Непросветленная душа
Я знаю, дьявольская бездна
Незримой силою полна.
И кажется, что бесполезно,
В ней жизнь кипит не зная сна.
Своими страхами и мглами
Душа находит сходство с ней,
И нет преграды между нами
В глухую ночь, в стране теней.
Не наблюдай ночную вьюгу
Во мраке скованных снегов.
Я знаю, мы близки друг другу
Смертельной близостью врагов.
Последний солдат
Флагами город украшен
В память победной войны.
Где же свидетели нашей
Вставшей из пепла страны?
Голос страны оскверненной,
Загнанной нелюдью в ад.
Шел мостовой запыленной
Старый последний солдат.
Выйду на праздник Парада
С пестрой и праздной толпой.
Мертвых тревожить не надо,
Ра́спятых страшной судьбой.
Ветром полощутся флаги.
Площадь ограждена.
Сколько же нужно отваги
Пить эту чашу до дна!
Памяти брата Юрия Николаевича
Я выходил в глухую ночь
В родную снежную безбрежность,
И как мне было превозмочь
Снегов холодных безмятежность?
Острее зрение и слух
Под звуки заунывной вьюги.
Прощай, мой брат, прощай, мой друг.
Есть у России две подруги,
Они навек укроют твердь –
Зима да лютые метели.
Твою безвременную смерть
С кровавой раною на теле
Не позабыть родной Руси!
Она нам стала еще ближе.
Ты там у Бога попроси
За всех, кто в странствиях обижен.
Нас всех роднят напевы вьюг
Да песни Родины унылой.
Прощай, мой брат, прощай, мой друг,
Согретый холодом могилы.
Путем зерна
Пахали в ночь. Погожие деньки.
Успеть, успеть посеять в землю зерна.
Седые небеса пространны, глубоки,
Земля вздохнувшая покорна.
Кормилица и ласковая мать,
Тебе не занимать терпения и воли,
Ты не устала со смиреньем принимать
Людей, не помня ни обид, ни боли.
Падет зерно в твою густую плоть,
Его остудит дождь, ночные ветры.
Путем зерна, считая километры,
Пойду и я. Благослови, Господь.
Старуха
Жизнь у старухи тяжела:
Забыта и людьми, и Богом.
Клонится старая ветла,
Распались камни под порогом,
И набок съехало крыльцо.
Согнулась, сгорбилась старуха,
В морщинах серое лицо,
Давно глуха на оба уха.
Сидит и смотрит на поля,
Где рожь волнами колосится,
Ей чудится – поет земля,
Как в бездне неземная птица.
Ей видится цветущий сад,
Согретый солнцем на закате,
И неба гаснущего взгляд,
И сумрак в одинокой хате.
Поэт
Ну что же ты, поэт, среди людского шума
Молчишь иль убегаешь прочь?
Занозой залегла в душе угрюмой дума,
И мучит, и томит тебя всю ночь?
Где ж рифм твоих простое постоянство,
Людскому шуму благостный ответ?
Где суете мирской души твоей пространство?
Иль растерял ты Богом данный свет?
Молчишь, закрывшись в доме темном,
И думаешь, что все уходит прочь,
Что в этом мире, в сущности, бездомным
Ты прожил жизнь и больше жить невмочь.
Один, один в чужом закрытом доме,
И друга нет, никто не стукнет в дверь.
Стоишь в слезах в распахнутом проеме,
Как в клетке одинокий зверь.
Торжество зла
Не поминаю Бога всуе,
Закон не позволяет мне.
Повсюду дьявол торжествует,
Разгуливая по стране.
Зловещие мелькают лица,
Животный исторгают стон.
Страна как древняя блудница,
Весь мир – безумный Вавилон!
Толпятся в праздности народы,
Снуют в бесстыдной наготе.
И затаились в пустоте
Всепоглощающие воды.
Печаль земли
Иду дорогой от деревни,
По обе стороны – поля,
И никого на тракте древнем,
Как будто вымерла земля.
Взываю к небесам дремотным,
Печальным, грустным небесам,
Внимаю звукам мимолетным
И приглушенным голосам.
И сердце закипает грустью
От невеселых наших мест.
Мое родное захолустье,
Здесь счастье грезилось окрест.
Бывало, тянется подвода,
Пылит дорога, ось скрипит.
День жаркий или непогода –
Работа на полях кипит.
И слышны песни баб веселых,
Мелькают белые платки.
По вечерам в соседних селах
В гармонь играют мужики.
Иду по тракту грусти полный,
Как встарь, волнуются поля.
И эти солнечные волны,
Печаль моей души, земля.
Элегия
Я построил свой дом над оврагом,
Дальше – ветряные поля.
Мне мое одиночество – благо,
Здесь мне ближе родная земля.
Здесь сверкуча река и текуча,
Здесь в заказнике много зверья,
Здесь брюхатая движется туча,
Здесь чиста ледяная заря.
Здесь народ работящий и строгий
И в общенье легки мужики.
И, как встарь, здесь изрыты дороги,
И все те ж на селе дураки.
***
Не приемлю холодные храмы.
Мрамор звонкий, колонны, скамьи.
И картины библейские в рамах
В Нотр-Дам-де-Пари.
Там орган оглушительно громок,
Себастьян истекает в крови.
Не поймет одичавший потомок
Тайну кроткой Господней любви.
Я люблю потемневшие лики
Древних досок, дубовых колод,
Не помпезные базилики,
А родных алтарей низкий свод.
Об авторе:
Геннадий Рязанцев-Седогин
Член Союза писателей России, член ИСП, член-корреспондент Академии Российской словесности.
Автор тринадцати книг поэзии, прозы и эссе.
Лауреат литературных премий имени Александра Невского, Ивана Бунина, Ярослава Смелякова, Алексея Липецкого и других.
Живет и работает в Липецке.
