Потустороннее наследство

Глава первая, в которой герои ставят перед собой задачу

– Ну вот кто меня втравил в эту авантюру? – безнадежно спросил мужчина.

– Я! – бодро ответила женщина.

Истории этой, наверно, под семь тысяч лет. «Кто втравил меня?..» – спросил Адам, с ужасом глядя на огрызок в своей руке. «Я… – рассеянно ответила Ева, пытаясь осознать, что творится с ее душой и телом, и тут же добавила: – А меня змей научил…»

Только вот прародители наши сидели на зеленой травке под яблоней, а не в двух огромных офисных креслах. И разговор свой они вели днем, ну, вечером, но уж никак не во втором часу ночи. Ночью прародители спали – и бессонница их не допекала. Не было у них повода для бессонницы. Да и если уработаешься в поте лица своего, собирая корешки, сбивая с веток плоды, лазя по деревьям за птичьими яйцами и гоняя обнаглевшее после грехопадения зверье, – спать будешь без задних ног.

– Мы горим синим пламенем, – сказал мужчина.

Это был сильный, крепкий, мускулистый мужчина – из тех, что к сорока годам еще не наживают себе пивного пуза, но становятся чуть шире и основательнее, чем в юности; из тех, кого трудно, почти невозможно довести до бешенства, но если кому удастся – тот может сразу звонить в похоронное бюро и заказывать гроб своего размера; из тех, кого подчиненные малость побаиваются, потому что решения такие люди принимают быстро и живут по принципу «рыбка задом не плывет».

– У нас еще целых две недели, – напомнила женщина.

Женщина была именно такая, какая требуется мужчине этой породы: стремительная, даже отчаянная, с легким безумием во взоре; настоящая боевая подруга, которая придумывает войну, бросается в атаку с поднятым знаменем и тащит за собой своего мужчину невзирая на его формальное сопротивление. А если он вдруг попробует посмотреть на ситуацию реалистически… ох, лучше не думать, что она тогда может натворить…

– И что изменится за две недели? Учти, Ринка, деньги на рекламу закончились.

– Много изменится!

– Ну, полпроцента, ну, три четверти, – бубнил мужчина. – А нужно по меньшей мере два. Если не войдем в семь процентов – считай, проиграли. Где мы их возьмем? Кучу денег потратили! А отдача?

– Как ни странно, проценты тут ни при чем, – задумчиво произнесла женщина. – Тебе почему-то кажется, что это они виноваты. А виновато…

– Что?

– Хм… Во! Сформулировала! Желание достичь духовной цели материальными средствами! Вот ты посмотри. Мы сколотили партию и вложились в предвыборную кампанию. У нас высокодуховная цель – взять власть в городе и выгнать из Думы тупое ворье. И наш избиратель, чтобы присоединиться к нам, должен воспарить душой. А что мы для этого сделали? Замусорили все почтовые ящики своими бумажками? Если бы мы нашли духовные средства – то смотрели бы на этот семипроцентный идиотский барьер свысока… да какое смотрели? Мы бы его не заметили!

– Перестань нести околесицу.

– Нет, Саша, это не околесица. Ты единственный, кто может выгнать из Думы этих зажравшихся жуликов. Просто бороться за власть и работать хозяином – две разные профессии. Ты по жизни – хозяин. Тебе нужно попасть и зацепиться…

– Сейчас за нас готовы голосовать пять процентов. И мы пролетели, как пустое ведро, со свистом. Давай смотреть…

– Нет!

– …правде в глаза…

– Нет! Это неправда! Сашка, я не знаю, что я сделаю, но мы пройдем в Думу…

– Хватит с меня авантюр.

– А с меня не хватит!

Великое дело – любовь. Но и опасное. Жил себе бывший следователь прокуратуры, ныне бизнесмен средней руки, работал восемь-девять часов в сутки, остальное время отдыхал, честно платил алименты, раза два в месяц выезжал на рыбалку и примерно раз в месяц говорил себе, что хватит нервотрепки, хватит принципов, хватит сражений, пора успокоиться. И вот является женщина, для которой он – событие всей жизни, причем жизни бурной.

– Рина!

– Что?

– Угомонись. Мы проиграли.

– Нет, не проиграли.

Женщина с редчайшим именем Северина выбралась из глубокого офисного кресла.

– Еду домой, – сказала она. – И постараюсь заснуть. Завтра меня не ищи. Завтра я буду спасать нашу кампанию.

– А я уберусь из города к чертям собачьим.

– Не говори так. До победы – всего две недели, тебе нельзя сходить с дистанции.

На том и расстались.

Саша вызвал такси – он выпил стопку водки, чтобы сбить напряжение, и не хотел рисковать – ему только встречи с гайцами сейчас недоставало. А Северина села за руль своего «гольфика», но поехала отнюдь не домой. Из машины она позвонила человеку, который раньше трех вообще не ложился. И напросилась на чай с чабрецом.

Человек был загадочный, то ли фантазер несусветный, то ли действительно выходил из своего тела и шлялся по неким иным мирам, кто его разберет. Но Северина видела, что материальные средства пробуксовывают, и почему бы не спросить совета у чудака?

Она любила и бережно собирала занятные цитаты. Например, из «Красавиц селищанок» Кальмана Миксата она выписала такие мудрые слова: «– Э, нет, погоди! Прежде нужно подумать, – остановил его Матяш, любивший помудрствовать над всяким пустяком. – Дело это необычное и уж ни в коем случае не умное. Значит – глупое. А посему и совета о нем нужно просить у глупца. Позвать сюда Муйко!»

Северина не была уверена, что ей нужен именно Кенст. Но кто его разберет – может, наведет на умную мысль. Дело, по которому она хотела просить помощи, было чудным – так что и совета следовало просить у чудака, который еще немного – и сподобится титула городского сумасшедшего.

Кенст был, прежде всего, реконструктором. Он мог сплести кольчугу любого фасона, мог сам сшить рыцарские подштанники и те смешные чепчики, которые крестоносцы носили под шлемом. К большому удивлению Северины, странное ремесло его неплохо кормило – были, были на бескрайних просторах Российской империи безумцы, которых хлебом не корми, а дай блеснуть на реконструкторских тусовках и боевках кольчугой от Кенста. Затем – он неплохо рисовал и промышлял изготовлением пятиминутных портретов. Еще – он пел под лютню и в этом качестве кормился при ресторане «Баллада», где в меню имелись странные кушанья, якобы подаваемые на пирах средневековых королей. Туристам нравилось. Туристы не знали, что помидоров, которыми эти кушанья приправляли, при дворе Ричарда Львиное Сердце и быть не могло – Америку еще не открыли. Но на то они и туристы – им за их деньги подавай все тридцать три удовольствия, дурацкое меню в виде свитков с печатями, официантов в разноцветных чулках-шоссах от пояса и живого лютниста, сладкозвучно поющего на школярской латыни. Вот тогда им будет о чем дома рассказывать, приправляя воспоминания картинками в ресторанном интерьере и при Кенсте с лютней.

Но это были милые забавы. Кенст встревал и в опасные авантюры. Говорили, что он служит проводником при выходе в астрал, а это дело такое – можно и не вернуться…

Северина ни в какие астралы никогда не выходила. Что это такое – имела темное понятие. Но она чувствовала: раз материальные средства не помогут победить, нужны духовные и потусторонние. Так что начать можно и с Кенста – что-нибудь присоветует.

Страшная сила – влюбленная женщина. Особенно когда избранник достоин любви. Астрал?! Да хоть в черную дыру! Потому что он должен победить. Потому что любить побежденных Северина уже пробовала, и муторное это занятие.

Кенст принял ее там, где часто ночевал, – в мастерской. Там у него был топчан, установленный на зимней резине приятеля Торина. И Торину удобно – резину не сопрут, и Кенсту удобно – как раз по высоте удачно получается. Нет, у него и нормальное жилье было, с диваном и даже с телевизором. Но там обычно жила какая-нибудь женщина – жила столько, чтобы понять: раз Кенст до сорока пяти лет не женился, то надежды мало.

– Ты, матушка, того… – сказал он, выслушав Северину. – Ты это… Тебя, в общем, занесло.

– Кто бы говорил! – съязвила она. – На себя посмотри.

Кенст был бы очень хорош в роли Франсуа Вийона: тощий, смуглый, лысоватый, черноглазый, вот только что сидел скрючившись за рабочим столом, похожий на больную обезьяну, и вдруг выпрямился, в глазах полыхнуло, стихи зазвучали. Чужие, естественно, но так зазвучали – будто сию минуту на свет родились.

–  Дурью маешься, – ответил Кенст. – По-твоему, твой Сашенька с командой отставных сыскарей сможет навести в нашей гордуре порядок? Окстись.

– Сможет. Потому что город уже просто устал от бардака. Сашку ждут, понимаешь? А деньги на предвыборную кампанию у нас закончились.

– Это твои девичьи фантазии.

– Кенст, что тут можно сделать?

– Ничего.

– А если подумать?

– Ринка, я не верю, что в этой стране можно что-то всерьез поменять.

– А ты пробовал?

Кенст расхохотался.

– Я думал, ты умнее.

– Я тоже думала, что я умнее. Но, Кенст, когда любишь… когда видишь, что любимый человек мог бы горы своротить, а занят выживанием… Кенст, вот скажи честно – тебя когда-нибудь любили? По-настоящему? Чтобы за тебя – на амбразуру?

– Любили, наверно…

– И где она? Куда ты ее девал?

– Она уехала в Германию.

– Чтобы сидеть там на пособии?

– Ну, я не знаю…

– Сашка кормит сорок человек народа. Если бы не он – эти сорок человек сидели бы охранниками в массажных салонах! Ты когда-нибудь отвечал за сорок человек? Нет? А он отвечает. Он знает, что это такое… В общем, давай думать. Где-то же есть сила, которая ему поможет!

Кенст ответил не сразу.

– Ты хоть представляешь, что это такое – выход в астрал? – спросил он.

– Понятия не имею. Но если понадобится…

– Ринка, Рина – это твое полное имя? – вдруг спросил он.

– Нет, я по паспорту – Северина.

– Как?!

– Северина. А что?

– Ничего… Имя – это судьба… – пробормотал он. – Как родители додумались?

– Деда звали Север. А дед был лихой. Он родился в тридцать четвертом, как раз во время челюскинской эпопеи. Тогда все бредили Севером. Дед стал полярным летчиком, представляешь? А папа родился в шестидесятом. Он хотел сына, родились две дочки, я младшая. Ну, мне и передали имя, раз сына не получилось.

– Я бы послал тебя на хутор бабочек ловить, – серьезно сказал Кенст, – но я выходил с одним чудаком, и мне там было сказано ждать северного ветра. Я это запомнил. Я только не мог представить, что это будешь ты.

Северина решила не спорить. Что-то в ней было от атмосферного явления – от шалого летнего ливня или от внезапной бури, и от легчайшего ветерка в жаркий полдень – тоже. Но не очень ошибся бы человек, сравнивший ее со стихийным бедствием.

– Кенст, эти твои выходы – они как? В определенное время? Там важно, как звезды в небе встали? Или что-то другое?

– Да я могу хоть сейчас выйти. Но когда берешь с собой человека…

– Двоих.

– Думаешь, твой Сашенька согласится?

Северина усмехнулась.

– Он врет, что его это больше не волнует. Как еще волнует! Он знает, что пять процентов у нас есть. Нужно еще два. И ему просто стыдно отступать – у нас же команда, все ждут – вот сейчас он что-то придумает!

– То есть – вот сейчас ты что-то придумаешь?

– Кенст, я уже не девочка, которая всем хочет что-то доказать, а что – и сама не знает. Теперь у меня есть мужчина, Кенст. Все решения принимает он, и вся добыча принадлежит ему…

– А ты?

– А мне достаточно того, что он меня любит.

Кенст с интересом посмотрел на эту женщину – раньше она была другой…

– Я должен все обдумать и кое с кем посоветоваться.

– Хорошо. Если какие-то расходы… Мы еще не совсем вылетели в трубу!

– Расходы на похороны, если я не смогу привести вас обратно.

– Ну… Ну, пусть так.

Приехав домой, Северина тщательно вытрясла одежду и вытряхнула сумку. В берлоге Кенста она как-то видела таракана и очень не хотела принести эту гадость домой. К паукам она относилась хорошо, старалась их не обижать, мышей и лягушек не боялась, но вот тараканов ненавидела лютой ненавистью.

Потом она залезла в горячую ванну. Север севером, а погреться на сон грядущий она любила.

Кенст объявился почти через сутки.

– Ну, я кое-что узнал, – сказал он. – Но это все такое туманное…

– Годится!

– Да ты сперва узнай, о чем речь! Ты в онлайне?

– Да.

Действительно, ее ноут был включен, и она после дневной суеты развлекалась тупым серфингом по кулинарным страничкам, заведомо зная, что никаких разносолов готовить сейчас не станет.

– Лови ссылку.

Это оказалась ссылка на какой-то мистически-исторический форум, и Кенст велел прочитать сообщение Капитана.

Северина уселась поудобнее и, держа смартфон возле уха, стала читать…

 

«Говорят, в старых книгах, переводимых с языка на язык уже, пожалуй, шесть тысяч лет, предсказано их появление. Сам я не видел, ассиро-вавилонским и хеттским не владею. Если верить рукописи примерно шестнадцатого века, выглядят они так: «муж статен, не дороден, одет на иноземный лад, бровьми союзен, учтив и малоречив, и жена росту невеликого, очьми черна, ликом бела и румяна, громкогласна, норовом сварлива». В мемуарах восемнадцатого века есть упоминание о кавалере и даме, которые неведомо откуда взялись в Париже, на заседании Генеральных Штатов, послушали немного и, пройдя через зал, пропали. Именно поэтому их отметили – шли, шли да и растворились в воздухе. Кавалер был высок и молчалив, а дама, когда ей не уступили дорогу да еще сказали что-то неприятное, дала наглецу оплеуху. Оплеуха, кстати, была вполне материальная. Кавалер был высок, худ, кафтан сидел на нем отменно, а дама – толста, кругла и даже комична в модном платье, затянутом на талии до треска швов, и в широкополой шляпе с перьями. Были и другие странные эпизоды, уже в веке девятнадцатом. А умные люди передавали за верное: если этой парочке кто-то приглянется, того человека ждет в жизни большая удача, потому что люди будут ему доверять и с радостью за ним пойдут, куда поведет. Это я вычитал в мемуарах княгини Струйской. Но кавалер с дамой разборчивы, к дураку и вору близко не подойдут, ищут людей умных и совестливых. А у нас теперь как? Или умный, или совестливый, так что слоняется парочка неведомо где и ждет неведомо чего, давно уже не появлялась…»

– Ну? – спросил Кенст. – Вам с Сашкой это надо? Там ведь про удачу…

– Занятно, – ответила Северина. – Нам сейчас все годится, чем мистика хуже маркетинга? Один хрен – чертовщина. Что-нибудь еще про них есть? Про эту пару?

– Пока не нашлось. Могу связаться с Капитаном, пусть накидает ссылок на мемуары.

– И с чего он взял, что эта парочка приносит удачу, тоже спроси. И где она может находиться – тоже. Откуда-то ведь появляется и куда-то девается!

– Знаешь, Ринка, за пределами нашего мира есть по меньшей мере шесть иных.

– Почему именно шесть?

– Спроси у пчел. Ты пчелиные соты видела? Шестиугольник, который граничит с шестью другими шестиугольниками.

– По-твоему, наш мир имеет шесть углов?

– Ну, что-то вроде того. Но он вращается. И никогда не знаешь, куда именно выйдешь. Поняла?

– Поняла…

Северине стало страшновато – как всякому, вдруг обнаружившему, что собеседник – сумасшедший. Но Саше она о своих подозрениях решила не говорить. Ну, шестиугольный мир, подумаешь – событие! Ну, вращается, тоже ничего удивительного. В конце концов, идя за помощью к Кенсту, она ведь знала, что реконструктор малость не в своем уме. Опять же – если нормального разумного человека попросишь, чтобы сопровождал тебя в место обитания духовных сущностей, результат предсказуем. А Кенст даже не слишком удивился.

– Или вот икра, ну, красная. Каждая икринка – мир, а слиплась еще с десятком, – продолжал Кенст. – Представляешь?

– Но ком икры можно разбить на отдельные икринки. А соты так не разделишь – шесть окружающих миров погибнут, стенки-то общие! – сообразила Северина. – А то, что по ту сторону стенки, и есть потустороннее!

– Да, верно! Значит, скорее – соты! – обрадовался Кенст.

На том они и расстались.

Северина хотела поскорее получить результат, но Кенст как-то увязывал выход в другую ячейку сот с положением планет и созвездий. Но дня через три он позвонил и сказал:

– Сегодня, в три часа ночи.

– Где?

– Да у меня.

– Что с собой взять?

– У меня все есть, – загадочно ответил Кенст.

 

Глава вторая, в которой Кенст выводит героев невесть куда и знакомит их с местными жителями

Оказалось, словом «все» он называл два спальных мешка, расстеленных на полу, пыльных и грязных до такой степени, что Саша спросил:

– На них что, медведица рожала?

Но бежать хотя бы за парой чистых простыней уже не было времени.

 

Северина взяла с собой баллон противотараканской отравы и попшикала углы и плинтусы. Ей очень не хотелось, чтобы шестиногая гадость заползла в волосы.

– Теперь можно лечь, – с артистически сыгранной бодростью сказала она.

– Только ради того, чтобы ты наконец угомонилась, – хмуро сказал Саша. – Ну, давай колдуй, что ли…

– Итак, заказан выход в мир потусторонних сущностей, влияющих на проявленный мир. Так? Предупреждаю – поменьше самодеятельности, говорить и слушать разрешается, двигаться как можно меньше, держаться за меня. Если скажу «павиан», держать меня за руки крепко, закрывать глаза, делать резкий поворот – как будто лежишь на правом боку и вдруг переворачиваешься на спину. Можно помогать себе ногами. Понятно?

– Понятно… – вразнобой ответили Северина и Саша. – А почему «павиан»?

– Редкое слово, это во избежание недоразумений. Тогда ложитесь. Я – в центре. Ложимся на спину, руки вверх, я держу вас за руки…

– Ринка, может, не надо? – спросил Саша. – Как-то все это мутно…

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское!

После этих слов образовалась пауза.

Кенст смотрел на Северину – и видел, что она отчаянно бодрится и старательно изображает отвагу. Кенст смотрел на Сашу – и видел, что взрослый мужчина уже сильно недоволен затеями молодой подруги.

– Следующий выход возможен только через два месяца, – сказал он. Это была чистая правда – Кенст действительно делал расчёты и сверялся с таблицами.

– У нас нет двух месяцев! Сашка! Ну?!

Не дожидаясь ответа, Северина опустилась на четвереньки и поползла по спальному мешку.

– Я должен быть в центре! – напомнил Кенст.

Он улегся рядом с Севериной и сжал её руку  – несильно, по-приятельски. Она ответила таким же пожатием. Саша постоял и тоже лег рядом с Кенстом.

– Руки над головой, – напомнил Кенст. – И закрыть глаза.

Саша и Северина честно зажмурились. И пролежали пять минут, пытаясь сосредоточиться на ощущениях, но в голову лезла чушь.

– Разом поворачиваемся на левый бок, – тихо сказал Кенст. – Разом, резко. На «три». Раз, два, три!

Северина, крепче сжав его руку, повернулась – и сильное головокружение на миг лишило ее чувств. Она, испугавшись, открыла глаза и увидела зеленовато-голубой мир. Таким могло бы быть идеальное море метрах в двух от поверхности воды, только что рыбы не шныряли и водоросли не колыхались.

Рядом, держа ее за руку, покачивался на незримых волнах Кенст.

– А вот теперь – без резких движений, – пропел он. – Потихоньку, потихоньку… ступнями шевели, как рыбка хвостом…

– Это где же мы? – спросил Саша, но и он пел, сперва баритоном, потом на слове «мы» ушел в густейший бас. От этого баса вокруг Сашиного рта образовалось нечто вроде водоворота, от которого пошли мелкие волны.

– Сейчас выплывем и увидим. Не кричать, моей руки не отпускать…

Мир, в котором они оказались, был неслыханной яркости. Такими бывают рисунки в детских книжках – и Северине показалось, что она опознала замок Людоеда из «Кота в сапогах».

– Это проекция наших воспоминаний? – спросила она Кенста. – Могу спорить на миллион, что там, за рощей, пруд с островком, а на островке белая беседка.

– Не пруд, а озеро, – поправил Саша. – Причем большое, можно на лодках гоняться.

– Вроде бы пруд…

– Озеро.

– Это не имеет значения, – сказал Кенст. – Конечно же, вы тут можете увидеть и то, что застряло в памяти. Но это – в самом начале квеста. Потом такое начнется! Главное – не пугайтесь и держитесь за меня. Оторветесь – пропадете.

– Это почему еще пропадем? – возмутился Саша.

– Вы не умеете возвращаться. Идем, идем…

Из воды, которая оказалась ненастоящей, они вышли совершенно сухие.

Замок Людоеда пропал, зато появилась телебашня. Кенст на вопросы отвечал в том смысле, что если начнешь задумываться – вообще никогда до цели не доберешься, будешь торчать на месте и наблюдать, как вещи меняют облик. Или припрется Спам.

– Откуда здесь может быть спам? – удивилась Северина.

– Воплотился, будь он неладен… Ну вот, легок на помине…

Откуда взялся на дороге красивый юноша в черных брючках, белой рубашке с короткими рукавами и при рюкзачке, Саша с Севериной не поняли. А юноша устремился к ним, улыбаясь во весь рот и показывая комплект абсолютно фарфоровых зубов.

– Только десять дней! Подписка по особым ценам и подарки! – радостно сообщил он. – Среди подписчиков проводится лотерея!

– Пошел на фиг! – прервал его Кенст.

– Главный приз – кофеварка, но никто не уйдет обиженным!

– Пошел на фиг!

И юноша, пожав плечами, действительно пошел и ушел.

– С ним – только так. Не вздумайте задавать вопросы, – предупредил Кенст. – Когда задаешь вопрос – раскрываешься, и он может забросить якорек. Потом все эти глупости будут сами в голову лезть. Я однажды попался…

– И что? – спросил Саша.

– Чуть крем от морщин не купил. Честно! Прямо прицепился ко мне этот проклятый крем, впился, как энцефалитный клещ. Главное – со скидкой, а при покупке двух баночек клиент получает бесплатно кисточку для окрашивания волос и дисконтную карту, позволяющую… позволяющую…

Кенст предплечьем, чтобы не выпустить Сашиной руки, запечатал себе рот, но глаза, лезущие из глазниц, явственно показали, как тяжело ему дается молчание.

– Понял, – ответил Саша. – Это что, не лечится?

– Тут – не лечится, – кое-как справившись с бедой, сказал Кенст. – Там, в проявленном мире, еще можно сопротивляться…

– А как тут со временем? – спросила Северина.

– Как когда. Иногда – близко к реальному, но обычно – спрессованное. Идем отсюда. Если тут ошивается Спам – я за себя не ручаюсь!

Тощенький и сутулый Кенст в проявленном мире был неплохим бойцом, Северина видела, как он махал двуручником на тусовках реконструкторов. Надо думать, и кулаки у него были твердые и быстрые.

– А что, Спама можно… это… надавать ему по ушам?..

– Не знаю, не пробовал. Наверно, можно. Но нельзя – тогда я вас отпущу, гоняйся потом за вами…

Кенст повел по дороге мимо скалы, которая заменила телебашню. Со скалы сползали желтые и серые языки – песочные и галечные ручьи.

– Тут что, все меняется, только рельеф местности постоянный? – спросил Саша.

– Не знаю, я об этом не задумывался. Уважаемый Олл, наверно, знает. Уважаемый Олл и Хрен – они все знают.

– Ты нас к ним ведешь?

– Ну да, к кому же еще.

Там, где дорога раздваивалась, стоял указатель, срубленный из неотесанных досок и с выжженными буквами. Направо было «Хухры», налево – «Мухры».

– Это что же, населенные пункты? – удивился Саша.

– Ну да.

– И кто там проживает?

– Да мало ли кто? В Хухрах у Оказии дом. Только она там почти не бывает – она на заработках. Кому что нужно передать – с Оказией посылают. Это надежнее, чем с почтовыми магами. Они же через пространства шлют, а пространства по-всякому совмещаются, письмо может уйти невесть куда и пропасть. А Оказия сама все носит.

– А Мухры? – поинтересовалась Северина.

– Там Кайф иногда прячется. Совсем бедолажка забегался. Все его ловят, ловят, ни минуты покоя нет. Только в Мухрах может отсидеться за частоколом.

– Что ж он там не живет? – спросил Саша.

– А у него план – сколько раз в месяц к кому следует приходить. Он, пока плана не получит, сам не знает, чей он. Высунется из-за частокола по делу – а эти, обормоты неприкаянные, его тут же ловить начинают.

– План? И кто же ему планы составляет?

– Начальство там какое-то есть, – неуверенно ответил Кенст. – Я тоже в списках. Ко мне три раза в год приходит…

Северина хотела было спросить, тот ли это Кайф, что случается между мужчиной и женщиной, но не посмела.

– Так нам в Хухры или в Мухры? – строго спросил Саша.

– В Хухры… Туда, живо!

Кенст поволок Северину и Сашу в заросли кустарника, смахивающего на сирень, но с пестрыми соцветиями.

– Ты чего, ты чего?! – возмутился, споткнувшись, Саша, потянул за собой Кенста, и они все втроем рухнули за куст.

– Танателла! Погоди… раз она из Мухров пляшет, так, значит, уважаемый Олл сейчас там? Так… слышите?..

Действительно, где-то за поворотом звучала очень тихая и очень ритмичная музыка, подозрительно знакомая Северине и ничего не говорящая Саше.

– А прятаться зачем? – спросил Саша, сильно недовольный падением. Он привык быть самым ловким, самым устойчивым в любой ситуации, к тому же на него смотрела женщина, которую он считал своей, а это даже больше, чем любовь.

– Так Танателла же… Это ее танцующая ипостась, есть еще две, не такие вредные, но тоже – гадость порядочная… Не отпускай руку! – прикрикнул Кенст. – Значит, она в Мухрах откусила кусочек от уважаемого Олла и пляшет сюда довольная…

– Россини! Тарантелла! – воскликнула Северина.

– Да тише ты… Танателла – она сейчас и есть тарантелла, понимаешь?

– Не понимаю.

– Молчи…

Из кустов они наблюдали, как на дороге, ведущей из Мухров, появилась женщина в пестрой юбке, из-под которой виднелись пышные оборки белых панталон, и, двигаясь танцевальной побежкой, проплясала мимо. Откуда звучала музыка – они не поняли, но Кенст потом сказал:

– В нее какая-то техника встроена, я так понимаю. Когда она – Танателла, то звучит. Когда Жозефина Павловна – крякает и романсы исполняет. Когда просто Непруха – то что-то фольклорное, кадриль, что ли…

– Так она робот, что ли? – удивился Саша.

– Может, и робот, кто ее разберет. Очень может быть, что у нее есть программа. Сейчас она напляшется, потом метаморфирует в Жозефину Павловну. В этой ипостаси она здоровенная тетка, такие не пляшут, когда идет – земля под ней проминается. Идем. Уважаемый Олл сейчас еще в Мухрах, зализывает раны.

– Так она кусается?

– Когда – кусается, когда сразу заглатывает целиком. Смотря какая добыча. Уважаемый Олл ей в пасть не влезет, так она по кусочку отщипывает.

– Танателла?.. – переспросила Северина.

– Ага, дошло?

– Дошло…

– Что дошло? – забеспокоился Саша.

– Танатос. Бог смерти. Родной брат бога сна – Гипноса, – объяснила Северина. – Это Древняя Греция.

– Не знал, – буркнул Саша.

В их отношениях случались такие моменты: она знала то, что ему в жизни не требовалось и потому не вызывало интереса, он же, будучи на десять лет старше, знал то, о чем Северина пока даже не задумывалась.

– Идем, – сказал Кенст. – Мы сюда не для того прибыли, чтобы на дороге торчать.

Взявшись за руки, они пошли к Мухрам, но Кенст ускорил шаг, потом вообще понесся гигантскими прыжками, и Северина с Сашей – с ним вместе. Здешний воздух держал их так, как в проявленном мире человека держит вода, но был не столь вязок.

– Говорить буду я, меня они знают, а вы – молчите, – предупредил Кенст.

Мухры оказались вытянувшейся вдоль дороги небольшой деревней, огороженной кривым частоколом со многими воротами, но деревней странной, беззвучной, там даже собаки не лаяли. Запахов тоже не было, а ведь вонь свинарника –  штука совершенно бронебойная. Дома вдоль дороги имели какой-то плоский вид, будто их выпилили из фанеры, раскрасили, снабдили кое-какими рельефными деталями, а сзади установили подпорки. По крайней мере, так показалось Северине, когда из-за этих приземистых домов стали высовываться люди – на вид вполне телесные, но с какими-то размытыми физиономиями.

– Здравствуй, уважаемый Олл! – крикнул Кенст и дернул Сашу с Севериной за руки, чтобы всем втроем разом поклониться.

Толпа в ответ невнятно загудела.

– Уважаемый Олл, всезнающий Олл! – продолжал Кенст. – Вот эти двое находятся в квесте. Что ты можешь сказать про этот квест, великий Олл?

– Они пришли за наследством!

– Каким наследством? – быстро спросил Кенст.

– Наследством по завещанию.

– Кто-то умер и оставил им наследство?

– Да, да, да!

– И кто же это?

– Хрен его знает!

– Молчать, – шепнул Кенст своим спутникам. – Уважаемый Олл, где искать почтенного Хрена?

– Он всюду!

– Не ушел ли он в Хухры?

– Хрен его знает!

– Уважаемый Олл…

Но тут Саша не выдержал. Он и так долго терпел, это даже казалось Северине странным. Но общая обстановка и издевательские интонации в хоре уважаемого Олла его допекли.

– Пошли отсюда, – тихо сказал он. – Сами разберемся.

Уважаемый Олл тихо загудел – разом в пару тысяч глоток. И вдруг, как облако мошки и комарья, снялся с места. Туманный вихрь унесся по дороге – осталась пустая деревня Мухры.

 

– Все… – обреченно произнес Кенст. – Теперь они – против нас. Знают – но не скажут.

– Да что за Олл такой? – сердито спросил Саша.

– Коллективный разум. Теоретически может ответить на любой вопрос. Но часто врет, – признался Кенст. – Закон толпы. Толпа как сущность глупее самого глупого своего элемента. Если бы удалось вычленить в уважаемом Олле каждые отдельно взятые мозги, было бы полезнее. Но Олл хочет быть Оллом, и мозги, встраиваясь в структуру, резко глупеют. Они становятся только носителем информации, понимаете? Вроде флешки…

– Ничего себе флешечка!

– Это вы информационное облако только что видели. А иногда уважаемый Олл в информационные блоки собирается. Попадешь под такой блок – и до проявленного мира уже не доползешь. Танателла к Оллу подбирается, когда он в виде облака, тогда ей легче отдельного носителя поймать и сожрать.

– Разве Олл не знает, когда явится Танателла? – спросила Северина. – Он же все знает!

– А ему все равно – мозгами больше, мозгами меньше. Объем информации почти не меняется. Она же одна на всех.

– И что, уважаемый Олл владеет вообще всей информацией? – уточнил Саша. – И о прошлом, и о будущем?

Северина безумно обрадовалась – как радовалась обычно, когда ее друг говорил что-то неожиданно умное. Нет, она, конечно же, не считала его дураком. Просто ей хотелось, чтобы Саша был самым умным и самым сообразительным. Как всякая нормальная женщина, она желала гордиться своим мужчиной, и часто ей это удавалось.

– Он проецирует прошлое и настоящее на какую-то структуру, и получается очень достоверный прогноз будущего. Но уважаемый Олл может чего-то не знать. Или та его часть, которая составляет линзу для проецирования, может чего-то не знать, – признался Кенст. – Тут какая-то хитрая физика с математикой.

– Надо разобраться, как мы вообще могли попасть в завещание, если мы тут впервые и никого не знаем, – твердо сказал Саша. – И извлечь всю пользу из наследства. Может, мы сумеем купить информацию о тех, кого ищем, – так, Ринка?

– Так!

– Идем искать Хрена, – сказал Кенст. – Теперь у нас к нему уже два вопроса. Вот уж он точно все знает. Но у него, будь он неладен, извращенное чувство юмора…

 

Глава третья, в которой Северина вспоминает первую любовь

Шагать по пространству было легко и приятно. Северина разглядывала пейзаж и спорила с Сашей: то, что ему казалось доменной печью, выросшей посреди цветущего луга, она видела колесом обозрения с разноцветными кабинками. Кенсту приходилось тащить их за собой. Он даже заставлял их переходить с шага на гигантские прыжки, и это их отвлекало ненадолго, потом спор возникал на пустом месте.

– Ну, допустим, этот маяк на холме далеко, я могла его спутать с колоннами от греческого храма, – говорила Северина. – Но я-то близко. Вот какого цвета мои штаны?

– Какие штаны? На тебе короткая юбка!

– Так, хорошо, а какого цвета штаны у Кенста?

Она видела камуфляжные буро-желто-зеленые, он видел тоже камуфляжные, но серо-черно-голубые.

– Да я вообще в старых джинсах сюда выходил, – сказал Кенст и вдруг резко обернулся.

– Ты чего? – спросил Саша.

– Ну так и есть! Она, родимая.

За компанией торопливо ковыляла бабулька в вылинявшем цветастом халате и шлепанцах с гигантской ноги. Она помогала себе огромной клюкой.

– Это что еще такое? – удивилась Северина.

– Непруха. Привязалась – не отвяжется. Пока просто за тобой тащится – еще полбеды. А если подойдет поближе – обернется Жозефиной Павловной. Или даже Танателлой. А Танателла так тебя упляшет – мало не покажется. Слышите, слышите? Поет…

Бабулька, задыхаясь, выкрикивала непристойную частушку.

– Как от нее отвязаться? Что надо сделать? Ну, говори! – потребовал Саша. – Не может быть, чтобы ты не знал!

– На ком-то другом можно ее заякорить, ей ведь все равно, кому пакостить. Да только не на ком. А она, зараза, уже нагоняет.

Как это у Непрухи получалось – Кенст не знал, но она, шаркая шлепанцами и отпихиваясь от земли клюкой, двигалась быстрее, чем хотелось бы.

– Может, повыше забраться? – спросила Северина в прыжке.

– Я видел, как она топает по стенке, снизу вверх. И поет, поет, холера! Так… нам, кажется, повезло…

Навстречу опрометью бежал парень. Тех, кто за ним гнался, было еще не разглядеть.

– Прими вправо, вправо! – приказал Кенст. – Уступим ему дорогу! Это он в Мухры мчится!

– Кто – он?

– Да Кайф же! Опять его кто-то ловит!

Кайф промчался мимо с удивительной скоростью, Северина успела разглядеть лишь голые ноги.

Непруха, шарахнувшись, постояла немного – и поспешила вслед за Кайфом.

– Ей что, все равно, за кем идти? – спросил Саша.

– Да, в общем-то, все равно. Лишь бы нагадить. Но вот когда она обернется Жозефиной Павловной – будет уже не все равно. А Танателла – та за Кайфом гоняться не станет, он ей ни к чему. Теперь Кайф спрячется в Мухрах…

– Там же нет никого, ему никто не поможет, – удивилась Северина. – Уважаемый Олл сбежал.

– Частокол. Ты заметила, как ворота расположены?

– А что, надо было?

– Они могут двигаться только по прямой – и Непруха, и Жозефина Павловна, и Танателла. А дорога ко всем воротам обязательно – дугой. Уважаемый Олл еще и не то придумает… ого!..

Это уже относилось к погоне.

Передовой отряд погони составляли мужчины, одетые кошмарно – в растянутых трениках, в грязных майках и футболках, небритые. Перед погоней несся вихрь запаха – как будто опрокинулась цистерна с пивом.

– Посторонимся-ка. И как это он им подвернулся? – сам себя спросил Кенст. – Зазевался, наверно.

Тут из придорожных кустов появился чистенький, без единой пылинки, сияющий белозубой улыбкой Спам.

– Станьте акционером банка! – призвал он. – Подписка на акции первого публичного предложения! Если у вас есть что терять, вам есть что застраховать! Застрахуйте свое жилье и имущество до восемьдесят шестого мартобря!

– Кыш, кыш! – ответили все трое.

Спам не был обидчив – выкликая свои призывы, он пошел навстречу погоне. Толпа разделилась и обтекла его с двух сторон.

– Что это у них на лбах? – спросила Северина. – Печать какая-то у всех…

– Ты лучше взгляни, что у них в руках. Гламурные глянцы, – заметил Саша. – Которые за рекламу бешеные деньги дерут…

– Тихо ты! Ведь понабегут, – предупредил Кенст.

– Кто еще понабежит?

– Да бешеные деньги, мало не покажется, – прошептал Кенст. – У них еще ипостась – бешеные бабки, это ваще страх и ужас. Как набросятся! Затопчут – и домой не вернемся.

– Это как? – ужаснулась Северина.

– Так – повернуться не дадут. Мы же должны разом выполнить поворот обратно. А они – сверху… Пока мы тут барахтаемся, мы там с голоду помрем. Ясно?

Толпа небритых мужчин с гламурными глянцами пронеслась мимо. Если перед ними летел аромат пивной бочки, то за ними тянулись языки убийственной вони – немытого тела и грязных носков.

– Странно, – сказал Саша, привыкший все анализировать. – Вроде раньше тут ничего не пахло, а эти – воняют. Кенст, кто это такие?

– Ябывдулы.

– Кто?..

– Гнусная порода. Не зря же у них на лбах клеймо. Вы просто прочитать не успели. А там славянскими буквами «ябывдул» в ромбик вписано. Сидит такой, пузо ниже колен свисает, у стоматолога в последний раз был в прошлой жизни, с женщиной в постели – в позапрошлой, интеллект – как у бобика в собачьей свадьбе, сидит и на красивые картинки с голыми девочками любуется. Эта ему слишком тощая, эта – слишком толстая, а эта вроде подходит, и он свысока цедит: «Я бы вдул!» Знаете, сколько этих ябывдулов развелось? Тошнотворная порода.

– Согласен, – сказал Саша. – Так это, значит, тот Кайф, который им нужен? И обязательно за ним гоняться? Что они, сами, так сказать?.. Не в состоянии?..

Кенст рассмеялся.

– Извини, Ринка, сейчас пошлость скажу. Есть тут такая Дунька Кулакова…

– Как, и она здесь? – удивился Саша.

– Где ж ей еще быть? Раньше такие ябывдулы с Дунькой Кулаковой утешались. Но ей надоело. Сколько можно? Теперь она от них прячется. Так что предложенный тобой вариант не работает.

– Дунька Кулакова? – переспросила Северина.

Она знала много словечек из мужского репертуара, но с этим еще не сталкивалась.

Кенст и Саша разом пробурчали невнятное.

Дальше шли молча, словно отдыхали после бега с прыжками.

– Ребята, за нами кто-то следит, – вдруг сказал Саша.

– С чего ты взял? – удивилась Северина.

– Чую. Кто-то там, справа, наблюдает…

– Это могут быть те, за кем вы пришли. Парочка осторожная, она уже не раз влипала во всякие дрязги. Вроде бы выберет приличных людей, станет их опекать, и – здрасьте! Людишки скурвились.

– Значит – что? – спросил Саша.

– Значит, мы должны вести себя безупречно. Так… за мной… а то стопчет…

Кенст потащил Сашу с Севериной в придорожные кусты. И правильно сделал – по дороге навстречу им несся во весь опор всадник.

Северина знала, что Кенста нужно слушаться. Она честно повлеклась за ним в кусты. Но любопытство заставило ее высунуть нос. И она ахнула. Потому что всадник был сказочно хорош собой.

Из-под вишневого берета плескались по ветру золотые кудри. Загорелое лицо было не то чтобы точеным, а вообще безупречным. Таких лиц не бывает – все же оно казалось знакомым. Да еще алый плащ летел по ветру, да еще белые ботфорты, да еще скакун снежной белизны… Немудрено, что Северина громко ахнула.

Стук подков, очень даже музыкальный стук, не помешал всаднику услышать это «ах!». Красавец натянул поводья, заставил коня сделать вольт и увидел в кустах женское лицо.

Кенст, сообразив, что сейчас будет, дернул Северину за руку и заставил пригнуться. Но было поздно. Всадник выхватил из ножен то ли саблю, то ли шпагу, Кенст – и тот не понял. А потом этот сумасшедший всадник послал коня в кусты, норовя зарубить Северину.

Если бы не Саша – добром бы это не кончилось. Но Саша и не в таких переделках побывал. Стряхнув руку Кенста, он кинулся к всаднику, схватил его за ослепительный ботфорт, толкнул вверх – и почти что сбросил с седла. А потом он со всей дури шлепнул коня по крупу. Конь поскакал прочь, волоча по пыльной дороге красавца, чья нога застряла в стремени, а Саша ловко цапнул Кенстову руку.

– Ну ты даешь… – прошептал Кенст. – Вот это да… Что же теперь будет?! Он же кому-нибудь достанется!..

– Кто достанется?

– Да он же! Принц!

– Принц на белом коне?! – догадалась Северина.

– Ну да. Опять ему померещилось, будто за ним бабы гонятся. У него с башкой плохо, бабы мерещатся. Не хочет ни с кем идти под венец, чудила. Поэтому на тебя, Ринка, напал. А баб тут вообще очень мало. Дунька Кулакова за ним гоняться не станет. Вот еще Бродилка и Стрелялка есть, но им принцы не нужны, им бы только бродить и стрелять. Вот Бродилка нам бы очень пригодилась, она умеет по следу идти и на артефакты у нее нюх. Стрелялка – та снайпер. Точно – нужно будет у Хрена спросить, он знает, где их носит.

– А с ним ничего не будет? – спросила Северина. – Его же лошадь тащит, он может головой о камень удариться…

– Ну, может…

– Так надо же пойти и посмотреть!

– Никуда ты не пойдешь! – рявкнул Саша. – И попробуй только!.. Кенст, если тут кто-то помрет, что с его телом будет?

– Тоже помрет.

– Поняла?!

– Поняла… А если принц помрет?..

– Хороший вопрос, – пробормотал Кенст. – С одной стороны, тут вроде не помирают. А с другой – кто-то же назначил вас наследниками. Значит, он помер, что ли?! Хрен знает что!

Оказалось, испуганному коню удалось как-то избавиться от принца. Оставив хозяина валяться на дороге, он развернулся и рысцой пошел назад. Не обратив на Кенста со спутниками ни малейшего внимания, конь процокал подковами и скрылся за поворотом.

– Он умер… – горестно сказала Северина. – Какой ужас, он умер…

– Ему так просто помереть не дадут, – ответил Саша, уже разобравшийся в здешнем мироустройстве. – Его же такая толпа незамужних теток ждет! Он просто не имеет права помереть. Успокойся, Ринка, он жив… погоди!.. Ты что, тоже мечтала о принце на белом коне?!

– Лучше мечтать о принце на белом коне, чем о Дуньке Кулаковой! – отрубила Северина.

– Кенст, возвращаемся, – ответил на это Саша.

И в самом деле, нельзя брякать такое взрослому мужчине, которого считаешь мужчиной, а не ябывдулом.

– Погоди ты, – сказал Кенст. – Рожок… слышишь?..

– Ну, слышу.

– Оказия!

Трудно было поверить, что протяжный скрежет извлекается из музыкального инструмента. Однако скрежет, летящий издалека, даже изображал некую мелодию из трех нот. А вскоре появилась тетка на велосипеде. Одной рукой она держала руль, другой – позолоченный почтовый рожок образца середины восемнадцатого века. На голове у нее была черная фуражка, плотную фигуру облегал синий китель, юбка тоже была синяя и задралась так, что выше некуда. Этот исторический наряд был дополнен древними коричневыми чулками в широкую резинку и короткими сапогами.

К багажнику велосипеда крепилась большая дорожная сумка, оттуда торчала петушиная голова. Петух пытался выбраться, вертелся и хрипло крякал.

– Оказия, эй, Оказия! – позвал Кенст. – Откуда и куда?

– Из Хухров в Мухры, оттуда в Глухую Несознанку, – ответила тетка. – Туда, говорят, уважаемый Олл подался, а у меня для него весточка. Кто-то его из Мухров спугнул. А в Мухрах мне Кайф нужен. Говорят, он туда побежал.

– Оказия, у нас тоже весточка. Мы Хрена ищем…

– Которого – старого или молодого?

– Старого, конечно. Так ты ему передай, что мы идем в Хухры, пускай туда летит. А дело такое – только он знает про одно завещание. Так ему и передай – пришли сюда двое, вот эти, и вдруг – здрасьте вам! Выясняется, что им кто-то что-то завещал! Хрен знает – кто, – сказал Кенст.

– Понятно, завещание. Ну, платите, что ли, а я весточку отнесу.

– Чем платить? – шепотом спросил Саша Кенста. – Какая тут валюта?

– Она песни любит…

– Песни?..

– Новые… Старые-то она все уже знает…

– Где ж мы ей новые песни возьмем?..

Саша, имевший миллион достоинств, одного не имел вовсе – музыкального слуха. И к музыке был совершенно равнодушен. Ему еще при рождении медведь на ухо наступил – по крайней мере, так говорили все, в чьем присутствии он по молодости пытался петь. Саша не то что новых – и старых-то песен почти не знал.

А Северина сообразила, в чем дело.

– Нужна песня, которой еще никто никогда не слышал, – прошептала она на ухо Кенсту.

– Ты же умеешь сочинять, давай, сочиняй, – ответил он. – Если бы я этого не знал, то не стал бы останавливать Оказию.

– А другие чем ей платят?

– Хм… Ну… это… мужчины…  общем, лаской…

Северина посмотрела на Сашу и по его лицу поняла: нет, ласки не получится…

– Новая песня… – пробормотала она. – Слова-то у меня есть, я только музыку не помню.

– Ты про что? – забеспокоился Саша.

– Помнишь, мы с командой ходили в «Советскую пельменную»?

– Ну, че, классные были пельмени.

– Так Ромка про них песню написал. Он пробовал спеть, только получилась какая-то ерунда.

– И ты ее помнишь?

– Помню вроде.

– Кенст, Оказии все равно, какая песня, лишь бы совершенно новая? – спросил тогда Саша.

– Вы там долго рассусоливать будете? – поинтересовалась Оказия. – Или пойте, или я поехала! Мне вот еще красного петуха завезти в Под заказали. Вот он, петух, как бы беды мне не наделал…

– Давай пой, – тихо приказал Кенст. – Хоть что-нибудь, хоть таблицу умножения.

И Северина запела:

– Все к переменам так стремится,

Что не сносить нам головы

Рушатся вечные границы,

Через поля ложатся рвы,

Через пути громоздятся стены,

Рельсы ломаем, по тропам путь,

Кто там вопил – нужны перемены?

Скройся, постылый, замри, забудь!

Волны кипят в жемчужной пене

Там, где трамвайный был маршрут,

Только советские пельмени

Все на свете переживут!

– Ты что поешь, ты что поешь?.. – вдруг зашипел Кенст. До него не сразу дошло, что Северина, не имея ничего  более подходящего, положила слова на «Тарантеллу» Россини.

– Ой… – и Северина заткнулась.

– Славненько! Весточка принята! – воскликнула довольная Оказия и покатила дальше.

– Ходу, ноженьки резвые, ходу! – требовал Кенст, увлекая Сашу с Севериной на внезапно подвернувшуюся под ноги тропинку. – Вот подманим Танателлу – мало не покажется…

Бежать по тропинке, держась за руки, было не очень удобно. Все трое молчали. Северина понимала, что Кенст прав, что нужно отбежать подальше от дороги, но понимала умом, душой она была с принцем, который лишился белого коня.

Она поняла, чье лицо ей померещилось, когда она смотрела из кустов на принца. Совсем юное, гладкое, точеное, с огромными глазами – да ведь все девчонки были влюблены в этого Дениску из десятого «а». Влюблены – все, а целовалась с ним Северина, но дальше поцелуев дело не пошло. Как-то непонятно страсть угасла, ее погасила неожиданная мысль: как, и это – все, и тут придется ставить точку на милых девичьих шалостях, и не придет в жизнь кто-то другой, кому Дениска в подметки не годится? Но осталось послевкусие: первая любовь получилась красивой и удачной! И сейчас, на бегу, Северина вдруг подумала: нужно было не ждать, пока появится кто-то красивее, умнее и хоть чуточку старше Дениски, а хватать его и сразу после школы тащить под венец. И была бы нормальная семья…

Саша с самого начала знал, что Северина чего-нибудь учудит. Когда их отношения только зарождались, он чувствовал себя медведем, в чью берлогу залетела райская птица, и как с ней обходиться – непонятно. Он был порядком удивлен, когда до него дошло: Северина его выбрала и желает быть именно с ним. Но вот сейчас он почуял неладное – не то чтобы ревность проснулась, скорее, сильное недовольство тем, как Северина отнеслась к принцу на белом коне. С точки зрения Саши, такой принц гроша ломаного не стоил. Но и от него была польза – Саша понял, что отношения с Севериной миновали высшую точку развития и уже начинают катиться под откос. Это было печально – но он же с самого начала понимал, что они слеплены из разного теста.

А Кенст уже был не рад, что связался с Севериной и Сашей.

 

Глава четвертая, в которой Старый Хрен сообщает важную информацию

Лесная тропа – штука непредсказуемая. Отчего она петляет так, а не сяк, не знает никто. Казалось бы, вот пространство между соснами, чуть ли не целая просека, так нет же – тропа, сузившись до двадцати сантиметров, тащит куда-то сквозь заросли черники и голубики, причем свернуть не позволяет – голубика растет на холмиках, Северине по пояс, вот и бреди зигзагами, переводя дух после бега.

Как оказалось, тропа имела примитивный разум и дурной нрав, склонный к утонченным издевательствам. Она уволокла путешественников назад, словно не желала их прибытия в Хухры, и вывела на дорогу в том месте, которое они недавно проходили: Кенст узнал большой валун и сильно накренившуюся березу.

Навстречу им ковылял одинокий путник. Вид у него был жалкий и помятый. Так, пожалуй, выглядит пугало на заброшенном огороде – лохмотья за несколько лет выгорели, утратившие страх птицы украсили его белыми потеками и разводами.

– Люди добрые! – хрипло воззвал путник. – Вам тут белый конь не попадался?

– Что?.. – без голоса прошептала Северина и даже прищурилась, вглядываясь в убогую фигурку.

– Так, – сказал Саша. – Приплыли. Он что, ослеп? Кенст, это ведь он, принц?

Но Кенст сам был в великом недоумении.

Вишневый берет принца утратил страусиное перо и вид имел такой, будто им мыли привокзальный туалет. Алый плащ стал похож на грязную простыню. Золотая перевязь с груди пропала вместе со шпагой. Золотые кудри поредели и потускнели. Больше всего принц был похож на пожилого болезненного алкоголика, которого какой-то злодей облил перекисью водорода.

– Это не он, – твердо сказала Северина. – Идем. Нам вроде бы туда.

И сама потащила за собой Кенста и Сашу.

Великое дело – женская гордость…

Северина понимала, что с годами большинство принцев превращается в алкоголиков. И тот Дениска, избалованный девчонками до неимоверной степени, вряд ли способен быть хорошим мужем и отцом. Но, видно, тяга к принцу у большинства женщин – какой-то базовый инстинкт. Правда жизни тут бессильна до поры, когда алкоголик унесет из дому и пропьет последний телевизор.

– Тут что-то со временем, – заметил Саша. – Мы что, тоже так быстро постарели? Ведь мы тут шастаем хорошо если четыре часа.

– Больше. Но отдельные сегменты имеют разную скорость хронопотока, – объяснил Кенст. – Я на этом уже как-то погорел…

– Мы с этим, как его, разве не в одном сегменте? – удивился Саша.

– Кто его разберет. Может, тут у времени вообще слои имеются. Скажем, идешь, рожа стареет, а ноги молодеют, – предположил Кенст.

До Мухров дошли без приключений, только встретили существо в джинсах и футболке, которое осведомилось, не попадался ли по дороге Кайф. Существу рассказали, где и когда видели Кайфа, а потом Саша с Севериной долго спорили, мальчик это или девочка.

– Унисекс это, – поставил точку Кенст. Он устал, и ему надоело слушать ахинею.

Хухры оказались заброшенной деревней, тоже окруженной частоколом, и к воротам вели хитро изогнутые тропинки. Значит, тут можно было не бояться ни Танателлы, ни ее скверных ипостасей. Найдя относительно чистую избу, Саша отыскал в сарае топор, вышел в лес, таща за собой Северину с Кенстом, одной рукой нарубил еловых веток. В избе нашлось, чем их накрыть, и образовалось ложе, где можно было лежать втроем, держась за руки.

Старый Хрен прилетел, когда стемнело. В избу он не вошел – сказал, что времени мало, дел невпроворот, всем он нужен, никто без него не может обойтись. Но дело о завещании – любопытное дельце, и потому Старый Хрен так охотно откликнулся на зов. Сидя под окном на завалинке, он рассказывал:

– Енти, упокойнички-та, они скрозь времечко зрят и видят. А им точно помирать пришла пора, все их позабыли, никто никоторым словцом не поминает. Вот они легли, болезные-та, рядышком, помирать наладились, и тут вспомнили: а с тараканами как же быть-та? Таракашек-та за три тыщи лет набралось – ух!

– Да кто – они, кто – они?! – не выдержал Саша.

– Дельфийский оракул и Кумская сивилла, родимый. Что, и слыхом не слыхал, а и видом не видал? То-то же! Вот как их десяток годков не поминают, так они и наладятся помирать…

– Кто это? – шепотом спросил Саша у Северины.

– Я же тебе говорила…

Действительно – Северина, готовившая рекламное интервью для предвыборной кампании, вставила туда, что исход выборов знают только дельфийский оракул или Кумская сивилла. Блеснула образованностью! Именно этот абзац газетчики выбросили – они его не поняли.

– Помирают обое, стал быть, а наследство – кому? А так ведется – тем, кто последним их помянул. Так вот, недосуг мне балакать. Ступайте в Под, там много всякой дребедени скопилось. Они, упокойнички, туда и таракашек своих отправили, там за таракашками присмотрят, там их уважают. Придете – скажете: Старый-де Хрен послал-та… А мне уж недосуг…

Хрен захлопал крыльями, тяжеловато поднялся в ночное небо и полетел – довольно низко, почти касаясь разоренных крыш.

– Стой, стой! – завопили разом Кенст, Саша и Северина. – А они?.. Кого мы ищем?.. Ты же знаешь, кого мы ищем!

– Знать-то знаю! Да они сами вас сыщут в свой час и срок! – донеслось сверху.

– Где? Здесь? Там?..

Но Старый Хрен уже улетел.

– Какой ужас, тараканы! – воскликнула Северина. – Саш, давай откажемся от этого наследства!

– Таракашек боишься? Они же не кусаются.

– Ага, не кусаются! Я читала – человеку ночью ногти на ногах сгрызли! И в ухо кому-то таракан залез, еле вытащили!

– Здешние другие, они мозговые.

– Все равно боюсь, – повторила упрямая Северина.

Саша спорить не стал – и так отношения меняются непонятным образом, не хватало еще поссориться из-за насекомых.

– Жаль, что мы его не видели. Сколько сюда хожу, Старый Хрен ни разу не попадался, – горестно сказал Кенст. – Его, конечно, понять можно – он же, наверно, еще и голый летает, а показывать людям голый хрен – оно как-то некузяво…

– Так чего жалеть? – разумно спросил Саша. – Ты вообрази его ростом с себя – и порядок.

– Да ну вас! Вот тоже нашли о чем говорить… – буркнула Северина и, показывая недовольство, отвернулась.

Высоко, чуть ли не под самым потолком, было окошко, а в окошке маячили два пятна, одно круглое, другое продолговатое. Их окружало едва заметное сияние. Не сразу поняла Северина, что это лица. А поняла – так завизжала, что Кенст с перепугу выпустил ее руку. Два пятна скрылись, а Северина вознеслась к потолку, прилипла к нему, и Кенсту, чтобы снять ее оттуда, пришлось вместе с Сашей принести из пустого хлева грабли.

– Еще хорошо, что в трубу не вылетела, – бурчал Кенст. – Так бы тут и осталась…

– Саша, Сашенька, давай откажемся от этого наследства. Я какую хочешь бумагу подпишу! Не надо нам никаких тараканов! – умоляла Северина.

– Ну да, своих хватает… Но знаешь что? Это ж не абы какие тараканы. Если их завещали эти, как их?.. Ну, в общем, тараканы древние. Исторические, – сказал Саша. – А у нас с историей, сама знаешь, ничего не понять, что было плохо, что было хорошо, и никому веры нет.

– Ну и что?

– А тараканы, может, правду знают. В общем, ты отказывайся, а я это наследство забираю, – веско сказал Саша.

– Ты подумай, какие тараканы могут быть у дельфийского оракула? Какие-нибудь невменяемые! Нанюхаются дыма…

– Какого еще дыма?

Северина задумалась.

– Там был какой-то треножник, кого-то на него сажали… Жрицу, кажется… Она что-то жевала, какой-то дым нюхала и изрекала пророчества, ну как Нострадамус, тоже – фиг чего поймешь…

Во дворе засмеялись. Кто – непонятно, однако Саша на всякий случай схватил свободной рукой грабли.

– Не вздумай смотреть, – предостерег Кенст. – Туда, может, Счастливый Конец с Хэппи Эндом забрели. Хэппи Энд – он еще ничего, только дурак дураком. А Счастливый Конец – он как когда. Иногда – временный, то есть промежуточный, иногда окончательный.

– Это как? – спросил озадаченный Саша.

– Ну, как? Вот ты замутил какое-то дело, которое должно чем-то закончиться. Если хорошо закончилось – то, значит, промежуточный конец. А когда окончательный, то вдруг помираешь, но помираешь счастливым. Скажем, выиграл в лотерею миллион, полный восторг, и вдруг – бац! И лежит абсолютно счастливый покойник, а рядом – он, Конец то есть…

– Тьфу!

– Тихо. Они там погуляют и прочь пойдут. Понимаете, Хэппи Энд любит публику. А если публики нет – он идет искать…

Все трое затаились. Те, кто смеялся во дворе, – тоже. Но несколько минут спустя там произошла неожиданная и бурная возня. Вдруг раздался знакомый пронзительный голос:

– Четырехдневная!.. Оздоровительная!… Программа в спа-отеле!..

– Спам, будь он неладен, – опознал Саша. – Бьют его там, что ли?

– Пенсионерам десятипроцентная скидка! – выкрикнул Спам, и секунду спустя раздался гулкий удар.

– Кажись, его через забор перекинули, – определил Кенст. – Но кто?..

– Кто-то умный, – буркнул Саша. – Постойте! Уж не наши ли, как их там?..

Произошла бурная дискуссия. Саша требовал, чтобы все трое вышли во двор – авось там еще сидит та парочка, ради которой он отважился на авантюру. Кто бы еще расправился со Спамом? Тот «муж статен, не дороден, бровьми союзен, учтив и малоречив» и та «жена росту невеликого, очьми черна, ликом бела и румяна, громкогласна, норовом сварлива». Это они дураков страх как не любят.

Кенст возражал: Спам всем до полусмерти надоел, а сделать с ним ничего нельзя – он разве что лет через полсотни помрет своей смертью. Кидай его через забор, топи в колодце, сжигай в срубе, а наутро он тут как тут с новой гадостью: «Выиграйте огневодохолодостойкий ящик для хранения документов!» Так что во дворе может оказаться кто угодно, и не обязательно с благими намерениями.

Спор понемногу угас – Саша с Севериной не могли выйти наружу без Кенста, а тащить его, как мешок с картошкой, они не хотели – мало ли, в самом деле, что там за нечисть завелась.

Спать, держась за руки, обременительно, однако Северина больше не желала болтаться под потолком. Кое-как приспособилась, а Саша – тот вообще мог бы уснуть под звуки канонады. Кенст же был привычный.

Утром Саша спросил его, что за Под и где он обретается.

– Тоже деревня, что ли?

– Нет, Сань, это вроде крепости. С виду – из бетонных плит, размалеванных всякой дрянью. Лозунги там, карикатуры политические. Да кто на них смотрит… Конечно, жители очень высокого о себе мнения, и вся эта роспись для них – лучше галереи Уффици с Лувром и Эрмитажем, вместе взятых. А на мой взгляд – помойка помойкой.

– Почему же тогда наши тараканы – там, а не, скажем, в Хухрах?

– Я ж тебе говорю – крепость, бетонные стены. А тараканы – это такие сволочи! Они же разбегаются! Но тут еще одна заморочка – эти жители не каждого к себе пустят. Им сперва надо убедиться, что он без царя в голове.

– Ну вот тебе личность без царя в голове, – Саша указал на Северину. – Так там у них дурдом, что ли?

– Нет, царь – в монархическом смысле слова. То есть для них царь в голове – это тиран, деспот и диктатор. И они гордятся тем, что сами – без царя в голове…

– Странные тут у вас жители, – заметила Северина. – Может – ну его, этот Под, на фиг? Саш, давай найдем какого-нибудь нотариуса и откажемся от наследства!

– Нет, – подумав, сказал Саша. – Рин, наследство не простое. Это – тараканы. Вот ты все доказываешь, что нам для победы нужны какие-то необычные средства…

– Потому что на обычные у нас уже нет денег! Но тараканы?! Саша, тебе моих тараканов мало?!

– Твои – современные, а эти – исторические. Они, может, знают то, чего мы с тобой не знаем. Вот когда были эти самые, как их там?

– Дельфийский оракул и Кумская сивилла. Они очень давно были, они не знают…

– Ты хочешь сказать – они не знают, что такое айфон и Интернет? Ты сама-то представляешь, как эти штуки работают? Рин, их тараканы очень многое видели. Монархию они точно видели…

– И демократию, – добавил Кенст. – В Древней Греции уже была демократия.

– Ее ненадолго хватило, – вставила Северина.

– Они видели войны, они видели, как государства создавались и как они рушились. Нам нужны такие тараканы, понимаешь?

– Ринка, похоже, он прав! – воскликнул Кенст. – Ведь у оракула с сивиллой какие тараканы? Такие, что помогали им предсказывать будущее!

– Значит, идем в Под. Ясно? – спросил подругу Саша.

Она уже достаточно знала своего избранника, чтобы по голосу и взгляду определить: решение принято, и сбить Сашу с намеченного пути способен разве что бульдозер.

– Ясно…

Кенст не сразу сообразил, в которой стороне этот самый Под. К счастью, путешественники в странное пространство не испытывали голода и не требовали завтрака. Выйдя из Хухров и миновав поворот на Глухую Несознанку, они немного покружили по проселочным дорогам, а потом Кенст догадался: вон та вдрызг разбитая тропа и ведет к Поду.

– Они что, не могут дорогу починить? – удивился Саша.

– Могут, но у них такая беда – как только заведутся деньги, они всем кагалом начинают решать, на что эти деньги потратить. Сперва мирно, потом орут и плюются, потом вообще в драку лезут, потому что решить должно большинство, а большинства никогда не получается. Вот, скажем, дали им сколько-то за тараканов – чтобы держали их в крепости до вашего появления. И вот они уже решили даже на что деньги потратить. А потом – бац! А деньги уже кто-то спер! Иначе и быть не могло – на то он и Под…

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Северина.

– Последний оплот демократии.

Кенст, в юные годы – буйный ролевик, предпочитал монархию, потому что во главе воинства с деревянными мечами не может бежать в бой парламент или магистрат, тут нужен король, на худой конец – принц или герцог.

А Саша не то чтобы верил в демократию, которая все более напоминала привидение: все о нем говорят, никто его не видел… Нет, веры как раз не было. Но он понимал, что иного пути, кроме выборов, в городскую Думу нет.

Северина же, как большинство женщин, была стихийной монархисткой. Поэтому она радостно рассмеялась.

Но на разбитую и ухабистую тропу они попали не сразу.

Невесть откуда появилась женщина красоты неописуемой. Платье длинное, золотисто-радужное, кудри крутыми кольцами ниже пояса, тоже отливающие золотом, лицо точеное, губы алые, глаза синие огромные, фигурка – ах! И эта женщина пошла прямо к Саше. Даже не пошла – полетела над землей, едва касаясь крошечными туфельками придорожной травы.

Сашин рот сам собой приоткрылся.

Женщина, паря в облаке неземного аромата, проплыла мимо Саши, задев его порхающим фестончатым рукавом. Обернувшись, осчастливила зовущей улыбкой. И заструилась в своих шелках дальше, позволяя любоваться прекрасной спиной и сверкающими кудрями. А над кудрями висел в воздухе веночек из удлиненных листьев, темно-зеленых и глянцевитых.

Северина не первый день знала своего друга. Саша, конечно, обращал внимание на красивых женщин, но такого, чтобы лишиться рассудка и устремиться следом, даже не замечая, как сопротивляются Кенст и Северина, вынужденные тащиться за ним не размыкая рук, – такого точно еще не было!

– Сашка, ты чего?! Сашка, ты совсем?! – закричала Северина.

– Сань, опомнись, это же Глория Мунди! – воскликнул Кенст.

– Глория Мунди… – зачарованно повторил Саша.

– Кенст, беда, – быстро сказала Северина.

Она уже достаточно освоилась в потустороннем мире, чтобы понять опасность, исходившую от красавицы и ее лаврового венка.

– Ага. Нужно возвращаться.

– Это – только лежа? Мы его сейчас не уложим.

– Попробуем стоя…

Саша, как и полагается нормальному взрослому мужчине, имел амбиции. Мужчина вообще без амбиций – размазня, которого властная женщина приспособит выносить мешок с мусором на помойку и сопровождать себя во время пятичасового шопинга. А Северина за то и полюбила Сашу, что увидела в нем кучу мужских достоинств и, соответственно, мужских недостатков. Она знала – ему требуется признание, требуется, чтобы общество оценило его труд и достижения. Если бы Глория Мунди явилась в более скромном виде, Северину это, пожалуй, даже устроило бы: в предвыборной кампании жажда славы тоже должна присутствовать. Но – в разумных пределах! В разумных! Мечтать о мировой славе – прямая дорога в сумасшедший дом.

А о том, что мимо прошла и поманила именно Мировая Слава, Кенст догадался первым, Северина же поняла по имени – Глория Мунди.

– Кто-то ее подослал, – сказал Кенст. – Кому-то охота нам помешать…

 

Глава пятая, в которой герои неизвестно зачем карабкаются к вершинам славы

Глория Мунди, видно, была опытной альпинисткой или скалолазкой. Она легко и непринужденно взбиралась по довольно крутому откосу, Саша шел следом, иногда спотыкаясь, а Кенст с Севериной поддерживали друг друга – им вовсе не хотелось полететь вниз кувырком.

– Давай оставим его, – сказал наконец Кенст. – Это добром не кончится…

– Если бы я только знала… – пробормотала Северина.

Кенст понял: если бы она знала, что в спокойном и деловом мужике живет отчаянная жажда славы, она бы с ним и связываться не стала. И поздно было вспоминать Сашину биографию. Возможно, он и сам в себе такой гадости не подозревал.

Путь к вершинам славы был тернист и крут, но попадались и ровные лужайки, где можно было перевести дух. На одной обнаружили знакомого белого коня. Он мирно пасся, не обращая внимания на Глорию Мунди.

– Надо же, куда забрался, – удивился Кенст. – Это он от принца скрывается, не иначе. Крепко же ему этот принц остохренел…

– Кенст, этот конь нам нужен.

– На кой ляд?

– Не знаю. Но нужен. Подсади меня, я на него залезу.

– Нет, на него залезу я.

– Ты?

Поскольку Саша, следуя за Глорией Мунди, временно оглох, Кенст объяснил Северине свой внезапный замысел: она не сможет, сидя на коне, втащить и перекинуть поперек холки крупного Сашу, а он – сможет, особенно если Северина снизу подтолкнет. И тогда можно будет ускакать от Глории Мунди. Потеряв ее из виду, Саша, надо полагать, опомнится.

– А я? – спросила ошарашенная Северина. – Я же тут без тебя пропаду.

– Придется тебе взять Сашку за ногу и бежать рядом с конем. Ничего, ничего, я же учил тебя – большими прыжками.

– По откосу? Да я тут навернусь к чертовой бабушке!..

– Тихо! Она же припрется!

– Это – она?.. – имея в виду Танателлу со всеми ее ипостасями, шепотом спросила Северина.

– Ну да… Аларм, приближаемся к скотине…

Конь, не чуя опасности, щипал травку.

Кенст был в тройке средним. Он поменялся с Севериной местами. Саша даже не заметил этого. Теперь средней стала Северина, а Кенст, оказавшись с краю, взялся левой рукой за конскую гриву.

К счастью, ему доводилось ездить верхом, и даже в доспехах. Выпустив руку Северины, он сделал мах правой ногой и, стремительно опершись о конскую холку, взлетел на спину жеребца. Теперь Северине нужно было схватить Кенста хоть за штанину, чтобы не вышло какого сюрприза, но она от неожиданности остолбенела.

Кенст преобразился.

Плечи раздались вширь, вороные кудри выросли буквально за секунду и легли на кружевной воротник. Лицо помолодело лет на двадцать, обрело фантастическую красоту. Откуда-то взялся алый бархатный плащ, а с неба слетел и шлепнулся Кенсту на голову берет с пышным белым пером.

– Ой… – сказала Северина.

Мгновение спустя ей стало страшно. Она поняла, что Кенст, отпустив ее руку, пропал неведомо куда, а вместо него образовался принц на белой лошади, удивительно похожий на певца малоизвестной группы, по которому она сохла лет десять назад.

– Кенст! Ой, мамочки! Кенст! – заголосила Северина.

Саша даже не обернулся, зато обернулась Глория Мунди и увидела прекрасного принца на белом коне.

Кенст был великолепен. Кенст был достоин того, чтобы вести его к вершинам всемирной славы, куда больше, чем Саша.

Глория Мунди уставилась на Кенста, улыбнулась и поманила его за собой. Кто бы устоял перед этой улыбкой? Кенст не смог – он послал коня вперед и вверх, туда, где безмолвно обещала светлое будущее прекраснейшая в мире женщина.

Но у коня на сей предмет была своя лошадиная точка зрения.

На вершинах славы, хотя и не всемирной, он уже побывал и мог сказать определенно: ничего там хорошего нет. Правда, побывал под принцем – общий восторг предназначался именно принцу, а коня держали впроголодь – никому не приходило в голову, что нужен скотинке не гранитный постамент, а зеленая лужайка. Так что белый конь заартачился.

Кенст одурел от взгляда Глории Мунди – а вот Саша, утратив связь с красавицей, опомнился.

– Ни хрена себе… – пробормотал он.

Положение было дурацкое: оба – и Саша, и Северина – не могли бросить Кенста на произвол судьбы, без его помощи они бы никогда не выбрались из потустороннего пространства. Северина ухватила новоявленного принца за край плаща, а Саша так сжал руку Северины, что она пискнула.

– Сашка, Кенст пропал!

– Как это – пропал? Ох, точно…

Саша тоже не узнал в сказочном красавце чудака, нанятого в проводники.

– Что теперь делать? – спросил Саша. – И какого хрена ты держишься за эту тряпку?

– Не знаю… Сашка, мне страшно!

Саша сделал то единственное, что мог, – обнял подругу покрепче.

– Ничего, не пропадем. Где это мы?

Он посмотрел вниз и увидел слева далекие Хухры, а справа – далекие Мухры.

– Ой, Сашенька, как же теперь отсюда слезать?

– Как-нибудь слезем. Вот только Кенст…

Кенст в это время сражался с белым конем, не желающим карабкаться к вершинам мировой славы.

– Если мы его потеряем – мы пропали, мы сами никогда отсюда не выберемся, так тут и останемся, а там – помрем с голода!

– Не паникуй.

Саша, конечно, мог бы сказать, что раз Северина его сюда заманила, то пусть сама и придумывает выход из положения. Но он этого не сказал. Ситуация с Адамом, тычущим пальцем в Еву, уговорившую съесть запретный плод, была не в его духе.

– Но где Кенст, где Кенст? – повторяла Северина, не отпуская край бархатного плаща.

– Отойдем от этой идиотской лошади! – рявкнул Саша. – Отпусти тряпку!

Но в голове у Северины малость помутилось – как у всякой женщины, которая дождалась принца на белом коне. Она хотела быть с Сашей, потому что за Сашей – как за каменной стеной, но она и быть с принцем хотела! Лучше всего было бы сесть боком на конскую холку, обнять принца и ехать, ехать, ехать, пока не кончится жизнь.

Чуть выше по склону, в кустарнике, кто-то завозился, донеслось хихиканье – ехидное хихиканье, смахивающее на утиное кряканье.

Конь, и так сильно недовольный всадником, испугался и стал козлить. Кенст, не успевший вставить ноги в стремена, слетел с седла и укатился бы вниз, если бы не Северина, державшаяся за бархатный плащ. В первые секунды это удержало Кенста, а потом плащ, берет с пером, кружевной воротник и прочие принцевы вторичные половые признаки растаяли.

– Кенст! – закричала Северина.

– Ну, я Кенст, – отозвался проводник, стоя на четвереньках. И, опомнившись, немедленно протянул руку – пока не случилось еще какой-то беды.

– Кенст, что это такое было?!

– А что было?

Глория Мунди обернулась. Может, опять хотела позвать Сашу, кто ее разберет.

– Не смейте! – крикнула Северина, крепко вцепившись в обе руки, Сашину и Кенстову. – Не смейте!

Мужчины нехорошо уставились друг на друга и стали похожи на двух петухов, готовых к драке.

– Нашли кого делить, дуру какую-то! – закричала сообразительная Северина. – Да ей же все равно, кого туда, наверх, вести, она же безмозглая! Сашка! Вот когда ты за ней потащился – ты же был как зомби!

Саша не ответил. Взбираясь по откосу и скользя на мелких камешках, он одновременно был в аэропорту, во главе своей команды, целиком прошедшей в городскую Думу, встречал президента, который летел поздравить его с успехами и вручить орден.

Сейчас ему уже было ясно, что Глория Мунди вытащила из памяти тот давний разговор с Севериной – лежа в постели после всего хорошего, что испытали, очень даже приятно пофантазировать. И хорошо, что чертовка не добралась до более глубоких пластов – ведь когда-то Саша очень хотел победить в чемпионате по айкидо; он тогда еще только начал тренироваться, но чемпионат ему, ясное дело, уже мерещился.

Кенст, сидя на белом коне, тоже видел несбыточное, но клочками, мелкими кусочками, – приходилось отвлекаться на упрямую скотину. В этих кусочках было что-то киношное, что-то рыцарское, что-то со шпагами и копьями, и маячил на заднем плане золотой «Оскар».

Саша понимал, что Кенсту было обещано что-то великолепное. И Кенст понимал, что Глория Мунди нашла, чем заманить Сашу. Странным образом возникла ревность: кому она, треклятая, обещала больше? И хотелось сцепиться с соперником, и нельзя – они были обречены держаться за руки в этом причудливом пространстве.

А в кустарнике опять крякали незримые утки, изрекая свое «кхе-кхе-кхе» с удивительным ехидством.

Северина тоже оказалась одурманена, но по принципу «два в одном флаконе». Она уже догадалась, что принца делает принцем белый конь, и только, но отречься от давней мечты еще не могла. И с преображенным Кенстом было связано то, что Глория Мунди, не имея такого желания, совершенно машинально вынула из Северининой памяти: Северина не раз воображала, как пойдет в загс с тем чернокудрым певцом, и все будут знать, что музыкальное светило выбрало не кого-то, а ее! Видно, страсть к певцу была замешана не только на музыке.

Глория Мунди, постояв, приняла странное для нее решение – не поманила за собой, а сама пошла к Саше и Кенсту. И улыбалась она обоим сразу, словно приглашая сразиться за свою благосклонность.

Северина в тройке оказалась средней. Она шагнула вперед, крепко держа за руки Сашу и Кенста.

– Вот только сунься, – сказала она Глории Мунди. – Все космы обдеру!

Она понимала, что для драки придется освободить руки, а это чревато – улетишь неведомо куда, и тебя уже не достанут граблями, как в заброшенном доме из-под потолка. Но нужно же было как-то отогнать эту заразу, эту холеру!

И тут помощь обрушилась сверху.

По склону скакал, мелькая голыми ногами с непостижимой скоростью, Кайф. Он промчался мимо Глории Мунди, споткнулся, упал и покатился вниз.

За ним неслась вонючая толпа ябывдулов.

Очевидно, этой публике мировая слава была ни к чему – побывав на самой ее вершине, они даже не заметили в пылу погони за Кайфом, куда это их занесло.

Глория Мунди шарахнулась от вонищи в одну сторону, Северина с Сашей и Кенстом – в другую, один лишь белый конь не обратил внимания на толпу – он наслаждался травкой и свободой.

Ябывдулы, размахивая глянцевыми журналами и планшетами с порнухой на экранах, пронеслись мимо прекрасной Глории Мунди, совершенно не заметив ее кудрей и стройной фигуры со всеми соблазнительными округлостями.

Пожалуй, это была единственная польза, которую они принесли в своей жизни, – Глория Мунди и Кенст с Сашей оказались разделены пространством метров в десять шириной, да еще мужчины не видели соблазнительницу чуть ли не целую минуту. Было время прийти в себя.

– Пошли отсюда, – сказал Саша, и Северина безумно обрадовалась – в голове у любимого наступило просветление!

Но рано она радовалась.

– Кенст, глянь-ка сверху, в какой стороне Под, – велел Саша. – Должны же мы наконец забрать своих тараканов.

Северина задумалась, что хуже – мировая слава или тараканы. Мировая слава была опасна, тараканы – отвратительны. Но если дать им возможность разбежаться в разные стороны – может, и обойдется? Мысль переубедить Сашу даже не возникла – именно здесь, в потустороннем пространстве, Северина оценила весь катастрофический уровень его упрямства.

– В самом деле, Кенст, погляди, – сказала она.

– Вон там.

– Ой…

Взбираться на гору легче, нежели спускаться. Это и к вершинам славы относится. Карабкаться к ним легче, азарт помогает, а сползать вниз – очень тягостно, помощников нет.

– Я тебя на руках снесу, – оценив крутизну, пообещал Саша. – Кенст может за мое плечо держаться… Кенст, это что, землетрясение?!

Действительно, откос под ногами стал равномерно содрогаться. Даже конь забеспокоился. Северина прижалась к Саше, видя в нем защиту от всего на свете, включая стихийные бедствия.

– Лучше бы землетрясение, – мрачно ответил Кенст. – Это она пришла…

– Кто?

– Жозефина Павловна.

И точно – неотвратимо, вбивая толстые ноги в крутой клон чуть ли не по колено, к ним шла здоровенная дама в длинном парчовом концертном платье, декольтированная по самый пупок, и с прической многолетней давности. Эта прическа, залитая лаком во много слоев, была размером с порядочную тыкву. В руке у Жозефины Павловны был микрофон с оборванным шнуром, и чем ближе она подходила – тем громче звучал фальшивый голос. Исполняла она романс Балакирева «Приди ко мне во тьме душистой ночи».

– Блин, пришла, будет нам сейчас душистая ночь! Эта зараза трансформируется в Танателлу. Надо уходить, – сказал Кенст. – Убежать мы не сможем. Ложимся, руки вверх, жмуримся, по моей команде резко поворачиваемся…

– Точно – не сможем? – спросил Саша. – У нас же конь есть!

– Ты его сперва поймай. А она совсем уже близко!

– И что – наследство не получим?

– В другой раз, в другой раз!

Кенст ловко сел по-турецки и дернул за руку Северину.

– Романсы, говоришь, поет? Ну, споет романс – дальше что? – Северина чувствовала, что выход из положения есть, нужно только подбросить в умственную печку еще дровишек.

– Трансформируется, наверно. Лучше не ждать, пока она трансформируется!

Бух! Бух! Бух! И скрипучее фальшивое сопрано:

– Приди ко мне во тьме душистой ночи,

Я жду тебя, как ждут спасенья час,

На нас глядят небес далеких очи,

И рай земной в объятья примет нас!

– Вот зараза! Рай земной! Да ложитесь же! – взмолился Кенст. – Сашка, давай руку!

– Черт, тараканов жалко…

Северина охотно обошлась бы без тараканов, но она не желала видеть любимого побежденным. Для всякой нормальной женщины это невыносимо.

– Кенст, если мы уйдем в проявленный мир, а потом опять сюда вернемся, что будет? – спросила она.

– Во-первых, я не уверен, что вернемся именно сюда. Во-вторых, потустороннее пространство – оно разветвленное. Вернемся – как будто сюда, а окажется, что в этой ветке вместо Старого Хрена какая-то другая сущность, а дельфийский оракул и не думал помирать…

– Ясно. И тех, кого мы ищем, в другой ветке может не быть?

– Будут, наверно…

Бух! Бух! Бух! И треклятый романс, звучащий похоронным маршем.

Жозефина Павловна двигалась, как положено, по прямой, но убраться с ее пути компания не могла – рисковала просто скатиться по склону, по пути теряя друг дружку.

Саша бы рискнул, он уже приготовился хватать Северину, но тут раздался знакомый пронзительный голос:

–  Если у вас есть что терять, вам есть что застраховать! Застрахуйте свое жилье и имущество до восемьдесят шестого мартобря!

Спам вылез, встал именно там, куда собрался утаскивать Северину Саша, и улыбался во весь свой фарфоровый рот.

– Будь ты неладен! – воскликнул Саша и показал Спаму ядреный кулак.

Спам удивился и обиделся.

– Власть – для народа, – сердито сообщил он. – Мы справимся! Я пришел, чтобы вы победили! Правда, разум, результат!

– Да чтоб ты сдох! – закричала Северина, опознав ею же придуманные Сашины предвыборные лозунги. Видимо, в тот момент, когда листовки легли в почтовые ящики, тексты стали собственностью Спама.

Бух! Бух! Бух! И неожиданно залихватское:

– Я приду к тебе с приветом

Рассказать, что солнце встало!..

Тут Северину осенило.

Она не была такой уж великой любительницей романсов. Но когда родная бабушка убаюкивает тебя всякой цыганщиной, слова и музыка врезаются в память надолго. Романса, который вспомнился, Северина целиком не знала, но запела, уверенная, что в нужную минуту сумеет сымпровизировать.

– Уйди, совсем уйди, я не хочу свиданий! – во всю мощь глотки заголосила она. – Свиданий без любви и ласковых речей!

Ошарашенная Жозефина Павловна остановилась.

– Уйди, предвыборных не надо обещаний!

Уйди, не надо мне вокала и ключей!

Скрипичных, нет, не надо мне ключей!

Жозефина Павловна попятилась и стала задом, ступая в собственные следы, спускаться с горы.

Много еще чуши нагородила и ахинеи наплела Северина. Наконец тяжкая поступь Жозефины Павловны сгинула где-то вдали.

Северина схватилась за горло.

– Ну вот, – прохрипела она. – А теперь идем за твоими тараканами…

 

Глава шестая, в которой находятся заветные тараканы

Под оказался унылой кучей бетонных плит, нагроможденных кое-как и имеющих проход, загороженный большим металлическим листом. Плиты были в давние времена покрыты разноцветными граффити, несомненно, имевшими высокий смысл, но дожди размыли их, а восстановить здешние жители не догадались.

Над проходом сидела, болтая ногами, маленькая толстенькая женщина. Она очень обрадовалась, увидев Кенста, Сашу и Северину, спросила их имена, но свое назвать отказалась.

– Я последний страж демократии, – объявила она.

– Только не спорьте с ней, а то впадет в истерику, – тихо предупредил Кенст. – Я таких баб знаю. Никому она не нужна, и демократия – единственное, что у нее в жизни есть. Да – еще враг есть. Я рассказывал – царь в голове.

– Но ведь мы хотим победить в демократических выборах, – напомнила Северина.

– А кто тебе сказал, что в двадцать первом веке выборы – демократические? Скажи прямо – мы хотим победить.

– Слушай, Кенст, но раз все говорят о демократии, то она должна где-то тут сидеть, в человеческом образе, – сообразил Саша. – Может, с ней потолковать?

– Попробуй. Но сперва нужно попасть в Под.

Женщина сидела над проходом не просто так. У нее было оружие – рулон из старых газет, и этот рулон она нацелила сперва на голову Саши, потом на голову Кенста, Северина оказалась последней.

– Девушка, проходи! Мужчинам нельзя! – объявила сторожиха.

– Я предупреждал, – сказал Кенст. – Это она определяет, у кого есть царь в голове, а у кого – нет.

– Я, значит, без царя в голове? – обиделась Северина.

– Других шансов попасть в Под и вывести оттуда тараканов у нас нет, – напомнил Кенст. – Так что соглашайся и иди, а мы тут подождем.

– Да чтоб они сдохли, эти тараканы!

Северина выразительно посмотрела на Сашу, Саша развел руками: мол, приказывать не могу, но…

– Ладно, – сказала Северина. – Я понятия не имею, как вывести оттуда твоих тараканов…

– Наших тараканов, – тихо возразил Саша.

– Но я что-нибудь придумаю.

Тут Саше и Кенсту стало страшно – она знали, на что способна Северина, давшая себе задание что-нибудь придумать.

– Ты там поосторожнее, – сказал Кенст. – Держаться за меня ты уже не сможешь, так хоть за стенки держись, что ли, за что-то тяжелое. Постарайся все стадо тараканов выгнать к этой дыре, а мы тут встретим.

Он имел в виду проход между бетонными плитами.

– Хорошо, – Северина кивнула. – Сашка, если что – я… ну, в общем… Ладно. Ну, пока.

Она быстро и решительно вошла в проход. Был миг, когда она чуть не улетела в сторону, но вовремя цапнула газетный рулон сторожихи, и та втянула ее в крепость. Металлический лист сдвинулся в сторону и сразу вернулся на место.

– Я думаю, царь в голове у нее какой-то есть, но удачно маскируется, – прошептал Кенст. – Ну, будем ждать.

Они отошли подальше от стен Пода и сели на обочине. Говорить особо было не о чем, поэтому каждый думал о своем.

– Вот что, – сказал Саша. – Это всего-навсего бетонные блоки, стена – высотой меньше трех метров. Давай обойдем по периметру и попробуем туда перепрыгнуть.

– С одной стороны, там должна быть защита, – ответил Кенст. – Незримая или еще какая-нибудь. С другой – жители могли так долго спорить, какую ставить защиту, что вообще остаться без нее. Защита ведь тоже чего-то стоит, каких-то ресурсов, что ли. Наверняка там, кроме совсем скаженных, сидят и воры, которые заваривают кашу с принятием демократического решения, а под шумок тырят ресурсы.

– Думаешь?

– Если в проявленном мире таких ворюг навалом, значит, и тут их хватает. Ладно, пошли. Пока Ринка найдет тараканов и вступит в права наследования, пройдет немало времени. Так что успеем разведать обстановку.

Оказалось, кроме главного входа, охраняемого от попыток проникнуть вовнутрь, было еще несколько – через которые пытались вырваться на свободу подовские жители. Иным удавалось – и они улепетывали так, что пятки сверкали. А сверкающие, как новогодняя гирлянда, пятки – зрелище завораживающее, и Саша с Кенстом просто сидели в сторонке, любовались и заключали пари: сколько счастливчиков выберется из Пода в ближайший час.

Но это развлечение кончилось, когда они заметили на огибающей Под неширокой тропе велосипедистку. Это была Оказия, которая наконец-то довезла до Пода красного петуха и только искала местечко, где стена пониже, чтобы перебросить его в город.

Петух за время путешествия значительно подрос и потяжелел, но и обленился тоже. Оказия, прислонив велосипед к бетонной плите, несколько раз подбросила его в воздух, пока он не захлопал крыльями и не перелетел в Под. Из-за стены поднялась струйка дыма.

– Ты, дура старая, что ж такое творишь? – набросился на Оказию Саша. Судьба Пода его не касалась – но там сейчас были Северина и наследственные тараканы.

– Заказ выполняю! – ответила Оказия, отгораживаясь от возмущенного Саши велосипедом.

– Ну ее! Надо пробиваться в Под, – сказал Кенст, удерживая Сашу. – Они там так разговорами заняты, что заметят огонь, когда им уже задницы подпалят.

– Точно! А как?

– Не знаю.

– Нужно просто взять ворота штурмом. Ну-ка, нет ли где чего подходящего?

– Хочешь изготовить таран?

– Хочу.

Они завертелись, высматривая подходящий предмет, желательно – бревно. Бревна не было, вообще ничего пригодного к употреблению не было, кроме куч мусора – очевидно, обитатели Пода просто выбрасывали его как попало, перекидывали через стену, а дальше – хоть трава не расти.

– Дискутировали, кому вывозить мусор, и додискутировались до бардака, – проворчал Саша.

– А вот ты хочешь попасть в городскую Думу – так? Ты знаешь, кто у нас в городе вывозит мусор? – спросил Кенст. – А я знаю. И у этой фирмы есть конкуренты. Когда у вас, в Думе, объявят тендер и начнут решать, что для города выгоднее, и совсем зайдут в тупик – что ты будешь делать?

Саша ненадолго задумался.

– Мои ребята узнают, кому какой откат пообещали от заказа.

– А с откатами как будешь воевать? Эта система уже в плоть и кровь въелась…

– Организуем свою структуру, прямо при Думе, пусть она мусором занимается…

– Пока подрядчики не поумнеют? Сань, вывоз мусора – это долгая история, мало найти людей и купить грузовики. Окажется, что контейнеры – чья-то собственность, за пользование свалкой тоже нужно платить…

– Откуда ты все это знаешь?!

– Двое наших по свалке шарятся, ищут, что в дело пригодится, их сторожа пускают. Так что и тебя подстерегает точно такой же бардак.

– С этим я разберусь… Как же туда попасть? Кенст, есть хоть какая мыслишка?

– Есть… Нужно исполнить роли тех, у кого отродясь не было царя в голове. Авось обманем эту дуру.

– Ябывдулов изобразить?..

– А что, можно. Только у нас реквизита нет. У ябывдула малый джентльменский набор – бутыль пивасика, телевизорный пульт, монитор с порнухой, картинки с голыми бабами. Где мы теперь все это возьмем… – Кенст принюхался. – Точно, этот пернатый гад что-то поджег!

– Спам!

– Спам – он один, – неуверенно сказал Кенст. – Хотя кто его разберет. Может, вообще размножается клонированием.

– Но у него нет реквизита!

– Но он одет прилично. А мы на что стали похожи?

– Рискнем. Главное – орать погромче, – решил Саша. – В демократии ведь как? Кто громче всех орет – имеет шанс! Прорвемся!

– Ну, попробуем.

Они вернулись к проходу в Под, где наверху сидела толстушка и от скуки читала передовые газеты двадцатилетней давности. Задача была – как можно скорее одолеть двадцать метров до прохода, чтобы сторожиха, заслушавшись, не обратила внимания на одежду и не схватилась за свой волшебный газетный рулон.

– Ну, благословясь… – прошептал Кенст.

– Мощный Интернет! Возможность записи любимых передач! Четыре недели бесплатно! Подать заявку! Подать заявку! Подать заявку! – заорал Саша, быстро приближаясь к проходу, закрытому металлическим листом.

– Подать заявку! – подхватил Кенст. – Подать заявку! Для здоровья животов бифифлекс всегда готов! База отдыха «Золотая рыбка» приглашает на незабываемый уик-энд! Подать заявку! Подать заявку!

Толстушка, охранявшая проход, подслеповато вглядывалась в вопящих мужчин. Она, скорее всего, не раз видела со стены Спама; может статься, сама его отсюда гоняла. Кенст и Саша понимали, что не похожи на лощеного красавчика Спама, но надеялись на свою наглость и удачу.

Вдруг Сашу осенило.

Требовались такие набившие оскомину рекламные тексты, которые пришлись бы сторожихе по душе. И он их вспомнил – точнее, вспомнил Северину, которая недавно рассказывала о французской революции, которая началась с комедии Бомарше, а кончилась гильотиной на Гревской площади.

– Вся власть – Учредительному собранию! – воскликнул он. – Аристократов – на фонарь! Свобода, равенство, братство, гильотина!

Откуда-то донеслось знакомое ехидное кряканье. Смеялись двое, в смехе были синильная кислота и цианистый калий.

И толстушка заулыбалась.

Металлический лист пополз в сторону, открывая узкий проход.

Саша повернулся к Кенсту, Кенст повернулся к Саше, они всего-то хотели победно улыбнуться друг дружке, но замерли с разинутыми ртами.

Оба были в чистеньких белых рубашечках, в черных отутюженных брючках, при галстуках, и даже ощутили на плечах узкие лямки крошечных кожаных рюкзачков.

– Это что же?.. Ты теперь – Спам? – изумился Кенст.

– Мы оба – Спамы. Скорее, скорее! Свобода, равенство, аристократов на фонарь, братство, гильотина! – с этим боевым кличем Саша потащил Кенста к проходу. Минуту спустя они выбежали на главную городскую площадь Пода.

Там они обнаружили толпу жителей, которая колыхалась и гудела. Толпа стояла посередке, а окружали площадь деревянные трибуны образца 1935 года. На каждой стояло по человеку, люди эти говорили то поочередно, то разом, а толпа, соответственно, поворачивалась к нужной трибуне. Саша и Кенст сперва даже не поняли, что ораторы разные, потому что бубнили и восклицали они совершенно одинаковыми голосами, и их речи складывались в заковыристый монолог:

– Но если нет кворума, то процент большинства, которое определяется из процента кворума и соответствует в соответствии с нормами демократического голосования, а тебя вообще тут не стояло, и где вы видите кворум, в соответствии с процентным соотношением, количество голосов отсутствующих, кто-нибудь сосчитает наконец присутствующих, а у тебя вообще нет права голоса, у всех есть право голоса!..

– Сашка, это же уважаемый Олл! – воскликнул Кенст. – Как он сюда попал?!

– Нет, это не Олл, Олл – единое существо, и в нем все головы мыслят одинаково, хотя внешнее сходство есть, – разглядывая бубнящую и вскрикивающую толпу, заметил Саша.

– Нет, это он, Олл. Просто уважаемый Олл имеет дело с информацией, поэтому отвечает дружным хором. А если бы Оллу пришлось выбирать между вариантами…

Толпа подовских жителей повернулась к следующей трибуне.

– Они что, весь день так вертятся? – спросил Саша.

– Основное занятие демократа – быть демократом, – ответил Кенст. – А вон, гляди, гляди…

– Вор!

Некто, одетый демократом, то есть довольно скромно, воспользовался единодушным поворотом толпы к другой трибуне и ловко спер с первой трибуны, оратор которой отвлекся, мешочек, завязанный веревочкой.

– Там деньги? – догадался Саша. – Откуда же у них деньги берутся? Кто-то же всю эту говорильню содержит!

– Я не знаю. Кому-то вся эта морока выгодна. Сань, идем лучше искать твоих тараканов.

У Саши была своя методика поиска пропаж. Он потащил Кенста следом за ворюгой и ловким захватом поверг фальшивого демократа наземь. Тот выронил мешочек, и Кенст живо прибрал деньги к рукам.

– Да вы что, сдурели?! – возмутился вот. – Это мои деньги!

– Твои, как же! На что они тебе? – из чистого любопытства спросил Саша.

– Для бизнеса! Бизнес у меня!

– Вывозишь отходы, что ли?

– Послушайте, давайте договоримся! Я эти деньги взял сам, потому что они бы их делили до второго пришествия. А мне деньги сию минуту нужны! Это – кредит! Я бы возместил!

– Слушай и учись, – заметил Кенст.

– На что деньги предназначались?

– Это – по завещанию!

– На тараканов?!

– Ну да! А чего их кормить?! Они полгода могут не есть! Ну, загородку свою сожрут, подумаешь, великое дело! А мне – на развитие бизнеса!

– Так…

– Сань, ты вот задумался, – сказал Кенст. – Ты умеешь командовать, ты действуешь быстро, я так не умею, зато у меня память хорошая. Как-то я тут слонялся, сопровождал одного чудика, а чудик искал волшебные слова. И вот что нашел… Я эту формулу запомнил! Могу подарить.

– Ну, дари.

– «Скорость власти одного». Всего три слова, Сань! А ни одна демократия их не вынесет.

– Так, может, крикнуть погромче?

– Знаешь, когда рушится система, у нее такие судороги – мало не покажется. Как бы нас обломками не придавило. Потом крикнешь.

– Хорошо. Ну, бизнесюк, веди, показывай, где тараканы.

Ворюга попытался воспротивиться, но Саша умел обращаться с такими пленниками. Охая и бурча нехорошие слова, бизнесмен поплелся, бережно придерживаемый за вывернутую руку. Он вел Сашу с Кенстом между какими-то сараями, но вдруг встал и принюхался.

– Горит что-то!

– Сами знаем, что горит! – ответил Саша. – Кенст, справа, выше!

На черной конструкции, похожей на остатки разбомбленного железнодорожного моста, сидел красный петух.

– Кто-то умный его с Оказией сюда послал, – ответил Кенст, – но птица дурная и непредсказуемая. Ну, где тараканы?

– Вон там! – бизнесмен показал на бетонную стенку, из-за которой выскочили широкие языки огня.

– Бежим, – сказал Саша и отпустил ворюгу. – Ты тоже убирайся. А то никакие деньги не помогут.

За стеной полыхал сарай, а Северина большой доской громила его стену, пытаясь сделать пролом. Еще один удар – и в дыру вылезла страшная черная морда с обгоревшими усами. Северина бросила доску, отпрыгнула и завизжала.

Таракан, ростом и статью – с бульдога, шустро выкарабкался, за ним поперли остальные. Саша и Кенст даже притормозили, увидев это бешеное стадо.

– Ни фига себе наследство! – даже обрадовался Кенст. – Сань, а может – ну их на фиг?

– На фиг – проще всего. Сперва нужно понять, какой в них смысл.

– Во, блин, ядреные! – веселился Кенст. – На них пахать можно!

– Ринка! Ринка, сюда! – закричал Саша.

– Я их боюсь!

Расталкивая тараканов пинками, Саша пробрался к Северине и усадил ее себе на плечи.

– Дальше что? – спросил Кенст.

– Гоним к той дырке в стене, откуда пытались выскочить те убогие.

– Ее же охраняют!

– А тараканы на что?

Орудуя доской, Саша сбивал тараканов в стаю и гнал прочь от пожара. Кенст отпустил его руку и бежал следом.

Саша многого не знал еще в жизни, но кто-то из предков служил, не иначе, под началом Суворова. Он направил своих тараканов на троих бездельников, охранявших стены Пода от беглецов, и увесистые насекомые просто смяли их, вырываясь на свободу. А следом выскочили Саша с Севериной и Кенст.

– Ф-фу! – сказал Саша. – Ринка, не слезай, пока мы с ними не разберемся.

– Как ты собрался с ними разбираться? – спросила Северина.

– Отойдем подальше. Там уже красный петух разгулялся, – напомнил Кенст. – Сейчас эти бездельники из всех щелей полезут хуже тараканов.

Но Саша беспокоился, и правильно беспокоился, что его добыча разбежится во все стороны. Поэтому он опустился на корточки как раз напротив самого матерого тараканища. Тот тихонько шевелил усами и перебирал ногами, но с места не двигался.

– Тараканы, а, тараканы, – проникновенно обратился к лоснящимся чудищам Саша. – Какой в вас смысл? Зачем-то же и вы нужны! Вот ты, например?

– Я за вероятностный квази-веер ветвей прошлого отвечаю, – ответил матерый таракан.

 

Глава седьмая, в которой цель квеста достигается

 

Услышав обычную человеческую речь из тараканьих уст, Саша едва не сел в грязюку. Северина заметно покачнулась, но усидела на его плечах. А Кенст тоже опустился на корточки.

– Ни фига себе… – еле выговорил Саша. – Значит, правильно я за вами гонялся. Но почему вас так много?

– Мы, черные, – тараканы Дельфийского оракула, а те, рыжие, – тараканы Кумской сивиллы. Чтобы уверенно пророчествовать, надо очень сильно доверять своим тараканам. Просто у оракула сменилось полсотни пифий, и у каждой были свои тараканы, хотя некоторые передавались по наследству. А Кумская сивилла жила чуть ли не тысячу лет. Представляешь, сколько за это время тараканов заведется?

– Представляю…

– Можешь сосчитать. Подойдите, коллеги.

– Я – любимый таракан Кумской сивиллы, – гордо сказал крупный рыжий таракан.

– А за что ты отвечаешь?

– За двусмысленность происходящего в верхних слоях потока!

– Это он про поток времени, – шепнул Кенст.

– Ясно…

Конечно же, Саше совершенно не было ясно, что имел в виду рыжий. Более того – он уже был не рад, получив такое наследство. То, что тараканов оказалась целая армия, – еще полбеды. Но они были умнее его – вот что раздражало безмерно.

Впридачу совсем близко раздалось ехидное утиное кряканье. Кто-то незримый явно наслаждался идиотизмом ситуации.

Саша подумал, что Северина, пожалуй, права – нужно было отказываться от наследства, возвращаться домой, ставить крест на честолюбивых планах и жить дальше как уж получится. Да и Кенст как-то нехорошо смотрел на шестиногое интеллектуальное стадо. Видимо, тоже чувствовал себя дураком.

– Как же с вами теперь быть? – спросил Саша.

– Мы твоя собственность, решай сам, – сказал рыжий таракан.

– А что будет, если я вас просто отпущу?

Матерый черный и крупный рыжий переглянулись.

– Надо поискать прецедент. Кто у нас по юридической части? – черный обернулся. – Коллеги, казус!

Тараканы сбились в кружок, зашебуршали, зашелестели, даже затрещали неведомо чем. Саша выпрямился и хотел почесать в затылке, но у него на плечах сидела Северина и явно не желала спускаться наземь.

– Ты была права, – сказал ей Саша. – Ну их в болото… Совсем нужно быть без царя в голове, чтобы…

– Простите, – произнес совершенно незнакомый голос, но как произнес! Таким ледяным тоном и таким словом английский лорд, аристократ в восемьдесят пятом поколении, заставляет уступить себе дорогу истопника с вязанкой дров, бредущего топить камин в его замке.

Саше показалось, что голос зародился в голове, где-то между ушами.

– Вам, сударь, угодно быть без царя в голове? – осведомился голос. – В наше безумное время это обычное явление, но я был о вас лучшего мнения.

– Это шизофрения… – прошептал Саша. Собственно, к тому и шло – нельзя безнаказанно валандаться в таком подозрительном пространстве без риска для психики.

– Пока еще нет, – отозвался голос. – Вы рискуете попасть в ловушку, сударь. Уж я-то вас знаю не первый год. А если вы все же в нее ринетесь, то я вас покину.

– Что за ловушка?

– Хорошо известная вам ловушка, сударь. Когда в нее попадает кто-то другой, вы отлично видите. А сейчас вы сами стоите на краю.

– Нет, это все-таки шизофрения…

– Вот к чему приводит жизнь при сомнительном общественном строе, – заметил голос. – Ваши прадеды знали, что есть у человека три царя: царь небесный, царь земной и царь в голове, ко всем троим можно обратиться, и нет ничего удивительного в получении ответа. Отказ от царя небесного и от царя земного механически привели и к изгнанию царя из головы, но, к счастью, не всех. Я привык к вашей голове, сударь, я не хочу ее покидать, я не раз помогал вам принимать разумное решение, вот только поговорить удалось лишь здесь. Вы рискуете попасть в ловушку, после чего нам придется расстаться.

– Ловушка, о которой я знаю?

– Да, – сказал царь в голове. – Помните ли очаровательную дискуссию в проявленном мире, которая случилась недавно в вашем кабинете примерно в три часа ночи? Я, право, наслаждался…

И Саша вспомнил тот разговор.

 

Его команда засиделась допоздна в кабинете, кто-то пил пиво, кто-то – крепчайший чай, Северина по-королевски сидела на столе и сверкала коленками, а старый мудрый Либерзон заявил:

– Есть такая профессия – за власть бороться.

И понеслось!

Речь сперва шла о том, что избранный в городскую Думу Сидоренко, придя туда по трупам, первым делом убрал толкового мужика Савельева, а приблизил к своей особе Марчука и Толмачева, которые звезд с неба не хватали, зато чуть ли не в глаза его называли гением.

К третьему часу ночи сошлись на том, что профессиональный борец за власть – человек одной идеи, и все, где ему мерещится конкуренция, отметает и губит любыми средствами. Заполучив солидный пост путем совершенно демократических выборов, он прежде всего постарается удалить из своего окружения умных людей, от которых можно ждать подвоха. А окружит себя людьми посредственными, желательно – имеющими во властной структуре свой финансовый интерес. Эти будут служить относительно честно, хотя цитату из крыловской басни «услужливый дурак опаснее врага» еще никто не отменял. Другой вопрос – их разумное стремление поскорее набить карманы, пока не случились другие демократические выборы. А они ведь ничего хорошего не сулят, потому что профессиональный борец за власть охотно разломает все, что построили предшественники, а свое создаст такое, что и ломать не придется – само рухнет. Было перечислено немало фамилий и денежных сумм, канувших в небытие…

 

– Ловушка, значит?

– Да, сударь. Ваш некто Сидоренко полез в нее радостно и добровольно, а вы?

Саша, прищурившись, посмотрел на своих с Севериной тараканов.

– По-о-онял… – задумчиво протянул он и ухмыльнулся. – Ну что, господа тараканы? Нашли вариант отказа от наследства?

Писк и шуршание прекратились, ответа не было.

– Нет? Вот и прекрасно. Тогда я вас с собой забираю. Вы умные, вы многое лучше меня знаете. Так что, раз вы моя собственность, будете помогать. Как-нибудь уж научусь вас понимать. А когда мне понадобятся дураки, я их и в проявленном мире найду в нужном количестве!

– Ох, Сашка… – прошептала Северина.

– Рукоплещу… – прозвучало в голове.

– Сань, подумай хорошенько… – тихо сказал Кенст. – Я вот не знаю, как их отсюда забирать. Никогда отсюда ничего не выносил.

– А они сами придумают, как отсюда выбраться. Кенст, с ними будут сюрпризы, я знаю. Но это мои тараканы. Я их в обиду не дам.

Стоило сказать это – как обида и нарисовалась.

Сперва невесть откуда появилась Непруха со своей клюкой и, припевая, двинулась прямо на тараканов. Саша заслонил их. Тогда Непруха преобразилась в Жозефину Павловну и затянула фальшивым голосом романс «Смерть чижика»:

– В сем гробе верный чижик мой!

Природы милое творенье,

Из мирной области земной

Он улетел, как сновиденье.

– К-к-кажется, не надо было их выводить из Пода, – сказал Кенст. – Там они были в безопасности. Да и мы тоже…

Саша крепче сжал его руку, а во вторую Сашину руку мертвой хваткой вцепилась Северина.

– Пришла, зараза… – тихо сказала она.

– Бежим? – спросил Кенст.

Топая, как мамонт, Жозефина Павловна приближалась неотвратимо, оставляя в земле огромные глубокие следы, но чем ближе – тем меньше и мельче они становились. Парчовое концертное платье укорачивалось, из-под него явились взорам кружевные оборки белых панталончиков, катастрофическое декольте заросло складками белого батиста, залитая лаком до жестяной твердости прическа съежилась, украсилась алыми бантами. Резко похудевшие ноги пустились в пляс.

– Танателла… – без голоса пробормотал Кенст. – Ну вот теперь мы окончательно пропали.

Ударяя в тамбурин, Танателла плясала, и из нее, как из звуковой колонки, вылетала прекрасная тарантелла Россини в исполнении симфонического оркестра.

– А вот ни хрена тебе, – Северина дернула за руку Сашу. – Мужики, за мной! Танцуют все!

И она, почти в точности копируя тарантеллу Танателлы и таща за собой мужчин, двинулась навстречу смертельной опасности. Волей-неволей и им пришлось приплясывать. Мало того – Северина еще и запела:

 

– Все к переменам так стремится,

Что не сносить нам головы

Рушатся вечные границы,

Через поля ложатся рвы,

Через пути громоздятся стены,

Рельсы ломаем, по тропам путь,

Кто там вопил – нужны перемены?

Скройся, постылый, замри, забудь!

Волны кипят в жемчужной пене

Там, где трамвайный был маршрут,

Только советские пельмени

Все на свете переживут!

 

Видели мы зарю коммунизма,

Строились мы на звонкий парад,

Но по законам феодализма

Строить велели нам халифат.

Боги двуроги, быки крылаты,

Вместо стального – бронзовый звон,

И впереди у нас зиккураты,

И впереди у нас Вавилон.

Новые клоуны на арене

Публику в новый бардак зовут,

Только советские пельмени

Все на свете переживут!

 

Вокальных способностей у Северины было негусто, она скорее выкрикивала слова в ритме своих подскоков, но этого хватило, чтобы навеки ошарашить Танателлу. До сих пор она своими стремительными пробежками и прыжками ввергала жертву в ужас, а теперь ужаснулась сама. Не имея избытка мозгов, Танателла поняла, что к ней скачет ее собственная смерть.

И она кинулась наутек, через два десятка шагов перекинувшись в Жозефину Павловну, а потом – в Непруху. Она улепетывала без оглядки, даже забыв выключить свой встроенный плеер, и даже когда скрылась из виду – тарантелла Россини все еще висела в воздухе.

Вот тут-то и материализовались двое, хихикавшие и крякавшие то в кустах, то за обломками бетонной плиты.

Это были высокий худой мужчина с постной физиономией и маленькая кругленькая дама с улыбкой во весь рот. На мужчине был блекло-зеленый старинный кафтан, седоватые волосы собраны в косичку и перевязаны черной бархатной лентой; женщина же, которой, если верить историческим источникам, полагалось носить пышное платье со шнуровкой и декольте и к нему – шляпу с перьями, оказалась в широченном красном сарафане, впридачу – нарумяненная чуть ли не свеклой, и вместо шляпы она повязала клетчатый платок хвостиками вверх.

– Ну, пора бы нам, господа, и познакомиться, – сказал мужчина. – Позвольте представить спутницу мою…

– Уважуха я, а это – Респект, – перебила его дама в сарафане. – Вот мы такие и есть. Поневоле стали переборчивы и подозрительны. Долгонько к вам приглядывались.

– Мы знали, что вы нас ищете. Но кто столько раз обжигался на молоке, тот станет дуть не то что на воду, а на кусок льда, – добавил Респект.

– Респект и Уважуха? – глазам своим не веря, переспросила Северина.

– Они самые, барышня. Мое вам почтение. – Кавалер низко поклонился.

– Так. Значит, вы все видели, – хмуро сказал Саша. – И как мы тут дурака валяли.

Он имел в виду свое корявое и нелепое исполнение тарантеллы.

– Видели, видели! – воскликнула Уважуха. – Изрядно валяли! Но, знаешь ли, голубчик, это для тебя было самое тяжкое испытание. Ты не побоялся выглядеть смехотворно…

– Не до того было, – вступился за Сашу Кенст. – А танцевали мы хорошо, даже в музыку попадали.

– И вообще победителей не судят, – вмешалась Северина.

– Кто ж тебя станет судить, если ты даже охрану Пода вокруг пальца обвела? – Уважуха тихо засмеялась. – Царя в голове эти бездельники за версту чуют, а о царице в голове-то и не подумали!

Саша обернулся и воскликнул:

– Ого!

Над Подом рассеивались дымные облака, а красный петух удирал куда глаза глядят.

– Это как?! – спросил изумленный Кенст.

– Они его чуть насмерть не заговорили, – объяснил Респект. – Его уже не в первый раз туда посылают. Не справляется. Они как начнут путем голосования решать, кому идти за ведром воды, так бедная птица теряет рассудок. И в этом их единственное спасение.

Уважуха дернула его за рукав.

– Да и леший с ним, с Подом. Давайте-ка договариваться. Вот вы двое, да еще проводник… Вы не передумали? Вы и впрямь хотите побороться за добро со справедливостью? – спросила Уважуха. – Вы-то нам понравились…

– Хотя и посмешили изрядно, – добавил Респект. – И Глория Мунди о вас того же мнения. Говорит – чудаки, но чудаки достойные. Да, каюсь, это мы ее подослали. Больше она в вашей жизни не появится, даю вам слово, потому что на самом деле она дама очень опасная.

– И не надо. Не в этом счастье, – сказала Северина.

– А в чем? – заинтересовалась Уважуха.

 

Северина посмотрела на Сашу. Она еще не была уверена, что ей для счастья нужен такой упрямец. Раньше ей казалось, что Сашей легко управлять, теперь она поняла свою ошибку и пыталась освоиться с новым знанием об избраннике.

И Саша покосился на Северину. Раньше он видел в ней боевую подружку, мастерицу придумывать авантюры, но даже не спрашивал себя, может ли эта женщина его любить. А вот теперь боялся, всерьез задав себе этот вопрос, услышать от царя в голове скорбное «нет».

 

– Да, так оно и есть, – Уважуха покачала головой, – только нынешним барышням неловко в этом признаваться. А ты скажи прямо – без этого человека нет мне в жизни счастья и я на все ради него готова. Скажешь – и сразу полегчает.

– Сказать иногда труднее всего, – заметил Респект. – Проще было полезть в огонь, чтобы спасти его тараканов.

– А что мне еще оставалось? Я же люблю его, дурака!

Саша не то чтобы удивился – он ошалел. До сих пор как-то так вышло, что в любви они не объяснялись, вот он и считал, что любовь в их отношениях случится, может быть, когда-нибудь, но не сейчас. И вот слово прозвучало.

– Вместе с тараканами? – уточнил Респект.

Северина задумалась.

– До сих пор он терпел всех моих тараканов, – сказала она. – Я же его втравила во все это предвыборное болото. Я его сюда затащила. Ну, так получается, что я в ответе за ситуацию. И за мужчину, которого люблю!

– Что скажешь? – спросил Респект Сашу.

– Скажу, что и я Ринку люблю. Я только не знал, может ли она меня любить. Думал, балуется…

– Значит, с любовью разобрались, – подвела итог Уважуха. – Теперь будем разбираться с будущим. Что, дружок мой Респект, стоит ли этот мужчина того, чтобы мы пришли ему на помощь? Речь не о девочке, речь о мужчине. Главный во всей этой истории – он.

– Да! – подтвердила Северина, и даже с гордостью: вон какого я выбрала!

– Они все трое нам подходят, – сказал Респект. – Так что квест ваш, любезные, исполнен, возвращайтесь в проявленный мир. А мы…

– Я-то тут вовсе ни при чем! – воскликнул Кенст. – Я только проводник!

Респект и Уважуха засмеялись.

– Счастливый путь! – пожелал Респект.

– А тараканы? – спросил Саша.

– Это уж наша забота. И волшебные слова помните. Не забыли? Только они и помогут вам навести порядок.

– Скорость власти одного, – сказал Саша. – Но знать бы, что именно я и есть этот самый один.

– Не только ты, конечно, – ответил Респект. – Но если в каждой волости, в каждом уезде, в каждой деревушке найдется такой один, выгонит болтунов и всех приставит к делу, – все понемногу наладится. Просто ты, сударь, возможно, будешь первым. Не беспокойся насчет семи процентов. Люди пойдут за тобой, тут мы потрудимся, и процентов ты получишь гораздо больше.

– Но вот что ты будешь делать дальше? – спросила Уважуха. – А, голубчик? Как ты своей победой распорядишься?

И Саша с Севериной поняли: настоящий квест только начинается.

Рига, 2015 год.

Об авторе:

Далия Трускиновская, родилась в Риге, окончила Латвийский университет. Стаж журналистской деятельности – 43 года. Писать прозу начала довольно поздно, первая книга вышла в 1983 году. Сперва стала известна как автор детективов, затем написала довольно много фантастических повестей и рассказов. Как только возникла возможность публиковать историко-авантюрные романы, написала и издала их более десяти. Все литературные премии получены за фантастику. Хобби – история балета.

Опубликовано в журнале «Российский колокол» № 5-6 2017.
Размещено на сайте 23.11.2017 в 13:16.