финны, размеренно обсуждают дела или деревенские/хуторские новости. Кое-где все еще можно встретить телеги с лошадьми. А что делать, особенно в бездорожье? Машина завязнет, и достать ее из грязюки некому будет, лошадь же сдюжит.
За переездом, вдоль железнодорожного полотна, часто рядом бежит проселочная дорожка, простая земляная с небольшими, а то и большими ямами и приятной мелкой грязькой в колеях. А в некоторых областях дорожки торчат закаменелые колдобины из высохшей на солнце гипсообразной земли. Интересно проехаться по маршруту, когда автобус из очень далекого забытого прошлого останавливается у каждого столба, подбирая или высаживая одного-двоих, кажется, на безлюдной на километры холмистой местности. Но если прислушаться, то откуда-то издали нет-нет да и донесется голос коровы или петуха.
Поезд же, бывает, останавливается прямо под мостом без всякого наличия платформы или хотя бы вымощенной дорожки. Люди с кулями прыгают прямо на землю и прямо по траве идут к мосту или к переправе. Молодые помогают старым, совсем незнакомым людям.
Поляна
Теплый солнечный день. Не тронутая косой высокая трава. Полуразвалившийся древний колодец из почерневшей и выветренной от времени древесины. Пышными розовыми шапками цветущие яблони Запсковья.
У кромки соснового бора, в полутени, небольшой пенек. Маленький старичок в белой панаме опирается на березовый посох. У его ног разлеглись четыре козы, белые, как ванильное мороженое. Одна из них в черных «штанишках» и с черным ухом.
Чуть в стороне, за макушками деревьев, зеркальным покоем лежит лесное озеро без названия. Берега его, вровень с высохшим клюквенным болотцем, выточены штихелем художника-графика.
Закрываешь глаза, и в ушах стоит стук колес товарного состава, забытый и дорогой… У станции полустанка – в три дровины покосившийся забор и одиноко торчащие черные столбы от списанных в утиль шпал…
Как мало нужно для счастья…
Цветущие яблоневые сады, сладким ароматом зовущие лето, чистый псковский воздух, звенящий на ветру, нетронутая природа с заболоченной речкой, бегущей сквозь белые пески…
…и жареный пирожок с картошкой, вкуснее которого нет ничего на свете!..
15 мая 2016 года
Рынок
В день города шел дождь. Было тепло и прохладно. Феодосия Евлампиевна смотрела в окно. Окно выходило на рынок.
Когда-то рынок был очень оживленным почти каждый день, особенно в пятницу. Рынок занимал большую территорию, так как уездный городок являлся крупным сельским объектом и сюда за покупками и на праздники приезжали из сотни деревень, хуторов, деревушек в одну улицу, погостов и из-за границы. Иностранцы совершали набеги по осени, когда созревали сладкие яблоки и груши. Яблоки! Ими городок славился всегда. «Белый налив», «осенняя полосатка», ранет и сочный, нежный от своей прозрачности эстонский сорт, прижившийся в русской глубинке. Последний сорт яблок, к сожалению, выродился, и имя его забыто.
Вокруг здания крытого рынка располагалось большое количество прилавков под скромными навесами, места эти всегда были заняты. Привозили на продажу овощи и зелень со своих огородов, фрукты и клубнику из садов, собранные в лесу грибы и ягоды. Осенью количество торгующих клюквой превышало все возможные представления.
Вход на крытый рынок находился со стороны площади и местной городской гостиницы. Феодосия Евлампиевна еще девочкой бывала на рынке с бабушкой. Бабушка жила на Сельской улице, с одной стороны пересекавшей улицу Мира, ведущую к древнему монастырю, с другой – Юрьевскую улицу, уходящую к белопесочным Юрьевским горам. Внутри крытой части рынка в четыре (а может, и в пять, стало забываться) ряда стояли высокие прилавки, обитые железной доской. Такая поверхность хорошо мылась, ведь на продажу привозили молоко, сметану, сливки, творог, масло растительное и сливочное, мясо, колбасы домашнего изготовления, сало, рыбу свежую и вяленую. До продажи все продукты проходили контроль, каждому продавцу определялось место. Несмотря на отсутствие тогда разных охранных моментов – видеокамер, качков-вышибал, секьюрити, заборов, «дурникетов» и прочего, – а также разное благосостояние жителей, воровства на рынке не отмечалось. Что проще – стянуть с прилавка что-нибудь! Ан нет, не было. Разве что мальчишки стащат яблоко или грушу. Вот и все.
Феодосия Евлампиевна прикрыла глаза. На улице шел дождь, и она ясно представила рядовой базарный день ее юности. Рынок кипел ароматами домашних вкусностей, выращенных, выхоженных трудолюбивыми руками селянок. Клубника обычно в конце июня переваливалась через прилавки сочными ягодами белого и ярко-красного цвета. Достаточно было пройти мимо и насытиться. В июле появлялась лесная и луговая земляника в стаканчиках. Бабушка покупала пару таких порций, варила варенье, и этого небольшого количества хватало на всю холодную зиму, ибо всего лишь маленькая чайная ложечка сладости уже возвращала в лето.
Продолжение…
Об авторе:
Малинина Ольга Анатольевна родилась в Ленинграде в 1967 году. Получила высшее медицинское образование, врач. Член РСП с 2014 года. Печаталась в сборниках сайта «Проза.ру», «Рифмоград», «МОСТ», «Край городов»; имеет публикации в сборниках и ежемесячном журнале «Чешская звезда» чешского издательства «Стеклянный мост», альманахах «Русская строка» издательского дома «ДА» и «Российский колокол» от ИСП. Автором выпущено несколько индивидуальных книг – «Кулинарный бал», «Моя шкатулка» на двух языках (русский и чешский), «Избранное», «Азбука», «Сел на пенек – съел пирожок» и второй тираж книги «Моя шкатулка» на русском языке – в Чешской Республике. Также в Чешской Республике выпущены две электронные книги – «Моя шкатулка» и «Кулинарный бал». В 2018 году вышла первая в России на русском языке книжка для детей «Лада» в издательском доме «ДА».
Ольга Анатольевна неоднократно номинирована на «Прозе.ру». В 2018 и 2019 годах удостоена звезды «Наследие» с правом ношения, права предоставить свои произведения в альманах «Антология русской прозы – 2019», в 2019 году удостоена звания «Финалист премии “Писатель года – 2018”».
Благодаря разносторонним взглядам, трем дополнительным образованиям, путешествиям, любви к родному краю (очерки по краеведению) и русской культуре (очерки о малой родине) вошла в 1 % лучших экспертов по достопримечательностям Санкт-Петербурга, городов Северо-Запада и стран ближнего зарубежья в проектах Google и Яндекс.Карты «Местный эксперт». При поддержке литературного проекта «Рифмоград» присоединилась к WWF (Всемирному фонду защиты дикой природы), в том числе WWF России. Участник программы защиты животных Animal Aid, India (спонсорская помощь).
В 2019 году изданы книги: «Мысли на ветру» в издательстве сайта «Проза.ру», «Чудеса под небесами» в издательстве «Рифмоград», «Избранное-2» в издательстве «Возрождению – ДА».
