Мальтийская купель

Сергей ПОВЕТКИН | Современная проза

1

Свой пятьдесят пятый день рождения Вадим Летягин встретил наедине с полнейшей тишиной. Такое с ним произошло впервые. Вадим не мог не увидеть наметившуюся малопривлекательную перспективу. Но его способность во всём замечать позитивное, извлекать урок из любой неприятности в новых, меняющихся условиях не помогла. С Вадимом всегда находился кто-то рядом. А что же сейчас? Был женат, развёлся. За три года до этого дочь вышла замуж и перебралась в Австралию. Потом настала очередь околосемейного окружения, которое и раньше не отличалось густотой. Всё бы ничего. Место супруги, словно отдежурив на вахте, занимали близкие, иногда и просто хорошие знакомые. Превративший юношескую привлекательность в зрелый, согласно возрасту, шарм, умеющий поддержать разговор и с дворником, и с академиком Вадим недостатка в женском внимании не испытывал и смену караула за потерю не считал. Последними покинули те, кого он звал своими друзьями. Они, три семьи, сошлись ещё в распределительном лагере. Вместе переехали в один город, даже поселились недалеко друг от друга. Общие праздники и будничные заботы сплотили их, сделали почти роднёй. Отношения дали трещину после развода. Лёха и Толик стремились лавировать между своими половинами и Вадимом. Традиция большого сбора по-прежнему сохранялась, и проходил он всегда у кого-то из семейных. Супруги друзей – родные сёстры – не оставляли поползновений оженить мыкающегося, по их мнению, в одиночестве. В первый раз Вадима позабавила такая забота о ближнем. После второго он зарёкся участвовать в совместных торжествах. Но и дуэт свах изменил методы борьбы за счастье Вадима. Теперь они разрабатывали и организовывали случайные встречи. Сама жертва признала их профессионализм. Если бы не длинный, чем положено, язык приманки, то от визита в Standesamt (паспортный стол. – Прим. авт.) Вадим не отвертелся бы. После этого инцидента он прекратил контакты с «бывшими», что грозило обрушить последнюю традицию – преферанс под пиво. Несколько раз друзья навестили Вадима тайком. Но, вероятно, после ультиматума своих жён прекратили это делать.

***

Тишина становилась угнетающей. Чувство покинутости и вполне осязаемой безысходности обвило его в удушающих объятиях и не давало ему уснуть. Лишь на рассвете уставшего от борьбы Вадима догнал сон. И какой! Шторм, кораблекрушение и он, обессиленный, барахтается среди огромных волн.

Напуганный ночным видением Вадим сорвался с постели и устремился к открытому настежь окну, за которым разгоралось летнее утро. Надышавшись прохладой, он успокоился. «Что ж, – подумал Вадим, – какое ни есть, а всё же начало дня. Надо придать ему более оптимистическое направление». Ближе к полудню он вышел прогуляться.

Он выбрал почти забытый маршрут, пожелав увидеть изменения, если таковые встретятся. Примерно в получасе ходьбы Вадим не обнаружил швейную мастерскую. Он даже прошёл вперёд с десяток метров и вернулся. Удостоверился. Всё правильно. Это здесь. Немного дальше как стоял, так и стоит магазин «Лидл». Его рекламу невозможно не заметить. Через дорогу, прямо напротив – итальянское кафе. Там всегда отличное мороженое под Челентано. А когда-то, пару лет назад, он ушивал в этой мастерской рубашку. Кстати, именно ту, в которой прогуливался. Там же познакомился с очередной пассией. Её порядковый номер безвозвратно стёрся из его памяти.

Теперь на месте мастерской обосновалось турагентство. Вадим увлёкся изучением рекламных плакатов, пытаясь при этом ответить на два известных вопроса: кто виноват в случившемся вчера и что делать, чтобы этого не повторилось. Вариант обвинить всех или сделать вид, что всё в порядке, ничего не даст. Он и не собирался бежать от себя. Иногда надо остановиться или даже сойти с устоявшейся колеи только для того, чтобы взглянуть на себя со стороны. «Возможно, – размышлял Вадим, – решение первой задачи поможет справиться и со второй. Осталось выбрать место, где должно произойти это эпохальное событие. Франция, Италия, Испания… Конечно, неплохо. Но я там уже отметился. Что бы такого новенького?» Вадим обратил внимание на Мальту. Остров, по его представлениям, отлично подходил для избавления от проблем, связанных с одиночеством. Симпатичная сотрудница, Beata Dombrowski – так значилось на табличке, прикреплённой к блузке, – сама открыла дверь и спросила, заинтересовало ли что-нибудь господина. Он так долго стоит, читает и не заходит. Вадим, загипнотизированный её большими зелёными глазами и неподражаемым польским акцентом, выпорхнувшим из её губ, вплыл в офис. Ещё на улице он уже определился, куда отправится. Под предлогом отдохнуть от жары Вадим со стаканом ледяной воды, устроившись в прохладном кожаном кресле с высокой спинкой, обдумывал, пригласить ли ему Беату слетать до Мальты и обратно. «С нашими дамами такие номера проходили. Правда, на короткие расстояния и ненадолго. Какой-нибудь соседний город, утром туда, вечером обратно. Бывало, что и ночь прихватывали. Но на Мальту? На две недели? С иностранкой? Я вполне допускаю, что мой немецкий намного лучше, чем её русский, но, слыша её немецкий, он нервно курит в сторонке. Нет, Беата останется на после возвращения. Надо же с кем-нибудь улучшать язык. Что-то я отвлёкся», – вернулся Вадим к цели визита.

Договор подписан, билеты заказаны. До вылета ещё шесть дней. Вадим ломал голову, на что их употребить. Оформить отпуск? За полчаса вразвалочку. Собраться – только подпоясаться. За годы «раскольцованной» жизни он преуспел в двух обязательных для такого существования вещах: пикапе и всегда иметь соответствующий обстановке дежурный прикид. Сначала Вадим взялся обдумать злободневные вопросы, к которым добавился ещё один – как он дошёл до жизни такой. Головной боли становилось больше, лекарство пока не найдено, а дни убывают. Потом он выскребал информацию о Мальте: где-то что-то читал, вспоминал то, что ещё не забыл. Такой подготовительной лихорадкой Вадим переболел единожды – перед первым после развода свиданием. Коснувшись его, он стал возвращаться мысленно к остальным.

Сколько их было, он и сам не смог бы сказать. Вадим восстанавливал в памяти только в какой-то мере исключительные. Хотя и таких набралось немало. Вывести некий общий знаменатель из расставаний пока не получалось. Запутавшись в борьбе со следствиями, Вадим обратился к поиску причин. «Час зачатья я помню неточно, – пришли на ум слова из песни, – но он и не нужен. А «школьные годы чудесные» будут в самый раз. Вот с них и начну». Итак, школа. Весьма скромный, но с богатой историей городок, затерявшийся на просторах советской империи. На его окраине, как раз на той, не до конца стёртой грани, за которой начинается деревня, – дом, построенный родителями Вадима. У них, работавших тяжело и много, не всегда доходили руки до воспитания трёх сыновей. Они вполне удовлетворились бы тем, что никто из детей не попал бы в плохую компанию. Если за двух старших родители переживали, то за младшего, Вадима, были абсолютно спокойны. Иной раз отец выражал недовольство его несвойственным пацанам поведением. Дескать, ремня всыпать не за что. Точно как в сказке. Старший умный. Средний – так и сяк. А младший… Ну не то чтобы совсем. На самом деле отец своим ворчанием прикрывал гордость за тихоню и надежду на то, что этот книгочей пойдёт намного дальше, чем родители-трудяги и братья-шалопаи. И Вадим не обманул ожиданий отца. Внешне всё выглядело великолепно. В аттестате среди пятёрок затесалась, не иначе как по недоразумению, пара четвёрок. В итоге – серебряная медаль. Но явные успехи Вадима не скрыли от родителей и братьев его замкнутости. Никаких компаний. Ни плохих, ни хороших. Сам по себе. От книги к шахматам и обратно. Однажды отец обнаружил в какой-то из читаемых на тот момент книг Вадима его стихи. Так он узнал, что его сын влюблён. Поговорив с Вадимом, отец выяснил, что тот испытывает высокие чувства к однокласснице, имя которой так и осталось неизвестным. Опираясь на свой небогатый воспитательный опыт, отец сказал только: «Не наделай глупостей, сынок. И пусть это не мешает учёбе». Вадим с отцом полностью согласился. Учёба – дело святое. А под самой большой глупостью он тогда понимал наколку. Но вместе с тем Вадим из книг и фильмов – других источников у него не имелось – знал, что женщин привлекают мужчины незаурядные, способные поразить, удивить чем-то ещё кроме внешности. Борцы, баскетболисты, гитаристы, даже футболисты вызывали у Вадима зависть и ревность. Не рассчитывая сразить сверстниц шахматными умениями, он, скорее от отчаяния, продемонстрировал им свои поэтические таланты. И – о чудо! Прежние девчачьи кумиры пали. Вадим стал школьной знаменитостью. И оставался ей ровно до того, как в его классе появился гений математики. В одной из книг Вадим подхватил sic transit gloria mundi (так проходит мирская слава. – лат.). Эта фраза так и осталась бы красивой, но далёкой, не увидь он, как это выглядит в жизни. Вадим замкнулся ещё глубже и глуше. Ладно, если бы среди ренегаток не оказалось той, кому он тайно посвящал стихи. Но она вдруг обнаружила у себя тягу к математике и точным наукам. Пока Вадим собирался тайное сделать явным, она вместе с гением перешла в школу с математическим уклоном.

Оставшиеся два года до последнего звонка Вадим посвящал исключительно учёбе. Ровность в общении, граничащая с равнодушием, привела к тому, что выпускным вечером песня о десяти девчонках и девяти ребятах изменилась в сторону дефицита первых, и Вадим, за неимением пары, пригласил на вальс преподавательницу литературы. Во время танца она предложила Вадиму заглянуть в городское литобъединение. Он и сам хотел туда зайти, но непререкаемый и заслуженный авторитет официального городского поэта, без выступлений которого не проходил ни один праздник, завораживал и отпугивал его. Вадим поведал Альбине Николаевне о своих опасениях. Куда ему, желторотику, претендовать на внимание члена Союза Писателей СССР! Тем не менее Альбина Николаевна настояла. «Леонид Алексеевич, безусловно, глыба, но точно не сноб. К тому же тебе, как начинающему автору, критика мастера будет полезна», – сказала она Вадиму, когда тот провожал её к учительскому столу.

До вступительных экзаменов в университет ещё оставалось время. Вадим, боясь собственной тени, понёс на суд маэстро свои стихи, собранные за годы учёбы в школе. Он выбрал момент, когда глава литобъединения остался один. Смущаясь и краснея, Вадим представился и попросил Леонида Алексеевича посмотреть его работы. Мастер устроил полный разгром. Тетрадь Вадима истекала кровавыми потоками поправок и замечаний. Он понял, что комментарии его или мэтра излишни. Однако Леонид Алексеевич посоветовал не делать поспешных выводов, больше читать, учесть его замечания и попробовать писать прозу. «Если мне в чём-то и везло в жизни, то на встречи с хорошими людьми. А что же со школьным периодом? Там всё в порядке. Первая влюблённость. Как ей положено, неразделённая. Тренировочная. Объект проверил у себя наличие чувств и остался доволен», – подвёл Вадим черту под годами, проведёнными в школе. А за окном уже занималась малиновая заря нового дня. Дня вылета на Мальту.

***

C борта «Люфтганзы» Вадим окунулся в июльскую жару, от которой плавился асфальт. После всевозможных проверок и контролей туристы покинули здание аэропорта. На выходе их встретили представитель турагентства и шофёр.

Около часа петляния по всевозможным серпантинам водитель-итальянец самозабвенно терзал пассажиров программой, составленной из репертуаров Ла Скала и Сан-Ремо. А в отеле знакомая рутина: оформление, расселение, инструктаж по технике безопасности и некоторым особенностям местной жизни. Все прибывшие хотели на море и стойко переносили эти временные трудности. И были щедро вознаграждены ласковым солнцем, начавшим сбавлять интенсивность, мягким шёлковым ветром, неповторимым шелестом, доносившимся с пляжа. Вадим обратил внимание, что на ногах аборигенов и маскирующихся под них приезжих – кожаные или брезентовые сандалии на толстенной, похожей на платформу, подошве. Купил. И не пожалел, так как почувствовал в прямом смысле на собственной шкуре смысл фразы из путеводителя о том, что Мальта – группа островов вулканического происхождения. Пляж – сплошная галька. Не поваляешься. Либо стоять, либо принимать водные процедуры. Во время одной из них Вадим поранил ногу и основательно поостыл к барахтанью в бурлящем от перенаселения море. Раны мало-помалу зажили, но из-за сильного ушиба щиколотки он ещё какое-то время ковылял сначала по ближайшим вокруг отеля кварталам, а позже стал углубляться и в город, и в остров. Так Вадим обнаружил в путеводителе одно, но зато очень большое белое пятно. Конечно, его авторы не могли знать о выставке миниатюр Дюрера, приехавшей из Нюрнберга три дня назад. Но пропустить музей инквизиции, единственный в Европе, между прочим – слишком непрофессионально. Авторов путеводителя прощало только то, что все остальные достопримечательности Вадим обнаружил именно там, где им и следовало находиться. К тому же он подглядел несколько бытовых сцен, характерных не только для Мальты, но и для других похожих мест. Например, трёх женщин преклонного возраста, стоявших в воде и о чём-то беседующих. Привлекательность этой ситуации заключалась в том, что дамы не касались ногами дна. Правда, одна из них всё же пользовалась спасательным кругом. Вадим, невольно засмотревшись на эту репризу, попытался понять, о чём идёт речь. И сделал ещё одно открытие: на Мальте не два официальных языка, английский и итальянский, а три: ещё местный, мальтийский, напоминающий арабский. Вадим улыбнулся. Как эти пожилые мальтийки похожи на ровесниц-немок, сидящих за кафешным столиком под зонтом или навесом где-нибудь на Вилли-Брандт-плац или Бисмаркштрассе и, прихлёбывая полурастаявшее мороженое, перемывающих косточки соседям, начальству, мужьям или зятьям! Азарт искателя и наблюдателя способствовал выздоровлению.

Тем временем отпуск неумолимо заканчивался. За день до вылета in seine geliebte Heimat (на свою любимую родину. – нем.) Вадим собрался попрощаться с гостеприимной Мальтой и прекрасным, хотя и своенравным морем. По рекомендации знатоков он выбрал бухту Голден-бей, единственный на острове искусственный пляж с песком. Перспектива покрывать синяками тело от валяния на гальке и снова травмировать о камни едва зажившие ноги абсолютно не привлекала. Добрался. За две недели отпуска Вадим так и не смог привыкнуть к отсутствию в этом райском уголке правил дорожного движения. Радуясь обжигающему ступни песку, он перебирал ногами, словно лыжник. Остановился, огляделся. Не найдя претендентов на место под солнцем, бросил коврик. А на него – шорты, льняную рубашку. И придавил всё местным сувениром, тяжеленными кожаными сандалиями.

Вадим подошёл к воде. Сверху его поливало теплом солнце, снизу ласкало хоть и прогретое, но прохладное море, а тело окутывал нежный бриз. Когда прохлада моря и нега бриза начали уступать солнечным лучам, Вадим сделал несколько шагов, надеясь, что погружение восстановит равновесие. Дно залива оказалось пологим. Вадиму не оставалось ничего кроме продвижения вперёд на достаточную для плавания глубину. Идти пришлось долго. Вскоре он уже едва мог слышать звуки, доносившиеся с пляжа. Пока Вадим измерял глубину залива, приятный, ласковый бриз превратился в шаловливый ветерок. На небе показались облака, сначала белые и плоские. Незаметно они, спускаясь к воде, становились объёмными, словно в 3D-изображении, светлыми сверху и тёмными снизу. Шаловливый ветерок уже наглел и дерзил. Поднялись волны, разводя Вадима на «слабо». Не считая себя хорошим пловцом, он всё же ринулся в их объятия, где совсем позабыл про время. Небо и море слились, демонстрируя все оттенки серого. Ветер хохотал от вседозволенности. Впервые в жизни Вадим увидел волны выше своего роста. Раскрывая свой зловещий зев, они заглатывали его, унося дальше и глубже в пучину. Вадим с трудом выныривал, хватал воздуха и снова щепкой уносился прочь. Вдруг он ухватился за канат. Заходя на глубину, Вадим иногда спотыкался о него, но, чертыхаясь, шёл дальше. Невзирая на проклятия, канат стал для борющегося с волнами пловца единственной, узкой, но твёрдой дорогой к спасению. Держась за канат, Вадим продвигался к суше, ориентируясь на прозрачность воды над собой. Наконец он кончиками пальцев ног дотронулся до дна и понял, что всё закончилось. Обессиленный до предела, Вадим выполз на мокрый от облизывания штормом, но твёрдый берег. Превозмогая усталость и скрипя песком на зубах, он перевернулся на спину. Свет, яркий свет раздирал ему веки. «Здравствуй, жизнь!» – шевелил он губами, представляя, что кричит. Вадима, изрядно просоленного изнутри, мутило. Когда он встал на четвереньки и прошёл немного вперёд, подальше от воды, его вытошнило. Вадим поднялся во весь рост. Несмотря на слабость и головокружение, он твёрдо стоял на ногах. Оглядевшись, увидел размётанные по пляжу детали своего бивуака. Собрал, оделся. Рассудив, что отсюда до отеля намного ближе, чем до Киева, Вадим останавливал всё, что движется, и, показывая визитку своего пристанища, говорил «Пожалуйста!» на всех языках, какие знал. На ресепшене он услышал по новостям, что во время шторма один человек пропал без вести, вполне вероятно, что утонул. «Этим несчастным вполне мог оказаться я», – подумал Вадим. Эта простая и страшная мысль отрезвила его. Вдогонку пришло угрызение совести. За две недели он так и не вспомнил о данном себе слове разобраться в причинах сложившейся перед отпуском ситуации. «Значит, остров должен быть необитаемым, – горько улыбнулся Вадим. – Что ж, придётся уже дома нагонять упущенное».

2

Вадим подошел к плите и включил чайник. Когда тот, закипая, зашумел, Вадим принялся греть о него руки, так как всё внутри холодело и замирало от осознания того, что ещё менее суток назад он стоял на том пороге, через который не переступить назад. Чайник закипел. Вадим налил чая и добавил в него пару колпачков рома. От холода его начало трясти. Он остро, словно до крови поцарапавшись гвоздём, ощутил случайность, краткость и бессмысленность жизни. Вадим пригубил чай и закурил. Подогретые градусы разносили по телу тепло и спокойствие. «Случайность? Согласен. Краткость относительна, – размышлял Вадим. – Бессмысленность? Такое признать как минимум обидно. Положим, вчера мне было не до раздумий. Сегодня возможность дышать, слышать видеть, чувствовать – объяснить везением – значит ничего не понять или не хотеть понять в произошедшем. Кто-то или что-то, назовём его Провидением, даёт мне шанс наполнить существование смыслом».

Вадим, захватив чашку с чаем и сигареты, вышел на балкон. На шёлковом парашюте сумерек медленно опускался сочный летний закат. «Итак, на работу только через три дня. Можно и со смыслом жизни разобраться», – накапливающиеся градусы стимулировали оптимизм Вадима. Но они же и завели в дебри. Извлекая из памяти всё, что хоть как-то подгонялось под ответ, Вадим вспомнил и любимое выражение его бывшей жены: «Если вы ищете смысл жизни, то вам срочно надо к врачу. Если вы нашли его, то медицина уже бессильна». «Как-то цинично, – сделал вывод Вадим, – хотя что взять с этих любителей человечьих потрохов?» Вызвавший напряжённую физическую усталость эмоциональный шок и отяжелённый алкоголем груз нерешённых проблем привели Вадима в полусонное состояние. Еле передвигая ноги, он добрался до спальни. Увидев подушку и одеяло, рухнул и моментально отключился.

Рано утром свежий, непрогретый ветерок, залетевший в открытое окно, и птичий переполох, радостно приветствующий рассвет, разбудили Вадима. Он чувствовал бы себя совсем хорошо, если бы не увиденное во сне. Снова море завлекало Вадима дальше от берега, снова волны из ласковых котят превращались в свирепых тигров. Снова он, потеряв надежду, хватался за канат и чуть живой выползал на берег. Солнце, поднимающееся к зениту, пробуждало город. Становилось шумно, оживлённо. «А что изменилось? – подумал Вадим. – Из одного моря попал в другое, житейское». Вадим обнаружил, что у второго имелись отличия с намёком. Пена у волн выглядела как переплетённые вопросительные знаки. А канат, сначала самый обычный, превратился в руку. У Вадима сразу появилось ощущение, что она женская. «К вопросам нет вопросов. Вот нагородил, – фыркнул на себя Вадим. – В смысле, всё ясно. От них никуда не деться. Надо искать ответы. А женская рука? Ответы даст женщина? Или подскажет, как их найти? Значит, снова cherchez la femme. Не то чтобы мне этого совсем не хотелось. Цель какая-то необычная. Тогда что же, и женщину надо искать соответствующую? Это что-то новенькое. Где же её взять? А что, если…? Тоже вариант. Новое – хорошо забытое старое. Или недостаточно хорошо рассмотренное прошедшее».

Вадим с чашкой кофе и сигаретой стоял на балконе и, наблюдая за уплывающими облаками, предавался воспоминаниям. «К школе возвращаться не буду. Я с ней разобрался до Мальты. Следующая остановка – универ. Итак, она звалась Татьяна, – Вадим скривил рот в саркастической полуусмешке. – Мимо. Два года я её, типа, любил. Она связалась с каким-то то ли фарцовщиком, то ли цеховиком. Когда её дружка захомутали, Танюша срочно перекрасилась и стала дружить со следаком. Года через три следака завалили, а её «удочерил» ментовский полкан, зампрокурора города. Это всё, что я о ней знаю. Да мне больше и не хочется. На последнем курсе универа я познакомился с Варварой. Она тогда заканчивала интернатуру. Остановка – школа, семья. Попрощавшись с alma mater, прибыл на место работы. Педколлектив сплошь состоял из очередников на пенсию. Поэтому на погоняло «сынок» я не обижался. Симпатии старшеклассниц мне, конечно, льстили, но я держал дистанцию. Может, помощь отсюда? Что-то из области малонаучной фантастики. К тому же стремительно развивавшийся роман с Варварой вскоре завершился совместным прослушиванием в ЗАГСе самого известного произведения Мендельсона».

Вадим глубоко затянулся сигаретой и затушил её в пепельнице.

«Догерманский период брака делился на несколько частей. Часть первая – романтика. Равноправие, рождение дочери. Часть вторая – прагматика, карьерный рост супруги, защита диссертации, научная степень. Часть третья – стагнация. Жёсткое подавление протестных настроений. Надежды, связанные с переездом. Германский период брака. Вынужденный паритет, вызванный потерей Варварой доминирующего положения. Заведующая отделением в клинике, кандидат наук – да в медсёстры! Чисто фэйсом по тэйблу, – Вадим допил остывший кофе и направился в комнату. Пустая чашка оставлена на компьютерном столе. Вадим лёг на диван, уставившись в  потолок. – Вот-вот, из князи, так сказать, в грязи. Я тогда малость приподнялся. Начал работать комендантом в школе. Вроде и место знакомое, да работа другая. А Варвару, видать, переполняли униженные и оскорблённые амбиции. Иначе как объяснить её служебный роман с профессором и уход из семьи? Можно только удивляться, почему она так долго с этим тянула. Мы давно жили по инерции, создавая видимость образцово-показательных отношений. И всё из-за дочери. Я и Варвара гордились нашей Лизкой. Она училась на отлично и там, и здесь. Окончила университет. Получила степень магистра биологии. На этом карьерный рост остановился. Его причина лишь на время сплотила нас. Мы оба комплексовали из-за фамилии. Варвара предлагала свою, я – моей матери. А всё оказалось намного проще. Лиза проучилась год по обмену в Австралии. Теперь она Элизабет Флемминг, всё так же магистр, но не за горами и докторская степень. Преподаёт в университете Сиднея».

Вадим встал с дивана и подошёл к комоду рядом с компьютерным столом. С трёх фотографий на него смотрела Лиза: первоклассница с большими белыми бантами, прилежно сидящая за партой, выпускница гимназии и учёная дама, красивая и женственная, вместе с мужем и сыном. «Три фотографии, три страны, три человека, – задумался Вадим. – Откуда же мне ждать помощи? Ладно, дочка, у тебя свои заботы. Мне бы только со Стёпкой английский подтянуть. По скайпу, а лучше вживую». Он взял фотографию внука и на обороте прочёл To dear granddaddy, а ниже старательно выведенные детской рукой печатные буквы – дедушке и подпись Steven.

Вадим снова вышел на балкон. Близился летний полдень. На бледно-голубом небе маялось безнадёжно отставшее от своей стаи белёсое облачко. Внезапно пришла идея прогуляться пару часов, пока нет жары, и заодно перекусить. В душном и шумном «Макдоналдсе» Вадим наскоро проглотил гамбургер, запив маленькой «фантой». Выйдя на улицу, он почувствовал облегчение. Бесцельно бродивший прогретый ветерок лениво имитировал движение воздуха. Вадим укрылся от надвигающегося зноя на скамейке в парке. Ему не хотелось оставаться наедине со своими мыслями.

После того как бывшая жена и занятая дочь выбыли из воображаемого списка претенденток на место спасительницы, способной объяснить причины внезапного «штопора», у Вадима остались только не до конца оценённые. Он их всех решительно отклонил, обосновав тем, что если отвергнутая женщина никогда не станет благодетельницей, то отвергнувшая – тем более. Рассудив, что на сегодня достаточно головоломок, Вадим испытал желание побаловать себя чем-нибудь приятным. Прежде чем направиться домой, он пойдёт в турагентство в надежде увидеть Беату. И повод – поблагодарить за отпуск – уже оттопыривает карман. На пороге Вадим столкнулся с выходившей женщиной, показавшейся ему знакомой. Более того, у него создалось впечатление, что женщина испытывает те же ощущения. Стремительно выйдя из турагентства, она на несколько секунд остановила на Вадиме взгляд. На её лице промелькнуло предчувствие догадки. Женщина быстро повернулась и направилась к машине, стоящей метрах в пятидесяти. Вадим по только ему известным признакам определил, что её обуревают сомнения. Теперь он знал точно – их дороги как минимум раз в жизни пересеклись. Но женщина не числилась в его списке, в этом он мог поклясться чем угодно. Следовательно, у него оставалось времени ровно на эти пятьдесят метров до машины. Вадим шёл за незнакомкой, обдумывая, как начать разговор. Все варианты, прежде работавшие безотказно, его не устраивали. Увидев, что женщина взялась за ручку двери, он произнёс первое, что пришло в голову.

– Entschuldigen Sie bitte, wie spät ist es? – и был сражён услышанным:

– Здравствуй, Вадим.

Женщина не стала дожидаться, пока Вадим придёт в себя от внезапно прозвучавшего желаемого им ответа, и продолжила:

– Я – Виктория Вассерман. Помнишь такую? Меня как только не называли: и Вассерфрау, и русалка, а ты один обращался ко мне…

– Виват, Виктория! – подключился оживший Вадим. – А как ты меня вычислила?

– Давай заедем ко мне в офис и поговорим. Не против?

Вадим не возражал, и минут через пятнадцать машина остановилась возле двухэтажного кирпичного здания. Пока хозяйка ставила авто в гараж, Вадим уже прочитал на табличке при входе Dipl. Psychologin Viktoria Wassermann. Praxis für Psychoanalyse, и его охватило ощущение неслыханной удачи, сравнимое с тем, когда во время шторма он ухватился за спасительный канат.

– Первое знакомство состоялось? – улыбнувшись поинтересовалась Виктория, открывая дверь. – Прошу.

– Вика, я ошеломлён. А твой офис двухэтажный? – спросил Вадим, стараясь побороть волнение.

– Нет. На втором этаже квартиры – моя и сына, – Виктория вставила ключ в замок двери своего кабинета.

Они вошли. Кабинет состоял из двух комнат и кухни. Каждое помещение имело имя: «говорительное», «отдыхательное» и «закусительное». Виктория и Вадим расположились в последнем. Хозяйка метала на стол яства и оживлённо стрекотала о жаре, обещаниях синоптиков дождя на завтра, о выставке фламандской живописи через неделю. Вадим не сводил с Виктории глаз. Страшно сказать, сколько времени тому назад они потеряли друг друга из вида. Чаще всего о годах говорят, что они не щадят человека. Но в случае с Викторией всё наоборот. Годы щедро одарили её красотой и молодостью, отобранными у других. Наконец Виктория присела, перед этим сделав жест, приглашающий угощаться. Вадим наполнил бокалы прохладным «Бужоле» и принялся расчленять пиццу, на которую Виктория положила кусочек сыра бри. Себе она набрала салата. Хозяйка и гость чокнулись бокалами и занялись едой. Повисла тишина, изредка нарушаемая безликими вопросами и бесцветными ответами.

– Рассказывай, – Виктория, почувствовав, что она сейчас очень нужна Вадиму, просто, без реверансов предложила ему выговориться. Вадим сделал большой глоток вина, посмотрел в окно, наполовину закрытое жалюзи.

– С окончания первого курса? Или попозже?

– О твоей жизни до Германии я в общих чертах знаю. О том, как у тебя сложилось в Германии.

Вадим, несмотря на радость от встречи с Викторией и надежду на получение ответов на мучившие его вопросы, испытывал внутренний дискомфорт. В университете он был влюблён в подругу Виктории Татьяну. Викторию он скорее уважал за способность учиться легко, быстро и успешно. Но та комплексовала из-за невзрачной, по её мнению, внешности. Именно тогда для придания уверенности Вадим обратился к ней «Виват, Виктория!» И приветствовал так всякий раз, встречаясь во время учёбы, вплоть до перевода Виктории после первого курса на юридический. Эта пара подружек убедительно иллюстрировала распространённое мнение о том, что красивая девушка выглядит ещё красивее на фоне умной подруги. Чтобы скрыть волнение, Вадим предложил перекурить. Виктория пригласила на террасу, где под навесом и приспущенной маркизой находились стол и три шезлонга.

– Ничего сверхъестественного. Десятый год работаю в школе завхозом. Это, конечно, не преподавание. Но есть возможность подработки репетиторством. Сама понимаешь, по-чёрному. Разведён. Дочь в Австралии. Преподаёт биологию в университете. Замужем. Есть сын. Мой внук то есть. Но не это меня волнует.

Вадим прикурил новую сигарету от предыдущей.

– Я так и поняла, что анкета – всего лишь вступление. Успокойся и выкладывай.

И Вадим выложил всё. От дня рождения в одиночестве до сегодняшней встречи. Виктория погрузилась в рассказ, прикрыв глаза ладонью. Когда Вадим закончил, она ещё несколько секунд сидела неподвижно.

– Ситуация, в общем-то, типичная. Как правило, люди, попавшие в такие переделки, более внимательно пересматривают и более строго переоценивают свою прежнюю жизнь. И, поскольку ты уже здесь, – Виктория улыбнулась, – я постараюсь помочь тебе в этом. Поговорим, о чём ты жалеешь.

– Странная тема, – заметил Вадим.

– Очень даже уместная. Жизнь бежит к закату. Случай на Мальте открыл для тебя возможность сосредоточиться на том, что могло бы ещё придать силы, чтобы сдержать этот бег.

– Например?

– Жалеешь ли ты, что много работал?

– Нет. Там была у меня любимая работа. Здесь – хорошо, что она вообще есть. Думаю, что в этом отношении у меня перспектив нет.

– Жалеешь ли ты что не имел смелости выражать свои чувства?

– Скорее нет, чем да. Язык мой, в смысле, немецкий – «и не друг, и не враг, а так». А вообще-то, с  этим всё в порядке. Дипломатия – не мой конёк.

– Жалеешь ли ты, что не поддерживал отношений с друзьями?

– Вика, я таким званиями не разбрасываюсь.

– Я тоже. И тем не менее. С теми, кого ты считаешь друзьями.

– Наверное, всё-таки да, – Вадим снова закурил. – Знаешь, Вика, я полагал, что если я могу в любое время откликнуться на их зов, то и они всегда должны находиться в ожидании моего. Вероятно, это моя ошибка. Я пренебрегал такими обыденными вещами, как посидеть с пивом, почесать языками. Друг познаётся в беде. А если беды нет, то и друзей тоже.

– Беды бывают разные. И, вопреки поговорке, они редко сыпятся как из рога изобилия. А друзья всегда должны быть. На все случаи жизни. Или на все виды бед. Твоя ошибка в том, что ты каждого кандидата в друзья экзаменуешь с пристрастием. А для начала дружеских отношений иногда достаточно улыбки, доброго слова, бескорыстной помощи. Возьми это на заметку.

Вадим, соглашаясь, кивнул. Виктория продолжила.

– Жалеешь ли ты, что не позволял себе быть более счастливым? Само собой, как ты себе это представляешь.

Вадим задумался. Он даже встал и сделал несколько шагов по террасе. Зной загнал его под навес. Вадим немного постоял, опершись на шезлонг, и сел. Виктория терпеливо и внимательно следила за его передвижениями.

– Что для меня счастье? Седьмой год один… Наверное, всё-таки семья.

– Что ещё? Ты сделал выбор.

– Самодеятельная художественность, – Вадим попытался пошутить, но при этом грустно улыбнулся.

– Жалеешь ли ты, что не имел смелости жить жизнью, которая была тебе по душе, что жил так, как от тебя ожидали окружающие?

– Ты знаешь, – неуверенно начал Вадим, но тут же твёрдо, словно отрезав, произнёс, – да. Я, сдавая позиции, каждый раз придумывал оправдания. Занимался волейболом. Получил по морде мячом со всей дури. Переквалифицировался в шахматисты. Волейбол и шахматы какое-то время шли вместе. Три года протоптался перед первым разрядом. Не взял. Остыл. Принёс одному литературному светилу свои стихи – он от них камня на камне не оставил. Писать я не бросил, но всегда спиной чувствую взгляд моего критика. Потом универ. Любовь-морковь. От депрессии к учёбе. Потом снова любовь. Брак. Жена делала карьеру, у меня – семья и работа. Какие тут увлечения? Через некоторое время всё устаканилось. Вспоминал свои потуги самовыражения как ошибки молодости.

– Но ты не прочь ещё раз ошибиться? Если да, то как?

– Эх раз, ещё раз, ещё много, много раз! Конечно же, не прочь. В шахматах сильно отстал. Сейчас только правила и помню. Думаю, литература. Написать что-нибудь вроде «Воспоминания вечно подававшего надежды».

– Подведём итоги. Есть три направления, на которые тебе надлежит обратить пристальное внимание: дружба, семья, творчество. С этими проблемами можно справляться как по отдельности, так и вместе. Первые две решаются практически одинаково. Как? Увиденные тобой ошибки помогут выбрать способ.

– Спасибо, Вика. И всё-таки, как ты меня вычислила?

– Давай не здесь, – Виктория встала и улыбнулась. – Гражданин, пройдёмте.

 

Вадим и Виктория вернулись в дом. Через «говорительное помещение» они вошли в «отдыхательное» – небольшую комнату, представляющую собой личные покои. Диван, два шкафа, один из которых книжный, у окна письменный стол с компьютером и фотографии. Много фотографий – им отдана почти вся свободная стена. Виктория села на диван и запрокинула голову на мягкую спинку. Вадим, не произнеся ни звука, принялся изучать домашний иконостас. Задерживая взгляд, он вспоминал свою жизнь. Родители Виктории так же, как и его – типичные работяги. Детский сад, новогодний утренник. Вика – снежинка. Знакомо. Он в своё время отпрыгал зайчиком, а в последний раз явился Незнайкой. Школа. Несколько снимков с линеек разных лет. Вика-выпускница держит аттестат над головой. Вика и Таня – подружки. Университет. Такой Вадим и запомнил Викторию. Других её фотографий у него не имелось. Дальше начиналась её жизнь, о которой он совсем ничего не знал. Однокурсники, картошка, диплом. Это ясно. А вот его свадьба с Варварой.

– Вика, откуда у тебя фотка с моей свадьбы?

– Моя тётя работала в том ЗАГСе, где вы расписывались, а её сын – фотограф.

– Понятно. А я уже подумал… Да и на следующем снимке ты в форме лейтенанта милиции.

– Я тогда начала работать следователем. Пробыла им недолго. До декретного отпуска.

– А, вижу. Ты с малышом. А…

– Муж погиб. Он служил опером. Максимке только полтора года исполнилось. Я после этого ушла из прокуратуры в юрисконсульты. Заочно выучилась на психолога и два года до переезда в Германию работала в школе.

– А в Германии?

– По-всякому, – Виктория встала с дивана и подошла к Вадиму.

– Я не покажусь слишком любопытным, если попрошу рассказать подробнее?

– Нет, нисколько. Сначала уборщица в нескольких местах, среди которых адвокатская контора и кабинет психолога. Какое-то время заменяла секретаршу у адвоката. Потом секретарша. Мой диплом психолога подтвердили. Я организовала свой кабинет. Как видишь, получилось.

– Вика… – Вадим неожиданно повернулся лицом к женщине и попытался обнять её. Но она, казалось, ждала этого и сложила руки на груди.

– Не надо, Вадим, портить такой прекрасный день. Садись и послушай, – Виктория усадила его на стул. – Если бы ты это сделал много раньше, на первом курсе… Я была в тебя тихо и безответно влюблена. А ты предпочёл вертихвостку Таньку. Но я тебе благодарна. Ты сказал тогда, наверное, самые нужные для меня слова: «Виват, Виктория!» Они мне помогали там выжить после гибели мужа, а здесь выдержать конкуренцию любовниц моего шефа. Да, Вадим, я стала одной из них. Такой же, как и в случае с тобой – незаметной и ни на что не надеющейся. Но стоило моему патрону обзавестись неизлечимой болезнью, всех его пассий сдуло как листву с дерева осенним ветром. Я осталась одна. Он предложил мне стать его женой. А я ему ответила… примерно как тебе. Не надо портить отношения браком. Я и так ему верна. Он помог мне с офисом и жильём. Он оплатил учёбу моему сыну. И Максим работает в его конторе. Так что, Вадим, я замужем. В браке главное не штамп, а ощущение себя в браке. Рассказывая о Мальте, ты сделал сильный акцент на канат и выразил желание найти такое же спасение в море людей. А ты сам готов быть спасением для кого-нибудь?

– Вика, я, как пионер, всегда готов, но для кого?

– Начни с себя.

Вадим встал со стула и посмотрел Виктории в глаза:

– Я могу тебя считать своим канатом, пока не найду кого-нибудь?

– Конечно, – Виктория обняла Вадима и поцеловала его в щёку. – Как сестра брата.

– До свидания, сестра.

Виктория, сославшись на то, что выпила вина, предложила вызвать такси. Время до его приезда прошло за разговорами на нейтральные темы. Вскоре прозвучал клаксон. Перед тем как попрощаться, Вадим заметил Виктории, что на капоте машины изображены первые буквы его университетского приветствия или инициалы хозяйки. Женщина молча улыбнулась и подумала: «Или – Вольфганг и Виктория». Дома, разбирая подробности дня, Вадим подвёл неутешительные для себя итоги. Надежда отца на то, что младший сын пойдёт намного дальше, чем родители и братья, воплощена лишь географически. За всю жизнь он сделал для другого человека одно-единственное доброе дело – поддержал, придал уверенности в себе. Сегодня оно, спустя много времени, вернулось к Вадиму именно тогда, когда он в этом нуждался более, чем в чём-то другом. И пришло оно под другим именем. «Начни с себя, – улыбнулся Вадим. – Отличная мысль! Поможешь себе – сможешь помочь другому. Это в моих силах. И я ещё скажу себе: «Виват, Виктория!»

Об авторе:

Начал в школьное время со стихов. После их разбора профессиональным поэтом оставил на время поэзию. В годы учёбы в университете благодаря японским стихам (танка, хокку) вернулся к стихосложению.

1998 год, август, переезд в Германию. Публиковал стихи на различных литературных сайтах. В то же самое время делал первые попытки самовыражения в прозе. С 2015 года – участник литературного объединения немцев из России. Дважды публиковался в альманахе этого объединения. В октябре 2019 года вышел первый сборник рассказов.

 

 

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: