Соль, пот и слёзы
(Вариант сокращённый)
Светлой памяти моей бабушки
Касьяновой Варвары Фоминичны посвящается
Род проходит, род уходит, соль же вовек пребывает.
Трактовка Екклесиаста, 1, 4
Без хлеба не сытно, без соли несладко…
Русская пословица
На территории Калмыкии множество солёных озёр. В разгар лета, когда лиманы почти пересыхают, на их берегах выступает тонким слоем соль. Я бы даже сказал – соль земли в буквальном и переносном смысле!
Её собирали кустарным, примитивным способом в этих местах, наверное, всегда. Добывают её, вы не поверите, по той же технологии и сейчас!
Ею питались, ею лечились, её меняли на зерно в отдалённых губерниях, потому что совсем без соли – в организме человека нарушается обмен веществ. Калмыки говорят, наступает «харал», ученые считают, это состояние ведёт к коллапсу.
Процесс реализации-обмена назывался чумакование. В России, да и в Малороссии чумаки перевозили, меняли не только соль, но и сбрую, рыбу, вино и прочее. Многие из моих читателей видели работы известных художников, посвящённые данному промыслу, например «Чумаки на отдыхе» Айвазовского или «Чумацкий тракт в Мариуполе» Куинджи. С чумакованием связаны в нашей семье несколько историй. Вот одна из них.
Моя бабушка, Варвара Фоминична, простая русская женщина, вышла замуж за красивого мастеровитого ногайского казака. Он мог и сапоги тачать, и сбрую справить, и коня покорить! Звали мужа её Игнат, батюшку его – Иона, как библейского ассирийского святого, претерпевшего за время жизни страшные муки за непослушание воле Господа.
Бабуля вспоминала: «Покрыли мне голову в шестнадцать лет, и то говорили – перегуляла девка!» Однажды, перебирая в памяти историю первой «любви», рассказала, что избранника своего она не только не «избирала», но даже и не видела до свадьбы.
Жили не бедно, но и не богато. Имели лошадь и коровку. Рожали и растили деток. Проживали в гуще тамошних событий. Не успели порадоваться мирному быту, как пришла проклятая война.
Будучи матерью семерых детей, бабуля, тогда ещё крепкая русская женщина, проводила мужа, деда нашего Игната, несмотря на его инвалидность, на фронт в начале войны. Местные люди жили и до того без существенного недопонимания между нациями, народностями и конфессиями, а общее горе сплотило земляков как одну семью. Так исстари повелось на Руси: в счастье – дерутся, в беде – мирятся.
В августе сорок третьего получила Варвара Фоминична извещение о кормильце семьи, где было указано, что красноармеец-стрелок Касьянов И. И. пропал без вести девятнадцатого апреля тысяча девятьсот сорок третьего года.
Мир зашатался. Поначалу без мужа было – что без головы…
Но нужно было жить, кормить семерых детей, а они мал мала меньше.
Спасала от голода в тяжёлые годы в тех местах Её величество СОЛЬ!
Рядом с селом Приютным имелись ответвления от большого солёного озера Маныч-Гудило. Многие жители семьями ходили летом на такие водоёмы «бить» – добывать соль. Это был примитивный, но легальный промысел.
Всем членам семьи во время этого процесса находилось занятие. Кто повзрослее и помастеровитее, тот осторожно скребком собирал тонкий налёт белой соли на серой глине, стремясь не повредить солевую плёнку до грунтовой основы. Менее искусные, пяти-шестилетние члены семейной артели сносили соль в кучки маленькими баночками, где её сортировали дети постарше. Белую – на продажу или обмен, серую, вестимо, с частью грунта – себе на питание и прочие нужды. Делали посильный запас – пять-шесть вёдер. Тащили домой свою добычу на тачках с деревянными колёсиками.
Потом начинался процесс её реализации. С осени Варвара поменяла на станции почти весь запас соли на пшено.
И всё-таки зимой сорок третьего года семья бабы Варвары осталась без продуктов. Дети начали пухнуть от голода. Попеременно то у одного, то у другого отказывали почки. Тельца детей вследствие этого как будто наливались водой.
Когда все дороги замели чёрная пурга и белая метель – а зимы, как известно, тогда были лютые, – случилось нечто мистическое.
Вечером баба Варя выплакала все слёзы, уложила детей спать на печке, на лавках, на сундуке, а сама пошла с лампой-керосинкой к столу. Она резала последнюю наволочку и шила детям белые тапочки. По русскому обычаю в такой «обуви» провожали в последний путь. Самое позднее к утру судьба двоих младшеньких, Марии и Алёшеньки, была печально предсказуема.
В это время к ней подполз самый маленький и слабенький опухший Алексей, ему было около трёх лет, но он не мог уже ходить от слабости. Всё же дитя из последних сил пролепетало: «Мама, мамочка, не плачь, Бог не выдаст!»
Кто вложил в уста умирающего ребёнка эти слова – «тайна сия велика, есть», как сказал бы в подобном случае толкователь Святого Писания Екклесиаст.
Измученная мать помолилась и легла рядом с детьми. Не задремала, а впала в забытьё от голода…
Вдруг – робкий стук в дверь. С трудом встала. Отворила. На пороге была с ног до головы запорошённая женщина. Она начала сбивчиво говорить, что от людей узнала: у тётки Вари осталась не сбытая с осени соль. Ночная гостья предложила обменять на соль своё ведро зерна кукурузы. Но где же взять ещё восемнадцать вёдер для равного обмена? Вариант был сказочный и потому нереальный. Видя смущение хозяйки, гостья сказала: «Ничего, тётка, не тушуйтесь. Давайте сколько есть. Весной приду. Авось рассчитаетесь!»
С трудом соображая, откуда взялась эта спасительница, Варвара провела неравную сделку.
Ещё не до конца веря в чудо, начала толочь подарок в ступке и варить жиденькое пойло. Разбудила детей и отпаивала их зерновым бульоном-отваром. Через несколько дней начала давать им кукурузно-курайное варево, где перетёртого курая было гораздо больше. Кураем называли спрессовавшееся с пылью и песком перекати-поле из старой загаты, которыми ограждали загоны для скота. Задача была спасти детей, перебедовать зиму и растянуть ведро кукурузы до весны. Надо ли вам говорить, дорогой читатель, что та запорошённая женщина до сих пор идёт за долгом? К слову сказать, голодное опухание детей не прошло бесследно. У Алексея как выпали молочные зубы, так толком и не выросли почти никакие. При этом он, с железными протезами, умудрился достойно отслужить три года в тяжёлых условиях пустыни, в Кушке, в погранвойсках. Бог его хранил в армейских и житейских передрягах и любил, по-видимому, больше всех в этой семье. Повзрослевший Алексей не ведал ни зависти, ни злобы, ни многих других человеческих пороков. Как известно, кого Бог любит, того раньше забирает…
Вот так соль кормила. А ещё она лечила от многих недугов.
После войны та же баба Варя слегла с тяжёлым заболеванием, которое приключилось от непосильной работы и тягот нелёгкой жизни. Пролежала два года. Ухаживала за мамочкой и за младшими погодками старшая дочь Анна. Она заменяла всей семье и мать, и няньку, и кухарку, и прачку, и сиделку. Так за нею и осталось прозвище Няня Аня. От людей она узнала, что рапа – ил из солёных озёр – является лечебным средством, которое должно помочь страдающей матери. Один из старших братьев, Василий, был в семье за отца. Тачал сапоги, шорничал, умел даже кастрировать барашков. Он и возглавил экспедицию на озеро за рапой-илом.
Учёные уверяют, что ил этот имеет антибиотические свойства. Припарки и обёртывания являются очень трудоёмким лечением даже в условиях современных клиник. Но Аннушке удалось поднять немощную маму, хотя в это уже мало кто верил.
Солёный ил оказал желанное воздействие, отёки спали, раны-пролежни затянулись. Женщина, мать-героиня восстала почти из пепла и сама повела своё многочисленное семейство к возмужанию и взрослению. Всех вывела в люди! Всех выучила! Всех поженила и выдала замуж! Все вместе нарожали ей два десятка внуков…
Спустя двадцать лет наши родители, признавая безоговорочно бабушкин авторитет в сложном деле наставления молодёжи, отправляли нас, мелких, на лето к ней. Бабушка воспитывала нас ежедневно – каждым жестом, иногда взглядом, порою словом, но так неназойливо, исподволь, что мы этого почти не замечали.
В окружении её постоянно вились с десяток внуков и внучек. Все были накормлены и ухожены. Когда летом мы шли на Маныч купаться на полдня, брали с собой лучший в мире бутерброд – корочку тёмненького хлебушка, натёртую зубком чеснока с солью, и – приятного вам волчьего аппетита! На такую ораву детей и взрослых бабушка умудрялась готовить разносолы в русской печи, стоящей посредине двора. На таком же универсальном устройстве в доме спали все внучата мужеского полу. Совсем диковинное применение печи было – ни за что не догадаетесь – в качестве инфракрасной сауны! Да-да, ваш повествователь не оговорился.
Один раз в неделю после утренней готовки каши, борща и чего-нибудь молочного из пышущего жаром устья ухватами и лопатой вынимались горшки, чугуны, сковородки и запечённые в углях десяток картофелин. С пода коцюбкой выгребалась зола. Затем в горнило с известной сноровкой выплёскивалось ведро холодной воды, оттуда, как из жерла гейзера, валил пар, не вмещавшийся в хайло и вьюшку. Через окно шестка и устье в это пекло на деревянной лопате попадал тазик с водой и с воплями мы. Первая партия – пацаны, четыре сверчка десяти–двенадцати лет. В горниле, в полной темноте, скорчившись мы обливались и ещё сильнее орали. Устье топки прикрывалось заслонкой для более тщательной нашей пропарки и чтобы не было соблазна прервать уникальную, но радикальную процедуру. Через пятнадцать-двадцать минут баба собственноручно, по очереди «намылив» головы золой – а лучше сказать, тем, что из неё получают, а именно щёлоком – и сполоснув ледяной водицей, разрешала удалиться во флигель, на другую, точно такую печь, для нашего обсыхания.
После нас в поостывшую печь с визгом готовилась к «погружению» группа номер два – четыре девчонки-красавицы восьми–одиннадцати лет.
По выходе из топки на положенное приветствие «С лёгким паром» непременно следовал ответ: «От пару – здоровьице!»
И ещё об одном эффекте применения этого «русского чуда». Удавалось с первого раза вывести цыпки на детских ногах! Правда, к следующей субботе они заводились снова. Что, мой читатель не ведает, что такое цыпки? Ну и не узнает до какого-нибудь следующего рассказа.
Расскажу один экзотический эпизод, связанный с приютненской, или, правильнее, калмыцкой дождевой водой. Этот случай описан для читателей категории «двадцать пять плюс». Лицам, имеющим медицинское образование, и слабонервным лучше эту страницу пропустить.
Каким-то образом так сошлись звёзды, что одновременно в гостях у бабули оказались её сын Иван, тысяча девятьсот тридцать седьмого года рождения, курсант Ленинградского военного топографического училища, и ваш брехливый, но небрезгливый повествователь.
Дядя мой, нахватавшись в Северной столице всякой информации, в том числе о гигиене и санитарии, решил навести порядок в этом плане у мамаши.
В Приютном в каждом дворе имелся некий «бассейн».
Это было не то, что вы представили себе, а нечто специфическое.
В грунте копался колодец кувшинообразной формы, затем мастера штукатурили его изнутри. Над ним строился оголовок из кирпича с деревянной крышкой. Иногда мужчины делали над всем этим сооружением «вертушку» с рукояткой. Ёмкость становилась водонепроницаемой, и называлась она бассейн. Это давало возможность иметь запас питьевой пресной воды и спасало семьи от безводья в летние месяцы.
Через несколько абзацев мой редкий читатель сам решит, была та вода «мёртвою» или «живою». Дядька задался целью вычерпать скапливающиеся со временем на дне каждого бассейна отложения грязи, пыли песка и воробьиных трупиков. Всё это собиралось за долгие месяцы на шиферных или черепичных крышах и смывалось зимне-весенними дождиками в бассейн.
Для осуществления задумки он разыскал кожаные вожжи, обвязал меня, «чемпиона Республики Калмыкии по штанге», за пояс и без всякой натуги, потому что выступал я в наилегчайшем весе, то есть до сорока восьми килограммов, медленно начал опускать в неизвестность. К моему удивлению, неизвестность оказалась мягкой, чёрной, холодной, вонючей и почему-то шевелящейся.
Да уж! Хотя нет, ужей там не было! Это были мелкие пузырьки газа, поднимавшиеся на поверхность при перемешивании донного осадка.
Быстренько, примерно за два часа, начерпал и подал на-гора порядка ста вёдер очень своеобразно пахнущей жижи. В конце, несмотря на полное окоченение, всё же вымыл тряпкой стенки бассейна и сполоснул их чистой водой, потому что понимал – второго погружения не вынесу. Дал отмашку к подъёму на свет Божий. Наверху долго отмывали меня.
Как мы пили, стирали, готовили пищу на той воде – и никаких диспепсий, тем паче диарей?! Ни у кого! Решительно! До сих пор ни на что нет аллергии!
Проблемы появились в тот день лишь у одного «грязе-водолаза». Первый раз в жизни скрутило мне поясницу.
Кое-кто испугался перекошенного вида санитара-добровольца, но не бабуля!
Ничуть не растерявшись, она терпеливо растёрла меня всего с головы до пяток обычным керосином, положила на поясницу мешочки с прокалённой солью, дала выпить пятьдесят граммов.
Это был тот же керосин, а вы про что подумали? После напоила каким-то горьким чаем, укутала одеялом.
Согрелся, заснул, пропотел, проснулся – будьте любезны, как огурчик!
С тех пор, посещая по праздникам малую родину, непременно привожу домой ни больше ни меньше – мешок той самой соли. Использую её как для консервирования овощей, так и для солевой терапии. Принимая ванны и натираясь ею, наполняю организм силой той земли, откуда пошли корни рода.
Спустя лет сорок после свадьбы нашей любимой бабы Вари, пятнадцатилетним сорвиголовой, мне посчастливилось жить у неё для продолжения обучения в десятом классе Приютненской средней школы, так как по месту основного жития родителей моих незабвенных таковой не имелось.
Годом ранее в девятый класс я ходил в ту же школу, проживая у деда по отцовской линии – Павла Григорьевича, на другом краю того же села. Но моего крайне беспокойного характера он не смог вытерпеть. Дед перевёз меня на стареньком осле на другой край села со всем «приданым» к своей сватье. При этом он искренне пожелал ей успехов в деле наставления меня на путь истинный, признавшись, что ему это не удалось, несмотря на всяческие ухищрения.
Дед был убеждённым сторонником такого воспитательного приёма, когда недопустимо хвалить ребёнка, если его надо ругать.
К слову, у деда была своя метода развития у внуков памяти, интереса к истории, географии, политике. Тихими тёмными вечерами – из-за того, что электричество в тех местах отключали в двадцать три часа, так как берегли единственный на всю округу генератор и лигроин для него – меня укладывали на полати в комнате за печкой, деду отводилась тёплая лежанка дровяной печи.
Ежевечерне, в темноте происходила перекличка вроде: «Вовка, Канада?» Алгоритм ответа должен быть подобным: «Столица – Оттава, площадь десять миллионов квадратных километров, население около тридцати миллионов человек. Генсек компартии – Уильям Каштан». Дед отвечал: «Пойдёт». Следующий вопрос: «Вовка, ну-ка пройдёмся по Франции!» – «Столица – Париж, площадь полмиллиона квадратных километров, население около шестидесяти миллионов, генсек компартии – Морис Торез». Дед: «Врёшь, с шестьдесят четвёртого года – Вальдек Роше! И никакой не Торез!» И так в течение часа каждый день. Зачем ему, беспартийному, бывшему во время войны в плену у Гитлера, а по возвращению из норвежского лагеря за это же у Сталина, надо было вдалбливать мне в голову ещё и имена генеральных секретарей компартий, до сих пор не догадываюсь…
И вот я у бабули во флигеле.
Помимо меня здесь жил сын Алексей с женой и ребёнком – плюс к тому приходящие каждый день внучки и внуки. Бабуля умудрялась всех накормить, обшить, обстирать, нагладить и уделить время разговору с каждым. Обычным явлением был такой пассаж в исполнении бабы Вари, между делом раздающей поручения внукам, снующим под руками и ногами: «Вовка, принеси коромысло! Фу – Мишка, та – Сашка, тю – Колька, та шо це я, запуталы, черты, хай вам грец – це ж ты, Васька!» Кто такой «грец» – до сих пор путаюсь и понять не могу…
Долгими зимними вечерами бабуля проводила со мной, как и дед, беседы – но обсуждали мы совсем другие, всякие-разные перипетии. Это могли быть вопросы на библейскую тематику – бабушка была очень набожной.
Для местной крошечной церквушки, где она была служкой, пекла просвирки. Поэтому «квалифицированно» помогала мне разобраться в перипетиях евангельских сюжетов, которые я тайком вычитывал из её церковных книг.
Малограмотная женщина давала собственные трактовки библейских коллизий! До моего сознания это дошло при изучении научного атеизма.
Полагаю, что тогдашние её четыре класса приравниваются, пожалуй, к теперешнему университету. Сама не осознавая, она передавала по наитию философские и мировоззренческие навыки нам, неугомонным.
Затрагивали мы с нею также вопросы житья в оккупации, разные бытовые коллизии, я узнавал свою родословную и даже пытался с её слов составлять генеалогическое древо нашего рода, чем с переменным успехом занимаюсь последние полвека.
Моя бабуля Варя, как истинная жительница калмыцких степей, едва ли не каждый день готовила свой вариант национального напитка аборигенов – джомбы. Туда входили примерно сто граммов плиточного чая, по литру молока и воды, одна ложка соли, масло сливочное каждый клал в свою пиалу по вкусу…
Естественно, это был один из множества вариантов, к которому пристрастился и ваш покорный слуга. Вот уже долгие годы черпаю из него силы для жизни! Надо, конечно, адаптироваться к несколько необычному сочетанию продуктов в джомбе.
Европейцы могут нас не понять, но что скрывать – мы больше азиаты! Как меня ни крутила цивилизация, остался я степняком…
Любимой бабули нет на свете уже более сорока лет. Мне хотелось в этом рассказе показать сильный характер русской женщины, проверенный нечеловеческим трудом, безводьем, голодом, холодом, горем, нуждой, болезнями и самым страшным – несправедливостью. Повзрослевшие внуки только сейчас осознали её величие, масштаб её личности. Этими воспоминаниями я отдаю ей дань за вклад в формирование жизнелюбивого мировоззрения семерых детей, двадцати внуков и, конечно, опосредованно сорока правнуков.
В завершение, не боясь высокого слога, скажу: благодаря оптимизму, воле и житейской мудрости таких скромнейших женщин выстояла Родина наша в тяжёлые годы и впредь в веках воссияет!
Об авторе:
Родился в глухом хуторе Жеребчикове на юго-востоке Ростовской области в 1952 году. Здесь же окончил восьмилетнюю школу. Завершал обучение в средней школе села Приютного Калмыцкой АССР. После были Донской сельскохозяйственный институт, женитьба.
Награжден дипломом и золотой медалью «Лучший пропагандист Дона». Защитил кандидатскую диссертацию. Трижды подряд хозяйство под его руководством становилось победителем всероссийского конкурса. Награжден дипломом и золотой медалью ВДНХ СССР. Имеет несколько авторских свидетельств СССР. Успешно руководил научно-исследовательским сельскохозяйственным подразделением Академии ВАСХНИЛ.
С женой Татьяной воспитали четырех дочерей. Участвует в воспитании четверых внуков и четырех внучек.
Ветеран труда Ростовской области.
Автор нескольких изданий: «Загадки поднебесной», «По Ближнему Востоку и его окрестностям», «Кое-что из детства», «Галопом по Европам». Систематически публикуется в районных газетах: «Искра», «Знамя труда», «Панорама», «Морозовский вестник».
