Агония Клода Фролло
Я плюнул в лицо своему Богу! Всё для тебя, чаровница!
Чтобы быть достойным твоего ада!
Как автор статьи «Герои и злодеи» я чувствую необходимость познакомить вас, мой дорогой читатель, с неоднозначным персонажем, чьи мотивы нельзя расписать как исключительно злодейские или героические, — с Клодом Фролло.
Одно время я часто сталкивалась с мнением, что, мол, Виктор Гюго, один из величайших классиков мировой литературы, посвятил свой самый знаменитый роман плотским желаниям этого «сумасшедшего». Я с этим мнением не согласна и в этой статье постараюсь передать мысль и чувство, которые, как мне кажется, Гюго закладывал в свою историю, а это далеко не идея о вожделении недоступной красавицы цыганки.
Однако я не стремлюсь оправдать Клода Фролло. Всё, что он совершил или хотел совершить, — непростительно. Но, возможно, умение создать персонажа, которого невозможно трактовать однозначно и который несёт в себе некую высшую идею (её мы и обсудим), и выделяет среди прочих истинного писателя, имя которого остаётся в веках.
Немного об истории и жанре
Виктор Гюго написал «Собор Парижской Богоматери» меньше чем за полгода, истратив на работу всего одну банку чернил. Он неотлучно сидел дома и отвлекался лишь на еду, сон и короткие встречи с друзьями, во время которых зачитывал им написанное за день. Сперва Гюго пропустил сроки сдачи из-за работы в театре. Затем, как только он взялся за роман, случилась Июльская революция, и всей семье пришлось эвакуироваться. В конце концов издатель пригрозил огромными штрафами, и за рекордный для себя срок Гюго написал свой самый знаменитый роман, который так и хотел назвать: «Что содержится в бутылке чернил».
История начинается с того, что некий рассказчик признаётся, как, гуляя однажды по собору, нашёл в дальнем углу башни надпись «АНАНКЕ» (др.-греч. ἀνάγκη — рок, неизбежность). Сюжет и будет строиться вокруг темы фатума, иначе говоря — «от судьбы не уйдёшь». Может быть, надпись была. А может быть, Гюго создал красивую легенду, но, если бы этого романа не было, собор вряд ли бы дожил до наших дней. Именно Гюго первым придумал сделать здание полноценным персонажем: есть отдельная глава о Париже, а есть — о соборе, который живёт самостоятельной жизнью и меняется для каждого человека, входящего в него. Собор Парижской Богоматери построили в XII веке, но в веке XVII французы поменяли своё мнение: они сочли здание уродливым и недостойным столицы великой страны. Именно благодаря роману, который произвёл в своё время настоящий фурор, собор всё-таки решили сохранить. Вот так литература меняет мир.
К тому моменту публика устала от классицизма с его стандартным набором жанров и от рационализма с его научными догматами. На первый план стали выходить искренние, глубокие чувства, логика сердца, пантеизм («Всё есть Бог»), интуиция и единение с природой — то есть романтизм. А с другой стороны, была готика (по названию архитектурного стиля). Мрачные замки, величественные церкви, башни, дворцы, внутри которых прямо-таки ощущаешь свою слабость и беспомощность. Старинные поместья, где живут привидения, где оживают родовые проклятия, где всё пропитано магией. Роман написан на стыке романтизма и готики: чувства и эмоции смешиваются здесь с мистикой и страхом — идеально для истории про одержимого мужчину и невинную красавицу. Правда, Гюго оказался далеко не первым.
Лет семь назад мне в руки случайно попал готический роман «Монах». Его написал англичанин Мэтью Грегори Льюис в 1796 году, всего в девятнадцать лет. Это история аббата Амбросио, человека религиозного и, как сперва кажется, праведного, который идёт на сделку с ведьмой, чтобы соблазнить невинную девушку Антонию. Для того времени книга была скандальной: колдовство, страсть, преступления, Святая инквизиция, продажа души по контракту. И не только в сюжетах, но и у самих героев, Фролло и Амбросио, много схожих черт.
• Служение Богу недобровольно. За Фролло решение приняли родители. Амбросио ещё младенцем дядя подбросил в монастырь.
• Оба сироты. У Амбросио семьи не было изначально. Фролло потерял родителей в девятнадцать лет. Лишь став отцом для своего младшего брата Жеана, он впервые открывает для себя глубокие человеческие чувства.
• Жестокое воспитание. Инстинкты, естественные эмоции — всё это вырывается с корнем. Есть только догматы, правила и обеты. Не соответствуешь? Ошибаешься? Вытравливай это из себя. И Льюис, и Гюго чётко говорят, что именно извращённое средневековое воспитание привело героев к фанатичной религиозности, а подлинная вера в них отсутствовала.
• Внешне оба похожи на типичных готических злодеев. В готических романах обычно перевёрнута классическая схема, и именно злодей здесь — чаще всего главный герой. Причём злодеи могут стоять между добром и злом (Фролло и Амбросио), могут однозначно выбирать зло (халиф Ватек), могут быть по своей сути демонами (ведьма Матильда в том же «Монахе»). Часто у них проявляются животные и инфернальные черты: жестокость, свирепость, пронзительный, горящий взгляд, части тела могут быть разных размеров (монстр Франкенштейна).
• Наличие «тайны» обязательно для готических романов. Фролло занимается алхимией, Амбросио идёт за помощью к ведьме.
• По канонам готических романов, злодея охватывает страсть, с которой он не в силах справиться. И Фролло, и Амбросио встречают невинных чувственных девушек, и оба теряют голову. У них нет опыта, нет знаний. Они не понимают, как побороть нахлынувшие чувства, и бесконтрольная страсть в итоге разрушает их личности.
• Оба воспринимают свои чувства к женщине как дьявольские козни именно с её стороны. Фролло ранит Феба из ревности и обвиняет в своём поступке Эсмеральду.
• Все их решения и действия ведут к неизбежному концу и часто к гибели объекта страсти. Фролло отдаёт Эсмеральду солдатам, Амбросио убивает Антонию. Но их преступления всегда заканчиваются наказанием, причём мучительным и жестоким. Оба они падают на землю с огромной высоты, словно в преисподнюю.
Но если «Монах» — это чистая готика, то «Собор Парижской Богоматери» — ещё и романтизм. И у Фролло было то, чего не было у Амбросио, так что его нельзя судить
однобоко и ставить клеймо «типичного злодейского персонажа».
Кто же такой Клод Фролло?
«…Это был строгий, суровый, угрюмый священник, блюститель душ, архидьякон Жозасский, второй викарий епископа, управлявший двумя благочиниями. Это была важная и мрачная особа, перед которой трепетали и маленькие певчие в стихарях и курточках, и взрослые церковные певчие, и братия святого Августина, и причётники ранней обедни Собора Богоматери, когда он, величавый, задумчивый, скрестив руки на груди и так низко склонив голову, что виден был лишь его большой облысевший лоб, медленно проходил под высоким стрельчатым сводом хоров».
Как уже упоминалось в статье «Герои и злодеи», Фролло с самого начала самостоятельно и добровольно проявляет героическое стремление, пытаясь понять мир вокруг себя. Он подчиняется навязанным церковью канонам и обетам, в которые на самом деле не верит, и, не найдя ответов на свои вопросы в «земных» науках (теологии, праве, медицине и свободных искусствах), обращается к «бесовской» науке — алхимии.
На попечении Клода находятся его младший брат Жеан и подкидыш Квазимодо. Он любит их, как умеет, но не знает, как правильно воспитывать, да и в целом относится к своим отцовским обязанностям халатно. Ведь Клод живёт лишь одним желанием — поиском высшего знания. Ему хочется, чтобы его имя осталось в веках, хочется, чтобы ему открылась суть вещей и материального, и духовного мира. Всё это — до встречи с Эсмеральдой.
После встречи с ней высшим знанием для него становятся отношения между мужчиной и женщиной, которых он не знал. Его разум, годами державший тело в подчинении, оказался не готов к такому потоку эмоций и страсти, и, перейдя определённую грань, Фролло теряет над собой контроль и в конце романа превращается-таки в злодея.
Но это внутри, в душе. А что же снаружи?
Образ Фролло в массовой культуре
Вспомним песню «Бэлль» из мюзикла «Нотр-Дам де Пари». Лично я сразу представляю трёх мужчин Эсмеральды в ряд: страшный и скрюченный горбун маленького роста; красавец Феб, статный и молодой; а вот Фролло обязательно закутан в плащ и гораздо старше остальных.
Чаще всего в сознании всплывает именно такой шаблон: это история о любящем калеке, о красавце манипуляторе и о старике извращенце, так что многие справедливо ненавидят Фролло за внешность и возраст. И в фильмах, и даже на книжных иллюстрациях его почти всегда изображают стариком. Скажем, Клоду всего девятнадцать лет, но рисуют его на все семьдесят. Роль достаётся актёрам зрелым или пожилым, а Эсмеральде-то всего шестнадцать! Страсть человека, которому далеко не тридцать и даже не сорок, а иногда и за пятьдесят-шестьдесят (как в мультфильме «Диснея»), к шестнадцатилетней девушке выглядит просто омерзительно. Насколько же неприятно наблюдать, как старик из-за страха смерти тянет свои ручонки к невинному ребёнку. Зачем ему Эсмеральда, если не ради желания ощутить себя молодым? Но на самом деле это актрисам, исполнявшим роль Эсмеральды, было далеко не шестнадцать, и из-за сдвига возрастных границ трагедия превратилась в фарс о «седине в бороду, бесе в ребро». Ведь все герои Гюго молоды, а Фролло, лишь внешне взрослый, слегка седой мужчина, внутри оказывается эмоциональным молодым юношей.
Гюго писал вовсе не о страхе смерти и не о вожделении, а в лучших традициях романтизма раскрыл, насколько ум и разум слабы перед испытанием на истинные чувства. Это и есть тема романа. Вспомним, что романтизм делает акцент на эмоциях, на бессознательном, на природе и на душе. Фролло, посвятивший жизнь науке, при первом же чувственном опыте теряет весь самоконтроль и превращается в одержимое чудовище, и лишь со временем ему удаётся если не справиться с этим, то хотя бы смириться.
При этом в массовой культуре страсть старика Фролло часто противопоставляется «любви» Квазимодо. Якобы в романе описывается несколько типов любви: искренняя и светлая любовь Квазимодо побеждает грязную страсть Клода Фролло. И этот ярлык мне бы тоже хотелось снять.
Виктор Гюго сам несколько раз говорит о том, что в Квазимодо преобладали инстинкты, а человеческие чувства — только иногда, и то благодаря заботе Клода Фролло. В экранизациях животная сущность Квазимодо, наоборот, опускается (в «Диснее» он просто горбун с большим и добрым сердцем, наивный, но не глупый), а человеческая личность Фролло, наоборот, стирается, и вперёд выступает именно его злодейская, демоническая сторона. Акценты смещаются, и вместо животной преданности рисуют истинную любовь, а вместо изуродованной и забитой души, способной на глубокие чувства, но не умеющей с ними справиться, показывают извращенца.
На самом же деле Квазимодо был неспособен на равноценную, полноправную любовь из-за низкого уровня умственного развития. Он часами разговаривал с каменными гаргульями, но не умел общаться с живыми людьми и не понимал их чувств и мыслей. Если бы Фролло увидел в нём талант, вряд ли бы проигнорировал это вместо дрессировки младшего брата, равнодушного к науке. Двадцатилетний Квазимодо остался на уровне маленького ребёнка, который не осознаёт своей жестокости. Просто благодаря своей близости к природе кажется нам простым и добрым.
Наоборот, идея о том, что не каждая душа достаточно развита для любви, кажется мне интересной. Это наталкивает на прочие вопросы: есть ли вообще возможность духовного развития человека для более сложных чувств или он действительно всегда ограничен обстоятельствами?
Чего у Квазимодо действительно не отнять, так это огромный запас благодарности и привязанности к Клоду и Эсмеральде. Правда, первого он с колоссальной жестокостью скидывает с крыши, когда понимает, что Клод «отнял» у него Эсмеральду, а вот её тело он обнимал, пока не скончался от горя. Прямо как верная собака.
Наконец, третий участник нашего любовного треугольника — Феб. Феба представляют как любовь тщеславную, эгоистичную, манипулятивную. И здесь я полностью соглашаюсь. Мне не нравится, что принято считать, якобы Эсмеральда выбрала его за красивое личико. Нет, она влюбилась в своего спасителя, в рыцаря, как она считала. Не потому, что на нём были доспехи — это так, вишенка на торте, а потому что он её защитил. Причём настолько влюбилась, что почти пожертвовала пророчеством о встрече с матерью ради первой ночи с ним. Она готова умереть за Феба. Печально, что Амур редко стреляет туда, куда мы хотим.
А была ли любовь?
Однако давайте порассуждаем: а могли бы Фролло и Эсмеральда всё-таки быть вместе, если бы всё сложилось иначе?
Снаружи Клод и Эсмеральда очень разные. Он — представитель мелкого дворянства, образованный и начитанный человек, окончивший все четыре факультета. Он живёт разумом и упрямо следует навязанным ему ценностям, в которые не верит. Эсмеральда — воспитанная цыганами сирота, француженка, а скорее всего, испанка. При этом она умеет читать и писать — неплохо для уличной танцовщицы. Она искренне верит в предсказание гадалки о встрече с матерью, в настоящую любовь и наслаждается каждым днём своей жизни. К тому же их разделяет жизненный опыт.
Но по внутреннему складу они очень похожи: оба страстные, экспрессивные и наивные. Они одновременно направлены словно внутрь себя и способны от души сочувствовать чужой боли: Клод берёт к себе маленького уродца; Эсмеральда жалеет опозоренного Квазимодо и даёт ему воды. Однако главная трагедия «Собора» родилась из их абсолютного неумения сопереживать друг другу: Фролло хватает и собственного океана страстей, а Эсмеральда с головой погружается в свою первую любовь к Фебу.
Думаю, если бы Клод всё-таки познал это «высшее знание», то быстро остыл бы к Эсмеральде. Или же осознание, что она — простая земная женщина, которую можно любить земной любовью, углубило бы его чувства к ней. Собственно, это лишь пространные рассуждения на тему, однако да, я считаю его чувства к ней любовью, у которой, к сожалению, не могло быть счастливого финала.
Почему Фролло отдал Эсмеральду солдатам, если любил её?
С этого момента я не стану более приводить доводы в его защиту, поскольку Клод полностью виновен в том, что натворил, и никакие поиски «высшего знания» его не оправдывают. Но я знаю, как мне кажется, причину его поступка.
Отупляющая, жгучая ревность.
Важно понимать, что Клод целиком осознавал, что делает. Дьявольский смех на крыше — это истерика, защитная реакция здорового сознания. Будучи в состоянии аффекта, он говорит Эсмеральде: «Спеши… пока я снова не превратился в камень». Ближе к концу романа Фролло хочет от Эсмеральды именно ответного чувства, а не только «мига блаженства» и потому боится потерять над собой контроль и в самом деле обречь любимую на смерть. Но Эсмеральда по-прежнему видит в нём лишь своего преследователя и убийцу. Клод делает вывод, что, оказавшись на свободе, Эсмеральда сразу побежит к Фебу, а сам Фролло так и останется в одиночестве, в своей агонии и она его даже не пожалеет. И он отдаёт её солдатам. «Не доставайся же ты никому!» Ведь поинтересуйся Клод, что Феб вот-вот женится на красавице дворянке, он бы понял, что Эсмеральда тому и даром не нужна.
К сожалению, каноны готического романа не оставляют шанса на счастливый финал, особенно для злодея, который должен быть наказан за грехи.
Фролло vs другие персонажи
Ещё интересный момент: некоторые читатели сравнивают Клода Фролло с Северусом Снейпом. Давайте сразу договоримся, что оба персонажа — неадекватные. Фролло — из-за сурового религиозного воспитания. Снейп, чьи единственные счастливые воспоминания связаны всего с одним человеком, — из-за чувства вины и из-за любви к давно умершей женщине. В его жизни не было иных светлых моментов, кроме детских и подростковых воспоминаний. Кажется, будто они совсем непохожи: один — воплощение страсти, другой — верной и глубокой любви (другой вопрос, что чувства у обоих персонажей какие-то нездоровые). Но если бы Фролло стал преподавателем, ведь у него была тяга к науке, а Снейп провёл всю жизнь в закрытом ордене, где навязывают определённый образ мышления, они бы стопроцентно могли заменить друг друга. Интересно, что на момент смерти, когда закончились основные события книг, обоим было по тридцать шесть лет.
По-моему, Клод куда больше похож на Эрика из готического романа «Призрак оперы» Гастона Леру. Опять же, ситуация слеплена по канонам: в готических романах если есть девушка, то она прекрасна и невинна; если есть злодей, то он жестокий и хранит некую тайну; если есть кабак, то там обязательно весело пьют и пляшут, и т. д. То есть прослеживается чёткая, немного преувеличенная характеристика персонажей и места действия.
Эрик (Призрак) похищает Кристину, пытает её жениха Рауля и готов практически его убить, если Кристина откажется остаться в подземелье навсегда. Похожая установка у Клода: «Ты будешь моей — или я отдам тебя солдатам». Но «Призрак оперы» — это история о великом божественном прощении, когда невинная и светлая Кристина прощает своего похитителя, несмотря на всю боль и страдания, которые он ей причинил. Бывает уничижающая жалость, а есть возвышенная жалость, будто бы касающаяся сути другой души. Кристина «касается» своим поцелуем сердца Эрика. Она целует его именно в лоб (для типажа «невинная девушка из готического романа» поцелуй в губы из мюзикла Э. Л. Уэббера выглядит нелепо). Да и есть в этом что-то поистине прекрасное! Кстати, у мюзикла есть продолжение — «Любовь не умрёт никогда». Оказывается, Кристина провела ночь с Призраком и у неё родился сын — именно от Эрика, а не от Рауля. Несмотря на красивейшую композицию Beneath а moonless sky, это, конечно, какой-то абсурдный фанфикшен, нарушающий ради эпатажа и каноны жанра, и изначальные образы персонажей. К тому же дегероизация Рауля меня совсем не вдохновляет.
По сути, Фролло предлагает Эсмеральде такой же выбор: «Будешь моей или ничьей». Возможно, поступи Эсмеральда так же, как Кристина, прояви она божественное милосердие, то и Клод нашёл бы в своей душе покой. Возможно, его бы тронуло осознание собственной чудовищности и жестокости и история не окончилась бы столь печально. Но Эсмеральда оказалась слишком наивна и как-то по-женски немудра, в отличие от Кристины. Неспособна «коснуться поцелуем» чужой души. А Клод слишком жестоко воспитывался, чтобы осознать хрупкость Эсмеральды и обуздать своих демонов. Жаль, увы.
Ванны с резиновыми уточками
Не так давно я прочитала статейку в The Guardian о потребительской осознанности, и у меня родилась интересная мысль, которой я и хочу поделиться с вами в этой заметке.
Современная маркетинговая система заточена на то, чтобы по всем фронтам, на общемировом уровне внушать простому человеку: якобы только его личный выбор, поступки и мнения могут решить все социальные, культурные, психологические и прочие проблемы. Иначе говоря, причины страданий находятся внутри нас, а не вовне; и если мы хотим воцарения всеобщего счастья, нужно просто работать над собой в отрыве от внешних процессов.
А вы видели, сколько в магазинах книг об осознанности, о психологии, об изменении сознания и восприятия мира? О копании в прошлом и своих детских травмах1, об уверенности в себе и снижении уровня стресса. О привлечении финансов, успешной карьеры и идеальных возлюбленных. Зачем читателям столько книг? Зачем вообще всё это нужно?
Потому что людям за их же деньги предлагается нечто, которое якобы поможет перестроить восприятие с внешнего на внутреннее, то есть с непосредственно окружающего нас мира на сознательное и бессознательное, и тогда всё сразу станет хорошо! Хотя страдать люди могут вовсе не из-за внутренних проблем, а именно от несправедливости внешнего процесса. Да, это наш давний вопрос о сознании и бытии: что первично? И если поддаться давлению рынка, то бытие априори начинает определять сознание, и рынок настойчиво переводит внимание с важных вопросов на незначительные, которым намеренно придаётся важность. Именно поэтому сейчас так много инфопродуктов, одинаковых, как под копирку. Смысл появляется, только если сознание и бытие, то есть внутренняя и внешняя системы, дополняют друг друга. Но в наше время всё свелось к обслуживанию самой системы, и даже внутреннее восприятие — психология и чувства — тоже свелось к обслуживанию торгашей.
Например, одно время я серьёзно выполняла упражнения на осознанность и концентрацию, чтобы успокоить пытливый, неспокойный разум (у меня был сложный период), и лично наблюдала, как медитация из глубинного учения превращается в доступный фитнес и пляски с бубном. Благоговейное отношение учителей к своему (как я считала) предназначению с годами деградировало до уровня обслуживания клиентов, которым нечем заняться в выходной день.
Более того, со всех сторон на нас валятся новости, нацеленные на то, чтобы мы буквально захлебнулись в негативных эмоциях. Речь идёт не о глобальных трагедиях и катаклизмах, а о каждодневных событиях, которые преподносятся так, чтобы создать психологическое давление в обществе и опять же переключить внимание с важного на незначительное. Как тут сосредоточиться? Как остановиться и подумать? В итоге растёт уровень прокрастинации, страха и неуверенности. В одиночку простой человек не в силах справиться с этим давлением. Он и сам начинает искать проблемы в себе. Система же намеренно увеличивает уровень стресса: благодаря социальным сетям осознанность превращается в религию культа себя. Чувства раздражения, несправедливости и несогласия вытравливаются, ведь если ты их испытываешь, то сам в этом виноват! Проблема-то в тебе! «Всякое случается. Главное — что ты делаешь, чтобы исправить мир? — спрашивают серьёзные дяди и тёти, сверху глядя на тебя, маленького, запуганного и притихшего. — Тебя не публикуют? Просто ты — бездарный писатель. Отчего ты бесишься? Значит, плохо работаешь! Иди раскручивай себя сам!» Последнее я наблюдала лично. Короткая история о том, как система умело манипулирует и переводит стрелки.
Однажды меня пригласили на вечеринку, где собиралась молодая творческая элита: режиссёры, мультипликаторы, сценаристы, художники — в общем, выпускники высших творческих учебных заведений. Именно там я наконец своими ушами услышала заветное нечто, которое подсознательно хотела когда-нибудь услышать, ведь просто не верила в реальность подобного: «Мы скорее напечатаем условного Васю Пупкина, если это принесёт нам денег, чем условного Пушкина, насколько бы гениальным он ни был». Это прямая цитата. Так я познакомилась с редактором одного из крупнейших издательств. И моя ванна, полная милых резиновых уточек и веры в «прекрасное», дала течь.
Получается, сама система осознаёт сложившийся порочный круг: читатель покупает то, что ему предлагается, хотя может хотеть иное (не Голема, написанного как под копирку, которого он уже тысячи раз встречал, а живую, искреннюю мысль); писатель хотел бы написать нечто великое, что прославило бы его в веках, но пишет то, что купит издательство и что должно понравиться читателю, а иначе не заработать на хлеб; издатель, может быть, и хотел бы издать нечто великое, но это слишком рискованно: не купят, и он заставляет автора идти на поводу у читателя и своих пиар-менеджеров. Ведь поистине грандиозные идеи нельзя просчитать, свести к формуле и успешно продать. Все прекрасно это понимают и идут по пути наименьшего сопротивления.
Когда я, будучи уже слегка не в себе, почти в слезах, спросила, а какой же выход из этого проклятого круга, ответ был таким: «Приходите и измените это отношение своими работами. Вы же творческие люди. Писатели. Создайте великое произведение, настолько прекрасное, чтобы система склонилась перед искусством!» Мол, тогда змея прогнётся под писательским гением и, сожрав собственный хвост, помрёт. Иначе говоря, они хотят, чтобы сознание некой отдельной гениальной личности изменило наше общее бытие. И это очередная тёплая ванна с резиновыми уточками, гнилая, затхлая, отвратительная; а ведь большинство творческих людей, вместо того чтобы вылезти из неё, пытаются вписаться. Видимо, надеясь, что всё изменится само или однажды придёт тот, кто всё сделает за них. Тем временем нас лишь больше разобщают, заставляют ставить друг другу социальные оценки («лайки»), а мы всё с большим и большим энтузиазмом пытаемся стать частью мира, для которого каждый из нас — лишь очередной запасной винтик. Как итог — сознание творческой личности подавлено, а поскольку бытие и сознание не могут существовать друг без друга, внешней системе не остаётся ничего другого, кроме как разрушать саму себя, не встретив сопротивления.
Это касается не только творчества. Скажем, основная причина загрязнения планеты — это не обычный потребитель, который выбросил пакет не в ту урну, а корпорации. Именно корпорации выпускают триллионы килограммов пластика в год и одновременно проводят акции «Люди, прекратите загрязнять планету!». Да, я за личную ответственность, ведь чисто там, где не мусорят. Но это целенаправленное снятие ответственности с системы и перекладывание её на простой народ.
Ведь во всех этих случаях действует одно очень большое «но». Простой народ почти ничего и никогда не решает. Мало кто способен сдвинуть с места хотя бы себя, а в основной массе человек, наоборот, пытается встроиться. Как видите, система не хочет уступать, идти на компромисс и соглашается лишь на одно: «Дайте нам Гения, перед которым мы просто не сможем устоять!» А дождёмся ли мы его, Гения?
И наконец, самое главное и ужасное: нас отучают задавать сложные вопросы себе, миру вокруг нас, искать причины страданий не только в себе. Нас лишают способности выслушивать и принимать неприятную правду. Куда лучше бултыхаться в очередной тёплой ванне с резиновыми уточками. Посмотрите, какие они хорошенькие!
Я не согласна со статьёй лишь в одном моменте: читала «Трансерфинг реальности», а автор, видимо, нет. Указывая эту книгу как часть философии «Ищи проблемы исключительно в себе», он ошибается. Основная идея «Трансерфинга» не «разберись с собой, и это изменит мир», а в том, что накопленный негатив, груз обид, низкая самооценка, подсознательное ожидание неудач диктуют определённую картину мира. Сознание определяет бытие. Нужно не страдать, удобно устроившись в такой же тёплой ванне — ванне жалости к себе, играя роль несчастной жертвы, а развернуть свой вектор в сторону внешней системы (нынешнего бытия), столкнуться с ней, начать сопротивляться и взять на себя ответственность и за свою жизнь, и за мир вокруг.
________________________________________
1 Речь идёт не о действительно травмирующих ситуациях, а о современной тенденции оправдывать неудачи и слабости среднестатистического человека исключительно травмами: детскими, социальными, гендерными, возрастными, историческими (травмами, которые нанесла эпоха, например) и так далее. То есть с самого человека ответственность целиком и полностью снимается.
