Отверженная
Уже более двадцати лет Пелагея лежала на земле возле высоких стен деревянной монастырской гостиницы «Северная». Большинство сестер неприязненно и брезгливо относились к ней.
Только настоятельница, матушка Матрона, защищала отверженную. Она благоволила этой странной женщине. Одна она носила ей пищу три раза в день. Ела Пелагея только после заката.
Когда убогая появилась у стен монастыря, ни знал никто, даже из сторожил. Дед Евсей, привратник обители, никогда не трогал словом, да что там, даже косым взглядом убогую. Он носил ей воду, и то ночью, чтоб никто не видел, а то еще засмеют. Настоятельница в зависимости от сезона клала возле убогой верхнюю одежду. Лежащая то на левом, то на правом боку женщина никогда не мылась, никогда не расчесывала волосы. Порой губы ее что-то шептали, иногда из глаз женщины текли слезы. Лет ей было уже порядочно, о чем свидетельствовала пегая седина.
Возле убогой летом росла ромашка. Разные птички безбоязненно расхаживали по Пелагее. Вороны, уж на что дикие и бесцеремонные создания, никогда не крали остатки еды у убогой.
Сестра Евфросиния говорила по этому поводу:
– Смотрите, сестры, насколько она противная, даже вороны брезгают брать куски хлеба у нее. Заразная она! Точно вам говорю.
Евфросиния больше остальных насельниц гостиницы причиняла обид убогой.
Часто била ее ногами, особенно по ночам, пока другие не видели. Частенько выливала на лежащую страдалицу всякие нечистоты и остатки пищи. За объедками каждый вечер приезжали на машине владельцы свинофермы. Но забавы ради Евфросиния откладывала полведра огрызков для своего увеселения.
Частенько по утрам из первых насельниц Евфросиния уже орала во все горло на убогую:
– Вот окаянная, какая же бесстыжая все-таки, смотрите все, ночью крадет нашу еду и втихаря лопает. Вон, вся в огрызках…
Была поздняя осень. Как и всегда убогая переворачивалась то на левый, то на правый бок, что-то шепча и приговаривая про себя. Временами она стонала, особенно по ночам. Дед Евсей гладил ее по волосам и приговаривал:
– Терпи сестра.
Она смотрела на него, щеки болезненно вздувались, а глаза лучились каким-то
внутренним спокойствием.
В один из вечеров Евфросиния припасла себе на потеху очередную порцию объедков. Высмотрела, что дед Евсей забылся в царстве снов в сторожке, вся встрепенулась от восторга и пошла с ведром и палкой осины за крыльцо гостиницы. Подойдя к убогой, она три раза толкнула ее ногой в спину и с идиотской ухмылкой вылила на лежащую сестру остатки вечерней трапезы.
– Эй, ты, уснула что ли? Вот нахалка, я то ей поесть принесла!
И вдруг среди отвратительного гниющего запаха, Евфросиния обоняла сильное благоухание. Как будто бы тысячи роз дышали бутонами рядом с ней.
– Что за диво?
Евфросиния испуганно вскинула веки. На высоте пяти-шести метров в ночной сияющий плед неба поднималась искрящаяся полупрозрачная оболочка, формой похожая на человеческое тело, но без одежды, обернутая каким-то золотистым саваном.
Палка вылетела из рук монахини. Глаза мучительницы стали как два больших блюдца. В возносящейся на небо фигуре она признала отверженную. Лицо ее перекосилось.
С неба раздался властный ласковый голос:
– Угодница моя Пелагея ныне возвращается в свое Отечество.
Сверкнула молния, и с высоких звездных небес два поразительной красоты светоносных юноши в золотистых поясах спустились к душе Пелагее.
Губы Евфросинии затряслись, щеки свисли, как сдутые шары.
– Сестра, – дрожащим голосом выдавила Евфросиния. – Ты ли это?!
– Я! – раздалось сверху. – Благодарю тебя, сестра моя, ты помогла мне стать наследницей вечной жизни. Я, как и всегда, буду молиться и за тебя тоже, как за самую великую благодетельницу души своей.
Ноги Евфросинии подкосились. Из глаз рекой потекли слезы. Она хотела что-то сказать, но потеряла дар речи.
Тем временем ангелы подхватили благоухающую душу. Но за возносящейся троицей с великим воем метнулись какие-то черные существа.
С неба раздался строгий голос:
– Напрасно стараетесь, духи нечистые! Эта душа уже не подвластна вам. Ибо во всю земную жизнь свою попирала вас молитвой, терпением и благодарением за все причиняемые вами и людьми, скорби.
Воздух задрожал от воя и скрежета. Послышались надрывные голоса:
– Горе нам, зря старались мы над этой душой. Как часто мы посылали Евфросинию на задание наше и других всячески склоняли к делам нашего отца сатаны. И все напрасно!!!! Горе нам, горе!.. Го-оре!
Евфросиния, будто пробудившись ото сна, соскребла с земли остатки монастырской трапезы и посыпала их словно пепел себе на голову. С трудом встала на непослушные ноги и попыталась побежать вперед, глядя на возносящуюся душу сестры. Она рыдала и вопила:
– Сестра моя, прости меня окаянную, ибо грех мой велик пред небом и пред тобой! Нет мне прощения!
С высоты донесся голос Пелагеи:
– Бог простит, и я прощаю! Каждый желающий исправиться найдет в себе силы.
С быстротой молнии скрылись небесные посланники, вознеся на небеса душу Пелагеи.
Евфросиния как скошенный колос упала на колени и слезами раскаяния умилостивляла землю…
Об авторе:
Арсений Фомичев, родился в Астрахани 30 октября 1980 года. Занимался в литературной студии «Тамариск», у Николая Васильевича Ваганова. Издавался в коллективном сборнике «Тамариск» в 2012 году, был номинантом национальной литературной премии «Писатель года – 2013» за православный рассказ «Конец света», в ежегодном Астраханском альманахе «Лепестки Лотоса» – 2016 г., в газете «Волга» с публицистикой православных статей, снимался в фильме «День выборов – 2».
