Цветы, как маленькие дети
Посвящается всем детям, независимо от границ, на чью долю выпали страшные испытания, детство, украденное войной.
Детство должно быть светлым, беззаботным и счастливым!
Мира всем и счастливого долголетия!
Цветы, как маленькие дети
Они цветут среди развалин
Назло пожарищам войны
И смотрят вверх открытым взглядом
Уже без боли и мольбы…
Они не плачут и не просят,
Не задают вопрос «За что?»,
Они цветут и в душу смотрят,
Войне, пожарищам назло.
И на ветру дрожат от страха,
Склоняя листики к земле,
И гибнут от дождя и града,
Как дети на лихой войне!
Цветы, как маленькие дети,
Так беззащитны и хрупки,
Мы все за них сейчас в ответе —
Как защитить их от войны???!!!
Серия «Рассказы бабушки Насти»
Сердце волчицы
Маленькая деревушка на окраине леса в эту летнюю ночь 22 июня спала мирно и необычно тихо, даже не был слышен лай собак. Вечером Настя укладывала спать Митьку и Алёнку с какой-то особой тревогой на сердце. Вспомнив старую колыбельную песню, которую она пела, когда дети были ещё совсем маленькие, она вдруг запела:
— Баю-баюшки-баю, не ложитесь на краю. Придёт серенький волчок и укусит за бочок…
— Неужели волки такие злые и могут напасть и укусить? — интересовался Митька и никак не хотел засыпать.
— Конечно, глупенький, волки хищные звери и никого не пожалеют, а особенно зимой — они голодные и особенно злые, — хихикала Алёнка, специально добавляя ещё большего страха про волчьи повадки. Она любила подразнить Митьку и повредничать. Совсем недавно Алёнке исполнилось десять лет, и она считала себя совсем взрослой, а Митьке зимой исполнится только девять.
— Всё! Хватит, дети, страшилок на ночь! Повернулись быстро на бочок, к стенке, и пора спать, уже поздно. Завтра приедет папа, у меня ещё много дел по хозяйству, — пыталась успокоить детей Настя.
Василий, отец малышей, уехал с бригадой в соседнюю деревню неделю назад, дети ждали его возвращения завтра вечером и очень скучали. Митька крутился, долго не засыпал, всё расспрашивал шёпотом у Алёнки подробно про волков, про их нравы и жестокость. Мама хлопотала у печи, готовя еду на завтрашний праздничный день — долгожданное возвращение Василия после тяжёлой работы домой. Алёнка потихоньку, чтобы не услышала мама, рассказала Митьке, что на той неделе волки разорвали лесника, даже охотничье ружьё не спасло, и лето на дворе — не зима. Соседка бабушка Маня рассказала эту жуткую историю вчера маме, а Алёнка услышала. Потом охотники обнаружили крупные следы взрослого волка и двух маленьких волчат на месте трагедии — это была огромная волчица с выводком. Это добавило ещё большего страха Митьке, и он вообще не мог теперь уснуть, лёжа на бочке́. «А вдруг и правда придёт и укусит за бочок», — думал он, повернувшись на живот, обхватив ручками подушку, тщательно заправив под себя одеяло и сжимая уголок одеяла крепко в ладошке.
Засыпая, Митька вдруг вспомнил, как прошлой зимой лесник гордо нёс по главной улице деревни свой трофей — убитого волчонка. Тогда почти все односельчане сбежались посмотреть на маленького волка. Мальчишки особенно восхищались и с восторгом выкрикивали из толпы:
— Так тебе и надо, зверюга! Не будешь теперь бегать по нашему лесу и пугать нас, когда мы собираем грибы и ягоды!
— Смотрите, какая у него светло-серая пушистая шёрстка, какой красивый волчонок, — причитали тогда девчонки.
Лесник, довольный удачной охотой, улыбался и, положив волчонка на траву, объяснил тогда детям:
— Волчонок в лесу был один, без мамы-волчицы, наверно, специально убежал или отстал от стаи. Нельзя детям без взрослых ходить далеко в лес, это очень опасно!
Один Митька тогда стоял молча и смотрел с жалостью на убитого волчонка. Ему запомнились огромные открытые глаза волчонка, в которых, как тогда показалось Митьке, застыл вопрос: «Что я сделал вам плохого?»
Митьке от Алёнкиных рассказов и своих воспоминаний совсем стало жутко. Он полночи крутился и, наконец, уснул в обнимку с подушкой, сжимая крепко уголок одеяла в кулаке, чтобы одеяло ночью не сползло на пол. Сон в эту ночь у Мити был тревожный, ему снились большая серая волчица и маленький волчонок с огромными светящимися глазами, дремучий лес и большая луна.
Утром пришла страшная новость, которая ворвалась в дом вместе с рыдающей во весь голос соседкой бабушкой Маней — «Война!!!»
Что означает это страшное слово, дети ещё не знали, но мама и бабушка Маня жутко рыдали во весь голос, было очень страшно. Василий так и не вернулся домой, все мужчины из всех соседних деревень ушли на фронт.
Тревожный месяц пролетел в страшных новостях, в деревне остались одни старики, женщины и дети, а жуткая канонада взрывов приближалась с каждым днём, всё ближе и ближе. Самолёты ночью уже бомбили город, который находился всего в десяти километрах от деревни. Похоронки стали приходить пачками, и почтальон дед Савка почернел и осунулся за этот месяц, как будто он сам погибал каждый раз, передавая похоронку голосившей от горя женщине: «Теперь Алёшка…» — произносил он дрожащим голосом и тащил свою страшную сумку дальше.
Раньше все любили деда Савку и издалека, увидев его, все кричали:
— Привет, дед Савка! Ну-ка, проверь свою волшебную сумку, нет ли там весточки для меня?
А сейчас, увидев почтальона ещё издалека, все прятали взгляд и молились:
— Господи, спаси и помилуй! Только бы прошёл мимо!
В это воскресное утро почтальон не прошёл мимо дома Мити и Алёнки и, уткнувшись взглядом в разноцветную половицу на полу, вручил похоронку Насте со словами: «Теперь Васька…». Потом зарыдал, по-мужски вытирая шапкой слёзы, и пошёл, согнувшись почти до земли, дальше по деревне, неся свой страшный груз «Кто следующий?..»
Митя в то воскресенье сразу стал взрослым, он уже не боялся серого волка. Мальчишка в свои 8 лет стал единственным мужчиной, и значит, он стал опорой для всей семьи. Мама сразу постарела, осунулась, и, казалось, голос у неё даже стал другой, она перестала петь песни у плиты и колыбельные детям на ночь.
Фронт стремительно приближался. В ту страшную ночь все проснулись от жутких взрывов, деревню бомбила тяжёлая авиация. Ужасный грохот сотрясал дом, по главной дороге маленькой деревушки шли фашистские танки. Настя обняла испуганных детей, быстро одевая их в тёплую одежду. Всё, что попадалось под руку и может пригодиться в дороге, она побросала в лёгкое одеяло и связала вверху узлом. Метнувшись в ужасе к окну, Настя увидела жуткую картину — горел дом соседки бабы Мани. Будто чёрные зловещие призраки, по деревне ползли танки, взрывы бомб сотрясали землю, небо освещалось заревом кровавого восхода и полыхающих деревенских домов. Будто призраки или какие-то страшные чёрные чудовища, по небу ползли тяжёлые самолёты, сбрасывая бомбы на соседний город и окрестные деревни. Земля сотрясалась, как во время страшного землетрясения, от идущих танков и от грохота взрывов. Воздух гудел и оглушал воем самолётов, рёвом идущих танков и страшных взрывов. Один снаряд упал совсем рядом, расколов большую грушу во дворе, которую посадил Василий в день свадьбы. Осколки разбили окно, прошили в углу деревянный сруб насквозь и попали в висевшую в уголке маленькую деревянную икону Казанской Божьей Матери, задев край иконки и уронив её на пол.
— Пресвятая Богородица, спаси и сохрани, — прорыдала Настя, подняла и спрятала иконку за пазуху Митьке, перемотав его платком через плечо.
В дом ворвалась бабушка Маня, успевшая выскочить из своего горящего дома. Она совсем не была похожа на ту знакомую весёлую бабу Маню, которую так любили все дети. С ужасом в глазах, в обгоревшей кофте, с сажей на лице, в сбившемся на затылок платке, из-под которого во все стороны торчали седые волосы, бабушка Маня казалась какой-то чужой и очень страшной. Срывающимся в сипоту голосом, кашляя, с ужасом в глазах она быстро скомандовала Насте:
— Бери детей, уходим быстро огородами в лес! Я знаю тропу к сторожке лесника, надо спасать детей!
— Там волки! — воскликнул Митька, но сразу же замолчал, глядя на бабушку Маню и маму. В свои ранние 8 лет он уже понял, что война — это человеческая жестокость и бессердечность, которая не жалеет стариков и детей. Этот человеческий ужас за окном был намного страшнее, чем тот волчий в глухом холодном лесу среди диких зверей. Надо было спасаться, бежать в лес, в глушь, к волкам, научиться жить среди зверей, чтобы использовать единственно возможную надежду на спасение.
Три дня Настя со старенькой бабой Маней и маленькими детьми шла по дремучему лесу, питаясь ягодами и краюшкой хлеба, которую успела прихватить с собой. Воду пили из многочисленных ручейков, разводили ночью костёр и спали на сложенных друг на друга еловых ветках, прижавшись друг к другу. Первые дни августа выдались тёплыми, ночью было сыро, но ещё тепло, в лесу было много ягод и грибов. Наконец, они дошли до сторожки лесника, измученные ужасом войны и длинной дорогой в новую неизвестную жизнь. Они не заблудились, не провалились в болото, помог опыт лесничества бабы Мани, она часто ходила за грибами в эти дремучие леса и знала все непроходимые тропки наизусть.
Сторожка лесника была очень маленькой, с наклонившейся почти до земли соломенной крышей. Чтобы зайти внутрь, взрослым надо было наклоняться почти до самой земли. Входная дверь была дубовая и прочная, на окнах — надёжные ставни, а главное — внутри была большая печка. Она была похожа на огромную тёплую завалинку, которая пахла сушёным чабрецом, ромашкой и разными ароматными сушёными травами. Лесник дядя Захар всегда сушил чабрец и другие лечебные травы и отдавал всегда бабушке Мане букетик со словами «Для душевного чая!». На этой печной завалинке спокойно могли поместиться три человека, а с другой стороны чудо-печки была плита для готовки с железными кругами, на которых стояла большая кастрюля и медный чайник. Но самое важное, единственно хорошее за эти дни, их ждало дальше. Митька в погребе обнаружил шесть мешков картошки и мешок моркови. А на полках аккуратненько поставленные в ряд три банки с мёдом и десять банок вишнёвого варенья привели Алёнку в восторг, помогли на секунду забыть о пережитом.
— И река здесь совсем рядом. Вон там, за большой старой ёлкой, вниз уходит лесная тропа, прямо к реке, не заблудишься. Так что и вода у нас есть! — сказала бабушка Маня, первый раз чуть улыбнувшись за все эти дни, и дети опять узнали в ней ту самую весёлую и добрую бабушку Маню, которую очень любили.
Вечером был настоящий пир, дети согрелись, поужинали ,и даже был сладкий стол с мёдом и вареньем, а потом они сладко уснули на печке. Алёнка на бочке́, свернувшись калачиком, тихо и спокойно, как тогда, в мирное время. А Митька по-прежнему тревожно уснул на животе, сжимая уголок одеяла в кулаке и обхватив руками соломенную подушку.
Весь август и осень дети изучали окрестности, уже не боялись уходить дальше в лес, собирая грибы и ягоды. Следы волков не попадались им в лесу. Митя, очень быстро повзрослев, уже не вспоминал про волчицу. А мама по-прежнему очень беспокоилась за детей и не разрешала уходить далеко от сторожки.
И вот однажды дети увлеклись сбором грибов и ягод и ушли слишком далеко, почти до самого холма, о котором ходили жуткие истории. Именно там, у его подножия, нашли растерзанного лесника дядю Захара этим летом. Но дети этого не знали. Вдруг, заметив впереди огромный холм, который виднелся сквозь старые ели, Митька забеспокоился:
— Кажется, мы ушли слишком далеко, я не помню этого холма. Пора обратно домой возвращаться, корзинки переполнены грибами и ягодами, мама будет рада!
Неожиданно дети увидели впереди на холме огромную волчицу и двух почти взрослых волчат-подростков.
— Волчица, та самая! — почти простонал Митька, ноги как будто онемели от ужаса.
В ту же секунду до них донёсся жуткий вой:
— У-у-у-у-у-у! — подняв сверкающие глаза к небу, выла огромная серая волчица.
Затем зазвучали ещё два негромких, но не менее жутких голоса подросших волчат:
— У-у-у! У-у-у!
Волчата подвывали наперебой, стараясь попасть в такт волчице. Звери как будто учились выть теми жуткими звериными нотами волчьей жизни, которые всегда пугали всю округу. С ветки сорвалась сорока и с звонким треском «Спасайтесь!» скрылась среди верхушек старых елей. Этот хор зверей звучал так, что дрожь от страха пробежала по всему телу у Митьки. Алёнка чуть не закричала от испуга и ужаса.
— Бегом за мной, быстро, я знаю обратную дорогу! — скомандовал по-мужски и необычно по-взрослому Митя.
Как Митька и Алёнка добежали до сторожки, они не помнят. Дети неслись по кочкам, царапая ноги, кололи до крови еловыми ветками лица, спотыкались, падали и опять вставали и бежали, помогая друг другу и спасая корзину с грибами и ягодами. Они снова бежали, такие маленькие и беззащитные, спасаясь от зверей и неминуемой смерти, как тогда спасались от самолетов, сбрасывающих бомбы на их хрупкую деревню, от грохочущих танков, от пожаров, от человеческой жестокости и бессердечности. Они тогда бежали в глухой лес, в эту страшную неизвестность, чтобы укрыться от ужаса войны, а сейчас они бежали от зверей, чтобы укрыться в сторожке — единственно безопасном уголке сегодняшнего хрупкого мира.
Ввалившись в сторожку и плотно закрыв за собой дубовую дверь, Митя кричал, уже не скрывая весь ужас:
— Мама, там волки!!! Там звери!
Алёнка проплакала полночи, никак не могла уснуть. Баба Маня причитала и плакала, вспоминая лесника дядю Захара, и просила больше не уходить далеко от сторожки. Митя тоже не мог долго уснуть. С этого дня они больше не ходили далеко в лес.
С каждым днём становилось всё холоднее, ночью появились первые заморозки. Всё труднее было ходить за водой к реке, так как тропа уходила резко вниз и становилась опасной. Нести вёдра с водой было тяжело и скользко. Мама Настя поскользнулась и вывихнула ногу, нога опухла и сильно болела. Когда выпал первый снег, дети прыгали от радости, лепили снежки и, казалось, совсем забыли про голод, лишения, войну и все тяготы, которые выпали на их детскую долю. Баба Маня стала часто болеть, дети ухаживали за бабушкой и помогали маме. Мама вместе с детьми справлялась по хозяйству: надо было нарубить дров, истопить печь, готовить скудную еду из картошки, моркови и грибов, распределив её на маленькие порции, чтобы хватило надолго. На зиму удалось сделать заготовки, засушить грибов и ягод. Урожай грибов в это лето был небывалый, бабушка Маня не помнит, чтобы в лесу было такое изобилие грибов и ягод. «Это к войне!» — тревожно говорили тогда старожилы в деревне. Вспоминала часто эти слова бабушка Маня и вздыхала, перебирая для сушки красивые подосиновики и белые грибы.
Настя стала прихрамывать из-за сильной боли в ноге и не могла ходить к реке по скользкой тропинке. Дети постепенно самостоятельно стали ходить за водой, приспособив деревянные санки лесника, привязав к ним старую верёвку. Вниз по тропе спускаться было весело, так как дорожка покрылась снегом и льдом, и дети, радостно усевшись вдвоём на санки, катились с ветерком вниз, громыхая пустыми железными вёдрами, держа их в руках. Это было единственное детское развлечение из той далёкой мирной жизни, которая осталась у них только в воспоминаниях и в надеждах, что когда-нибудь всё вернётся опять, но они осознавали с болью, что многое уже не вернуть никогда. Отец Василий не прокатит их на санках вверх на гору, весело смеясь, не подтолкнёт радостно вниз: «Поехали!», не бросит их в пушистый сугроб и не посадит на широкие плечи уже никогда, никогда…
Они катились вниз с горы, громыхая вёдрами, и в этот раз весело и шумно. Темнело уже быстро, и дети понимали, что вернуться надо будет в сторожку ещё до темноты. А солнце уже касалось старых верхушек высоких елей, в лесу начинались сумерки. Набрав два полных ведра воды, дети уже тащили санки вверх на гору. Алёнка тянула сверху за верёвку, а Митька толкал санки сзади.
— Эх, ухнем! — шутил, как всегда, Митяй. Сегодня Алёнка не шутила, она ночью сильно кашляла. Мама не пускала её за водой, беспокоясь, что Алёнка простудилась.
— Это совсем рядом, через десять минут мы будем дома. Митьке одному не справиться, а у тебя болит нога, ты можешь упасть на скользкой горке, — уговорила маму Алёнка, и они с Митькой пошли вдвоём.
Вот так, вдвоём, они тащили санки с водой почти до самой вершины пригорка, и вдруг старая верёвка оборвалась и санки, протаранив Митьку, с грохотом дребезжа вёдрами, покатились вниз.
— А-а-а-а! — кашляя и задыхаясь, кричала Алёнка.
Митька догнал санки и успел остановить их на полпути. Вода почти не разлилась, ведра были надёжно привязаны верёвкой и закрыты крышками. Надо было снова тащить санки наверх. Митя понял, что уже катастрофически темнеет. Алёнка начала надрывисто кашлять, и ему стало страшно за её здоровье — вон какие у неё рваные тоненькие валенки на три размера больше её маленькой ножки, совсем озябнет, заболеет…
— Беги быстро домой, а я сейчас сам затащу эти санки наверх, осталось всего каких-то пятнадцать метров, не волнуйся. Я мужчина! Быстро, я сказал, домой к печке греться!
Впервые Алёнка не сказала ни слова, даже не пыталась возражать и вредничать, а только глянула на серьёзного Митьку как-то виновато и нежно, снова сильно закашлялась и, прикрывая рот рваной варежкой, пулей помчалась в сторожку.
— Эх, ухнем! — толкая тяжёлые санки вверх по скользкой тропе, приободрял себя Митька, оставшись один на один с сумерками, тяжёлыми санками, скользкой тропой и жёлтой луной, которая смотрела на него огромным глазом Циклопа.
«Как-то жутковато становится и очень тихо. Надо отдохнуть немного и завязать порвавшуюся верёвку, — подумал Митя и остановился передохнуть перед последним рывком. — Всего десять метров, каких-то десять метров, а там уже будет легко тянуть эти санки по ровной лесной дорожке…»
Митька остановился и залюбовался вечерней картиной. Уже стемнело. На небе появились первые звёздочки. Тропинка, идущая вверх белой змейкой, казалась дорогой к звёздам. А по центру, между большими старыми елями, светила огромная круглая луна, освещая тропу каким-то особым искрящимся светом.
Вдруг пролетела рядом сорока, напугав Митю, и села на соседнюю ветку ели. Митьке стало жутко, он наклонился за верёвкой, связал её потуже, чтобы потом тянуть санки вверх. А когда поднял глаза, там вверху, прямо под огромной луной, возвышаясь на белоснежной дорожке, метрах в десяти от него стояла волчица. Глаза у неё сверкали холодным лунным светом, как два маленьких прожектора. Сама волчица казалась нереально огромной и, освещённая луной, переливалась каким-то серебристо-голубым цветом. Сделав два медленных шага вперёд и оскалив зубы, волчица как бы всматривалась в Митино хрупкое тельце, одетое в рваное пальтишко, перевязанное маминым пуховым платком на груди, в тонкую вязаную шапочку, из-под которой виднелись огромные и напуганные Митькины глаза. Мальчишке показалось целой вечностью их молчаливое знакомство. Они стояли и молча смотрели друг на друга…
— Баю-баюшки-баю… Придёт серенький волчок и укусит за бочок, — вдруг показалось Мите, как зазвучал на весь лес мамин голос.
— Ничего не бойся, сынок! — опять вдруг послышался голос мамы, он звучал очень чётко и громко, где-то там, на звёздном небе, и падал нежно через чёрные ели прямо на Митьку.
— Ничего не бойся, сынок! — звенело теперь громко у него в ушах.
И Митька действительно не боялся, он сжимал верёвку, как тогда уголок одеяла, стоял, смотрел и не чувствовал страха. Только ноги окаменели, он не мог пошевелиться. Вдруг волчица вздёрнула вверх голову и завыла жутким голосом куда-то туда, далеко-далеко, к звёздам и к этой огромной луне:
— У-у-у-у-у-у!!! — понеслось на весь лес и, казалось, на всю Вселенную.
Снег посыпался с еловой ветки, снова вспорхнула сорока, умчавшись подальше от услышанного ужаса. Вдруг из-под елей вынырнули два молодых волка. Это те волчата уже подросли и стали совсем взрослыми и сильными чёрными волками. Жуткий оскал перекосил их морды, лапы приготовились к прыжку…
— Это, конец, — выдохнул Митька. — Как хорошо, что нет со мной Алёнки…
Вдруг волчица одним прыжком опередила волков, стала наперерез и, оскалив зубы, как будто прорычала злобно:
— Стоять! Не трогать! Это ребёнок!
Как бы подтверждая предупреждение, волчица ещё раз завыла на луну, рыкнула в сторону подросших сыновей-волков, глаза сверкали прожекторами с особой яростью. Митька стоял молча, почти до онемения сжимая верёвку от санок, его глаза, как у того волчонка, застыли из-под шапки: «Что плохого я вам сделал?!». Ещё секунду волчица и двое молодых волков молча светили глазами-прожекторами в сторону Митьки, а потом, по команде волчицы, резко отпрыгнув в сторону от тропы, скрылись в еловых зарослях. Небольшой лавиной сошёл с ели снег, докатившись до Митькиных ног. Где-то там, но уже далеко-далеко, снова затрещала напуганная сорока. Волчица с сыновьями уходила всё дальше в лес…
«Она увела их в лес, голодных и злых, она спасла меня… Почему?!» — бешено стучало в груди Митькино сердце.
Мите вдруг показалось, что там, высоко, где-то рядом с далёкими звёздами, соединились два голоса, два материнских сердца: мамы Насти и мамы Волчицы.
— Ничего не бойся, сынок, — звучал во Вселенной голос Митькиной мамы, и он перестал бояться.
— Не трогай, это ребёнок, — звучал во Вселенной голос Волчицы, и голодные звери не тронули ребёнка.
В зверином сердце волчицы нашлось место для сострадания и, несмотря на страшный голод и своё звериное предназначение, она не позволила своим сыновьям— уже повзрослевшим волкам — убить ребёнка.
Когда Настя в декабре потихоньку пробралась в деревню по замерзшей реке, чтобы узнать, как там выжили в этой страшной войне её односельчане — старики, женщины и дети, — она увидела пепелище с торчащими вверх трубами. Деревни больше не было.
Она еле вернулась обратно в сторожку, продрогшая и убитая горем, ничего не рассказав бабушке Мане и детям, сутки плакала. Все всё поняли. Случилось страшное горе.
Возвращаться было некуда. Впереди ждала жестокая зима — с морозами, новыми испытаниями и голодом.
Митька всю зиму оставлял в потухшем костре шкурки от печёной картошки, не съедая их, несмотря на голод, для неё… для волчицы.
С тех пор почти каждую ночь они слушали, как к сторожке приходила волчица, выла на луну и разгребала лапами остывшие угольки в поисках шкурок от картошки, бродила по крыше землянки-сторожки, заметённой снегом. Перекусив шкурками, опять садилась на свою тропу под луной и пела свою волчью песню:
— У-у-у-у!
«Настоящее сердце у этой волчицы!» — думал Митька, засыпая, повернувшись на бочок к стенке.
Он больше не сжимал уголок одеяла от страха, он перестал бояться лесных зверей. В свои 8 лет он с горечью понял, что жестокость людей, которые сожгли его деревню, намного страшнее той — лесной и звериной.
А война шла своей кровавой дорогой всё дальше и дальше…
Об авторе:
Татьяна Бирюза. Автор творческого проекта «Добрые стихи для всей семьи», главной частью которого является блок «Добрые стихи для детей» (01.06.2014 г.).
По образованию — экономист, окончила Московский Государственный Университет Управления. Живет в Москве.
Кандидат Интернационального Союза писателей. Член Российского Союза писателей. Номинирована на соискание национальной литературной премии: «Наследие 2015», «Поэт года 2014».
Публикации:
1. Первая публикация творческого проекта «Добрые стихи для всей семьи» — в журнале «Современная литература России» (издательство «Перо», 2014 г.).
2. Российский Союз писателей: публикации в альманахах: «Поэт года 2014», «Дебют 2014», «Детская литература 2014», «Наследие 2015».
3. Интернациональный Союз писателей:
— публикации в альманахах: «Российский колокол» №3, «Спецвыпуск «Украина» — раздел «О мире», «Болгарский сборник» (материал передан для публикации);
— ноябрь 2014 г. — выпуск радиоальманаха «Бумажный ранет» на волнах «Московской правды», посвящённый творческому проекту «Добрые стихи для всей семьи» и «Добрые стихи для детей».
В июле 2015 — первая книга проекта «Добрые стихи для всей семьи»: «Добрые стихи для детей. Счастливые детки» и аудиокнига «Добрые стихи для детей. Счастливые детки».
Через стихи передаю всем детям и взрослым частички добра, любви, тепла и позитива, которые так необходимы сегодня в этом жестоком мире.
Мира вашему дому и счастливого долголетия!
