Двоежёнец
Рассказ
Шёлковый ковыль расчёсывает свои метёлки, кланяясь горячей земле. Зыбкое марево рисует пейзажи на фоне высушенного до синевы огромного неба. Жаркое послеполуденное солнце Кулундинской степи загнало отару в тень от катона. Овцы склонили головы к самой земле, тяжело дышат. Чабан Тулеген Кудайбергенов задержался в степи. А его на отгонном стойбище ждёт завотделом пропаганды и агитации райкома партии Борис Игнатьевич. Он стоит в тени у старой телеги, под которой спасаются от зноя три пастушьи собаки. Они на приезжего – ноль внимания.
Но когда гость увидел их – оторопел, отходя подальше.
– Не бойтесь, на людей они даже не лают, – успокаивает светлоокая, с русой копной густых волос, причёсанной под Мэрилин Монро, Валентина Ивановна, которая хлопочет на дворе у большущего самовара, на трубе которого гармошкой торчит старый сапог. Она, как мехи в кузнице, качает его, взявшись за стёртую подошву, при этом с интересом разглядывает гостя. Гость ласкововзглядый, стройный, чуток даже красив и молод. Но застенчив и от пристального осмотра краснеет, отворачивается. Не говорит комплиментов молодой женщине, как делают по приезду другие.
– Вы адвокат, наверное? – любопытствует Валентина Ивановна.
– Да нет. Я ж сказал, что из райкома партии…
– Как с такими добрыми глазами можно быть коммунистом? – совсем недоумевает женщина.
Борис Игнатьевич смущается, не знает, что и ответить на такой сложный вопрос.
Дом у чабана саманный, большой, как общежитие. С северной стороны во всю длину дома тянутся хозпостройки: для лошадей, коров, птицы. И всё это под одной плоской крышей. Стены дома чисто выбелены. На них Борис Игнатьевич только что заменил старые плакаты и лозунги на новые: «Решения партии – в жизнь!», «Пятилетку – досрочно!», «Народ и партия – едины!», «Верной дорогой идёте, товарищи!» Последний – с портретом Ленина, где он правой рукой приветствует всех, кто идёт по пути, начертанному им ещё в 1917 году.
Вот на дороге появился Тулеген, который и нужен Игнатьевичу. Чабан молод, ему едва за тридцать перевалило. Плотное сложение, небритость смуглого лица, серый пиджак и старые сандалии старят его. Гость сразу в разговор чабана втягивает, едва тот коня успевает расседлать.
– Куда спешить в жару такую? Давайте в дом зайдём, чайку попьём. Баурсаки у нас свежие, сметана густая. Да и кумыс хороший. А о делах уж потом… Шофёра-то зовите…
Борису Игнатьевичу не терпится вопрос разрешить, по которому он приехал за тридцать километров. Но знает законы гостеприимства и молча идёт в дом за Тулегеном, позвав водителя.
Чай пьют долго, утираясь полотенцами. Разговор течёт обо всём, а о деле, по которому приехал гость из райкома, – ни слова. Неудобно пытать хозяина при его же угощении.
Женщина (её Шолпан зовут) лет тридцати пяти с тугой косой, закрученной под платок, в жёлто-цветастом, как тюльпаны, халате прислуживает хозяину и гостям, подливая в пиалы вкуснейшего молока и чая.
– Солнце на закат, будем бесбармак есть. А для разминки давайте по стопке, – откупоривает Тулеген бутылку «Столичной».
– Водки я и дома попью, а вот кумыс у вас замечательный, – нахваливает Борис Игнатьевич.
– С мясом кумыс не идёт, – со знанием дела поясняет хозяин, наполняя стопки.
– Не, мне нельзя – я за рулём, – прикрывает рюмку ладошкой молодой водитель Витя.
– Кто вас тут в степи встретит? – как бы утвердительно вопрошает Тулеген и наливает водки и в его рюмку.
Они сидят на полу, который застелен толстым слоем сизой кошмы, за низеньким круглым столом, поджав под себя ноги. Гостям это непривычно, они часто переминаются, умащиваясь поудобнее. Хозяин понял это как устаток с дороги по июльской жаре.
– Можете прилечь на подушки, вздремнуть, пока мясо варится, – подсказывает.
Подушки в несчётном количестве, предназначенные для отдыха прямо на плотной кошме, лежат вокруг стола. Борис Игнатьевич видит в окно, как отдохнувшая отара пошла в степь. «Уйдёт за ней чабан, а я ведь вопрос-то с ним не решил», – думается ему, и он вслух спрашивает хозяина:
– Отару пасти пойдёте, Тулеген-ага?
Тулеген полуобернулся к окошку:
– Не. Овчарки пусть пасут, я – позднее. По вечерку походят, а то в жару травы толком не пощипали…
– А что, уже вечер?
– Чегой на время смотреть? Вы в гостях, мне тоже интересно, не каждый же день ко мне едут. – Тулеген разрезает большой кусок баранины, подвигает на большом блюде в ту сторону, что к гостям ближе. Опять наливает в рюмки.
Утром яркое солнце бьёт прямо в глаза. Тулеген помогает Борису подняться, заводит в тень, которую бросает рыжий брезент, натянутый от дома до конюшни.
– Болит голова-то?
– У-у-о!
– Ничего. Кумыс с водкой – штука серьёзная. Сейчас подправим. – Он что-то говорит по-казахски хлопочущей в загородке у кур молодой женщине Шолпан, одетой сегодня в красивое цветастое платье до пят. Это она поила их вкусным чаем с молоком, подавала кумыс. Теперь приносит большую пиалу горячей сурпы.
– Ой, холодненького бы мне… – стонет Борис.
– Не, пей горячую. Кто ж сурпу холодной пьёт, она ж из баранины…
– А который час? – спохватывается гость.
– Так семь скоро…
– Как семь? Мы же вроде в десять новости по телевизору смотрели?!
– Ну да. Так то ж вчерась было…
– Что вчерась? А теперь утро, что ли?
– Ну да. Я вот отару отвёл на новое место, и нам завтракать пора. Опохмеляться…
– О-о-о! – застонал Борис. – Витя, ты чего меня не отвёз домой-то вечером?
– Да вы ж сами не хотели, про двоежёнство что-то допытывались…
– Кого? Тебя?
– Зачем меня? У меня пока ни одной нет. Я ж холостой…
Выпив глоточками большую пиалу жирной сурпы с перцем и луком, Борис начал немного соображать. Он же приехал по поручению секретаря по идеологии подтвердить или опровергнуть слухи о том, что чабан Тулеген Рашидович Кудайбергенов имеет двух жён. Для коммуниста это позор! Не байские же времена! Но вот сам не рассчитал в дикую жару сил своих и пьяный свалился. «Позор-то какой!»
– Ничего, – успокаивает его гостеприимный хозяин. – С молодыми часто так бывает. Вы из нашего райкома-то?
– Да. Из отдела пропаганды и агитации…
– Агитировать приехали? А кого? На партсобрания я в совхоз всегда езжу, взносы плачу исправно, газеты партийные выписываю. Отара у меня крепкая, падежа почти нет, прирост хороший. И настриг шерсти не хуже, чем у других. Чего меня агитировать? Чай вон остынет, пейте, поможет. Пить водку уж не будем. С утра я и сам не пью. Или вы будете?
– Что вы, Тулеген-ага?! Это я вчера перебрал, вы уж простите меня. Это всё жара окаянная…
– Ничё-ничё, – успокаивает хозяин. – И ничего не перебрал. Это не от водки – от кумыса. Кто смешивает – все так засыпают. Наш кумыс, говорят, вожжами закусывать надо, а не водкой запивать… – посмеивается он.
В зал заходит в нарядном платье, с большой заколкой в светлых волосах Валентина Ивановна и с усмешкой подливает гостям свежезаваренный чай марки «три слона» со вкуснейшим, как сливки, молоком.
– Так вы по делу к нам или как? – прихлёбывая чай из пиалы, спрашивает хозяин.
– Я разве вчера вам не говорил?
– О делах пока нет…
Замолчал Борис Игнатьевич. Выждал, когда ушла на кухню Валентина Ивановна, ответил, сильно смущаясь и краснея:
– Сигнал в райком партии поступил, что у вас две жены. А по партийным понятиям – это ну никак не можно.
Захохотал раскатисто Тулеген. Аж чай расплескал. Поставил пиалу, вытирает рот и руки полотенцем, не перестаёт хохотать.
Минуты две смеялся. Потом спрашивает:
– У вас-то скоко жён?
– Ни одной… Уж пять лет как разведён… Официально. И Витя вон холост.
Снова хохочет Тулеген. В зал даже заглянули Шолпан и Валентина: «Что там такое смешное происходит?»
Совсем растерялся от весёлой сцены Борис Игнатьевич.
Провожать его вышли Тулеген, нарядная Валентина и Шолпан, которая одета в тот же тюльпановый халат.
«Наверное, они обе и есть жёны этого весёлого чабана?» – подумал, усаживаясь в машину. Но нет Виктора. «В туалет, что ли, убежал?»
А Тулеген ему тихонько и говорит:
– Я не двоежёнец. Это ты сёдни ночью спал с чужой бабой…
– С какой бабой? С какой чужой? – похолодел Борис.
– С Валентиной Ивановной…
– О!!! – застонал гость. – Как это так вышло?! Как? А?
– Да просто. У нас обычай такой – хорошему гостю в постель и жену хозяин может положить…
Борис Игнатьевич в силу своей партийной принадлежности в Бога не верил. Но тут вспомнил о Всевышнем:
– Боже мой! Что делать-то? Меня ж с работы вытурят!!! Дурак, дурак! – застучал кулаком по вспотевшему лбу.
Через три дня – выходные. Борис выпросил у секретаря по идеологии машину. Снова поехал с Виктором на отгонное стойбище к Тулегену. Под телегой не было собак, в тени не стояли понурившие овцы. Первой увидел Валентину Ивановну и испугался.
Она только что кобылиц подоила, вышла из-под навеса с ведёрком. В сером жакете, стянутом в талии, в расклешённой юбке. Ну чистая Мерилин Монро. Только ростом повыше. «И чего такая красавица на алтайских джайляу пропадает?» – подумал Борис.
– Хозяин с отарой, к обеду подъедет. – Она ставит ведро на землю, руки о фартук вытирает.
– Да нет, я к вам…
– Ко мне? А што такого? – встрепенулась, в лице переменилась.
Её странная, притягивающая улыбка вгоняет в смущение и без того тоскливого Бориса. Не только Ромео, тут и тридцатилетнему завотделом агитации и пропаганды райкома партии сложно объясниться. Он мялся, мялся, потом заговорил, глядя под телегу, где собаки от жары прятались:
– Ну… это… жениться мне… выходит, надо…
– Знать, пора… Вы за благословением, что ли, ко мне?
– Ну… я же… это… спал… тогда… с вами?
– Чего?! – затряслась в смехе Валентина.
Борис уж тут совсем покраснел. Как лозунг партийный на кумаче, что прибивал на днях на стены этого дома..
– Вы ж с собакой под телегой спали, вас шофёр с Тулеген Рашидовичем потом в доме на кошму уложили… – хохочет женщина. – Вы Тулегена нашего не знаете! Он тот ещё шутник! Водку запивали кумысом – вот и свалились по жаре-то. Тулеген ночью в катон ходил, там три матки котились, а возвращается – вы под телегой. Это не водка – кумыс свалил. А говорите – со мной! Я што, на собаку уж похожа? – враз посерьёзнела и гордой походкой зашагала в дом, прихватив ведро.
На пороге обернулась:
– А вы что, не женаты?
Об авторе:
Сычёв Николай Александрович родился в 1942 г. в Кировской области. Работал в колхозе, на стройке. В профессиональной журналистике с 1963 г. Трудился в районных, областных газетах, на республиканском телевидении. Публиковался в журналах «Нива» (г. Целиноград), «Московский Парнас», «Отражение. 21 век» (г. Москва). Автор книг прозы «Пуля для Сталина», «Дети Ленина». Сейчас на пенсии. Живёт в Белгородской области.
