Это было
ЭТО БЫЛО давно, лет двадцать назад, но так запомнилось, что, когда Владимир Шатакишвили попросил меня написать рассказ о греческом застолье для задуманной им книги, мне сразу вспомнилась та давняя поездка на Афон.
Итак, было это на исходе прошлого столетия, году в 91-м или 92-м. Я со своими кумовьями Николаем Мастеропуло и Тимо Папандопуло поехал на Афон, да еще и в пост, на Страстную неделю. Из Афин выехали на моей машине. Часов за семь добрались до Салоников, останавливаясь испить по чашке кофе да заправить машину. Более сорока дней мы держали пост и на всевозможные кушанья, которыми изобилуют придорожные кафе, не обращали внимания.
Отмечу, что пост я держу с 1981 года. Произошло все не без влияния Николая. В Москве держать пост трудно, особенно в начале девяностых, когда магазины пусты, а искать и добывать постную пищу непросто. Полной противоположностью была жизнь в Афинах. Круглый год изобилие овощей и фруктов, а самое главное – морских продуктов, допустимых к употреблению в пост: всякие морские «гады», которые не имеют крови, их в Греции много – крабы, креветки, осьминоги, кальмары, каракатицы и еще с десяток разных мидий. Весь пасхальный пост никаких трудностей мы не испытывали. Изобилие постной пищи, да какой вкусной! Держание поста – дело серьезное и ответственное. Не дай бог забыться и съесть чего-нибудь скоромного.
С Николаем мы завершали мозаичную икону. И в целях экономии времени работали с утра до поздней ночи, чтобы успеть сдать заказ и отправиться на Афон в Страстную седмицу. Николай, как глубоко верующий человек, придерживался строгого поста. Он говорил: «Пост без молитвы – это просто диета»! Вот мы и спешили закончить икону, поехать на Афон, где можно спокойно и пост держать, и исповедоваться, и причаститься. А самое главное – никаких соблазнов!
К поездке на Афон, тем более в Великий пост, необходимо серьезно готовиться. Нужно побороть в себе страсти, молиться, избавляться от грехов. Без этого Афон не примет тебя. Монахи говорят, что неподготовленного человека Богородица на Афон не пускает. И это абсолютная правда. Даже наш президент В. В. Путин только с третьей попытки попал на Святой Афон. В первый раз он прибыл в Салоники, где его встретил премьер-министр Греции Костас Караманлис. Дружеская встреча, роскошный ужин в рыбном ресторане. Ничто не предвещало чего-то сверхъестественного, но под утро разгулялась буря, и ни корабли, ни вертолеты не смогли доставить высокого гостя туда. Во второй раз из-за событий в Беслане он не смог отправиться в Грецию. И только в третий раз он оказался в саду Богородицы.
Монахи Святого Афона – особые люди. Утром – молитва, после – завтрак, потом – работа, вечером – всенощная служба до пяти утра.
Отец Ефрем, к которому мы ехали, мой старый знакомый, – очень добродушный монах и крайне интересный человек.
Добравшись до Салоников, мы переночевали в гостинице и рано утром выехали в Урануполис – маленький городок на границе с Афонским полуостровом, где вся жизнь связана с обслуживанием паломников. Здесь и консульская служба, выдающая паломникам диамонитирион (документ, разрешающий посещение Святого Афона), и таможенная служба, проверяющая документы и багаж всех паломников при посадке на судно, а также торговые лавки, магазины, таверны…
Получив диамонитирион, мы поднялись на судно и через час вышли на причал Ксенофонтова монастыря, где нас ждал отец Ефрем со своим послушником. Поздоровавшись, отец Ефрем повел нас в монастырь.
Ксенофонтов монастырь впечатлял уже на подходе к нему. Огромная крепость, окруженная высокой стеной, перерастающей на вершине в стены монастырских построек, впечатляет своими размерами и каким-то божественным и величавым спокойствием. Расположен монастырь прямо на берегу моря, рядом с причалом. Древние ворота, сдержавшие и приступы средневековых пиратов, и турецкие набеги, обиты толстыми железными листами. Войдя в монастырь, ощущаешь, что ты в ином мире. Все вокруг, каждая часть двора, любая, самая незначительная постройка дышит духовностью.
Поднявшись в архондарик (гостевые покои в монастыре), отец Ефрем представил нас монаху, и он по традиции угостил нас ципурой (виноградная водка) и лукумом. Мы будем жить у него в ските, он повел нас показывать монастырь. Священник поведал легенду о монастыре, о святых, живших в нем в далекие времена. Рассказ отца Ефрема был обширным и живописным, и нам не пришлось задавать вопросы. Молча ходили мы за ним и с благоговением слушали. Экскурсия длилась два часа, которых мы просто не заметили. Отец Ефрем как-то неожиданно для нас распорядился послушнику: «Пойди подгони машину, пора домой». Послушник удалился, а мы пошли в архондарик за вещами. Здесь нас ждал старенький, но ухоженный микроавтобус Volkswagen.
Дорога в скит была проселочной и поднималась в гору. Несколько крутых поворотов, и мы оказались у ворот, за которыми в глубине двора стояла двухэтажная постройка. Это и был скит, его лет тридцать назад построил Эзекиль, бывший до приезда на Афон архиепископом Австралии. После смерти Эзекиля скит перешел в управление отца Ефрема, который содержал его в абсолютном порядке. Тут трудились шестеро монахов: кто на оливковой плантации, кто на огороде, кто на пасеке. Дела в ските кипели.
Нам показали наши кельи. Разложив вещи, мы спустились в архондарик. Двое монахов накрывали стол в трапезной. Зная гостеприимство отца Ефрема, я ожидал по крайней мере византийский прием. Но каково было мое удивление, когда на столе я увидел гороховый суп, хлеб, по одному яблоку на человека, красное вино в старинном сосуде и воду!
Пообедав, монахи ушли работать. Отец Ефрем вышел во двор встретить монаха из монастыря Святого Пантелеймона (русский монастырь). Монах прибыл за консультацией по пчелам. Английского он не знал, по-гречески говорил крайне плохо, и отец Ефрем позвал меня на помощь. Монах из русского монастыря обрадовался тому, что я говорю по-русски, и в течение часа мне пришлось переводить урок пчеловодства, который отец Ефрем провел блестяще! Монах был говорлив, часто просил меня переспрашивать вопросы, то ли проверяя правильность моего перевода, то ли не доверяя словам отца Ефрема. По ходу он рассказал мне, что сам молдаванин и что от греков часто трудно получить правильный совет. Шебутной такой старец, подкупающий своей улыбкой, не сходящей с лица.
Проводив монаха, отец Ефрем ушел. Мы остались втроем и, предоставленные самим себе, гуляли по территории скита, изучая хозяйство, сельхозинвентарь, всякую утварь, находящуюся в распоряжении монахов. Тимос, как самый частый посетитель Афона, заметил, что нам придется туго: монахи афонские в Великий пост едят раз в день, и нам придется голодать. Я знал, что Тимос прав, и стал думать, как поступить.
К вечеру монахи собрались в ските, и нас позвали на службу. Здесь же, на первом этаже у лестницы, ведущей на второй этаж, была дверь, войдя в которую мы оказались в крохотной церкви: ухоженной, уютной, красивой, с деревянным иконостасом, украшенным тонкой резьбой. Света в ските нет, потому как афонцы отказываются от каких-либо удобств. Нет тут ни телевизоров, ни радио, ни компьютеров – ничего, что мешает монаху молиться и работать. Служба шла при свечах и длилась часа три. Утомленные дорогой, голодные, мы разошлись по своим кельям спать.
В ранний час нас позвали на утреннюю службу. Наскоро умывшись, мы отстояли всю службу, после которой нам предложили кофе. На всякий случай я попросил хлеба. Ефрем, скрывая ухмылку в своей огромной седой бороде, распорядился дать. Монах принес две большие булки хлеба и положил их в трапезной. Подозвав меня, он моргнул мне глазом и показал на банку с маслинами. Поднеся указательный палец ко рту, он дал понять, чтобы я не проболтался. Все монахи обожали Ефрема так, как дети любят своего отца. Но монах, исполняющий и обязанности повара, понимал, что для нас, светских, будет трудно ничего не есть. Да и Ефрем это знал, но он не мог нарушить монастырскую традицию и распорядился, чтобы монах нам дал эти маслины.
Монахи разошлись по рабочим местам. А отец Ефрем предложил продолжить знакомство с монастырем. По дороге, беседуя с Ефремом, я обратил внимание на кусты дикой спаржи, растущей под деревьями вдоль дороги. В монастыре провели часа два. Долго и с интересом рассматривали фрески, иконостас, любовались убранством храма. И, конечно же, знаменитыми мозаичными иконами Св. Георгия и Св. Дмитрия Солунского.
В полдень покинули монастырь и вернулись в скит. Перед уходом я зашел в монастырскую лавку, где можно было купить иконы, открытки, четки, книги. Отобрав открытки с изображением икон монастыря, я попросил полиэтиленовый пакет. По дороге в скит отдал открытки Николаю, а пакет сунул в карман. В том месте, где я видел дикую спаржу, сказал отцу Ефрему, что пойду через лес и приду в скит позже. Отец Ефрем с Николаем и Тимосом продолжили путь, а я окунулся в лес и стал собирать спаржу. В этом деле у меня мало соперников в Афинах.
Мой сосед научил меня собирать съедобные травы. Дикие растения в Греции – удел гурманов. А спаржа – пища богов. В Афинах, если сможешь собрать 200–300 граммов дикой спаржи, это большой успех. Ну а на Афоне, который не зря называют садом Богородицы, – все необычно. Зайдя в лес, я обнаружил столько кустов спаржи, что за полчаса собрал пару килограммов и вернулся в скит. Застал отца Ефрема с Николаем и Тимосом за чашкой кофе. Показал свою добычу. Отец Ефрем, улыбнувшись, назвал меня хитрецом: «Теперь понятно, зачем ты купил столько открыток! Чтобы получить пакет. Ну пойдем на кухню».
Он дал мне кастрюлю, показал, где что лежит, и вернулся к моим кумовьям, чтобы продолжить беседу. Я остался на кухне. Помыв спаржу, опустил ее в большую кастрюлю и залил водой вровень со спаржей. Прокипятив, выложил все в два отдельных блюда. Одно заправил оливковым маслом, выжал лимон и посолил. Во второе масла не добавлял – в пост монахи не употребляют даже постное масло, все готовится на воде. За обедом монахи отметили мое кулинарное мастерство.
Так прошло три дня. В четверг утром отец Ефрем объявил, что сегодня в обед посетим еще один скит. У них панигир, и нас пригласили на праздник. Скит находился высоко в горах. Мы подъехали к месту, где у проселочной дороги стояла небольшая церквушка, – с той стороны, где начинался глубокий обрыв. И только приблизившись к ней, мы увидели, что до обрыва еще есть пространство, на котором высятся церковь и рядом с ней, ближе к обрыву, сам скит и огороженное хозяйство. Встретил нас монах, сообщил, что гости уже собрались, и повел в церковь. Поздоровавшись со всеми, мы заняли свои места. Места необычные, они во всех церквях на Афоне схожи: высокие кресла, подлокотники которых приподняты, и ты невольно опираешься на них локтями и находишься в стоячем положении. В какой-то момент, понятный только монахам, ты откидываешь от спинки небольшое сиденье и можешь присесть, пока опять все – и монахи, и паломники – не встанут.
Служба была недолгой, уже минут через сорок нас пригласили в трапезную. Большая комната, огромный стол посредине, окруженный вокруг лавками. Гости заняли места за столом. Прочитали молитву «Отче наш». Игумен поздравил всех с праздником. На столе, как всегда, – хлеб и графины с водой и вином. Несколько монахов стали выносить на огромных подносах тарелки с яствами, у нас дух захватило. Я вопросительно посмотрел на отца Ефрема. Он улыбнулся: «Не переживай. Это разрешено только в этом ските и только в этот день. Пища растительная или из продуктов моря».
Стол заполнили тарелки с жареными кальмарами и осьминогами, креветки, овощи, соления. Монахи общались меж собой и на яства особого внимания не обращали. Мы же дали волю своему чревоугодию. Монастырское вино было великолепно! После трехдневного воздержания мы просто объедались. Отец Ефрем, смотря на нас, благосклонно улыбнулся и предупредил: «Не наедайтесь, еще подадут рыбу и рыбный суп».
Монахи тостов не произносят, но, поднимая стаканы с вином, говорят: «Стин йямас!» – «За наше здоровье!» На Афоне все особенное. И праздник этот за три дня до Пасхи тоже особенный. Монахи излучают радость, правда, она у них сдержанная. И к той еде, что на столе, они не притронутся. Когда игумен закончил рассказывать интересную историю, подали суп из рыбы рофос – она живет на дне моря в небольших коралловых пещерах. Крупная, ловят ее на длинную толстую леску с крючком, толщиной с палец. В качестве приманки служат креветки. По краям лески привязывают поплавки, они, как буйки, плавают на поверхности моря. Это приспособление длиной в полторы сотни метров забрасывают с лодки в море на ночь. На заре рыбаки собирают улов: две-три рыбины считаются успехом. Каждый рофос весит до шести-семи килограммов, а некоторые достигают и двадцати. На Афоне такую рыбу подают по праздникам, и потому местные рыбаки, зная, в каком монастыре и в какие дни праздники, без труда сбывают свой улов.
Рыбный суп оказался необыкновенно вкусным. Я сам люблю готовить и полюбопытствовал у отца Ефрема, как его готовят. «Это знает только он, – ответил Ефрем, указав на монаха, разливающего суп по мискам. – Только он готовит его. Каждый монастырь или скит на свой именной праздник приглашает его к себе и просит сотворить это чудо». Монах же, лет сорока, с правильными чертами лица, с рыжеватой бородой и улыбкой на лице, радовался тому, что его блюдо нравится всем присутствующим на этом панигире. Мы одолели по огромной миске, стало жарко. Как только рыжебородый повар увидел, что наши миски пусты, предложил добавки. Мы не отказались, и монах огромным черпаком из громадной кастрюли, которую за ним с трудом несли два монаха, одним движением руки ловко наполнил наши чашки.
Отец Ефрем шепнул: «Не усердствуйте, сейчас подадут рыбу рофос!» Действительно – о чудо! – монахи внесли огромные подносы, на которых горками возвышались куски вареного рофоса величиной с кулак. Тимос прошептал: «Иорго, я уже два куска проглотил, но одолею еще!» – «Ешь, Тимо, завтра снова голодать», – подбодрил я его и потянулся за новым куском рыбы.
Монахи же продолжали рассказывать разные истории, и вдруг игумен попросил одного старца спеть песню. Старцу однозначно было лет девяносто. Его благородное лицо в морщинах светилось духовностью. Высокий лоб, тонкий нос, седая борода и добрые глаза не соответствовали его бывшей мирской жизни. Ефрем поведал мне, что он герой войны и храбро воевал против немцев за освобождение Греции. После победы ушел в монастырь и никогда не покидал его.
Все обратили взгляды на старца. Он сделал глубокий вздох и запел. Его бархатный голос заполнил всю трапезную, и казалось, что он уже заполняет всю долину и весь Святой Афон. Это была былинная песня о войне, о боевых друзьях, о битвах с врагом. Все, зачарованные его пением, перестали есть и, наверное, даже дышать. Когда он закончил песню, монахи взяли ложки и стали ими стучать по столу. Хлопать в ладони на Афоне не принято. Это у них считается лицедейством. Монахи долго гремели ложками и просили спеть еще. Старец глубоко вздохнул и начал петь. Эта песня тоже была грустной, но какой-то необычайно светлой и лучезарной. В ней пелось о птице. Об орле, сидящем на скале и клюющем кусок мяса. Клюв его и когти были багряны от крови. И спрашивает путник у орла: «Где ты взял это мясо?» Орел отвечал: «Там, за высокой горой, был бой, и лежит на поле боя богатырь убиенный. Налетели птицы и разодрали его на куски. Взял и я этот кусок мяса». – «А не знаешь ли ты, как звали этого богатыря?» – «Нет, не знаю. Но сражался он честно за свою родину и погиб как герой», – ответил орел.
Я невольно вспомнил подобную понтийскую песню «Кружил орел высоко в небе». Сюжет один и тот же. Но эта песня из акритского эпоса, и ей более тысячи лет. Посвящена она неизвестному солдату. Когда старец замолк, игумен встал и поднял кружку с вином за здоровье монаха. Мы стоя выпили за него. Он же в ответ скромно улыбался.
Лежащие на столе аппетитные куски рыбы притягивали наши взоры к себе. Такой вкусной рыбы никогда больше я не ел, хотя и объездил почти весь свет. Насытившись, я вышел на улицу.
Когда вернулся в трапезную, монахи продолжали беседу, Тимос и Никос общались с монахом, сидящим напротив. Говорил монах на ломаном греческом языке. Тимос пояснил, что он русский. Я обрадовался и заговорил с ним по-русски. Но он сказал, что слабо знает русский язык, что родился в Америке, куда его дед – белогвардейский офицер – эмигрировал после большевистского путча. Монах Андрей был молод, лет 35, и когда лет шесть назад приехал в русский монастырь на Афон, его там почему-то не приняли. Приютил его греческий монастырь, и с тех пор он там живет.
Настало время прощаться. Вслед за отцом Ефремом мы подошли к игумену поблагодарить за приглашение на этот праздник. Он знал, что мы с Николаем из России, и спросил о делах в новой России, о перестройке, о судьбе Горбачева и о Ельцине. А в конце сказал: «Я уверен, что Россия скоро выйдет на дорогу, которая приведет ее к храму». Простившись со всеми, мы на стареньком джипе уехали в наш скит.
На следующий день были на утренней службе в Ксенофонтовом монастыре, а в обед, попрощавшись с отцом Ефремом и его монахами, погрузились на пароход и отправились обратно в Афины. Завтра – Пасха!
Афины – Москва, 2012 г.
Об авторе:
Юрий Харлампиевич Илиади – почетный доктор Карачаево-Черкесского государственного университета им. У. Д. Алиева.
Художник, скульптор, писатель.
