Праздник
«Мы не хотим пощады от наших лучших врагов, а также от тех, кого мы любим до глубины души».
Ф. Ницше: «Так говорил Заратустра».
Зачем я это пишу, ведь никто же за язык меня не тянет? Но умолчать об истине, не значит ли – сказать неправду? – А обманывать тебя я не могу! В который раз перечитывая твои послания, решил всё тебе рассказать.
Глава первая. Лена
«Ты помнишь, как всё начиналось.
Всё было впервые и вновь.
Как строили лодки, и лодки звались
«Вера», «Надежда», «Любовь»
(«Машина времени» – «За тех, кто в море»)
Служба мгновенных сообщений (SMS), отправку которых поддерживает, наверное, каждый мобильный телефон – безусловно, полезная функция, хотя подчас вовсе эти сообщения не мгновенные, но это уже, пожалуй, тонкости. В 2006 году ехал я поездом в город М…, где окончу школу и в будущем поступлю в институт, как вдруг завибрировал мобильный – СМС. Писала моя уже в прошлом одноклассница из большого сибирского города:
«Привет. «***» (местный хоккейный клуб) должен сыграть отлично. Ты не забыл, какой завтра день?»
Было тринадцатое февраля. На следующий день, конечно, последовал обмен поздравлениями.
Девятнадцатого марта она писала:
«Как жизнь? Когда приедешь в О…?».
Но меня схватила откуда-то взявшаяся болезнь, и я ей долго не отвечал.
Продолжила переписку она: «Привет, солнце, как себя чувствуешь?». Это было двадцать шестого апреля.
Одиннадцатого июня написал я ей приветствие и сообщил, что-де скучаю.
Она откликнулась: «Хочешь, составить мне компанию?».
Я ответил, что какова бы ни была компания: счастлив буду от минуты её внимания – как-то так. Она продолжила: «Тебе будет достаточно минуты?». И на мои утвердительные слова ответила: «А ты всё-таки попробуй надеяться на большее. Вдруг повезёт…».
Неделю спустя: «Приветик. Как дела, настроение? Скучаешь?».
Вечером, ещё неделю спустя: «Волшебной тебе ночи и только сладких снов!».
Через три дня: «В данный момент в мире 2 миллиона людей спит, 1 миллион ест, 0,5 миллиона целуется и только 1 человек… читает мою SMS!».
На мой вопрос – что это за оригинальные данные, она ответила: «Экстрасенсорные способности открылись! А оригинальность я люблю!».
Третьего июля попросил её рассказать что-нибудь:
«А что именно тебя интересует? Будущее? Тебе предсказать?».
«Ну, предскажи».
«Скоро ты найдёшь свою половинку. Может, она уже рядом!».
Не помню, что написал ей, но ответила она так: «Мне нравится твоё чувство юмора!».
Двадцать седьмого августа: «Как дела? Кстати, мы так и не встретились, а это могло скрасить дни твоего одиночества…».
Через пару дней она же: «Пытаюсь избавиться от головной боли; и думаю, чем занять себя завтра».
На моё замечание, что причина боли не всегда следствие плохого, она ответила:
«Уж точно не от хорошего, но это не в первый раз!».
«Лику мучает ревность, даже по отношению к тебе!».
На следующий день тема коснулась доверия: «Разве я не внушаю тебе доверия?»
«Внушаешь, конечно!». Я не сразу понял всей глубины вопроса и спросил: «Что ты делаешь сейчас?» (вопрос этот, надо заметить, подходящий к тем случаям, когда по какой-либо причине нет слов!).
«Я это знала! Сейчас ничего, может, посоветуешь, чем себя занять?!»
Задай вопрос мне этот кто-нибудь сейчас, и я бы снова не нашёлся, поэтому шутливо отвечал, Елена, мол, Сергеевна, ну, наши вкусы же различны – что интересно мне, то скука лишь для вас!
Она парировала: «Борис Алексеевич, вы в этом уверены? Я этого не говорила!».
«Сходства в интересах свойственны только друзьям».
«Ну, значит, друг мой, пожелаю тебе спокойной ночи!».
На следующий день – она: «Вчера мы выяснили, что стали друзьями?!».
Я: «Елена Сергеевна, когда же мы были врагами?».
«Помнится, вы говорили, Борис Алексеевич, у вас нет друзей! Разве не так?».
«У кого есть друзья, у того нет друга» (Аристотель)».
«Т.е., надо понимать, Борис Алексеевич, у вас есть друг в моём лице?».
Положительный мой ответ был правдив, и она почувствовала это!
SMS-ки эти были ноябрьские, а вот, что случилось в декабре.
Она: «Классное обвинение! Тебе бы так! двадцать минут урока! Жаль, что не приедешь!».
Я: «А что за обвинение?».
«Влюблённость! У нас – это главное обвинение на уроках!».
«Оригинально», – что я ещё мог сказать?
«Эта тема актуальна в нашем классе! Когда приедешь в О…?!».
Как же она умна (Лена, то есть, а не тема)!
Желая скорее миновать скользкий поворот в нашей переписке, наверное, робость, спросил: «Как дела в твоей школе?».
«Они разные и необъяснимые! Но одно я тебе скажу – Аля влюбилась! А ТВОИМ СЕРДЦЕМ НЕ ЗАВЛАДЕЛА ВЛЮБЛЁННОСТЬ?».
А дальше настал чертовский тот год… Но по порядку:
Во-первых, болезнь жила во мне и живёт, подобно сорняку, и, во-вторых…
Во-вторых, дальше! Более трёх недель боролся я с болезнью (вернее, она играла со мной, как кошка с мышью), и вот результат:
Лена. «Ну, привет, солнце! В последнее время ты стал часто исчезать!».
Три дня спустя спросил я о её здоровье и сообщил, что занимаюсь физикой.
Она: «Лучше не бывает! Опять физика! Уже без физики жить не можешь?!».
На следующий день – она же: «Прикинь, мы на лит-ре от влюблённости перешли к откровенным темам!..».
Я: «В каком же это произведении такие темы?».
«Обломов»! Аида Александровна такое сказала!.. Не поверишь!».
«Что же она сказала?».
«“НЕ БЫВАЕТ ОБЩЕЙ ДЕВУШКИ, БЫВАЕТ ГРУППОВОЙ СЕКС!”».
Не знаю, почему я должен был не поверить? Помню сюжет «Обломова»… Проскальзывает эта тема…
Лена: «С этим трудно не согласиться! Именно так! Это совпало с твоими мыслями?».
«Да». Через день она писала, что грустно ей, а следственно, и плохо. Тут я возьми и скажи: «Понимаю тебя».
Она: «Не понимаешь! Если только не умеешь читать мои мысли…».
Я: ««Быть может… А если ещё учесть слова Сократа: «Я знаю, что ничего не знаю», – тогда я дурак!».
«Даже я так не считаю! Твоё мнение – ошибка!».
Она же: «А у нас «откровенные темы» продолжаются! Хотел бы послушать?!».
«Между кем?».
«Между Г… и А. А.! РАССУЖДАЮТ НА ТЕМУ ОБЩИХ ДЕВУШЕК! ПРИСОЕДИНИЛСЯ БЫ?».
Г… – наш одноклассник, у которого что-то с головой. Он частенько играл роль шута…
Я не ответил, а умная девочка продолжала: «Весело, хоть и бред! У «Б» класса и не такое, а точные инструкции!».
«Безразлично мне, что там с этим «Б».
«Я многое поняла…».
«Что многое?».
«Неважно. А что, небезразлично?».
«Лен, ну, что такое для меня «бэшки»? Ничего».
«Даже не понимаешь, в чём дело… А это был просто прикол!».
Неделю спустя, она: «Пишу тебе сие послание, а сама страдаю от незнания – кто же ты? То ли вылитая копия Бреда Пита, то ли прямой потомок Цезаря, а, может, марсианин или китайский городовой?! Срочно ответь!».
На шестой день февраля, наплевав на километры, я сказал ей, что желал бы встретиться.
Лена. «Мне приехать в М… или ты в О…?!!».
Девятого она написала: «А у нас минус! Ты давно гулял?!».
Я ушёл от ответа, а она продолжала, будто не заметив: «Гулять надо каждый день! А я сомневаюсь, что ты это делаешь!».
« И правильно, что сомневаешься!».
«Да, если бы я была в М…, ты бы и дня дома не сидел!». « Возможно», – согласился я.
«А я говорю точно! Так что давай гуляй! А то сидишь вечно с книжками!»
«Ну, мне лень», – заскулил я. – «Да и… не с кем».
«Ищи себе пару! Скоро четырнадцатое!».
«Да какая мне разница – четырнадцатое или сто четырнадцатое?».
«Ужас! Лучше бы ты мне этого не говорил!».
«Ну, не признаю я этих валентинок!».
«Действительно, ужас! И ты даже не понял! Дело не в четырнадцатом!!».
«А в чём?».
«Подумай! Ты ведь неглупый! Неужели не понимаешь?!».
Пока я думал, моя болезнь всё решила быстро, даже чересчур. Она «справляла» и день влюблённых, и мужской, и женский, и день дураков -короче, следующее сообщение Лены датируется аж тридцать первым мая:
«Чтобы поцелуй был сладким и горячим, возьмите любимую девушку, положите ей в рот два кусочка сахара, залейте кипятком и тщательно перемешайте».
А я не нашёл ничего лучшего, как напомнить ей о позднем часе (это теперь я сознаю, какой же я был бездушной сволочью!).
Она отвечала так: «Спать меня укладываешь! Ещё рано! Я СООБЩУ, КОГДА БУДЕТ ВРЕМЯ!».
«Ну, как хочешь, а я скоро отправлюсь в объятия Гипноса».
«Что-то рано! Напиши – тебе помочь или не мешать?!».
Как нетрудно догадаться, я ничего не ответил.
Это было тридцать первого мая. В июне я к родственникам уехал в О…, и там…
Там случилось такое… Такое дьявольское обострение, что я ещё долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, а уж тем более послать SMS.
Двадцать восьмого июня ничего подобного не подозревающая Лена писала:
«Привет! Что-то ты стал часто пропадать! В чём дело?!».
Двадцать второго июля, в день своего рождения, она писала уже так: «Здравствуйте. Мне искренне жаль, что Вы в очередной раз забыли, какой сегодня день и что мы с Вами стали мало и редко общаться…».
Дурак!.. Какой же я дурак!..
Двадцать шестого июля она тщетно продолжала взывать: «Здравствуйте. Вы в очередной раз куда-то исчезли? Что с Вами случилось?».
В этот же день: «Вы решили оставить меня в неизвестности?».
Через два дня: «Здравствуйте. У Вас что-то случилось или Вы на меня в обиде? Сообщите».
И снова чуть позже: «Ещё раз здравствуйте! Вы решили мне не отвечать?! Почему же?».
Первого августа гнев сменяется на милость: «Привет. Ты решил исчезнуть по-английски? если твой баланс на нуле, то используй услугу «***». Сообщи мне о себе!».
Двадцать шестого августа я, наконец, додумался! SMS Лене послал сосед по палате. Почему мне раньше не пришла в голову эта мысль? Потому что в моей голове тогда ничего не было, кроме боли! Не зря у Достоевского Раскольников замечал, что «в тесной квартире и мыслям тесно» – во время болезни моя «квартирка» мне казалась тесной.
Лена ответила: «Желаю скорей поправиться!».
И в этот же день чуть позже; она: «Так что с тобой?».
Лучше было бы сразу, с самого начала сказать правду, но произнести «лежу в больнице» для меня нестерпимо до сих пор.
Тогда же: «Может, объяснишь, в чём дело?».
«Уже всё нормально, – честно соврал я. – Гораздо лучше, но пока лежу в больнице».
«Я ничего не понимаю! Что у тебя болит?».
«Диагноза нет».
В самом деле, его нет до сих пор нет (он неизвестен современной науке). Поистине чёртова болезнь.
«Ну что с тобой? Почему ты в больнице?».
И я поведал ей неинтересные подробности моей хвори.
«Выздоравливай поскорей! Не забывай сообщать о себе! Ладно?!».
Глава вторая. Алиса
«Нет, тайное сознание могущества нестерпимо приятнее явного господства».
Ф. М. Достоевский: «Подросток».
В 2006-м году, как уже говорилось, поступил я в некую м…скую школу.
Классом моим оказался разбитый надвое коллектив. То есть, мужская его часть и составляла «группу лиц, объединённую общими занятиями», а вот женская была сама по себе.
И моё внимание долго на какой-либо однокласснице не задерживалось, но позже всё изменилось.
Алиса была самой старшей, и, как мне казалось, самой умной, то есть «белой вороной», её одноклассники, в том числе и я, чувствовали это.
Некоторое время мы с ней вместе занимались, но недолго. Первый учебный год мной осваивался в новой обстановке, а в июле опять произошло обострение.
А через пару месяцев, когда начал выздоравливать, вдруг понял – Алиса не покидает моего воображения. Это наваждение преследовало меня и утром, и днём, и вечером… Странно, почти, как у Татьяны Лариной – «обман неопытной души».
Оно довело меня до того, что после очередной бессонной ночи, я вскочил на постели, чувствуя, как от стыда горячими волнами приливает к лицу кровь. Моя память снова и снова услужливо подсовывала образ Алисы. И я отчётливо вспомнил, как сказал ей тихо: «Ну, и дура же ты, Алис». Она, положим, не услышала этого, но и что из того?
Я не мог разобраться в своих чувствах, и то ли из мучительных угрызений совести, то ли из чего-то другого родилось следующее:
К ***
Я пьян тобой, Алиса. Ты из рая
ко мне спускаешься, и существо моё,
мучительно и сладко замирая,
летит, летит, поёт, поёт, поёт…
Я чувствую твои духи, когда их нет,
И нежные твои ладони.
Откуда льётся майский солнца свет
и музыки волнующие тоны?
Ах, сердце, сердце – бес поэта грешный,
о не пылай так девственно и жарко!
ведь девушка, ведь этот ангел вешний,
не может быть тебе небес подарком.
Тебе, о сердце, правда недоступна,
ну, как не понимаешь ты,
Что нам любить её преступно! –
Нет разума в любви.
Есть же такое понятие, как «болеть человеком»? Теперь понимаю это. «Болезненные ощущения почти всегда бывают обманчивы» Ф. Достоевский: «Униженные и оскорблённые». Но через две недели…
К ***
Я возвращаюсь мыслями к тебе,
теперь я ими не владею.
Не верю я ни людям, ни судьбе,
А главное: себе не верю.
Я знаю, ты умна, не веришь ты в любовь,
и я ведь не пропал во лжи стихии…
Но почему в волненье эта новь,
когда ты рядом и пишу стихи я?
Ах, милая, я, кажется, люблю,
а если нет, то что же это?
Единственно, лишь бога не молю,
чтоб он соединил тебя с поэтом.
Но не м олюсь я богу оттого,
что веру потерял однажды.
не верю в дьявола, не верю в божество,
и не страшит меня безбожье даже.
Но верю, чувство не подложно,
и я люблю… Ах, как я понимаю —
любить тебя мне невозможно,
но в мыслях всё же обнимаю.
Быть может, чудеса бывают,
и разум мой помирится с душой?
Ах, как я обмануть себя желаю
и быть обманутым боюсь самим собой!
«Кто не верит себе самому, всегда лжёт». Ф. Ницше: «Так говорил Заратустра».
Глава третья. Лена
«О, как не стремиться мне страстно к Вечности и к брачному кольцу колец – к кольцу возвращения!
Никогда ещё не встречал я женщины, от которой хотел бы иметь я детей, кроме той женщины, что люблю я: ибо я люблю тебя, о Вечность!
Ибо я люблю тебя, о Вечность!».
Ф. Ницше: «Так говорил Заратустра».
Вплоть до двадцатого декабря сообщений почти не было. «Можно задать один вопрос?», – возобновила переписку Лена. «Даже два», – попробовал пошутить я.
«Спасибо. Аида говорит, что, возможно, у тебя появилась девушка. Это так?».
Как же я благодарен силе, запретившей мне ответить: «Да»!» – «Почему ты это спрашиваешь, и причём здесь Аида?» – «Это мнение её, т. к. мы стали мало общаться!» – «Мало? Что за вздор!», – и закрывая тему, задал какой-то вопрос.
«А разве не мало? Ответь!».
Но ответил я ей два дня спустя, что нельзя быть такой назойливой, что навязчивость… и т. д. «Навязчивость? И ты говоришь, что ничего не случилось? У меня нет слов».
Как сказал известный князь Мышкин, «в иных случаях лучше совсем не говорить», что я и сделал.
Чуть позже, Лена: «Я вообще могу тебя ни о чём не спрашивать! Согласен?!!».
Ах, что же скрывалось за этими восклицательными знаками?
Четвёртого января она писала: «Скучно! Расскажи что-нибудь».
«Нечего мне рассказать», – ответил я сухо.
«Ладно, буду скучать! Я думала – ты мой друг».
«Какой в обиде смысл?».
«А что обижаться?! ВСЁ РАВНО БЕСПОЛЕЗНО! Хотя… ты мне подал хорошую идею: я обиделась!».
Совет князя Мышкина пришёлся опять ко двору. Через три дня – бедная Лена:
«Ты стал таким необщительным! Тебя подменили?». «Да это же просто другой человек!
А я тот же самый», – процитировал я Высоцкого. – «Тогда докажи!».
Ответ был снова мышкинский. Она в ответ на моё молчание: «Видишь? Раньше бы это не вызвало затруднений».
Я хотел ответить, мол, когда это? Раньше? Но Мышкин! Затем снова временной провал в нашей переписке до тридцатого января.
«У тебя друзья не появились?», – начала опять Лена.
Проклятый Мышкин! Но молчание – чем не ответ?
«Ты решил игнорировать мои СМС? Если они доставляют дискомфорт, скажи, и я избавлю тебя от них».
«Ну, что за нетерпение? Удивляюсь тебе! Не появились!», – тут же ответил я.
«Это не нетерпение! и это не удивительно, с таким подходом, можно потерять всех! задумайся, пока не поздно!»
Тут я вспылил и понял, что Мышкин не такой уж прям «идиот проклятый»!
Спустя без малого две недели писал ей едва ли не впервые: «Здравствуй».
«Ну, привет. Ты что-то хотЧетырнадцатого февраля она поздравила меня с днём влюблённых и пожелала быть любимым, а семнадцатого задела за живое так: «Ты решил поинтересоваться «.. .ом» (хоккейный клуб, за который я болею)?!».
Двадцать третьего она, как бы между прочим, пожелала мне любить. Двадцать седьмого подул «ветер перемен», она писала: «Представляешь, слушала погоду в М…, и мне туда захотелось!».
Далее я её в чём-то поддержал, и она ответила: «Я рада, что ты разделяешь мою точку зрения!».
На следующий день Лена завела разговор о дружбе: «Простой вопрос: кто для тебя – я?».
Я, конечно же, ушёл от прямого ответа, но она не унималась: «Аида советовала тебе забросить «Идиота»!».
И на вопрос: «Почему?», ответила: «Просто нежелательно. Она настоятельно просила отговорить!».
«Просто и вороны не летают». Причина должна быть».
«Плохо влияет! Почитай «Братьев Карамазовых» (она советует)».
«Не может она «Идиота» не советовать! Это ты придумала».
«Мне зачем это говорить! Я её даже не читала!» (книгу, должно быть).
Далее – снова Лена: «Аида сказала верно, что ты пессимист!»
«Это здесь причём? К тому же людям свойственно ошибаться».
«Точно! Где твой оптимизм?».
«Стало быть, на месте: не мог же он испариться?!», – грубовато отвечал я.
«Был, теперь нет! Вот Аида и беспокоится!».
«Чем ты занята?! – задал я свой экстравопрос, – А то всё «Аида» да « Аида».
«Меня ведь не слышишь, услышь хоть её!». « Вроде, проблем со слухом нет!». « Почему ты такой упрямый?!». « С чего ты взяла?».
«Ты же не собираешься бросать своего «Идиота», не так ли?!».
«Не собираюсь, да и как-то уже поздновато. Я его уже дважды читал!».
«Ладно, как хочешь! если честно, я бы тоже не отказалась!».
«От чего?», – опять не понял я.
«Да так… Ситуация была интересная!».
«Какая?».
«Просто Аида советовала мне не общаться с некоторыми людьми!» Я спросил: «С какими?», а хотел спросить: «Что же мешает, раз не отказалась бы?».
«Уже неважно! Так, ты будешь читать «Братьев…»?».
«Позже прочту, конечно, а сейчас не буду».
Лена: «Что такое в твоём понимании дружба?».
«Долго писать, и ты знаешь мою здесь позицию… А в твоём?».
«Если кратко, то отношение к человеку. Почему ты считаешь, что у тебя нет друзей?».
«“Друг познаётся в беде”, а у меня, вроде, не было бед».
«Интересно, как я могу «познаться» в беде, когда ты никогда ничего не говоришь сам. Приходится «вести допрос»!».
«Тебе завтра рано вставать?».
«Это типа «достала уже» или нечего ответить?».
И после непродолжительной тишины – Лена: «Если тебе будет легче, тогда спокойной ночи!».
На следующий день меня в очередной раз прихватило, да так, что написал я Лене лишь седьмого марта: «Здравствуй. Как жизнь?», и рассказал, почему не писал. «Отлично! Почему я не в курсе, что ты болел?!».
«Зачем говорить вздор?».
«Я так не думаю! Сейчас всё в порядке?».
И после моего положительного ответа, спросила: «В каких отношениях ты со своими одноклассниками?».
«То есть? Не понимаю тебя! В нормальных, а что?».
«Просто интересно! А что ты думаешь о своём классе?».
«Ничего, а что я должен о нём думать?».
«Симпатии к кому-нибудь есть?».
Двадцать девятого я написал Лене, что скучаю.
«Не скучай, я с тобой!», – ответила она.
Тогда я не обратил на это внимания и продолжал, мол, «как-то грустно».
«Не грусти! НЕТ НАСТРОЕНИЯ – ВЛЮБИСЬ!».
«В кого?».
«Не знаю в кого, оглянись по сторонам – вдруг повезёт!».
Я хотел временно закрыть тему, но Лена думала иначе: «Скучал по одноклассникам?».
«По одноклассникам нет, но вот по одному человеку… да».
«Это по кому же?!».
«По тебе, Лен!».
«По мне?! В первый раз от тебя такое слышу!».
Вскоре, она: «И что же на тебя так подействовало? Весна?!».
«Не думаю!».
«Тогда что?!».
«А разве непременно должно что-то подействовать? Ничего!».
«Ладно, допустим, но мне приятно!».
Чуть позже, она: «До завтра! Спокойной ночи!»
Первого апреля дёрнуло меня брякнуть: «Вино на радость нам дано!».
«Ну, ты даёшь! А что не виски сразу?! Какой ужас!».
«Да ладно тебе – это ведь цитата!».
Затем последовало затишье, но на этот раз не связанное, с моей болезнью. Седьмого я спросил у неё, почему не пишет, и получил ответ: «Да так, небольшие проблемы, ничего страшного».
Она лукавила…
«Что же, собственно, случилось?».
«Не волнуйся, всё в порядке, друзья рядом, всё будет хорошо».
«Надеюсь, ничего серьёзного?».
«Не сомневайся. Я тебе очень благодарна, спасибо!».
«За что ты мне благодарна?».
«За то, что я тебе небезразлична!».
Шестнадцатого она то ли укорила, то ли похвалила: «Твоя любовь к чтению просто безгранична!».
«Вовсе нет», – возразил я.
«Ладно, тогда простой вопрос – чем ты занимаешься в свободное время?».
«Чёрт! – выругался я мысленно. – Ну, читаю». «Что и следовало ожидать! Я оказалась права!».
Поборов, наконец, Алисовы чары я писал Лене, спустя неделю: «А какого цвета у тебя волосы?».
«КАКОЙ ИНТЕРЕСНЫЙ ВОПРОС! А ТЕБЕ ЭТО ЗАЧЕМ?!» Надо заметить, что у меня проблемы со зрением, и Лена о них, конечно, знала.
«Мне его никто не задавал! И зачем это тебе вдруг понадобилось?!».
«Не знаю!».
«Ты меня просто удивляешь!!! Я брюнетка!».
И тут вдруг меня неприятно кольнуло. Я вспомнил имя «Алиса».
Чуть позже я написал: «Странный снился сегодня сон …».
«Могу знать подробности?!!».
«Отчего же нет?».
«Я вся во внимании!».
«Я тебя обнимал и о чём-то просил».
«Ничего себе мечты у твоего подсознания!!! А поцелуев не было?!!»
«Не было».
И сразу же: «И что ты думаешь по поводу своего сна?».
«Думаю, не обиделась ли ты?».
«Вовсе нет!».
«Это хорошо! А ведь, пожалуй, есть на что обидеться!».
«Плохо же ты меня знаешь! Общаться больше надо!».
Да, Лен, нам «надо больше общаться»! Ты бесконечно права! Это общение с тобой и сблизило нас, на радость, и продолжает дарить ощущение праздника!
