Сорок женщин полковника Ворошилова, или Похождения старого ловеласа
1
Удивительный человек мой сосед Ворошилов. В моем возрасте мало кто и мало чем может меня удивить, но Ворошилов удивляет меня фантастически талантливо. И сейчас вы поймете, чем и почему.
В небольшом провинциальном городке Горки я живу давно. Тут у меня свой небольшой, по местным меркам, дом, курочек десяток, баня и небольшая мастерская, где я могу точить, пилить, строгать и даже некоторые сварочные чудеса состряпать. И соседи очень этими обстоятельствами довольны: не надо им бегать в город, чтобы чинить поломанную домашнюю технику, – есть к кому идти с «большим спасибо».
Рядом со мной сиротливо заросший, заброшенный участок давно смотрел на проезжающих и приезжающих с просьбой усыновления, ну или хотя бы опекунства, чтобы убрать мусор, постричь, привести в порядок. Долго не находилось такого мецената, чтобы вложить кровные в этот забытый богом и людьми кусок земли. Наступил очередной апрель. Снега сдулись весенними ветрами, и дикая трава с бурьяном весело устремились к небу, к солнцу. Я первый заметил, что на улице стоит машина с незнакомыми номерами, а среди зарослей ловко, как опытный циркач, жонглирует топором мужчина. Машина, скажу я вам, наводит на мысль, что, может, приехал американский рейнджер, а мужчина – даже издали заметно – совсем даже не из простых. Мои удивленные глаза повели меня к нему, и я, не скрою, с удовольствием решил познакомиться. Когда я подошел, рейнджер уже возился с бензопилой.
– Бог в помощь! Не заводится?
– Не пойму, только купил, завели, проверили в магазине.
– У техники есть одна дурная привычка: она не хочет работать без топлива. Проверял?
Рейнджер посмотрел на меня округлив глаза, открутил крышку топливного бака и сказал, плюнув в сторону:
– Нету! Уже нету! Даже не подумал!
– Шамиль. Живу тут. Пенсионер. – Я протянул руку.
– Сан Саныч. Ворошилов я, – отчеканил рейнджер.
– Ворошилов? Маршал?!
– Никак нет! Полковник. Только полковник! В отставке, – пробасил полковник. – Дивизией командовал, но до генерала не дослужил.
– Лучше бы, конечно, маршал, но полковник тоже хорошо. Я тут калитку соорудил временную, косить надо было возле забора, летит сорняк – не против?
– Не проблема! Пусть будет.
Мне уже нравился мой новый сосед, но я решил изучить его поболее и засыпал вопросами:
– А тут что задумал, полковник, золото партии ищешь или полигон открываем? Для учений?
Нет, я не следователь, не участковый и далеко не любопытный сплетник, но, посудите сами, я же должен знать, кто ко мне в соседство подкрался! К моей радости, Сан Саныч оказался удивительно легким в общении и с открытой душой человеком. А еще есть у меня такая дурная привычка: щекотать людей на предмет наличия чувства юмора.
– Купил я этот участок. Буду строиться. – Рейнджер оказался серьезней, чем я думал.
– О! Наконец-то! Наконец-то пришел инвестор и в наши края! Дом для всей семьи? Семья большая?
– Нету семьи. Один я. Вот построю и женюсь тогда.
– О как! «Первым делом самолеты»? Ладно, бывает. Потом поговорим.
– А ты сам откуда, Шамиль? Давно тут?
– «Кавказ подо мною. Один в вышине стою над снегами у края стремнины…» С Кавказа я. Дагестан знаешь?
– А че не знаю! Конечно, знаю! Много ребят служили со мной. Отличные ребята!
– Я тоже нормальный… А тут я всю жизнь. Так получилось… Давно этот кусок земли, забытый богом и людьми, искал себе хозяина. Хорошо, что полковник, а не чиновник. Не люблю чиновников. Только вот мусора много. Кругом все строились и всё бросали сюда. Я, конечно, призывал их к совести, но где ее взять сегодня, совесть эту!.. Так что придется тут попотеть нехило. Справишься?
– Разберемся. И не такие брали бастионы!
А еще мне понравился его оптимистический настрой. И я не мог упустить возможность и даже необходимость познакомиться поближе с моим новым соседом.
– Полковник, ты вот что… Ты не шуми с этим лесным зверем, отложи в сторону. Выходной день сегодня. Я тебе дам электропилу и удлинитель перекину через забор. Работает как электробритва. А зверя этого я заберу, посмотрю, почему хандрит. Починю.
– Нет проблем! Я оплачу.
– Оплатишь бабушке на базаре, тут тебе не базар.
– Ну, спасибо тогда. Должен буду.
– Ты должен будешь вечером зайти ко мне на ужин – накормим тебя горячим, сироту. И вот еще что. Тут у тебя в углу крапива растет, ты ее не коси. Пусть растет.
– Для кур?
– Для мужчин!
– Что, веники в баню?
– Я не знаю, почему в этих краях не популярна крапива, но на Кавказе уже за первыми всходами охотятся и готовят вкуснейшие чебуреки. Стопроцентный витамин Е и много йода. Так что не коси. Угощу тебя вкусными чебуреками.
– Принято! Попробую.
Вечером Сан Саныч у меня в кухне уже хвалил маринованные красные помидоры и горячий, пахнущий райским ароматом пирог моей жены. В процессе уничтожения ненавистной бутылки коньяка мне удалось узнать много подробностей о его службе, пока не допрыгал до полковника и не ушел досрочно в отставку из-за конфликта с начальством: отстаивал честь офицера – ай да молодец! У меня сосед будет настоящий полковник танковых войск! Да еще с такой маршальской фамилией! Ведь сам я тоже служил в танковых – выпили за это. Холостяк! Берегитесь, бабы нашего района! Выпили! Да что там района – области, всея страны! Мужик – аршин в плечах, строен, как сосна столетняя! Красавец! Выпили и за это. А голос! Голос! Мог бы Левитана заменить! Да еще и песни под гитару так ловко затягивает, что жена моя аж прослезилась. Снова выпили. За это, за то – за все! Прощаясь, Сан Саныч проронил уверенным командирским басом: «Построюсь – и женюсь!»
Описать, что дальше происходило с моим соседом, мне не хватит ни таланта божьего, ни слов, ни эмоций, но я попробую простым языком рассказать, как все было на самом деле и почему он прослыл ловеласом.
Полковник меня опять удивил. Не прошло и месяца, как он буквально на моих глазах одержал первую оглушительную победу над джунглями на своем полигоне. Приказал всем давно жаждущим смерти деревьям превратиться в благодатный пепел, пригнал откуда-то экскаватор, выкорчевал остатки старой жизни и отправил их вслед за кронами. Передо мной засияли прерии, где начались окопные работы для фундамента. Тут я уже решил вмешаться в его победоносное наступление. Не хочется же, чтобы потом власти посадили его на гауптвахту за незаконное строительство, отклонения от проекта. Я уже проходил эти пытки кабинетных жандармерий контролирующих, указывающих, разрешительных инстанций во власти.
– Слушай, у тебя есть разрешение на строительство? Проект? Имей в виду, враг не дремлет! Шаг влево, шаг вправо – капитуляция и штраф нехилый!
– Обижаешь полковника, Шамиль! Конечно, есть!
Он резво достал из машины проект, развернул и отрапортовал с достоинством:
– Такого проекта у вас в городе нет ни у кого! Австрийский архитектурный стиль! Фахверковый дом!
– Офигеть! Красота, да и только! Так, полковник, я тебе помогаю – даже не спорь со мной! У меня опыт, строил я уже три раза, тут много практических вопросов, и без меня тебе не обойтись. Но помогаю я с одним безоговорочным условием!
– Докладывай! – Сан Саныч улыбнулся.
– Ты, полковник, давно с бабой-то по-тесному общался?
– По-тесному давно. Были учебные стрельбы, но учеба заканчивалась после первого или второго же выстрела.
– А что так? Не по душе? Не по телу?
– Да как-то не выстреливает ничего из сердца!
– Во-о-от! Вот о чем я и хотел с тобой договориться! Давай так… В общем, вот мое условие: я тебе помогаю, а ты женишься только с моего одобрения!
– Объясни. Хочешь бегать к моей?
– Сан Саныч, чтобы я никогда такое больше не слышал! Даже в шутку! Запомни, я с Кавказа, я горец и воспитан по законам гор! Чужая жена для меня существует только как чужая или как сестра! Раньше за такое просто убивали! Жестоко убивали. Так я воспитан. Теперь объясняю. Пока ты за танковой броней прятался от баб, я с ними работал, общался, изучал их, писал о них в журналистские годы. Если ты помнишь, я говорил тебе, что в газете работал. Так вот, ты мужик настоящий, и мне ты нравишься, я хочу, чтобы мы тут жили как настоящие друзья, с кем можно и нужно делить и радость, и печаль, чтобы мы жили как родные братья, и поэтому я не хочу, чтобы возле тебя появилась размалеванная курица без головы и прокудахтала нашу дружбу. Если же ты еще раз заподозришь меня в пошлых мыслях, я тебя накажу по законам гор! Я старше тебя, и опыта жизни среди людей у меня побольше. Дошло?
– Так точно, товарищ Шамиль!
– Вольно! А теперь давай по проекту. Всякую стройку нужно начинать с разметок…
2
Не буду утомлять вас подробностями процесса стройки, мой читатель, но итог таков: Ворошилов за полгода трижды в кровь разбил себе пальцы, дважды падал с лестницы, оброс, как бомж, стал напоминать образ Пятницы из знаменитого романа Дефо, почернев до самых пяток, один раз умеренно запил и отдохнул неделю и… построил шикарный дом-блиндаж в австрийском стиле. Сам, своими собственными руками и только при одном помощнике. Нет, не я, а молодой, крепкий наемный паренек Андрей. Ну, конечно, и я помогал. Советом в большей степени, инструментом и разгрузи-загрузи – в меньшей степени.
«Отставить пораженческое настроение! Ранение не повод для отступления! Ни шагу назад!» – не это ли характеризует его боевое настроение? Настоящий полковник, да и только!
Разумеется, я поддерживал его и в этом рвении к победе, говоря словами Расула Гамзатова:
– «Мужчина рождается дома, а погибает на поле боя!» А стройка и есть твое поле боя, полковник!
К окончанию стройки мы с Сан Санычем подружились раз и навсегда. И шутили как хотели, и спорили, и даже ругались по поводу, но никогда не отворачивались мордами, обижаясь друг на друга.
И вот стоим вдвоем в саду, смотрим и любуемся новым домом. Полковник от гордости вырос на целый метр, исхудал, глаза малость утонули в черепе, но радость на его лице компенсировала все эти потери.
И еще вот в чем я убедился. Золотая, просто гениальная черта характера моего нового друга: сказал – сделал! Очень, ну очень редко я встречал такую обязательность даже, казалось бы, у серьезных особей мужского пола. С такими полумужчинами я сразу разрываю не только дипломатические, но и политические отношения. Попросту говоря, я их вычеркиваю из моей биографии и черепного винчестера. И вам советую того же. Тьфу на них!
Ворошилов оказался супермужчиной, суперсоседом, суперпорядочным человеком. И я его зауважал вусмерть. Но…
Ну что за черт?! Что за холера такая?! Почему таким мужчинам до выстрела в висок не везет с женщинами?! Почему?
Стоим в саду. Любуемся красотой фасада. И я рублю ему правду-матку:
– Вот теперь самое время жениться. Скоро зима. Но я должен знать всю правду о тебе, извини… Что с бывшей? Когда расстались? Причина?
– Ну что… Прибежал я как-то домой во время дежурства по части – бумаги какие-то нужно было взять, – а она в постели с другим.
– О как! А у тебя в кобуре пистолет с полной обоймой…
– Что, надо было приговорить ее? Ну нет! На хрена мне из-за дуры жизнь портить? Отдежурил как надо, на следующий день с чемоданом в офицерское общежитие и – на развод. Пусть кувыркается, с кем хочет.
– Дети? Кто есть?
– Сын. Пятнадцать было тогда ему. Начал еще мать свою, блядину, защищать. Размазал ему сопли с кровью по харе и пошел. Вот и вся история.
– Как давно?
– Пятнадцать лет уже прошло. Тогда я майором еще был. Потом поступил в академию и уехал к чертовой матери от нее подальше. Бегала еще за мной со слезами, тварь блудная.
– И больше не женился?
– Нет. Не до них было. И даже не хотел.
– О как запущено! Ничего. Исправим. Только, полковник, у нас договор, помнишь? Без моего одобрения – ни-ни! Уговор дороже денег!
– Помню, Шамиль, помню. На тебя и надеюсь, чтобы не вляпаться опять.
На том и остановились. Я не стал говорить полковнику, что уже чудом остался в живых на передовой от яростного наступления одной дамы неопределенного возраста с нашей улицы. Уж больно яростно она интересовалась личным делом полковника, вплоть до семейного положения и материального обеспечения. Если бы она узнала, что Ворошилов отставной полковник, да еще и холостой, она бы меня точно убила. Я, конечно, не из трусливых и занял бы круговую оборону, но женская словесная психотерапия, заправленная слезами и мольбами, даже меня может довести до безоговорочной капитуляции. В общем, спас я безвинно приговоренного полковника от верной гибели, будучи утопленным в болоте женского эгоизма и женской природной алчности. Выполнил я основной завет мужской солидарности – не сдавать своих – и вздохнул облегченно.
3
Вечером того же дня мы с полковником, уединившись в его новенькой кухне в окружении реактивных снарядов в виде пары бутылок коньяка и при полном тыловом обеспечении в виде копченой колбасы и уже порезанного лимона, в строжайшей тайне начали разрабатывать сверхсекретный план под кодовым названием «Борьба Босса» с целью захвата в плен и завоевания сердец женского пола до наступления холодов. Озабоченные глаза моего друга немного меня смутили, и я решил дать разрядку перед боем.
– Не робей, полковник! Вперед на мины! Мы же с тобой танкисты! А мин будет много. Наша задача преодолеть минное поле, найти свою, то есть твою, женщину и водрузить знамя любви в ее золотом или хотя бы позолоченном сердце! Ту, единственную, твою! Понял? Понял. Молодец.
– Есть некоторое волнение перед минным полем. Успел и молодость забыть. Я даже не знаю, как знакомятся теперь. Мы приглашали на танцы, в кино приглашали, а как теперь? Понятия не имею.
– В ресторан! Теперь только в ресторан, дорогой мой друг. Но не сразу. Не дай бог, узнают, что ты парень денежный, – труба тебе! Прилипнут, как грязь к гусеницам танка! А еще, не дай бог, узнают, что ты отставной полковник, – пиши сразу завещание! Или застрелись из наградного пистолета.
Полковник аж покраснел. Смутился. Потом вспотел, растерялся.
– Что, все так плохо?
– Нет, не все так плохо, а гораздо хуже. У тебя нет времени размениваться. Надо один раз и до полной победы. Женщин одиноких в стране больше, чем солдат в твоей дивизии, Сан Саныч. Выбирай – не хочу! Больше половины из них хотят выйти замуж не за тебя, а за твои деньги, за твой дом. А нам это надо? Нет, не надо. Нам надо любовь! Чтобы она полюбила тебя как мужчину, как личность, чтобы полюбила твои мозги, твою душу, твое тело, твои золотые руки. Поэтому не торопись, аккуратно. И без суеты. Давай наливай, выпьем за это.
Ворошилов дружеской рукой заправил наши хрустальные котелочки-рюмки, и мы – от винта! – вместе с рюмками запрокинули головы назад.
– За победу!
– За нашу победу!
– Итак, друг мой, составляем тебе легенду. Ты простой и не очень удачливый инженер. Работаешь технологом на каком-то полуразрушенном, просящем о скорой смерти заводе времен Ивана Грозного. Зарплаты тебе хватает только лишь поднять настроение желудка, при этом либидо твое плачет крокодильими слезами уже лет пятнадцать. Но! Слушай внимательно! Но! При этом ты недооцененный талантливый инженер, высоконравственная личность, разбираешься в музыке, живописи, любишь и сочиняешь стихи, играешь на гитаре и поешь душераздирающие романсы о неудачной любви, мечтаешь о тихой семейной идиллии. Так, чтобы от прочитанного бабы твои проливали цистерны слез. А еще ты не куришь, пьешь умеренно и только по праздникам…
– Да ладно тебе! Где я столько достоинств возьму? Давай лучше выпьем. Образуется как-нибудь.
Друг мой стал опять заправлять горючим наши котелки-рюмки. Я посмотрел на него осуждающим взглядом, закурил, откинулся на спинку стула и взял длительную паузу. Потом, поменяв интонацию в голосе, вежливо, ласково, как обычно дедушка говорит с внуком, начал урок даже не с начала, а издалека. С истории нашей родной страны.
– Сан Саныч, дорогой, ты не совсем осознаешь сложность обстановки в нашей с тобой любимой, распрекрасной стране, Родине, где все изменилось. Пока ты с честью и преданно, как и приказывала тебе присяга, служил Родине, не стало той Родины, где мы с тобой за тридцать копеек ходили в кино, за двадцать копеек покупали мороженое для своей девушки, а за рубль могли и в ресторан ее пригласить. Теперь у нас другая Родина, где все построено на так называемых рыночных отношениях. Ты можешь купить себе женщину, заключить с ней торговый договор – называется он брачным договором, – пожалуйста! И живи! Трахай ее, когда хочешь и как хочешь, и плати ей за это согласно договору, а она пусть тебе готовит, стирает, убирает! И не надо никакой любви! Пожалуйста! Живи! А если она не выполняет пункты договора – под жопу ее и купи другую! Сколько хочешь баб на рынке! И белые, и черные, и толстые, и молодые – любые, каких хочешь! Плати, бери, купи! Но ты же человек, Сан Саныч! Ты же духовное существо в первую очередь, черт побери, а не животное, которое только и удовлетворяет свои физические потребности! У нас с тобой душа на первом месте! И тебе нужна женщина в первую очередь для души! Чтобы ты любил ее душу, ее мозги, ее голос, ее улыбку, ее смех, а потом уже все остальное: и фигура, и прическа…
– Ну ты даешь, кавказец! Я не думал, что ты так…
– Я старый кавказец, Сан Саныч. И баб повидал на своем веку немало. И лютый холод, и необъяснимую агрессию, и полную душевную пустоту, и алчные глаза. Я прошел это минное поле и чудом остался жив, с раненым сердцем и разорванной в клочья душой. Я не хочу, чтобы ты тоже пострадал на этом минном поле. Теперешняя жена моя на меня всегда смотрит влюбленными и преданными глазами. Я хочу, чтобы и твоя смотрела на тебя так же.
– Не знаю. Женщины – народ хитрый, попробуй их раскуси…
– Но ты же тоже хохол. Отца не помнишь, говорил, а мать-хохлушка воспитала тебя. Тоже должен быть хитрым.
– Ну какой я хохол, Шамиль! Родился в Ташкенте, учился в Москве, служил везде, а в Хохляндии только пару раз у бабушки гостил.
– Ладно. Стратегию мы уже расписали, давай теперь технологию действий разработаем. Мы первым делом…
– Идем в ресторан!
– Ресторан потом. Первым делом прописываемся в интернете.
– Не-е-ет, только не в интернет! Я не знаю даже, как он заводится.
– Отставить пораженческое настроение, полковник! Если уж я гуляю свободно по просторам Паутины, ты тем более научишься. Дело наживное. Комп у тебя есть?
– Нету.
– Купи. Недорогой. Тебе хватит для дела. Завтра же. Время уходит. За пару дней научу азбуке, а дальше уже сам.
Вечером следующего дня мы с Сан Санычем уже блуждали по сайтам знакомств. Удивленные глаза полковника бегали от страницы к странице, лицо сияло улыбкой, будто голыми руками захватил языка за линией фронта и он, язык этот, оказался красивой женщиной.
– С ума сойти, сколько тут девочек! – были первые слова полковника после некоторой контузии и взрывного эффекта от сайта знакомств.
– Запомни: не проси номер телефона, не назначай свидание, не приглашай в ресторан, не выражай восторги от ее глаз, фигуры, улыбки и вкусных, может быть, пирогов. Только общение! Только! На отвлеченные темы. Например, о политике или о литературе. Ты стихи наизусть знаешь какие-нибудь? Пушкина? Есенина?
– Ну, кое-что помню из школьной программы.
– Это уже что-то. Я тебе подберу несколько стихов современных авторов – выучи. Стихи о любви. Обязательно выучи. Это означает, что ты современный, духовно обогащенный уран. Хоть и скромный технолог. Кто клюнет, дальше держи на крючке, пока сама не назначит свидание. Понял, полковник?
– Так точно, товарищ Шамиль!
– Давай, дерзай. Учи уроки. Ученье – свет, то есть блондинка, а неученье – брюнетка. Кстати, кто тебе больше по нраву: белый или черный цвет?
– Мне лучше с мозгами. А мозги какого цвета?
– Понял. Согласен. Волосы красятся, мозги не покрасишь.
– Особенно если их нет!
– Вот! Гениальная мысль! Ищем мозги. А пока учись в Паутине жить. Давай! Пока. На связи.
4
Три дня и три ночи полковника в глаза не видели ни солнце, ни ветер, ни даже ночные звезды. А полковая разведка заподозрила о начале серьезной подготовки отставника к предстоящему наступлению по захвату плацдарма в сердце будущей спутницы жизни. И я лишний раз не стал допрашивать его о собранном компромате против будущей жертвы.
«Пусть оклемается, успокоится», – думал.
На четвертый день учений по пленению женского сердца с целью добровольного заточения в семейный концлагерь Ворошилов крикнул мне через забор:
– Шамиль! Зайди!
– Зайду! Чуть позже. Вечером.
Я заранее собрал весь свой скепсис в кулак и приготовился отругать друга за бардак в спальне, за немытую посуду в кухне, за неубранные бутылки после возможного запоя и даже за нечесаные волосы и небритую бороду. Но полковник меня опять удивил: чисто вымытые полы, заправленная кровать, тапочки в прихожей как солдаты в строю – по стойке смирно, в кухне, как в дорогом ресторане, – все блестит. И удивление свое я не стал скрывать:
– Ну ты молодец, полковник! Казарму свою к смотру подготовил на отлично! Что, жилищную комиссию ожидаешь? Есть контакт?
Мой поощрительный возглас он не услышал. Он был на своей волне.
– Иди сюда. Садись быстрее. Я познакомился с тремя обалденными девушками. Переписываемся. Я в растерянности. Мне нужен твой совет. Проходи. Не разувайся.
– Да я с улицы. Дай тапки!
– Ерунда. Уберу потом. Пошли.
Полковник взял меня под руку, усадил на стул рядом с собой и в некотором волнении произнес:
– По пятьдесят?
– Наливай. Прохладно.
Полковник ловко заправил наши емкости жидким порохом, и мы произвели первый выстрел, смотря в потолок, и заглушили следы запаха ломтиками даров южных регионов.
– Шамиль, ты только это… Не смейся, если что – хорошо? Может, я не то пишу, но отвечают все. Даже молодые.
– Не трясись, как в танке, полковник! Дядя рожа подрастет! Мы же пока что в учебном бою. Открывай, показывай своих красавиц.
– Давай еще по пятьдесят для уверенности, и я пойду покурю. А ты посмотри, почитай.
Переписку моего друга с кандидатками на звание «дама его сердца» я читал как профессор диссертацию своего аспиранта – соискателя ученой степени кандидата наук по женской психологии. Удивлялся и восхищался, злился и веселился, радовался и грустил. Тем временем Сан Саныч покурил, сел возле меня и, не скрывая волнения, ждал моего приговора. А приговор был суровым:
– Значит так. По первому персонажу. Сан Саныч, тебе сколько лет?
– Пятьдесят пять. Скоро уже пятьдесят шесть будет. И что?
– А вот этой… с опухшими губами… ей сколько?
– Двадцать пять. Ну и что? Сейчас это модно. Политики, олигархи – все женятся на молодых.
– Дурак ты, Ворошилов! У олигархов и политиков много ворованных денег, взяток много, у них есть чем откупиться от таких… использованных памперсов и опять купить себе молодую куклу. А эта придет, за пару лет высосет у тебя всю плазму не только в теле, но и в кошельке, скажет: «Пошел ты, старый пердун!» – и пойдет искать другого дурака. Дама, прошедшая Крым и Рим и ищущая своему нагулянному отпрыску папу-няню, которая на тридцать лет моложе тебя… Что, ты думаешь, она создаст тебе беззаботную старость, будет кормить тебя с ложкой в руках, не дай бог, больного или парализованного и будет мечтать умереть от любви к тебе в один день с тобой?
– Ну, она же пишет, что возраст не имеет значения.
– А что имеет значение для молодой женщины в возрасте полного расцвета сексуальной активности, Сан Саныч? Размер? Твоего пениса или твоей зарплаты? Пенсии? Она же об этом не спрашивает. Не интересуется твоими доходами. Значит, ей нужна няня своему сопливому сыночку, а молодой любовник у нее уже есть или будет. А может, и не один.
Друг мой немного расстроился. Но я и не обещал ему легкого пути к счастью! Найти себе женщину нетрудно, но найти именно свою женщину, чтобы жить в полной гармонии, как живут две шестерни в зубчатой паре, – дело далеко не простое. А на тактические учения у полковника уже нет времени, солнце жизни уже идет к закату.
– Ладно, Шамиль. Я понял. Понял. – Полковник явно расстроился. Минуту помолчав, он добавил упавшим голосом: – Давай другую посмотрим.
– Расстроился? Тебе не понравилось, как я…
– Да ничего. Проехали.
– Расстроился… Сан Саныч, друг ты мой любезный, давай договоримся так. Если мои доводы тебя не убеждают, если считаешь, что я из молока делаю сгущенку, я могу выйти из договора. Только скажи!
– Да все нормально, Шамиль! Ну что ты уже!
– Но если же мне удается тебя хоть как-то убедить в серьезности вопроса, то и дальше слушай мои рассуждения, в том числе и неприятные слова. Поверь, если бы мне сейчас предстояло жениться, то я точно так же и думал бы, и выбирал. Но, слава богу, к своей жене имею претензий не больше, чем к неудачным ее пирогам.
– Шамиль, а давай все-таки сходим в ресторан. Я приглашаю. Угощаю.
– Ну вот, опять в ресторан. И что ты там забыл, в ресторане этом, я не понимаю.
– Отметим нормально окончание стройки. Новоселье мое отметим! В конце концов, повод серьезный.
– Не знаю. Суббота сегодня. Народу битком везде. Есть ли места?.. Ладно, щас узнаем. Есть у меня давняя знакомая, директор ресторана. Щас позвоню узнаю.
Татьяна Петровна ответила сразу. Да, забит ресторан, мест нет, но для меня обещала придумать что-нибудь.
– Пойду объявлю тревогу жене, но минимум час надо ей на сборы. Женщина! И такси вызову. И самому же не мешает побриться, переодеться.
– Хорошо, аксакал, я тоже собираюсь.
5
В ресторане был уже первый перекур, и группа курящих дам перед входом провожала нас взглядами любопытства и повышенного интереса, как наш старшина Штефуряк смотрел на нас, салаг-новобранцев, в первое наше построение.
Татьяна Петровна из рук в руки передала нас в плен в компанию дам разного возраста, которая, как оказалась, отмечает день рождения одной из сотрудниц. Заметив некоторую растерянность Ворошилова, я срочно оплатил вступительный взнос – заказал шампанское, букет цветов и произнес вступительную речь, неожиданно даже для себя выдав совершенно секретную информацию о моем друге. Подумалось в последнюю секунду: «А давай, посмотрим на реакцию дам!» А полковника попросил, чтобы он заказал музыку для именинницы.
– Дорогие дамы! Мы с женой и моим холостым и очень перспективным женихом, полковником в отставке Ворошиловым Александром, поздравляем именинницу с днем рождения, желаем любви, счастья и преданных подруг, которые в жизни бывают так же редко, как и столетний юбилей! Если она замужем, пусть у нее будет столько радостных дней, сколько молекул в наших бокалах, и столько детей, сколько лепестков в этом прекрасном букете алых роз! Если же она холостая, пусть у нее будет столько ухажеров, сколько нот в этой прекрасной музыке! Итак, для именинницы музыка от полковника! Ура!
Как я и ожидал, после аплодисментов и криков «Ура!» дамы широким фронтом перешли в контрнаступление, и наша глубокоэшелонированная оборона приказала долго жить. Ворошилов краснел, смущался, заикался, стеснительно улыбался, посматривал на меня… Я, бросив друга в рукопашный бой вопросов агрессивного интереса дам, ударился закусывать, будто не замечаю его.
«Пусть, – думаю, – закаляется. Это тебе не дивизией командовать, мой друг!»
Но, увы, это не могло продолжаться долго. Тем более что жена моя уколола меня взглядом: мол, что ты делаешь, изверг?! Ну не зверь же я, в самом деле! Сжирают моего друга! И я решил резерв ставки пустить в бой:
– Дамы, дамы, минуточку внимания! Полковник хочет поздравить именинницу!
От неожиданности Сан Саныч уронил вилку на пол, опрокинул бокал с недопитым шампанским, но, быстро взяв себя в руки, поднялся с рюмкой коньяка в руке. Все дамы с любопытством уставились на него, как новобранцы на сурового старшину. Полковник немного помялся, выдержал длительную паузу и произнес голосом Левитана:
– Выпьем за сказанное!
Ай да молодец, полковник! Ай да умница! Толково, круто! Надо знать цену словам! И он знает цену своим словам.
Дамы переглянулись и искренне расхохотались. Ведущий, не дав нам толком закусить, объявил белый танец:
– Дамы приглашают кавалеров!
Моего друга вмиг захватили в плен. Тут, должен признаться, я немного даже позавидовал полковнику: он был высок, строен, суперэлегантен, относительно молод, намного моложе меня, и опять удивил – танцевал великолепно! Я аж приревновал. Нет, я тоже парень не из последних в деревне, тренировки лезгинкой в детстве мои ноги пока еще помнили, да и схватывали они любые канделябры в танцах с первого взгляда. Иной раз мы с женой набирались наглости и вполне успешно выкручивали ногами даже в аргентинском танго «Кумпарсита». В танце полковника я усмотрел легкую угрозу моему лидирующему положению в моем возрастном сегменте, но сразу успокоил себя мыслью, что он моложе, да и в состязании за значок ГТО в танцах мне уже воевать нет необходимости. Все возможные призы и значки в своей жизни я уже заработал.
Вышли покурить. Вечера уже трубили в горн о том, что скоро начнется генеральное наступление холодов по всему фронту. Быстро покурив, я зашел в фойе. Полковник, схватив за руку, затащил меня в угол:
– Дама мне тут одна приглянулась. Поговорили. Приглашает к себе. Но она замужем, а муж в командировке.
– Убью! – сказал я ему, закрутив, насколько это было возможно, суровый взгляд.
Полковник осекся, растерялся, замолчал. Я понял, что переборщил. Не надо было так резко. Он же только учится жить среди людей. И я решил смягчить удар:
– Ворошилов, дорогой ты мой друг, не надо портить свое служебное досье на первых же стрелах Амура! Оно тебе еще пригодится. Город наш небольшой, и завтра же все будут сочинять роман «Сэр Роберт Ловелас-Ворошилов, или Сан Саныч Казанова». Тебе это надо? Не надо. Тут столько молодых и, уверен, одиноких дам! Не пачкай мундир полковника сплетнями.
– Дай закурить, – расстроился мой друг.
– Не дам. Ты бросил.
– Да ладно тебе, Шамиль. Я же только по пьяни.
– Ладно так ладно. На, покури, подумай и… в общем, ты понял.
За столом я шепнул другу:
– Которая?
Я чисто из любопытства, чтобы понять его вкусы относительно женского персонала.
– Напротив. В красном.
Незаметно посмотрев и оценив вражескую подпольщицу в наших рядах, я понял, что имеем дело с опытным диверсантом. У нее не горели глаза, не краснели щеки, ничем не выдавала себя, чтобы заподозрить в коварном замысле соблазнить моего неопытного друга.
«О Аллах, спаси и сохрани раба своего от грехопадения», – подумал я в душе.
За разговорами и тостами время стремилось к полуночи. Наша компания стала напоминать пчелиный рой. Языки у подвыпивших дам стали вращаться быстрее гусениц танков последней модели. Устав нарушали уже все. Кто хотел – курил, кто хотел – пил и закусывал… Полковник опять кружился с очередной дамой под тихую и грустную музыку времен Холодной войны. Мне уже хотелось домой, о чем я личным донесением известил свою верную и преданную подругу. Жена тут же согласилась, но предложила подождать полковника. Логично: вместе приехали, вместе и должны эвакуироваться. Уловив момент, кивком головы я дал понять полковнику, что мы на постоянное место дислокации. Ворошилов подошел к нам и четко доложил:
– Я с вами не еду!
Все, перевербовали нашего друга. А мне уже было не до него. Начала болеть голова, она требовала горячего чая без сахара, и я торопился лечиться от последствий своего легкого поведения в виде потери контроля над дозой отравляющих веществ.
– Ок! Мы поехали. Удачи тебе!
6
Два дня разведки по поиску полковника никаких результатов не дали. Я уже начал думать, что пал мой друг смертью храбрых в тяжелом, кровопролитном бою по завоеванию женского сердца или, словно хороший коньяк, растворился в ее крови, как на третий день увидел его в саду спокойно копающим лунки под деревья.
– Ну и что? Как побывка? – Я вышел к другу через запасной ход с тыла с бутылкой свежего пива.
– Танки наши быстры и крепка броня! – Мой друг улыбнулся широкой, сияющей улыбкой, и в этот миг он напоминал успешно возвратившегося с околоземной орбиты первого космонавта.
– Холостая? – спросил я, оторвавшись от бутылки с пивом.
– Разведенка. – Улыбка не сходила со счастливого лица.
– Ну вот, это уже по-нашему, по-взрослому. А то к замужней!.. На, похмеляйся! Подогрел я пиво малость, чтобы горлу было лечение. – Я достал из-за пазухи бутылку и протянул другу.
– Я уже принял с утра лечение, но теплое не помешает.
Мы прошли в беседку и сели напротив друг друга.
– Лет ей сколько?
– Двадцать три.
– Сколько?! Двадцать три?! Я не ослышался?
– Не ослышался. Двадцать три.
– Я понял. Дочери у тебя нет, и ты договорился ее удочерить. Я правильно подумал?
Ехидство мое полковник не принял:
– Нет, не правильно. Удочерить уже не получится. Мы с ней двое суток из спальни не вылазили. Дорвались, что называется.
– Надеюсь, следующее свидание назначено не в загсе?
– Нет. Я сразу предупредил, что собираюсь жениться, но не на ней, а постарше. Она без претензий. Как только я найду свою, она списывается в отставку. Так и договорились.
– О! Это правильно. Это по-нашему – порядок в танковых войсках. И где она теперь?
– На работе. В торговле она работает. Договорились, что два дня она работает, а два дня у меня.
– Но разведка продолжается? Разведка боем?
– Так точно, товарищ Шамиль!
– Сан Саныч, друг ты мой, я хочу рассказать тебе одну печальную историю. Это чтобы ты лучше понимал ход моих мыслей, мою озабоченность твоим необходимым выбором своей второй половины и возможной в этом трудном бою ошибкой. По левому флангу от меня строила дом одна семья. Мужчина видный, предприниматель, образованный, адекватный джентльмен. Пока строился дом, он сюда каждый день приезжал, контролировал работу мастеров, со мной общался уже как с родным. И я был в весьма позитивном настрое, что у меня появится сосед, с которым можно будет делиться радостью и горем. Жену его я не видел ни разу, пока строился дом. Ну вот, заселились. Появилась жена. Уродина уродиной не только по форме, но и по содержанию: крики, ругань, матерщина каждый день… Хоть ты в петлю лезь! И где он только эту поганую тварь откопал?! А трясется от каждого ее крика, как заяц перед волчьей стаей. Все, нет мужика, нет соседа. И пришлось мне «берлинскую стену» в виде бронированного забора соорудить, чтобы ее не слышать. Я не хочу, чтобы между нами вспыхнула гражданская война из-за бабы. Ты меня понимаешь, Сан Саныч?
– Войны не будет, Шамиль! «Берлинской стены» тоже не будет. Слово офицера.
– Семья у меня большая, дружная, образованная, но она далеко. Там, на Кавказе. И дети разбежались по дальним странам. А я тут один, совсем один, полковник, друг ты мой сердешный. Друг через забор не хуже дальнего брата, он быстрее дойдет до тебя в минуты радости и печали, чем далекий брат. И я хочу, чтобы мы с тобой были не только соседями, а братьями близкими.
– Так и будет, Шамиль, аксакал ты мой дорогой! И ни одна баба не смеет взорвать бомбу между нами! Слово офицера – как присяга! Для закрепления братства предлагаю пару рюмок коньячка. Сбегаю в кухню.
– Неси! Закрепим братство кровью винограда.
Я решил на некоторое время оставить моего друга в одиночестве. Пусть наверстывает упущенное за много лет ратной службы со своей молодой тренершей. Да и дела подвернулись. В мою размеренную жизнь вторглись клином неожиданные проблемы в житейских делах. А еще задание получил из редакции – моего последнего места работы: изучить вопрос газификации частного сектора на примере нашего микрорайона. В вопросе я был кровно заинтересован, потому как мы стояли в очереди и что-то не очень охотно «Газпром» расширял свое агрессивное политическое влияние на наши жилища.
Я почти закончил свои суетные дела и почти был готов приступить к генеральной инспекции амурных дел моего друга, как от него поступил звонок.
– О, привет! Только думал о тебе. Рассказывай.
– Зайди ко мне.
Дом Ворошилова встретил меня с распахнутой душой. Входная дверь, как и всегда, не закрыта. Внутри идеальный, как в казарме пятикурсников высшего военного училища, порядок. Кровать заправлена, пол блестит от чистоты, тапочки, обувь аккуратно сложены в строевой порядок, из кухни валит облако опьяняющего запаха вкусной пищи. Хозяин вышел в прихожую, крепко, по-полковничьи, пожал мне руку и, улыбаясь, произнес:
– Проходи.
На столе ароматными парами дышали тарелки с пловом, мелко нарезанным лимоном, малосольными огурцами, посреди стояла бутылка коньяка с «золотой» надписью «Дагестан».
– Офигеть! – была моя первая реакция. – Где взял?
– Вот, решил сделать тебе приятное. И пловом узбекским решил тебя угостить.
Сам я много лет был прописан по студенческим общежитиям, и, хочешь не хочешь, пришлось научиться готовить, а потом и вкусно готовить, да еще и по той причине я научился готовить, что не хватало мне с детства привычной остроты пищи в европейской кухне. Но плов от полковника не оставил у меня ни малейшего шанса не то что на критику, но даже на намеки на мое мастерство в области кулинарии. Опять удивил меня Сан Саныч. И я не мог не хвалить его:
– Очень вкусный плов, Сан Саныч, очень. Приготовлен не хуже, чем у профессионального повара узбека.
– Да вот в ожидании открытия обещанного второго фронта с чебуреками приходится давиться пловом.
– Поймал! Поймал! Ладно, хорошо, что напомнил. Будут тебе чебуреки, не хуже твоего плова. Я вот о чем подумал… Зачем тебе вообще жениться? Готовить умеешь, порядок у тебя образцовый, как перед министерской инспекцией, а для сладостных утех есть уже подруга…
– Да ты что, Шамиль! А поговорить? А в театр ходить? В гости ходить? Да и поругаться, наконец!
– Вот, мой друг! Вот! Тут я тебя и поймал. Ответь теперь: о чем ты будешь говорить со своей двадцатипятилетней курицей из торговой сети? О бабских сплетнях их змеиного клубка? О том, как ловчее обсчитывать и обвешивать покупателей? Кстати, дети есть у нее?
– Дочь. Два годика.
– Ну вот, что и требовалось доказать.
– Да не-е-ет, Шамиль, это не тот случай. Мы просто потребности укрощаем, либидо удовлетворяем. Девочка красивая, в постели хороша и ничего не требует кроме. Я тут с другой познакомился на сайте.
– Вот это уже интересно. Подробнее.
– Давай выпьем, закусим. Ты ешь, пока плов горячий, а я буду рассказывать… В общем, она музыкант, профессор, преподает в консерватории. Красивая дама. И пишет грамотно. Сорок лет. Сыну двадцать лет. Собирается жениться.
– Замечательно! Если пишет, что сорок, значит, где-то сорок пять или чуть больше. Квартира двухкомнатная, молодой любовник аспирант. И она уже ищет, куда бы демобилизоваться от будущей невестки подальше.
– Я этого не знаю. Не спрашивал.
– А ты спроси: где жить, мол, будем и как она на работу будет ездить за пятьдесят километров? Что ее заставляет эвакуироваться из столицы в нашу провинцию? И готова ли она поднять уроки музыки в средней школе до уровня консерватории?
– Надо встретиться, поговорить.
– Обязательно! Когда очная ставка?
– Завтра поеду. У нее как раз вечер свободный. На какой-то концерт пригласила меня. А там и выходные два дня.
– Ну, это уже внушает хоть скромную, но надежду. Удачи тебе, друг мой! Только не спеши с решением.
7
На следующий день после очной ставки полковник появился на горизонте только вечером, когда солнце, уже устав от своего изнурительного труда, уходило спать за горизонт.
– Ну что? Поговорили? Профессор поделилась темой своей диссертации? – спросил я через сетку-рабицу, означающую пограничную заставу между нашими государствами-поместьями.
– Некогда было. На концерт ходили.
– И что, сразу и разбежались?
– Нет. Она у меня. Спит.
– Спит? В это время? Ни день ни ночь! Ты так уморил ее?
– Я не знаю, кто ее уморил. И ночь спала, и весь день спит. В обед встала, поела – и опять спать.
– Ну ни хрена себе свиданка! Ну хоть стихи читать не пробовал ей?
– Какие стихи, если она спит все время! А еще Юля приходила утром…
– И-и-и-и? Кулачный бой женского батальона?
– Не, не дошло. Обозвала меня старым ловеласом и ушла, хлопнув дверью.
– Хорошо, что не старым пердуном. Это тебе первая награда, друг мой дорогой, за боевые заслуги на женском фронте. Их будет много у тебя. Хорошо, если место для дырок хватит на кителе. Что будешь делать?
– Отвезу домой, как проснется. На фига она мне, спящая красавица такая? Пусть дома спит.
– Доклад принят. Одобряю. Утверждаю.
Засим я расстался с полковником и потерял его на целых два дня. Ни по телевизору, ни в газетах сообщений о нем не было. Телефон его молчал, в саду не видать. Истекал третий день, когда меня совсем уже заволновало изнутри. Объявил узкие поиски.
Всегда открытая входная дверь на этот раз была заперта. На дверной звонок не откликается. Нервно барабаню в дверь:
– Сан Саныч! Ты живой?
Щелкнул замок. Полковник, открыв дверь, молча пошел в кухню. То, что я увидел, меня уже не удивило, а поразило, вызвав жалость к моему другу и ярость к тому, кто это сделал. У него на лице красовались длинные, едва заживающие раны, будто следы от когтей после боя с барсом или медведем.
– Это что такое, полковник? Как? Кто посмел моего друга так?!
Я не мог найти нужных слов. Шутка тут была неуместна, а серьезных слов, чтобы утешить друга, не нашлось в моем лексиконе. После долгого окопного жаргона, перемешанного со светским диалектом, я уяснил себе следующее.
Отвез, значит, мой друг, как и полагал, свою «спящую красавицу» домой, а на обратном пути влип в историю. Ночь. Холодная осенняя изморось. На выезде из города голосует женщина. Ну как тут нормальный мужик проедет мимо! Остановился полковник. Ничего не говоря, дама села в машину. Мокрая, промерзла до костей, дрожит, как автомат Калашникова во время стрельбы. Спаситель укрывает ее теплой курткой, снятой со своих широких плеч, и тихонько трогает с места, включив печку на полную мощность. Дама отогрелась, подсушила волосы, стала любезно улыбаться. Разговорились. Работает продавцом в продуктовом магазине в столице. Уже темнело, когда она вышла с работы, и тут ее ограбили. В отделении полиции, пока снимали показания, просидела целых три часа. Маршрутка уже не ходит, до электрички далеко, да и денег нет ни копейки – утащили вместе с сумкой…
Понятно, мой друг утешал ее как мог. Подъехали к родному городу.
– Куда вас подвезти? – спросил полковник.
Девушка многозначительно посмотрела на него и вместо ответа сама спросила:
– А к вам можно? Вы с кем живете?
– Ни с кем. Один живу.
– Поехали к вам, если можно. Уже очень поздно. Мама будет ругаться, что я так попалась. Я боюсь идти домой. А вы такой добрый, я хочу отблагодарить вас. А маме скажу, что у подруги ночевала.
Для большей убедительности она медленно скинула с себя куртку, любезно поднесенную полковником, и ее выдающиеся формы, демонстративно выдвинутые вперед, не оставили ему выбора.
– Ладно, поехали…
8
Дома полковник достал коньячку для сугрева, закуску и для приличия спросил:
– У меня только одна кровать. Спать как будем?
– Никак. Спать не будем никак. Будем любовью до утра заниматься. Или я вам не нравлюсь?
– Ну, давай тогда перейдем на «ты». Тебя как зовут?
– Лена я. Елена Прекрасная.
– Очень приятно. Я Сан Саныч. Ну, или Саша, если тебе удобно. Я уже человек немолодой, взрослый, мне пятьдесят пять лет. Тебе это как, нормально?
– Супер! Мне всегда нравились мужчины в возрасте.
– Но… ты без претензий на дальнейшие отношения?
– Это уже как тебе понравится. А я постараюсь, чтобы тебе понравилось.
Что происходило дальше, я не смогу описать приличными словами, да и сам Ворошилов излагал происходившее с весьма не свойственными ему эмоциями и крепкими армейскими выражениями. Не буду вас далее утомлять на самом интересном месте, мой дорогой читатель, предварительной словесной экспозицией предстоящей картины, а просто предоставим слово моему герою. Но я думаю, что вы это поймете, я был вынужден долго и тщательно редактировать пламенную речь моего друга, дабы и суть не потерять, не упустить главную мысль, но в то же время как-то литературно облагородить его словесную артподготовку. Итак, слушаем его длинный монолог с серьезными сокращениями.
– Ну что… Ну, зашли мы в спальню. Она разделась. Я офигел! Фигура – просто бомба! Подтянутая, мячики надутые, талия в один обхват, ниже – будто талантливый художник нарисовал – глаз не оторвать. Раздела она меня и резким толчком уронила в постель, прыгнула на меня и стала скакать верхом. Сначала медленно, нежно, а потом быстрее, быстрее. Все было здорово, пока она не уперлась мне в грудь своими острыми когтями. Да так больно, что я и выстрелить не мог. Аж кровь потекла на всю грудь. Первую атаку я с трудом, но выдержал. Она извинялась, просила прощения, говорила, что нечаянно, что сама не заметила в минуты экстаза, обещала исправиться. Поверил. Простил. Вышли в кухню, выпили, посидели, покурили. На вторую атаку у меня уже не было настроения, страх одолевал. Но, черт возьми, как она умеет! Подняла мой боевой дух похлеще, чем замполит перед боем. И так несколько атак. Под утро я был готов приговорить ее к расстрелу – так измотала меня. Уже светало. Уставший, раненый, потерявший рассудок, я согласился на последнюю атаку. Ипподром опять заработал, закричал, ор стоял такой, что я подумал: «Соседи сейчас прибегут на помощь». Она орет и душит меня, скачет, орет и опять душит. В последнюю секунду как схватила меня за щеки, заорала и вырвала куски кожи с лица. Я скинул ее с «коня», обложил громким матом и – к зеркалу. И вот ты видишь, каким я вышел из боя. Она, конечно, плакала, опять просила прощения… Что ты с ней сделаешь! Вызвал такси и выгнал ее. Отключил телефон, закрылся на замок… Что я скажу Юле? Она же может позвонить, прийти. Стыдно.
– Надеюсь, ты ей стихи не читал?
– Издеваешься? Какие стихи! Тут отдышаться было некогда после боя!
– Полковник, я, конечно, не без основания обещал тебе награды от женского фронта, но на контузию даже сам не рассчитывал. Что делать – бывает! Лечись. Госпитальный режим. Ну а если тренерша твоя позвонит мне, скажу, что ты уехал по делам на десять дней. Ты тоже позвони, скажи ей, чтобы блиндаж твой не взорвала.
Жене я не стал сливать эту комедию – начнет еще критиковать моего друга со своего женского наблюдательного пункта. Но смеялся я дома еще два дня. И смешно, и грустно. И жалко друга. Я прямо ему тогда сказал, что это вторая медаль ему на грудь за героическую борьбу с женской непредсказуемостью и по случаю реального ранения в бою.
9
На долгие десять дней полковник ушел в глубокоэшелонированную оборону. Ни телефона, ни разведывательной вылазки себе не позволял. Нет, конечно, выходил во двор, в саду возился, заготовил дрова на зиму – с газом для отопления не успевал. Продуктовым довольствием с доставкой на дом пользовался только с помощью преданного друга в моем лице.
По истечении срока госпитализации Ворошилов пришел к нам с тортом и цветами для моей жены. Посидели, попили чаю, поговорили – и ни слова о ранении на «ипподроме». Тем более что я ни слова жене, а теперь и следов нет никаких ни в настроении полковника, ни на его лице. Я пошел провожать его. На крыльце моего дома полковник назначил фронтовое совещание на завтра.
Вечером я пришел к нему вовремя. Прихватил заранее прикупленную бутылку коньяка и укрытый от ветров поднос с чебуреками. В блиндаже полковника ничто не напоминало о кровавой битве минувших дней. Все тот же порядок, чистота и опять отравляющие сознание запахи из кухни. Но только на этот раз лагман вместо плова. Потекли слюни. Я не выдержал:
– Пахнет – с ума сойти! На, держи, – протянул я бутылку.
– Да есть же у меня коньяк, а ты тратишься, пенсионер.
– От такого же слышу. Зато чебуреков нет у тебя.
– Открыл-таки второй фронт? А я лагман приготовил.
– Лагман я буду кушать, а ты чебуреки.
– Ладно, проходи. Лагман стынет. Хуже холодной еды может быть только холодная женщина.
– Не дай бог! Холодная женщина – это приговор для мужчины!.. Давай свой шедевр сюда, уничтожим с любовью и лаской. Слушай, тебе с таким кулинарным талантом цены нет на аукционе женихов. Давай ресторан откроем. Я помогу, чем могу, что умею. А кое-что я тоже умею. Снимем приличное помещение, наберем персонал – девочек умных и красивых.
– Ну-ну! Вопрос моего семейного положения тогда точно накроется под артиллерийским огнем «катюш».
– Не накроется. Мы сделаем так. Сначала поженим тебя, а потом твою жену назначим старшиной женского батальона внутри заведения, а мы с тобой займемся стратегией и внешней политикой.
– А жену я потом не потеряю?
– Ничто не вечно под луной, друг мой юный. Одну потеряешь – другую найдешь! В чем проблема-то? Ни госстрах, ни твоя будущая спутница жизни не дадут тебе никаких гарантий, что вы будете жить счастливо и в любви до гробовой доски и умрете от счастья в один день. А если женщина попадется мудрая, ну, хотя бы умная, она будет поддерживать твои планы по завоеванию желудков в городе и всячески помогать. Ну а если на замаскированную дуру нарвешься – пиши пропало! Полная потеря суверенитета! И с бизнесом, и без бизнеса.
– Ладно. Надо сначала жену найти.
Поужинали, как обычно, за беседой из воспоминаний: смеялись, грустили и немного подпитые пошли на полигон.
Ворошилов усадил меня перед компьютером и с бегающими глазами стал рассказывать, чего он достиг за дни госпитализации в вопросе поиска неземного счастья в лице прекрасного пола. Потрудился он на славу. Больше десяти претенденток на вакантную должность жены скромного инженера улыбались с экрана, демонстрируя себя в разных позах и в разных местах дислокации. Я внимательно прочитал зашифрованные донесения всех подпольщиц, откинулся на спинку стула и вынес суровый вердикт военного трибунала.
Мне понравилась третья. Пишет скромно, мало. Не хвастается, не ищет принца на белом коне, то бишь миллионера на белой яхте в Испании. Обратил внимание, что посты у нее – одни рецепты блюд и скромные фотки на фоне цветов.
«Но если и эта не ляжет в душу, – подумал я в душе, – то надо полковнику выходить из подполья. Хватит скромничать. Он уже не инженер на захудалом заводе, дышащем на ладан, а боевой офицер в отставке. Фото в форме с орденами и жесткие требования к кандидаткам, чтобы его не накрыло девятибалльным штормом писем и предложений. И теперь не его выбирают, а пусть он будет выбирать».
Я изложил свои соображения другу, он искренне посмеялся и согласился. Ворошилов уже начинал понимать, что найти свою, именно свою женщину, чтобы прожить остаток жизни в любви и согласии, задача ой какая нелегкая! Это танки все одинаковые: сел, завел и поехал, а люди все разные, женщины разные вдвойне. Даже кирпичи из одного штампа бывают разного размера, но люди – это далеко не кирпичи из одного штампа, мы, человеки, растим и растем в совершенно разных условиях воспитания, мы разные по уровню образования и мировоззрению – попробуй тут с наскока найти свою женщину или своего мужчину! Это по молодости можно увидеть, влюбиться и жениться, ну а если не подходят друг другу, как часто и бывает, разбежаться через год-два. Потому и разводов много, что встретили и влюбились не в своего или не в свою. Да что я тут рассказываю вам! Всё это вы и так все знаете. Давайте вернемся к судьбе моего друга.
10
Итак, с Ворошиловым мы расстались на добрых три или даже четыре… Нет, не помню. Надолго расстались. Я почти не выходил в сад, во двор: осенние работы в саду закончились, а во дворе собирал только опавшие листья. Его тоже не видно.
«Занят, естественно», – думал.
Я был уже спокоен. Верил, что полковник вникает в суть проблемы. Да и пусть еще погуляет, пообщается с народом, наберется опыта. Даже если шишек в лоб заработает, тоже ничего – опыт.
– Ну что? – спросил я полковника при встрече после нашей затянувшейся самоволки. – Призыв в бессрочную службу в ряды женского батальона не состоялся, надеюсь, без меня? Повестку никому не выписывал?
– Пошли ко мне. Есть время?
В словах полковника я усмотрел некоторую грусть и даже раздраженность.
Ворошилов долго рассказывал о своих знакомствах, встречах. Мы то смеялись, то удивлялись, то, бывало, матюкались про себя. За долгим разговором мы уничтожили два артснаряда с довольно приятным химическим веществом, закусывая противной сырокопченой колбасой и квашенной собственноручно полковником капустой. Ушел я от него глубоко за полночь и только после третьего обеспокоенного звонка жены, держась за забор от калитки до калитки. Наутро я долго собирал свои мозги в кучу, винчестер в голове наконец-то запустился, и начал я вспоминать наш вчерашний разговор с полковником. Поразмышлял, поанализировал и нашел необходимым сообщить об этом моим читателям. Не гарантирую абсолютную точность, но суть попробую-таки изложить.
Итак, совершив очередную вылазку из своего блиндажа, полковник встретился с миловидной дамой в кафе. Врач, специалист в области сердца. С первых же минут устроила допрос с пристрастием. Может ли он отремонтировать забор на даче, починить крышу дачного домика, а еще и калитка там у нее не закрывается на ключ, и смеситель в ванной сломался, и какая у него пенсия, на какой машине ездит, и почему он вообще приехал к ней без цветов, и может ли он одолжить ей немного денег. Ворошилов внимательно выслушал ее, встал, положил деньги на стол за кофе, сказал доктору: «Вы, может, и неплохой врач по сердцу, но вы плохой доктор и плохой специалист по сердечным делам. Кроме сердца у меня есть еще душа» – и ушел, не простившись. Она так и не поняла, чем отличается душа от сердца и удивленно изрекла вслед несостоявшемуся жениху: «Ну подождите! Что случилось? Я что-то не то сказала?»
Некоторое время наш герой сидел в машине и размышлял, стоит ли и дальше продолжать поиски счастья в этом печальном мире женского одиночества или обречь себя на тихое уединение без любви и без страстей. Уже начало темнеть, когда он все-таки решил позвонить. И этот звонок стал для полковника роковым.
Приехав по назначенному адресу, мой друг попал в буквальном смысле на тещины блины. Я не ошибся, так и есть – на тещины блины. Назначена была встреча именно в квартире. Встретила его женщина старше потенциального жениха, представилась Марией Петровной, матерью Елены, и пригласила Сан Саныча в кухню попробовать ее блины. На вопрос «А где Лена?» ответила, что она спряталась в спальне, что стесняется она. И дальше из донесения потенциальной тещи мой друг узнал, что Лена единственная дочь матери, что она кандидатка каких-то психических или психологических наук, что никогда ни с кем она не встречалась и замужем не была, что она непорочна до сих пор и что ей уже вот-вот стукнет тридцатник.
– Мне уже много лет, боюсь умереть, не видя внуков, но никак не могу уговорить ее выйти замуж, – в слезах пожаловалась мать Лены.
– Пусть бы вышла к нам, поговорили бы, – сказал полковник.
Вытирая слезы, Мария Петровна пошла звать дочь. Ворошилов спокойно доел все блины, и еще пришлось немного подождать, пока наконец дамы вышли в кухню. Полковник аж привстал от неожиданности: перед ним стояла красивая, ну очень красивая, стройная девушка. Она была одета в длинное, до пят, платье и почему-то с косынкой на голове. Она отводила взгляд, будто была виновата перед полковником, села с другой стороны стола и только шепотом произнесла:
– Лена.
Полковник по-армейски четко с размаху рубанул:
– Что же вы, Леночка, мать огорчаете? Она внуков ждет, а вы… Пора бы уже!
Лена молчала, упорно глядя в пол. Вмешалась мать:
– Леночка, доченька, ну пожалуйста, езжай с Александром. Поговорите, поживите вместе эти два дня выходных, может, поженитесь потом. Я вижу, Александр хороший человек, он тебя не обидит. Ну пожалуйста, Леночка!
– Я боюсь, – произнесла наконец Лена, и на глазах у нее появились слезы.
– Да расслабься ты, Лена! Чего бояться меня? Не съем же я тебя! Поехали. Только это… Сними платок. У тебя же красивые волосы. Никто в платках не ходит теперь. Тем более с такими волосами.
Полковник проявил тут настоящий армейский характер и командование парадом взял в свои руки, отчего Мария Петровна была в полной радости. Поехали они, значит, домой к полковнику. По пути Лена не проронила ни слова. На вопросы не отвечала и всю дорогу смотрела в окно, где уже была полная темень.
Как и полагается настоящему мужчине, Ворошилов по пути заехал в магазин с круглосуточной вахтой, купил цветы Елене и, преподнеся их, в надежде услышать от нее хоть слово произнес: «Елене Прекрасной прекрасные цветы!» И, представьте себе, опять ни слова! Даже бомжи, когда подаешь, и то благодарят, а тут… Дальше и полковник прекратил допрос.
11
Приехали. Открыв дверь машины, ухажер ждал минут пять, пока выйдет пленница. Дома она отказалась снять пальто, переобуться в домашние тапочки, прошла в зал, села на диван, прижала букет цветов к груди и произнесла:
– Мне никто никогда не дарил цветы.
«О, заговорила!» – подумал Ворошилов и в сладком предчувствии продолжения и дальнейшего развития событий пригласил девушку на кухню:
– Может, пойдем в кухню, чаек попьем, пообщаемся?
– Нет-нет, на ночь чай – это проблематично. Да и поздно уже, я спать хочу, завтра поговорим.
Несостоявшемуся жениху ничего не оставалось, как подчиниться и лечь спать. Да и сам уже был не рад, что познакомился с Леной, что повелся на уговоры ее матери попытаться найти секретную волну общения с ней. Однако ночью Елена сама разбудила его… Я пропускаю подробности волшебного соединения в одно целое двух тел, если не двух сердец, о котором друг мой рассказал с особенным трепетом, с особой теплотой и грустью. В эти минуты полковник не был похож на самого себя. На это была у него серьезная причина…
Проснулся полковник утром один. На позывные никто не откликнулся. В кухне на столе лежала записка:
«Доброе утро, уважаемый Александр! Вы первый и единственный мужчина в моей жизни. Вы настоящий мужчина, Вы человек с большой буквы, и я очень рада, что познакомилась с Вами, что была с Вами, что провела ночь с Вами. Если я вдруг стану матерью после этой волшебной ночи, ребенка назову Вашим именем. Но… я Вас прошу, я прошу Вас очень, просто умоляю, не звоните мне больше никогда, не ищите меня, не приезжайте ко мне, к матери моей. Все это я сделала ради матери и только для матери, чтобы успеть подарить ей внука, пока не случилось то, чего она не знает. Да, она не знает, что я тяжело больна и врачи отвели мне максимум три года. За это время я надеюсь успеть оставить память о себе, о Вас моей очень любящей меня маме. Да, я молода, да, я красива, да, я умна, образованна и очень, просто очень-очень хочу жить, но, увы, дважды подтвержденный диагноз отнял у меня мечты, красоту, характер, желание жить и бороться, и я опустила руки и плачу по ночам в подушку, чтобы мама не видела. Мне даже не себя столько жалко, сколько маму. Бедная мама! Как же она будет без меня!.. Еще раз прошу, умоляю Вас, не появляйтесь больше в моей жизни или в жизни моей мамы. У Вас должна быть настоящая, полноценная жизнь со здоровой женщиной. Я лечусь, я пытаюсь вылечиться, пытаюсь остаться в живых, чтобы выйти замуж, родить детей. Я очень хочу всего этого, но врачи не дают мне никаких надежд. Если же каким-то чудом мне удастся остаться в живых и если Вы к тому времени не будете связаны семейными узами и будете готовы принять меня, лет через пять или шесть я найду Вас. Принять меня тогда или не принять будет только Ваше право. В любом случае огромное спасибо Вам за наше знакомство, за эту сказочную ночь. Прощайте!
И на том свете Ваша Лена».
Полковник сел, задумался, перечитал записку еще раз.
«Да что за черт побери! Зачем она написала это письмо? И как теперь мне жить, зная, что, возможно, где-то есть мой ребенок? И почему она просит, умоляет не искать встречи?»
Ворошилов несколько дней ходил так, будто его разжаловали в звании и снизили в должности до командира взвода: «Да что такое! Да как! И что мне делать?»
Я, разумеется, пытался успокоить друга:
– Слушай, а вдруг это такая ловкая рыбалка, чтобы тебя на крюк посадить? Вижу по письму, что она неглупая, и, может, она интригу такую задумала?
– Ни фига себе интрига! На фига ей это? Могла вести себя просто. Красивая такая девушка, видная. И скромная. Я бы не отказался на ней жениться. Мне она понравилась. Даже очень понравилась.
– Возможно, действительно она не хочет, чтобы ты овдовел с маленьким ребенком на руках. Но в то же время, зачем она про ребенка? Не знаю, что и подумать.
Мне было искренне жаль друга, но и посоветовать ему я тоже не мог ничего путного. Ситуация для нас оказалась как во вражеском окружении: в плен нельзя и застрелиться не очень хочется.
Выпал первый снег. Броневик полковника под кодовым названием «крузак» тосковал вместе с хозяином уже больше месяца. Время неумолимо пролетало мимо нас. Планы по захвату желанной жертвы в любовные объятия оказались на грани провала. Жених скучал. Скучал и тосковал. Тосковал и жалел. Жалел и грустил. Грусть его сковала и мои мысли, мои действия. Я боялся встречи с ним. Что сказать ему? Чем утешить? Этого я не знал.
Ходила к нему по-прежнему, правда, Юля, но тоже не могла утешить своего «папика». Как я узнал уже позже, она даже предлагала ему жениться на своей матери, которая моложе его лет на десять и вполне еще и привлекательна, и сексуальна, и хозяйственна.
– А что тут такого? Ты мне нравишься, мама тоже тает от тебя! Пока поживем втроем, а когда дочка подрастет, я тоже найду кого-нибудь и выйду замуж, – говорила она.
Я даже попытался эту идею развить:
– Может, она и права? В этом что-то есть. Будут тебя окружать и любить сразу три женщины: бабушка, дочь и внучка. Дочери у тебя нет, вот и забава тебе на старости – расти себе дочурку.
На что Ворошилов после длительной паузы ответил:
– Шамиль, давай завтра в ресторан! Надо как-то расслабиться. А то движок скоро заклинит от всех этих мыслей.
Я его понял: хочет вырваться из плена горьких мыслей и сбросить с себя паутину тоски. И сразу согласился.
12
В ресторане было как в кадрированной военной части бронетанковых войск СССР – мало людей. Заказ наш принесли быстро. Ворошилов после первого же короткого тоста бросился на закуску.
– Давно не ел нормальной пищи, готовить не было охоты.
После второго тоста друг мой, несколько раз похвалив блюда, произнес:
– Слушай, тут готовят вкусно. Это какое-то знакомое блюдо, но я не помню, как называется. Надо узнать, кто это блюдо приготовил. Когда мы откроем свое заведение, надо будет переманить…
Тут как раз на горизонте появилась директор ресторана Татьяна Петровна, подошла к нам как к старым знакомым и поинтересовалась:
– Ну как вам? Сегодня у нас нет музыки…
– Да мы пришли просто отдохнуть, развеяться от бытовой суеты. Вот моему другу блюдо восточное пришлось по вкусу.
Татьяне Петровне, конечно, комплимент понравился, она заулыбалась и решила похвалиться:
– Это у нас Лариса Ивановна приготовила. Золото она у нас, а не женщина. А блюдо это узбекское, басма называется. Она жила в Ташкенте, работала в ресторане, но после развала Союза ей пришлось уехать.
Я уже на правах старого знакомого задал ей пару бестактных вопросов: мол, сколько ей лет и замужем ли она? Оказалось, что по арифметическим, физическим и геометрическим параметрам идеально подходит к запросам нашего поиска источника счастья для моего друга: не замужем, детей нет, лет сорок пять. Мы с Сан Санычем переглянулись, и я решил не упустить возможность совершить марш-бросок в сторону знакомства с возможной невестой полковнику.
– Петровна, нельзя ли с ней увидеться воочию? Мы с другом хотим лично сказать ей большой рахмат по-узбекски лучше. Мой друг тоже родился в Узбекистане.
Татьяна Петровна оглянулась по сторонам, сказала, что народу сегодня немного, что нет никаких проблем, и скрылась за дверью кухни. Через минуту перед нами стояла удивительно красивая, стройная дама с нежной улыбкой и стеснительно смотрела на нас. От нее так веяло душевным теплом, что полковник растерялся и впал в ступор, упорно смотря на нее. Пришлось мне взять на себя командование стратегическим наступлением.
– Лариса Ивановна, нам очень понравился ваш кулинарный шедевр, особенно моему другу, полковнику в отставке Ворошилову, и он хочет сделать вам приятное. Он уже пытался заказать цветы с доставкой, но оказалось, что поздно, ночь за окном. Заказал на завтра. Назначайте время и место. Зовут моего друга Александр.
Лариса Ивановна покрылась пунцовой краской и попыталась отступить: «Ну что вы, не надо благодарностей, это же моя работа. Спасибо». Но тут полковник резко встал, загородил путь отступления и ласково, но уверенным голосом скомандовал:
– Никаких «спасибо», я настаиваю на свидании! Цветы вы заслужили!
– Между прочим, мой друг холостой и тоже родился и жил в Ташкенте!
Мой выстрел попал в цель. Лариса Ивановна вдруг засияла, заговорила, стала расспрашивать, в каком районе Ташкента жил мой друг, сколько лет, в какой школе учился, когда уехал… Она вела себя так, будто после долгой разлуки встретила брата или отца родного. Мы с женой переглянулись, и я шепотом пропел ей песню: «А мы случайно повстречались, мой самый главный человек…»
13
Через неделю Ворошилов пригласил нас с женой в гости. Стол в кухне был накрыт по высшему разряду: хрустальные бокалы уже жаждали покрыться пузырьками шампанского, посреди стола красовался пирог с орнаментом бухарских башен, а казан с любимым пловом полковника тихо дышал ароматными парами на плите. Мы не удивились, что нас встретили они вдвоем с Ларисой, мы удивились тому, как они преобразились за время нашей разлуки. Лариса без спецовки, в шикарном бордовом платье, с роскошными волосами, с макияжем и опять же с пленяющей, обворожительной улыбкой.
– В честь чего банкет? – резанул я, изучая надписи на бутылке коньяка.
– Не торопись, аксакал! Разливай шампанское, а мы плов разложим. – Улыбка не сходила с лица полковника. К уверенности в его голосе добавилась еще и гордость, даже некоторое нахальство.
Поставив на стол объятые пахучим паром тарелки с пловом, мой друг коротко и резко доложил:
– Мы подали заявление в загс. Двадцать пятого декабря роспись и свадьба!
Известие мы встретили возгласами «Ура!» и бурными аплодисментами.
За месяц ожидания свадьбы наших друзей произошло еще одно занимательное событие, о котором уместно тут рассказать. Юля по-прежнему продолжала ходить к своему «папику». Даже после того как он известил ее, что собирается жениться, что уже подали заявление, она не хотела смириться с предстоящей потерей уютного бомбоубежища в блиндаже полковника. Но однажды его осенила идея. Поводом послужила случайная встреча с Андреем. Вы помните, дорогой мой читатель, что во время строительства командного пункта Ворошилову помогал молодой человек по имени Андрей? Тихий, спокойный и работящий Андрей как-то жаловался, что с девушками у него никак не получается. Так вот, Ворошилов решил в буквальном смысле выдать замуж Юлю за Андрея. Наш герой вспомнил, что Андрею нравилась Юля и на вопрос, мол, кто она, тогда полковник ответил коротко: «Племянница». Убеждать или уговаривать Андрея не пришлось, он даже очень обрадовался предложению командования познакомить его с Юлей. Юля сопротивлялась долго, но после аргументированной воспитательной беседы тоже согласилась на определенный маневр. После первых же тактических учений Юля доложила «папику»:
– Слушай, а он оказался неплохим парнем. Мне уже почти понравился.
– А я что тебе говорил! Разве я тебе плохого желаю? Не чужой же человек.
– А тебе не жалко меня терять, папик? Я молодая, красивая… Детей бы еще нарожала тебе.
– Не надо мне детей! Растить их, чтобы на старости называли тебя старым мудаком! Есть один хромой на мозги – и хватит. Да и старый я уже размножаться. Ты же сама называла меня старым ловеласом.
После этого воспитательного урока не прошло и недели, как Юля позвонила «папику» и с радостью известила, что они подали заявление в загс и что Андрей обещал удочерить Юлину дочь. «Папик» вздохнул с облегчением.
Возвращаемся к полковнику и Ларисе Ивановне. Дальнейшие события не представляли бы собой ничего особенного, если б не трагическое происшествие… Погуляли мы на свадьбе наших друзей, отметили вместе Новый год, и ушли они на заслуженный медовый месяц. На этом историю можно было бы и завершить, но то, что случилось позже, имеет особенное значение для финала нашего повествования. Только я расскажу об этом бегло, выделяя лишь важные моменты, чтобы вас не утомлять.
Следующая наша встреча с друзьями состоялась на День защитника Отечества. Приняв поздравления от наших дам по стойке смирно, мы принялись уничтожать ненавистную бутылку коньяка и закусывать узбекскими и русскими закусками вперемешку. После второго залпа из хрустальных рюмок с коньяком я неожиданно спросил:
– Так что там с программой максимум? Программу минимум мы уже выполнили – удачно поженили вас, а теперь пора взять следующую высоту через рукопашный бой!
Поддержали все. И даже загорелись. Мы тут же разработали стратегию, выбрали основные направления наступления и главного удара. Моя согласилась заняться подготовкой документации для регистрации конторы, Лариса Ивановна разрабатывает внутреннюю структуру и перечень оборудования, которое предстоит купить, Ворошилову мы поручили взять банк без танковой атаки, голыми руками, то бишь кредит оформить, я же как долгожитель нашего провинциального городка взял на себя функцию разведчика по аренде помещения.
14
Ко дню Великой Победы к нам тоже пришла победа: мы открыли свой приличный по нашим провинциальным меркам ресторан. За короткий срок дорогу к нам проложили все структуры города, и весьма уважаемые персоны стали отмечать у нас торжества по поводу. Показатели бухгалтерии неумолимо поползли вверх. Увлеченные своим делом и радуясь результатам нашего нелегкого труда, мы и не заметили, как прошло пять лет со дня открытия дверей нашего заведения. И тут случилось то, о чем я вам обещал рассказать в конце своего повествования.
Было раннее утро. Мы только пришли на работу и возились, занятые подготовкой зала к торжеству по случаю юбилея одного уважаемого персонажа нашего города. Перед рестораном остановилась машина, из которой вышла молодая женщина с ребенком, на вид лет четырех от роду, и направилась к нам. У входа ее встретила Лариса Ивановна.
– Здравствуйте. Мы ищем Александра Ворошилова. Мы приехали по его адресу, а соседи сказали, что он может быть тут.
– Здравствуйте! Я Лариса Ивановна, его жена. Заказать хотите что-то? Заказы я принимаю.
– Нет-нет, не заказать. Нам нужен Ворошилов.
Тем временем Ворошилов подошел к дамам, представился, и молодая женщина попросила устроить свидание наедине. Сан Саныч по-джентльменски пригласил ее в кабинет директора. Не прошло и пяти минут, как хозяин кабинета открыл дверь и позвал Ларису Ивановну. Долгих полчаса за дверью кабинета шли сверхсекретные переговоры, на чем и было сосредоточено внимание всего женского батальона ресторана. Выйдя из кабинета с ребенком на руках, Ворошилов назначил ответственных за проведение торжества, сказал, что им с женой срочно нужно уехать на пару дней, и, сев в машину вместе с Ларисой, скрылся за поворотом. Подробности столь скорого и неожиданного отъезда мы узнали только по их приезде. И приехали они не одни, а с той очаровательной девочкой с длинными косичками, переплетенными красным бантиком, с которой приезжала молодая женщина.
Вы уже догадались, мой читатель, что девочка эта была родной дочерью нашего героя Ворошилова. Как оказалось, Елена, которая лет пять тому назад рано утром исчезла из жизни полковника, оставив длинную записку на столе, писала трагическую правду. Она благополучно родила девочку и через год после этого радостного события ушла в мир иной. Мать Елены, Мария Петровна, до последнего не знала о болезни дочери, и когда той не стало, она была на грани сумасшествия от навалившегося горя. Какое-то время она еще держалась ради внучки, но в последний месяц от тяжести страданий совсем слегла и, почувствовав близкий конец, попросила соседку, чтобы та нашла отца девочки.
Ворошилов, как и положено порядочному человеку, предложил Марии Петровне переехать к нему, на что она сказала, что хочет умереть у себя дома. Тогда Ворошилов нанял ей сиделку и до последнего дня ездил ее навещать, обеспечивал всеми необходимыми лекарствами, продуктами. Потом организовал и достойные похороны рядом с дочерью Еленой.
«А что же Лариса Ивановна?» – спросите вы, читатель. Тут тоже своя непростая история. Она с восторгом приняла девочку и любит ее как родную и даже больше – сдувает с нее пылинки, в садик не отдает и все время таскает ее за собой, угощая всевозможными яствами, покупая ей бесконечное число кукол, платьев. У Ларисы есть на это, оказалось, свои веские причины. Много лет тому назад она была любимой женой летчика, капитана вооруженных сил, и счастливой матерью пятилетней дочери. А еще семья ждала пополнение в виде второго ребенка. И ничто не предвещало беды. Ехали они к свекрови в гости на выходные. Пьяная сволочь за рулем выехала на встречную полосу. Лобовое столкновение… Лариса вышла из комы и пришла в сознание только через месяц. О том, что только она одна каким-то чудом выжила в этой страшной аварии, узнала позже, гораздо позже – врачи тщательно скрывали от нее правду, опасаясь за ее здоровье. На долгие годы Лариса ушла в себя, не видя людей, не зная, как дальше жить. Позже устроилась на работу в ресторан, только работой жила и не собиралась замуж. Когда же полковник настоял на свидании, пришел с огромным букетом роз, а потом и нежно обнял ее, Лариса почувствовала, что появился родной человек, будто муж воскрес, вернулся с того света. А теперь и дочь вернулась к ней в лице Шуры, Шурочки, Александры Александровны Ворошиловой.
Прошло десять лет с того дня, когда мы впервые открыли двери своего заведения. Мы обрели устойчивую популярность в городе, построили свое собственное современное здание ресторана, где работают уже сорок – представить только! – женщин, и всем этим женским батальоном командует Ворошилов, настоящий полковник, настоящий мужчина, замечательный руководитель, любящий и любимый муж, отец очаровательной Шурочки, преданный друг и добрейший человек, каких должно быть много, очень много.
Минск, 2021 г.
Об авторе:
Исаев Магомедшапи Исаевич родился в 1950 году в Дагестане. Рос в окружении писателей и поэтов с самого детства.
Окончил Белорусский политехнический институт в Минске и долго работал на заводе. Параллельно окончил Литературный институт им. А.М. Горького СП СССР в Москве. В 1990 году от Союза писателей Белоруссии участвовал во Всесоюзном семинаре молодых драматургов в г. Пицунде, где Министерство культуры СССР выкупило сразу две его пьесы.
За последние годы написал три сценария, две повести, две пьесы и восемь рассказов. В настоящее время работает над мистической повестью «По следам зла».
В декабре 2020 года был принят в Интернациональный Союз писателей.
