Goodbye, Америка
Никто не даст нам избавленья:
Ни бог, ни царь и ни герой.
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой
Отрывок из «Интернационала»
Э. Потье в переводе А. Я. Коца
Прошел год с тех пор, как аспиранты Института философии решили пожениться. Ивка – всегда готовая разрыдаться, тонконогая и худорукая, с длинными спутанными волосами, похожая на плакучую иву, темой ее диссертации было «православное сознание». И Лев – реинкарнация Льва Троцкого, с такой же острой революционной бородкой, за ношение которой в сталинское время отправляли в ГУЛАГ. Лев писал диссертацию по идеологии троцкизма и во всем подражал вождю мирового пролетариата… Они мечтали прожить вместе двести лет, стать «китами» науки и все время расти, как настоящие гренландские киты, а теперь умирали от скуки вдвоем, ожидая гостей за праздничным столом.
– К нам никто не придет, мы как прокаженные! – сказала Ивка и заплакала.
Ненавидя женские истерики, Лев перевел трепетный взгляд на портрет Троцкого на стене в золоченой раме. Тезка в ответ приветливо блеснул стеклами очков. Между двумя львами завязался немой диалог: они обменивались мыслями, минуя пространство и время. Лев-старший дружески советовал: «Ни мира, ни войны! Держись, старик!», младший благоговел перед животворящим образом Учителя…
Ивка враждебно относилась к фигуре Троцкого, сразу почуяв в нем соперника. Она устраивала скандалы: «Или я, или этот фантом…» Избегая семейных ссор, Лев пробовал забыться в занятиях фортепианной музыкой. Ему удалось поступить в первый класс детской музыкальной школы. Не только котлеты в школьной столовой пленяли его. Подлинной причиной было горячее желание Льва выучиться играть коммунистический гимн Пьера Дегейтера – «Интернационал». Эту жгучую, сладостную для Львиного уха мелодию он мурлыкал себе под нос днем и ночью, называя ее «эрекцией духа», и слышал, как другие голоса вторят ему, перелетая из эпохи Четвертого интернационала, который был, есть и будет всегда!.. И вот, пройдя через унизительную пытку разучивания гамм и фортепианных этюдов для младшего школьного возраста, Лев приблизился к святая святых – взял аккорд, набрал в грудь воздуха и запел фальшивым от волнения фальцетом: «Вста-вай, про-кля-тьем зак-лей-мен-ный…» И тут произошло то, что на языке диалектики называлось «переходом количества в качество»: застучала кровь в висках, задрожали колени… он мял руками белые клавиши и тяжело сопел. Силясь преодолеть дьявольское наваждение, Лёвушка захлопнул крышку пианино, больно прищемив себе палец… но через минуту пришел в себя и заиграл заново. Второй раз он сбился после окончания куплета «Кто был ни-кем, тот ста-нет всем», его голос осекся, голова закружилась, и он застонал в такт любимой мелодии… Лев пристрастился исполнять «Интернационал» и предаваться под звуки пианино неизведанным наслаждениям.
Ивка ничего не знала о «фортепианофилии» супруга, искала причину семейного разлада в его любви к ненавистному разлучнику Льву Троцкому и, сгорая от стыда, покупала журнал для геев «Он и он», стараясь разобраться в постигшем ее несчастье. Бедняжка не догадывалась, что ей нужно гораздо более крутое издание: «Он и оно»… Впрочем, Лев относился к новому увлечению легко, семью из-за пустяка бросать не собирался и, шутя, называл свою слабость «рождением трагедии из духа музыки».
Лев не расставался с вредной привычкой еще и потому, что был абсолютно уверен в своей жене, глубоко изучив особенности ее организма. Ивка обладала уникальным раздвоенным лицом, точно сошедшим с асимметричных полотен Модильяни. Правая его часть была чувственно-прекрасной, с припухшим краем сочных губ, левая – казалась сухой и постной, с углом рта, похожим на грозовую молнию. Разительное отличие двух половин этого необычного лица имело диалектический характер: они были противоположны друг другу, как тезис и антитезис. И если правая сторона Ивкиной головы умирала от горя, левая, используя стресс для улучшения мозгового кровообращения, работала над диссертацией, которая изменит мир и будущее русской философии.
Двуликая Ивка вечно колебалась и не могла отважиться на серьезный разговор с мужем, хотя с горечью понимала, что своим бездействием поощряет полигамию. В отчаянии она увлеклась экспериментами уехавшего в Америку русского натуропата Савла Заморённого, лауреата престижнейших международных премий – Шнобелевской и премии Дарвина – и стала адептом заморённовского учения… Бывшая чудо-повариха посадила Льва-мясоеда на жесткую очистительную диету, и вместо привычного антрекота, лангета или эскалопа благоверного ожидали зарумянившиеся на сковороде семена льна, котлеты из листьев сенны, пироги с крушиной. «Это продлится до тех пор, пока троцкистской паранойе не будет положен конец!» – пригрозила мужу Ивка и провозгласила Великого целителя Савла Заморённого Мессией…
Никто не хотел поздравить молодых в годовщину их свадьбы. Ивка утирала слезы у накрытого стола с дорогими настойками, маркированными товарным знаком «Заморённые». Лев облюбовал бутылку с надписью «Бальзам „Божья коровка“», но, вспомнив, как несправедливо мало живут эти самые сексуальные в мире насекомые, разбавил свой стакан «Эликсиром долголетия из Красного морского ежа» и сделал глоток. Коктейль вызвал перманентный переворот в желудке Льва: причем революция произошла не в одном отдельно взятом мышечном органе, а сразу во всех периферийных и слаборазвитых отделах его пищеварительного тракта!
Перепуганная Ивка принялась читать вслух энциклопедию «Скорой помощи» Мессии Савла Заморённого. Эпиграфом к этому сочинению служили слова из Евангелия от Матфея: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное!» Ивка декламировала притчу об универсальном рецепте от всех болезней – Божественной Кружке Эсмарха. Лёва затыкал уши: в тайниках своей богобоязненной души он считал это святотатством и признавал только одного Мессию, чья Голова Мученика с кровавой раной от ледоруба была для него священнее Распятия Иисуса Христа!
Первым, кто засвидетельствовал свое почтение молодоженам, был отряд красных тараканов. Стройными военными колонами они прошагали между тарелками нога в ногу, салютуя главнокомандующему… Лев сам вывел эту диковинную разновидность, подкармливая армию прусаков томатным соком. Он считал красных прямокрылых добрым знаком на избранном им тернистом пути троцкизма. Но Ивка, его возлюбленная муза, не одобряла гениального мичуринца!
«Трах-тарарах!» – прогремел в коридоре пушечный выстрел крейсера «Авроры». Так работал сломанный дверной звонок, с тех пор как Лев его отремонтировал, перепутав все провода: каждого гостя ожидало боевое крещение током. Жертвой «красного террора» оказался младший брат Льва Михаил, только что прилетевший из Америки.
– Звонок меня немного контузил, – вошедший покачивался от крепкого электрического удара, но изо всех сил старался ослепительно улыбаться.
Несколько лет назад Майкл уехал в США, сделал там головокружительную карьеру менеджера по продаже женского белья и вернулся домой в поисках невесты. После разлуки Лев едва узнал брата: вместо сколиозного астматика он увидел настоящего плейбоя: широкоплечего, загорелого, с голливудской улыбкой некогда кривых зубов.
Лев церемонно познакомил супругу с американским атлетом. Майкл преподнес подарок своей невестке – великолепный полупрозрачный купальник «нанокини». Ивка его примерила, демонстрируя перед изумленными мужчинами полное отсутствие целлюлита на своем худощавом теле… Майкл едва не лишился чувств, он был близок к обмороку.
– Женщины в Америке страдают от большого веса и часто умирают от неудачно сделанной липосакции! – прохрипел он брату.
Лёва ревниво надулся, достал сигарету и задохнулся кашлем курильщика.
– А мужчины в России страдают от прокуренных легких и часто умирают от рака! – Ивка испепелила мужа взглядом.
Стремясь побороть душевную боль в своих затемненных легких, Лев зорко следил за изменившимся Ивкиным лицом: две такие разные его половины неожиданно пришли к гармоничному согласию: румяные и счастливые, они стали похожи друг на друга, как единоутробные сестры!
– Ты в порядке? – с участием спросил брата Майкл и, улыбаясь, добавил: – У американцев принято обмениваться друг с другом «ультразвуками», как это делают дельфины: «You o’kay?» – «O’kay!»
– А у русских принято угрюмо молчать, когда к ним ласково обращаются! – будто из ружья, выпалила Ивка.
Майкл с искренним братским сочувствием наблюдал парад красных тараканов, с военной выправкой марширующих по столу. «Коммунистическую демонстрацию» приветствовал Наркомвоенмор, блистая стеклами очков с транспаранта в золоченой раме.
– Троцкистское движение насчитывает десятки тысяч членов во всех странах мира! – произнес Майкл с пафосом, надеясь поднять рейтинг брата в глазах его жены.
– И все они носят бородку а-ля Троцкий? – Ивка провоцировала «охоту» на льва.
У Лёвушки был некрасивый, безвольно скошенный подбородок, которого он очень стеснялся и прикрывал бородой. Он застенчиво, по-родственному спросил у Майкла, нельзя ли ему в Америке сделать пластическую операцию. Ивка посоветовала Льву «лучше потратить деньги на лоботомию».
Но самый жестокий удар Ивка нанесла мужу, когда во всеуслышание заявила, что ей осточертела русская философия, – она мечтает сделать в США карьеру менеджера по продаже мужского белья! Лев потерял самообладание и в сердцах обозвал жену «философской проституткой», потрясенный ее двуличностью. От такого оскорбления доселе цельное лицо Ивки снова распалось на части: правая его половина по-бабьи разревелась, левая – повела себя иначе: логически вычислив, что женские слезы могут не понравиться Майклу, живущему в свободной Америке, стране феминизма, схватила со стола стакан с недопитым коктейлем и выплеснула на Льва. Посрамленный муж замахнулся, чтобы ударить жену «по-русски». Майкл заслонил Ивку и выволок из квартиры… В лифте они целовались так, будто находились в свободной Америке, стране феминизма, и обменивались друг с другом «ультразвуками», как это делают дельфины: «You o’kay?» – «O’kay!»
Влюбленные не заметили, как дверки лифта открылись, – перед ними грозно стоял Лев: голый и худой, он был страшен и напоминал изъеденный червями скелет Троцкого. Лев вызвал Майкла на кулачный бой и затеял драку по правилам, которые он смутно помнил по поэме Лермонтова «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». Майкл не поднял руку на брата. Он стоял неподвижно, удары отскакивали от упругого тела, как мячи от ракетки во время игры в пинг-понг. Лев молотил по нему костлявыми кулаками и разъяренно рычал, но внезапно его силы иссякли… В смятении Ивка подбежала к мужу: не повредил ли пианист свои руки? Заметив, что пальцы Льва покраснели и распухли, она начала громко всхлипывать: «Как же ты будешь играть „Интернационал“!» – и потащила раненого домой.
Оставленный без внимания Майкл поплелся следом. Но едва он собрался переступить порог дома, Лев проворно запер дверь перед его носом. Растерянный Майкл с недюжинной силой нажал на дверной звонок… «Трах-тарарах!» – раздался залп «Авроры», возвещая о мощном электрическом замыкании. Через секунду за дверью послышался грохот падающего тела. «Каин! Где брат твой Авель?»
Ивка рванулась на помощь, но Лев загородил ей дорогу…
Как большинство женщин, Ивка боялась неизвестного за океаном. Она открыла энциклопедию «Скорой помощи» Мессии Савла Заморённого… Перед ее глазами стремительно проносились тревожные образы, описанные в сакральной книге как симптомы тяжелой нервной болезни – американофобии: Бруклинский мост, странные силуэты людей с головами-экранами, где мерцали цифры годовых доходов.
Лев с удовлетворением наблюдал, как на взволнованном лице Ивки отражались следы сложной диалектической борьбы. В «тезисе» она безутешно рыдала о Несравненном Майкле, о свободной Америке, стране феминизма, и о своей несостоявшейся карьере менеджера по продаже мужского белья. В «антитезисе» ее другая, неземная сущность ликовала и грезила о диссертации, которая изменит мир и будущее русской философии. «Тезис» с «антитезисом» боролись недолго, дальше произошел «синтез».
«К черту Америку!» – решила Ивка, разорвала на части подарок Несравненного – купальник «нанокини», перевязала его кусками пострадавшие в кулачном бою пальцы Льва, села с ним за пианино, и они заиграли «Интернационал» в четыре руки.
Об авторе:
Родилась в Казани 26 августа 1969 года. В 1991-м окончила Казанский государственный университет им. Ульянова-Ленина по специальности «журналистика», в 1995-м – Всероссийский государственный институт кинематографии им. С. А. Герасимова (сценарный факультет, мастерская Анатолия Усова), в 2003-м – Высшие литературные курсы Литературного института им. А. М. Горького, в 2012-м защитила диссертацию «Антропософский дискурс в прозе А. Белого и В. Хлебникова» на кафедре истории русской литературы ХХ века филологического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. С 2002-го член Союза писателей России. Публиковалась в газете «Московский комсомолец», журналах «Наша улица» (Москва), «Идель» (Казань), «Тело поэзии» (Москва), «Лифт» (Москва), «Столица» (Москва), «Острова» (Нью-Йорк), «Слово/Word» (Нью-Йорк).
