На пол головы выше
На пол головы выше
Невозможно представить себе иной такой секунды, когда я был бы так сосредоточен. Командир уже поднес свисток ко рту и, спустя какой-то неуловимый для стороннего наблюдателя миг, раздастся его смертоносная трель. Пронзительная, как самая мощная сирена, она возвестит о начале еще одной гонки, гонки, где свинцовый кубок получит в лучшем случае каждый второй.
Но это будет потом, а сейчас тот самый миг, когда замирает даже падающая на замызганную гимнастерку дождевая капля сродни трассеру, оставляет свой след в твоей жизни, нехотя касаясь пахнущей дымом и пылью ткани.
Минутой ранее я продувал магазин, позволяя себе отвлечься на очередную неуместную шуточку пулеметчика. Нестройный гогот новичков заставил вздрогнуть — еще есть те, кто не знает пронзительного свиста смерти вдоль всего твоего существа, сжавшегося в комок, готовый вгрызться в плоть того, кто находится по другую сторону поля. Но это если повезет. Даже нам, разменявшим уже не один десяток таких свистков каждый, не дает опомниться блестящая металлической улыбкой старуха. Она уже ждет, дрожа от нетерпения, рядом с теми, кому сегодня выпала честь встречать бегущих в ее громкие объятия. А нам еще целую минуту наслаждаться возможностью безбоязненно увязать в трясине окопа, следя за тем, чтобы голова не показалась выше положенного. Незачем торопить костлявую, пусть поволнуется, что к ней не спешат.
Часом ранее я вскочил с заваленной еловыми лапами лежанки от ощутимого толчка в спину. Ротный, не утруждая себя разговорами, расталкивал пехоту. Три утра. Туманная дымка еще не решила, будет ли ей сегодня пора овладеть нашими телами, заставляя ежиться от промозглого осеннего холода, или уступить очередь дождю. Кто встанет на нашу сторону? Не вовремя для НИХ упавший на каску блик, ослепивший автоматчика и заставивший промахнуться, выстрелив на полголовы выше? Или вовремя начавшийся дождь, напоминающий о золотой поре детства, когда под шум разгулявшейся стихии можно было пробормотать маме: «Я не пойду сегодня учиться». И так же, как от ротного, но без забористого матерка и чуть тише, услышать от папы — где он видал мое «не хочу»…
Днем ранее я утрамбовывал нападавшую от взрывов землю. Стоявший до меня здесь перед атаками был уже в соседнем овраге — после вчерашнего артобстрела мы потеряли слишком многих, чтобы успеть похоронить по-человечески. Да и на той стороне поля, безусловно, каким-нибудь шестым чувством поймут, что окопы поредели еще сильнее и поднимут своих в атаку. А земли нападало много; если завтра пойдет дождь, вылезать будет очень неудобно, стоя по колено в жидком месиве…
Неделей ранее ржавеющий грузовик, трясясь на проклятых ухабах, подвозил меня к новому расположению части. В кузове нечем было дышать — крытый тент, якобы прикрывающий лишнюю долю секунды в случае авианалета, не пропускал, похоже, только воздух. Но оно и к лучшему, пару раз, останавливаясь, чтобы вытолкать увязший в грязи всеми колесами автомобиль, я ощущал всю прелесть октябрьских ветров. Нет уж, налет, не налет, а пока время есть, пусть лучше будет тепло и духота. Ими наслаждаться проще. Налетев еще на один ухаб, я больно ударился затылком о борт кузова. Потерев ушибленное место, увидел кровь.
Месяцем ранее я выписывался из госпиталя. Голова еще плохо поворачивалась, и временами что-то пощелкивало, отдаваясь пронзительной болью по всему позвоночнику. Но в тыл с «легкими царапинами», к которым причислили мое сквозное ранение в шею, сейчас не отправляли — на фронте опять становилось неспокойно. В щель между криво сбитыми досками, которые представляли собой стены везущего меня в неизвестность вагона, я видел медсестру. Она стояла на перроне, ища кого-то глазами. Конечно, нас таких было у нее не одна сотня за этот месяц, но вдруг… А, к черту. Как теперь найти ее в этой суматохе, когда каждую минуту готовишься принять смерть? Уже скрывался за поворотом полустанок, где, несомненно, еще стояла девушка с каштановыми волосами, как со стороны села раздался вой сирен и глухие отзвуки взрывов…
Годом ранее я молча смотрел на лежавшие на полу волосы. Стрижка наспех, не чета нашей городской парикмахерше, дородной женщине, обязательно расспрашивавшей и о делах в школе, и о родителях, и о девчонках, пока ее ножнички сновали около уха. Скоро около ушей будет сновать другой металл… Призывной пункт напоминал муравейник, где каждый новобранец был не более чем песчинкой, принесенной в дар царице-войне. Нас сортировали кое-как, каждый работник комиссии стремился пропустить через себя как можно большее количество таких песчинок, так, словно от этого зависела его жизнь. Хотя, быть может, так оно и было, а не справлявшихся с нормой отправляли в одной из очередей на фронт?..
Пятью годами ранее я стоял возле стены и мерился ростом со старшим братом. Глядя на мои грустные глаза, он попытался взбодрить меня: «Ну и что, что ты на полголовы ниже, ты же всегда хотел стать летчиком, а там низкий рост ценят!». Вздыхаю и вспоминаю постоянные пометки школьного врача на медкомиссиях — отставание в физическом развитии от сверстников, рекомендуется повышенное питание. Снова гляжу на карандашные черточки — когда-то мы были с ним одного роста, но сейчас… правда, брата сегодня забирают в армию, а я уже опаздываю на экзамен. Прощальные объятия. Скоро, очень скоро мы снова увидимся, войны ведь не будет, он отмарширует на парадах свой положенный срок и вернется.
Раздалась трель свистка.
Сапоги доведенным до автоматизма движением уперлись в размокающую глину. Что-то хрустнуло под ногой. Взгляд дернулся всего на секунду, чтобы увидеть блестящие трофейные часы на оторванной кисти. Крик одной многоголосой глотки не дал даже мысленно осознать увиденное, руки уже отталкивались от края окопа, а ноги несли вперед. Тяжелое дыхание слева, справа, сзади, со всех сторон вперед летели песчинки, гонимые ветром войны на жернова. Муравейник ожил после пары дней затишья, но дыхание жизни тут же начало превращаться в сдавленные стоны. Мягкий и от того особенно мерзкий взвизг пули убрал одышку слева. Совершенно беззвучно запнулся и затих на вдохе бегущий справа. Стрельба и взрывы недолго смешивались в одну грохочущую какофонию. С каждым шагом стук сердца отдавался все громче в ушах, отдаляя все остальное на второй план. Беззвучно взметнулись фонтанчики земли впереди, явственно направляясь в мою сторону. Вильнул вправо и едва не налетел на еще одного бегущего.
Он что-то прокричал мне, указывая на шею, но я видел лишь открывающийся рот — в голове по-прежнему бухал молот собственной крови, разгоняющейся по сосудам. Махнув рукой, он побежал дальше, вскидывая автомат и пытаясь прицелиться в маячащие впереди ухабы, из-за которых и летели к нам навстречу гостеприимные свинцовые пчелы. Прошла какая-то секунда, и запоздалое понимание, что стою на открытом простреливаемом пространстве, подстегивает бежать следом. Вовремя, на то место, где только что стоял, бухнулся очередной мешок с костями, отработанный никому не нужным боем человеческий мусор.
Бежать. Пот застилает глаза, все, что видно впереди, так это поднимающиеся из-за кочек силуэты. Мы сблизились для штыковой, сейчас выстрелы прекратятся и шахматная партия вновь уравняет шансы, за тем лишь исключением, что на них бегут уже уставшие, но подстегнутые свистом смерти бойцы.
Как выплывающий из тумана маяк, передо мной в паре десятков метров возникает он. Торопливые движения, попытки перезарядить винтовку, чтобы остановить чей-то бег. Встречаемся глазами. Мой бег. Метры. Шаги. Секунды жизни или смерти. Куда поведут клубки наших судеб, когда столкнутся? Мозг не думает, он лихорадочно подстегивает отказывающие мышцы нести тело вперед. Пятнадцать метров. Затвор лязгнул, и вылетела пустая гильза. Десять метров, вскинутое оружие виднеется вместо перекошенного лица. Девять метров. Время замедляется, и сквозь мелькнувший всполох огня ощущаю пролетевший в нужную сторону клубок судьбы. В нужную не для него, для меня. Пуля прошла чуть выше, примерно на полголовы. А значит, у него остается еще девять моих метров, чтобы жить. Восемь метров. Семь. Шесть…
2015
Об авторе:
Евгений Гаврилов. Родился в 1990 году и с тех пор живет в Смоленске. Писать начал случайно, в школе, на уроках литературы в голове роились собственные варианты известных стихотворений. Что-то записывал, что-то слышали одноклассники, что-то получало одобрение. Постепенно это увлечение вылилось в регулярную самостоятельную творческую деятельность — стихи и прозу «для себя» и друзей, а с 2012 года и до настоящего времени — в работу журналистом. Оттуда, собственно, и приходит опыт, а неиссякаемый поток самых разных впечатлений служит отличным источником вдохновения.
