Пионерский лагерь в Манглиси
1952–1954 годы
Поселок Манглиси – курортный район в 62 километрах западнее города Тбилиси, в горах. Путь к нему – извилистая дорога-серпантин со спусками и подъемами. Там находились несколько пионерских лагерей, детских садов предприятий и учреждений города Тбилиси. Кроме того, тбилисцы на лето вывозили в Манглиси свои семьи.
Младшие группы пионеров и октябрят, а также отряды девочек нашего пионерлагеря размещались в помещениях стационарных зданий. Для мальчиков старше двенадцати лет на территории лагеря каждый год устанавливались армейские палатки по двадцать кроватей в каждой – для пионеров, педагога и вожатого.
Помню встречу мальчиков и девочек с руководителем кружка «Юный натуралист» Ярошенко Иваном Александровичем.
Встреча эта нужна была педагогу потому, что в кружок юных натуралистов записалось лишь три-четыре пионера. Иван Александрович пошел на маленькую хитрость: кроме рассказов о природе и целях работы в кружке он покажет интересные фокусы и научит нас писать секретные письма девочкам, а девочек научит, как их рассекречивать.
В деревянном здании клуба, кроме большого зала, было несколько комнат для работы кружков. Две из них были отданы юным натуралистам, одна из них – под живой уголок.
Иван Александрович рассказал нам о природе и окружающем нас мире. Мы узнали много нового об окрестностях Манглиси, об истории сосновых рощ, о древних стоянках людей в этой местности, о пещере Арсена и речке Алгетке, насекомых и растениях, обитающих и произрастающих вблизи нашего лагеря, о светлячках, которых мы видели каждый вечер, о зверюшках этого края и природных ископаемых.
В конце не то встречи, не то занятия он показал нам фокусы, о которых мы не знали.
На столе стояли химические колбы, наполненные наполовину водой. Иван Александрович взял одну из них, отлил из неё воду в другую колбу, ещё в одну. Цвет в колбах стал изменяться. Вода окрасилась в желтый и малиновый цвета. Из колбы с водой малинового цвета он отлил содержимое в колбу с желтым цветом. Жидкость в колбе постепенно стала окрашиваться в бурый цвет.
Он снова брал колбу в руки и изменял цвет в тех колбах, куда доливал жидкость. Цвет менялся на наших глазах. Мы сидели завороженные «фокусами» педагога. А он нам объяснял природу фокусов: это реакции различных химических элементов.
В конце занятия он взял ученическую ручку и лист бумаги.
– Теперь будем писать секретные письма, – сказал он. – Диктуйте мне письмо девочке.
Кто-то из нас робко произнёс несколько фраз, а Иван Александрович опускал перо ручки в чернильницу и писал. Написав несколько строк, он отложил лист бумаги в сторону и начал о чём-то рассказывать.
Прошло некоторое время, и он протянул нам лист бумаги, на котором мы не нашли записи, которую он сделал, как сказал позднее, молоком.
– В том-то и секрет, – сказал он. – Теперь будем рассекречивать.
Положил лист на стол и прогладил его горячим утюгом. Появилась запись коричневого цвета. Текст он показал всем присутствующим девочкам и мальчикам. Это было то письмо, которое ему продиктовал мальчик.
Открыв секрет чернил, Иван Александрович закончил своё удачное занятие. Почти все пионеры записались в кружок юных натуралистов и химиков. Так состоялось моё первое знакомство с человеком, который для меня был все мои последующие годы примером любви к детям, природе и своему краю.
На одном из занятий Иван Александрович рассказал о жуках, которые встречаются только одного пола – женского. Он назвал их и показал картинку с этим жуком. Однако нашелся экземпляр и мужской особи. Обнаружил его мальчик из Италии, интересующийся биологией. Об этом мальчике говорили в то время многие биологи мира.
Мы тоже искали жука, нам тоже хотелось прославиться, но все наши поиски были напрасными.
Знал Иван Александрович и о необычной экзотической древесной лягушке, которая, по некоторым данным, обитает в окрестностях Манглиси. Он подробно рассказал, как выглядит эта лягушка – квакша – и где её искать. Задания на поиск квакши педагог не дал, но, как мне показалось, он надеялся на то, что мы квакшу в манглисских лесах обнаружим.
В один из походов за территорию пионерского лагеря в высоком кустарнике я увидел нечто, похожее на маленькую лягушку. Я отстал от отряда и стал рассматривать её. К моей радости, эта лягушка была очень похожа на ту, о которой рассказывал Иван Александрович и рисунок которой нам показывал. Спинка у неё была ярко-салатового цвета с несколькими прерывистыми полосками черного и коричневатого цветов вдоль туловища. Брюшко было светло-желтого цвета. А глаза блестели как стеклышки и были очень красивы.
Мне удалось её поймать. Помня слова педагога: если есть опасность повредить насекомое или животное – не лови его, это их смерть, – поймал квакшу, не повредив её. Она была столь мала, что уместилась в моей ладошке, накрытой другой ладошкой. Она не была мне противна, как обычные лягушки.
Иван Александрович узнал квакшу, взял её осторожно в руки, осмотрел, опустил в террариум, накрыл стеклом, чтобы лягушка не выскочила из него, и только после этого приступил к расспросу: где и как я её поймал, на каком дереве или кусте она обитала, как я её ловил.
По истечении длительного времени, которое прошло с тех пор, мне не вспомнить название дерева, но, похоже, это был орешник.
В тот же день лягушка была показана членам кружка юных натуралистов. А на следующий день к вечеру я не обнаружил квакши в террариуме. Огорчился, но пришедший в кабинет Иван Александрович успокоил меня. Мол, это даже, к лучшему. Ведь мы не смогли бы её прокормить, потому что она питается насекомыми. А где мы их наловим?
Поразмышляв, я пришел к такому же выводу.
Скорее всего, Иван Александрович отпустил квакшу на волю. Он знал, что это редко встречающееся в наших лесах бесхвостое земноводное. А может быть, отнёс её в место обитания. Не зря же он у меня подробно расспрашивал, где я её поймал.
Юннаты лагеря под руководством Ивана Александровича изучили многие растущие в Манглиси деревья и к концу летнего отдыха могли назвать пятнадцать–двадцать их наименований.
А собиратели растений для гербария знали не менее тридцати–сорока растений, умели правильно расположить растение на листе бумаги для сушки, знали всю технологию сбора их и сушки для коллекционирования.
Он научил меня составлять схемы наших походов на миллиметровке. Основными инструментами для этого были: миллиметровая бумага, визирная деревянная линейка, карандаш, компас, стирательная резинка (ластик). Кроме того, необходимо внимание и терпение.
Внимание для того, чтобы не пройти поворот или своевременно учесть изменение направления движения, определить и записать азимут, чтобы не увлечься чем-нибудь и не забыть считать шаги, чтобы записать, мимо чего мы проходили, какая растительность или иная природа была на местности, по которой мы шли. А терпение нужно было для того, чтобы забыть обо всех своих детских развлечениях во время похода. И мне казалось, что оно вскоре лопнет, я брошу это занятие.
Но вот заканчивался поход, я садился за выполнение схемы. А после того как около неё, вывешенной на стене в клубе, собирались не только пионеры, но и вожатые, педагоги отрядов – я блаженствовал, был горд тем, что даже педагогам интересно то, что выполнено мною. Иногда они дополняли схему очень существенными подробностями. Я вносил изменения.
В одном из походов разработкой схемы заинтересовался пионер из нашего отряда. Я с удовольствием объяснял ему, что необходимо делать. Он почти всю дорогу просчитывал шаги и записывал их, я отмечал азимут и вносил записи обо всем окружающем нас в походе (лес, поляна, ручей, который мы перешли, домик, мельница и т.п.). Схема получилась более точная, подробней, чем та, которую я исполнял один.
Так у меня, пожалуй, впервые в жизни, появился ученик.
В следующих походах мы вели схему вдвоем. Это было гораздо интересней, чем разрабатывать одному. Схемы были подробными, с пояснениями.
Члены кружка под руководством руководителя ухаживали за животными в живом уголке (хомяком, крольчонком, привезенными родителями из города, и ужом), сушили растения для оформления гербария, собирали минералы пород и готовили витрины для их показа в клубе остальным пионерам. Из коры засохших сосен делали лодочки и вручали их детворе из младших отрядов, чему они были очень рады и ждали новых подарков. Основную гордость составляли стенды с растениями, способами постройки дома из стволов хвойных деревьев.
Уезжая из лагеря в конце лета, руководитель кружка юных натуралистов предложил нам совершить походы по городу Тбилиси и его окрестностям. Назначил нам две встречи в сентябре и одну в октябре. «А там видно будет», – сказал он.
Первую из встреч, на которую пришло около пятнадцати пионеров-натуралистов, Иван Александрович посвятил показу нам Ботанического сада – одной из достопримечательностей города Тбилиси. С площади Ленина, где мы встретились, на троллейбусе доехали до Майдана (пожалуй, самой старой части города).
Поднимаясь к Ботаническому саду по крутой улице, выложенной булыжником, он рассказывал о районе серных бань, когда и как они строились, что собой представляют внутри (не все из нас бывали в этих банях). От педагога впервые узнали о том, что в Грузию приезжал Пушкин, что он любил посещать Голубую баню. Фасад её был украшен деревянной резьбой, окрашен голубой и белой масляными красками.
Иван Александрович в Ботаническом саду показал нам бамбуковую рощу. Впервые мы узнали, что бамбук на своей родине растёт быстро: до тридцати сантиметров за сутки. Так же быстро он растёт и в ботаническом саду города Батуми, где толщина ствола у бамбука достигает семи и более сантиметров в диаметре. В тбилисском саду стволы гораздо тоньше.
Ещё одну диковинку показал наш руководитель экскурсии – плоды хлебного дерева размером с яблоко, зеленого цвета. Поверхность кожуры была похожа на аккуратно очищенный апельсин, но только без долек и с более крупными выпуклыми сегментами. Внутренность плода была белой, мясистой и по своей структуре похожа на апельсин. Иван Александрович рассказал, что едят плоды после вызревания, когда они станут желтыми. Плод пекут на костре, убирают корочку. Мякоть съедают в тот же день. Она приятного вкуса и запаха.
Сегодня мы нечасто, но всё же пьем манговый сок и едим плоды мангового дерева. В 1954 году о манго можно было только прочитать в книгах. Здесь же, в тбилисском Ботаническом саду, мы стояли под высоким разлапистым деревом с множеством зрелых и полузрелых плодов.
Иван Александрович поднял с земли оранжевый, упавший, но не разбившийся о землю плод манго, вытер его платком и начал есть, рассказывая о его вкусе. Мы тоже попробовали диковинный плод, но многим он не понравился. В манго много эфирных масел, и нам был непривычен и неприятен вкус этих плодов, которые в то время недёшево ценились на рынках Европы.
Следующая экскурсия была в Исторический музей Грузии и Музей изобразительных искусств.
В Историческом музее Грузии, расположенном на проспекте Руставели, Иван Александрович не торопясь водил нас по залам, выбирая наиболее интересные экспонаты, и рассказал нам о многих из них.
Я запомнил, что в зале археологических находок, расположенном на первом этаже, он обратил наше внимание на изображение свастики на нескольких исторических экспонатах и объяснил их назначение у некоторых народов, показал медные монеты IV–V веков нашей эры. Они были выполнены из красной меди, без обечайки, с неровными краями, размером примерно двадцать миллиметров. На одной из сторон монеты было изображение, похожее на кисть винограда.
Через два года в палисаднике своего дома я нашел такую же монету. Это был 1956 год. Еще через два года уехал учиться в другой город, а вернувшись домой через год в отпуск, я от своей коллекции обнаружил лишь несколько монет, не представляющих для меня большого интереса.
Вместе с серебряными монетами пропала и моя историческая ценность – грузинская медная монета IV–V веков, которая для меня была памятью об Иване Александровиче.
В музее изобразительных искусств ни один пионер ранее не был. Мы с интересом рассматривали картины художников.
Одна из самых интересных экскурсий была проведена им по старому городу (Майдан, серные бани, крепость Нарикала). Мы узнали о том, что бани на Майдане – с серной горячей водой, поступающей из недр земли. Температура изливающейся воды в некоторых скважинах достигала 60 и более градусов по Цельсию.
Иван Александрович водил нас по старым, маленьким по размеру и напоминающим колодцы дворам, мы поднимались на плоские крыши домов и слушали рассказы о набегах турок и персов на город, о былой необходимости жителям защищать свои дома и свой город.
На сохранившейся фотографии именно такой стенд. Члены кружка «Юный натуралист» и вожатая отряда девочек готовятся к рассказу пионерам о том, как взрослые строят деревянные дома.
Поэтому дворы домов были минимальными по площади, имели источник воды или запас её… Каждый дом представлял собой маленькую крепость. Во дворах почти не было места для проведения домашних работ (приготовления пищи, сушки белья, ягод и фруктов, изготовления оружия для защиты и нападения на врага). Кроме того, во дворе, который мы посетили, не было места для проведения застолий с песнопениями, празднования радостных событий. Для этих целей крыши домов изготавливались плоскими, твердыми и прочными, чтобы выносили тяжесть многих грузов и людей. На них даже жгли костры для приготовления пищи, имели мангалы для жарки мяса.
Иван Александрович после долгих интересных рассказов вывел нас к полуразрушенным, большим каменным воротам, которые были когда-то вратами города. Они накрепко закрывались при появлении врага, которому было весьма трудно находиться у ворот долго: защитники отбивались различными видами оружия и средствами, включая горячую смолу.
Так я был ознакомлен с древней историей моего родного города Тбилиси.
На конец марта 1954 года нам была назначена встреча для похода на Черепашье озеро, находящееся в двух–трех километрах от Тбилиси. Пришел на встречу только я.
Иван Александрович в тот день меня одного повел на это озеро. К нему мы шли из Ваке (район Тбилиси) по круто поднимающейся вверх неизвестной мне улице Марабской.
Мой учитель применил мнемонический прием для запоминания этой улицы: Марабская – Мы не рабы – Марабская. Нужно было повторить эту фразу десять–пятнадцать раз.
Поэтому и запомнилась мне эта улица. Вспомнил её название даже спустя пятьдесят лет. Вот тебе и мнемонический прием.
Так же когда-то запомнил его слова (в пионерском лагере): «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан» – красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый цвета – последовательность цветов в радуге при разложении белого цвета. На одном из уроков физики в школе за это знание я получил пятерку.
По дороге к озеру он рассказывал о животных и растениях, об очень редких тюльпанах, которые в конце марта цветут в окрестностях Черепашьего озера. Мы нашли эти тюльпаны. Их было много, целый склон горы, спустившийся к озеру. Помню до сих пор их сине-фиолетовую с желтыми и красными крапинками окраску и незабываемый запах.
Рассказал мне Иван Александрович о редкой живородящей рыбке гамбузии, которая жила в этом озере, и показал её. Размер этой экзотической рыбки невелик – всего пять–шесть сантиметров. Ранее в окрестностях этого красивого горного озера жило много черепах, но в том походе мы не видели ни одной.
Эта экскурсия с Иваном Александровичем оказалась последней. В 1955 году летом я был в другом пионерском лагере на берегу Черного моря, в Сухуми, столице Абхазии. Но там не было подобного педагога.
От своего учителя я узнал, что такое агат, яшма, обсидиан, кальцит, песчаник.
В окрестностях Манглиси я нашел двадцатисантиметровый агат яйцеобразной приплюснутой формы и обсидиановый наконечник стрелы людей каменного века, научился различать свыше двадцати пород минералов, собрал и привез в школу коллекцию камней и гербарий.
От Ивана Александровича Ярошенко я узнал историю моего родного города Тбилиси, увидел впервые его древние ворота, узнал о крошечных дворах домов, имеющих плоские крыши, о многих растениях ботанического сада: манго, хлебном дереве, бамбуке, пробковом дубе, о картинах в Музее изобразительных искусств.
Может быть, поэтому в детстве после общения с этим удивительно интересным педагогом у меня появилась мечта – стать учителем.
Об авторе:
Александр Долбин, родился в Тбилиси в 1939 году. В школе увлекался зоологией, ботаникой, физикой, географией и фотографией… За три последних года обучения в школе в ДОСААФе окончил курсы радиотелеграфистов, автошколу, курс обучения по подготовке парашютистов. Более 30 лет проходил военную службу. Свою первую заметку в окружную газету написал, будучи курсантом. После увольнения из армии служил в райсовете народных депутатов в Москве и муниципальном совете в Санкт-Петербурге. После завершения работы у него появилось время писать мемуары, очерки, рассказы.
