Ничего не случилось
Колядка
Пивали вприглядку,
желали вприкуску,
слагали колядки
по памяти русской;
бежали вприпрыжку,
платили в рассрочку,
девчонки мальчишек
рождали в сорочках –
на счастье.
На долю.
На терпкую участь.
На троечку в школе
и хватку паучью.
Летучую рыбу.
Плавучую птицу.
Которых могли бы
держать в рукавицах
от раннего горя –
до позднего счастья,
карабкаться в гору
и с небом встречаться.
Ничего не случилось
Успокоить себя: ничего не случилось,
да и жизни-то не было никакой,
и не гаснет закат, а трещит лучина,
плюнь на пальцы, огонь накрой,
не огонь поминальный ушедших близких,
а души недомечтанный уголек –
когда времени было тебе в облизку,
словно семечек полный кулек.
А потом зашуршала с краев обертка,
мошкарой взъерепенилась шелуха,
и рассвет обозначил пейзаж нетвердо
твердым графиком петуха,
и подсолнечных ядрышек сладкий запах
донимал – не отнекивайся, доешь,
и растаяли годы, как снег на лапах,
и сквозь волосы глянула плешь,
и свинцом костенеющая походка
заменила кошачий упругий шаг,
и уже не мурлыкается «Каховка»,
и глаза стесняются «нагиша»;
вертопрах-искуситель, ну вспомни, вспомни,
как мечталось в 15, ну – в 20 зим,
как автобус, похожий еще на омнибус,
по накатанной сукровице скользил,
вспомни частые гужевые
и трамвайное жесткое волшебство,
тех, что были тогда живые,
пока сам ты еще живой,
как пошла, разветвляясь, расти фасолька,
на уроке заданная, свежа,
как подумать, что выборов было столько,
что их требовалось сужать,
как летели с брызгами идеалы
прямиком в величественный гальюн,
да икаров хмуро вели дедалы
в общепринятую колею,
а кто вырвался в бунт, улетел и спасся,
хоть бы тем, что спалил себе все нутро, –
ты найди такого и в нем копайся
или, раненного, от собак укрой,
заразись горячкой его, проказой,
на помост его, как на плаху, влезь,
если ты этой ересью перемазан
и несешь, что думаешь, тоже ересь,
если вырвешься, крылья в ветвях теряя,
поползешь, вдыхая вселенский мрак,
то шаги убийцы и негодяя
не услышишь, оглохший от бед, камрад,
но на этом – всё, ты спалил кромешно
свою главную, первую свою ступень,
запинался там, где нельзя не мешкать,
где вся мудрость решительности тупей,
исписал все стены, листы, манжеты,
на стихи потратил избыток сил,
чтобы совести тусклой души прожектор
все бессовестности осветил,
и, лишенный смысла борьбы за счастье,
обретя покой на остаток дней,
ты, как спутник пустой, снижаешься
и оставишь кратер своей луне;
в тростниковый век этот лунный камень,
кем ты в черном небе, расплавясь, стал,
кто-то, вслед идущий, возьмёт руками
и, поняв, что держит, оправит в сталь.
Искупитель
На зеленые листья, на зелень травы
этот снег – как повязка на свежую рану,
как налет седины на шелом головы,
как святоше-аббату – ученье Корана,
как сопрано,
влетевшее в бас-баритон,
как диез, превышающий низость бемоля…
Снег ударил в лица ноздревой камертон
и настроил себя на знакомое поле;
и рассыпалась пыль благодарности лун
белой краской на картах твоих географий,
белой ложью – на правду, которой потрафил
всех неправд искупитель, восторженный лгун.
Не гневись, это просто такая стезя,
атмосферная чушь в изобарах мудреных,
это просто игра, при которой нельзя
объяснять холода ароматом черемух.
В необъемлемой выси картинный мотив
мы глядим, не мигая, подставив осадкам
из пучины, доступной стрижам и касаткам, –
свои лица в надежде, что снег долетит –
из красот, непомерных для блеклого дня,
из кружащихся хлопьев немыслимой каши,
посмотри, искупитель неправд, на меня,
на дела никудышные промыслов наших…
В беседке
В беседке на заднем дворе
Чай вкусен, как в детстве под липой
И лета последние всхлипы
Уходят от нас в сентябре;
В ведре замочили грибы,
Их участь – засолка и сушка,
И лечит горячая кружка
Усталость рассветной ходьбы.
Всё вышло, как ты нагадал,
Заборчик, цветы и беседка,
Изящной черемухи ветка,
Где кормит птенцов кардинал;
Неслышно кивают кусты
И кажется – скрипнет калитка,
И мама тихонько окликнет:
«Сынок, принеси мне воды»
Об авторе:
Сергей Плышевский – русско-канадский поэт, ученый, общественный деятель. В 1996 году покинул РФ по политическим соображениям. Живет в столице Канады городе Оттаве. Вдохновитель и организатор переселения советской интеллигенции в Канаду.
Стихи пишет с 1985 года. В советском пространстве не публиковался по политическим мотивам, в Канаде опубликованы книги стихов «Ядовитый апельсин» (2001), «Чайки-лошади» (2006) и «Страдательный залог» (2008). Эти книги внесены в каталоги Британской библиотеки и Библиотеки Конгресса США.
