Один день из жизни треугольника

Юрий ГРИГОРЬЯН | Современная проза

Сказка для взрослых, у которых в школе
по геометрии была как минимум твердая тройка

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…

Марш сталинской авиации, 1926 г.

Слова П. Германа, музыка Ю. Хайта

Треугольник располагался к востоку от Многоугольника и, несмотря на значительно меньшее число сторон, по площади превосходил последний во много раз. Он был вообще самой большой из всех известных в то время геометрических фигур.

Треугольник был выкрашен в розовый цвет в отличие от многоцветного Западного Многоугольника и ВЖТ[1] на юге.

Со своими соседями уживался без особых проблем, если не считать бесконечного спора по поводу первой буквы – «В» – в названии южного соседа. В Треугольнике считали, что эта буква незаконно аннексирована и по праву должна входить в их название.

Но все это мелочи.

Внутри Треугольника, так же как и снаружи, преобладали розовые тона, но не потому, что все было выкрашено в этот замечательный цвет, – из-за нехватки розовой краски начальство Треугольника придумало гениальный ход: был принят закон под названием ЗОМБИРО[2]. Большинство обитателей Треугольника охотно надевало предписанные этим законом к обязательному ношению розовые очки, находя в этом массу положительных моментов. Но были и несогласные, отказывающиеся надевать очки. Злопыхатели всячески злословили по поводу закона, переиначивая его суть, дразнили законопослушных граждан – те, дескать, «самозомбируются».

Итак, если не считать этих досадных, но незначительных проблем, все было хорошо. Да что там хорошо! Все обстояло настолько прекрасно, что лучшего вряд ли можно было пожелать.

И вот однажды, когда взошедшее солнце обласкало вершину Треугольника своими утренними лучами, в его пределах раздался голос:

– Как вам нравится этот нежный розовый цвет, Биссектриса?

– Очень мило! – ответила Биссектриса. – Смотришь на карту, и все неприятные мысли исчезают сами собой. Все-таки у этих тупиц из Западного Многоугольника совершенно отсутствует художественный вкус! Надо же додуматься до такого – у каждого угла свой цвет. Кошмар! Правда, Высота?

– Да, пестрая получилась в Зэ-Эм картина. Невдомек им, что нынче в моде однотонное, – подтвердила Высота.

– Представляю, что бы вышло, если бы у нас в Треугольнике каждый угол выбирал себе цвет сам, – почему-то раздражаясь, продолжила Биссектриса свой комментарий по поводу цветового решения фасадов. – Это при нашей-то площади – самой большой из всех геометрических фигур.

– Я вот тут иногда размышляю над идеальным устройством и пришла к выводу, что надо стремиться к тому, чтобы свести количество углов к минимуму, – задумчиво промолвила Высота.

– Это как?! Двуугольник, что ли?

– Ну почему же двуугольник! Я предлагаю сразу замахнуться на одноугольник!

– Вы меня совсем запутали, Высота. Ничего не понимаю. А как же он стоять-то будет без основания, ваш одноугольник?

– А зачем нам основание? Мы и без него устоим. Представьте себе: есть один наш Упв[3], и всё! – пояснила Высота.

– Что всё?

– А вы подумайте. Ну, то есть… конечно, он будет тогда попросту У, то есть Угол. Стороны можно воткнуть в землю поглубже. Они же у углов бесконечные. Таким образом, мы имеем потенциал роста. Между прочим, также бесконечный!

– Ой, Высота, какая вы все-таки умная. Я бы никогда не сообразила, – похвалила подругу Биссектриса и вдруг умолкла в недоумении. – Постойте… А с нами-то со всеми что будет?

– А вот это самое главное! Ну, вам, Биссектриса, опасаться нечего: вы как делили угол пополам, так и будете делить. Если он сам не передумает…

– В каком смысле передумает?

– Ну… понимаете, вдруг ему в голову моч…

Тут Высота смутилась и после небольшой паузы пояснила:

– Я имею в виду, решит, к примеру, что надо делить не фифти-фифти, а скажем…

– Понятно, шестьдесят на сорок, – не дала ей договорить Биссектриса и заверила: – Без проблем!

– Я имела в виду восемьдесят на двадцать, – осторожно поправила ее Высота. – Или даже еще круче… извиняюсь… больше.

– Сколько надо, столько и обеспечим, – не раздумывая, подтвердила свою готовность к выполнению указаний начальства Биссектриса.

– Я в вас и не сомневалась, – удовлетворенно произнесла Высота.

– А… – начала Биссектриса, но Высота перебила ее:

– А остальные… Ну, Медиана, например… вместо основания будет делить просто землю. И чем выше будет расти наш Угол, тем больший кусок земли ей достанется для раздела… Ну, вы меня понимаете.

– Понимаю. Ну а с вами что?.. – осторожно поинтересовалась Биссектриса.

– Спасибо, что моей судьбой озаботились. За меня не следует переживать. Моя работа даже в некотором смысле упростится.

– Да ну?!

– Да. Сейчас я что делаю? Правильно! Измеряю высоту нашего Треугольника и, самое главное, поддерживаю Упва… да что там! Весь Треугольник на мне висит. А в Одноугольнике у меня останется только одна функция – измерение высоты вершины над уровнем моря. Кстати, тут еще кое-какое преимущество возникнет. И в первую очередь оно касается вас. Не догадываетесь?

– Неа.

– В Одноугольнике нам уже не смогут вставлять палки в колеса всякие там из основания и углов при нем. Все они сами собой исчезнут… Да и весь их аппарат упразднится за ненадобностью. Все эти их медианишки, биссектриски, высотишки.

– Гениально! – восхитилась Биссектриса дерзким замыслом, автоматически устраняющим нежелательных конкурентов.

– Ну, это вы уж слишком, – заскромничала Высота, но, подумав, добавила показательно рассеянным тоном: – Хотя… возможно, вы и правы.

Некоторое время обе молчали. Через минуту Биссектриса, очнувшись от мечтаний, бодро, по-деловому спросила:

– И когда вы планируете заняться этой реформой?

– Честно говоря, чем раньше, тем лучше. Но еще не все подготовлено. Такие вещи с бухты-барахты не делаются. Дайте время.

– А мы успеем?

– Решение наверху уже созрело, – понизив голос почти до шепота, сообщила Высота. – Так что ждать осталось недолго.

– Вот бы успеть, – мечтательно протянула Биссектриса.

– А пока суд да дело, мы не должны забывать о текущей работе. Ее еще никто не отменял. Я вот, в частности, слежу за исполнением нового закона. Ну, тот, что в прошлом квартале приняли, ЗОМБИРО.

Тут в разговор вмешался еще один явно заспанный голос:

– Доброго всем утра!

– Здравствуйте, Медиана, – вежливо поздоровалась Высота.

– Но, Высота, я думаю, все обитатели Треугольника сознательные, – демонстративно проигнорировав приветствие Медианы, продолжила тему Биссектриса. – Охотно носят очки. В этом ведь масса преимуществ. Я вот сама прикупила три пары. Одну от этих… как их? Фирма, как ее? Дольче и кабаны… В общем, в переводе на наш треугольный язык «Сладкие Кабаны» называется. Вот посмотрите, цвет – божественный! Я недавно в них на похоронах одной близкой родственницы была, так не поверите – мне хотелось хохотать и танцевать, танцевать и хохотать! – Она весело рассмеялась. – Было просто божественно! Жизнь преображается… Сказка прямо на глазах превращается в быль.

– Хм-м! – громко хмыкнула Медиана.

– Вашими бы устами мед пить, уважаемая Биссектриса. К сожалению, не все такие сознательные. Есть и несогласные… Пока есть!

– Ой, мамочки!

– Да-да, – подтвердила наличие проблемного контингента Высота. —Хорошо хоть, таких немного. И ведь не только сами закон нарушают, это было бы полбеды. Но и других, представляете, подстрекают розовые очки снимать. Зарегистрированы даже случаи насильственного срывания очков с добропорядочных граждан.

– Свинство какое! Тюрьма по ним плачет, – возмутилась Медиана.

– Мы о них заботимся: бесплатно очки раздаем, гарантийное обслуживание за счет бюджета обеспечиваем – а эти неблагодарные государственное имущество – да в мусорное ведро!

– Наказывать надо этих гадов безжалостно! Сажать! Десятку, не меньше! – изрекла Медиана.

– Не беспокойтесь: многие уже поплатились за свою деструктивную деятельность. Но знаете, горбатого могила исправит! Вот ведь пакостники… ведь сидят уже в местах не столь отдаленных. Впору бы успокоиться! Так даже оттуда злопыхают – анекдоты, стишки всякие, порочащие закон, распространяют. Обидно, ей-богу! Мы столько сил положили, пока от идеи…

– А чья идея-то? – поинтересовалась Биссектриса.

– Ну, можно сказать, коллективная. Мы всем отделом ночи напролет спины гнули, до воплощения довели.

– Я тоже полностью измоталась! Устала как собака, – вдруг заныла Биссектриса. – День и ночь напролет только тем и занимаюсь, что честно делю угол пополам. Между прочим, с огромной точностью! И ни слова благодарности! Я… я даже забыла, когда в последний раз чистила зубы. Каждый божий день до седьмого пота делю и делю, делю и делю.

– Хм-м! – опять хмыкнула Медиана. – Эка невидаль! Я, милочка моя, тоже делю.

– Во-первых, я вам не милочка. – огрызнулась Биссектриса. – А во-вторых, всем известно, что вы там делите. И как!

– Что-что всем известно? – забеспокоилась Медиана.

– А то! Основание вы делите. И, между прочим, не точно пополам.

– Я?! Я – не пополам?! Ну знаете ли… У меня просто нет слов! – задохнулась от возмущения Медиана. – Вы посмотрите на нее! Да она просто врет!

– Напротив, это чистая правда, – насмешливо подтвердила Биссектриса.

– Она меня сейчас специально провоцирует. Все видели? – ни к кому не обращаясь, вопросила Медиана. – Беспардонная ложь от первого до последнего слова! Я окончила университет… к вашему сведению, факультет «раздел недвижимости». Защитила диссертацию. Я, между прочим, кандидат наук по делению противолежащих сторон пополам. – Голос ее сорвался, когда она завершила свою гневную отповедь: – Какая-то Биссектриса учит меня, как надо делить.

– Не ссорьтесь, девочки, – остановила начинающую набирать обороты свару Высота Из Угла При Вершине. – Все мы, как-никак, коллеги. Работаем на общее дело.

– Понятно! Коза Ностра, – раздался неожиданно скрипучий голос откуда-то снизу.

– Какая еще коз́а? Причем тут парнокопытные? Кто это? – нервно отреагировала Высота.

– Это Основание, – фыркнула Медиана. – Не обращайте внимания. Она… оно… Тьфу! Противно! Трансвестит какой-то… Сначала бы выбрал… тьфу, тьфу… ло! – ориентацию, а уж потом встревало. В общем, оно всегда недовольно. То ему не так, это делю я, видите ли, непрофессионально! – и, обращаясь к Биссектрисе, явно смягчаясь, упрекнула: – А вы, уважаемая, повторяете всякую чушь. Постыдились бы!

– Не заводитесь, не заводитесь, девочки! – снова поспешила выступить в роли модератора Высота. – Поймите меня правильно: делить – это просто. Надо бы научиться приумножать. Или поддерживать наш Треугольник. Как я! Изо всех сил упираюсь в основание, чтобы наш общий дом не рухнул.

– Треугольник – жесткая фигура! Никуда он не денется, даже если ты подогнешь свою единственную лапу, – снова прокомментировало Основание.

– Или вообще исчезнешь, – раздался наигранно загробный голос со стороны правого угла при основании. – Помолчав, голос добавил, на этот раз в ярко выраженной хамской манере: – Провалились бы вы все к едрене фене!

– Ага! – агакнула Высота, передернувшись от ужаса, навеянного жутким пророчеством. – Мы уже на «ты». Ну конечно… Чего еще можно ожидать от этого быдла, окопавшегося там внизу.

– Это Випупо. Она вам завидует, – пояснила Биссектриса.

– Какое такое Випупо? – переспросила Высота.

– Не какое, а какая. Высота Из Правого Угла При Основании – Випупо. Они все, нижние, нам, Верхним, завидуют. И ее подружки: Мипупо и Бпупо. И их соседи по этажу, эти отмороженные – Вилупо, Милупо и Блупо[4]. Завидуют, потому что мы работаем в Вертикали. Сами-то направлены куда попало. Вот и бесятся, что мы – оплот стабильности. Народом себя еще называют.

– Дуры! – неожиданно взорвался Пупо[5]. – Перестаньте, наконец, нести околесицу! Сколько можно выносить эту бредятину? У меня от вашей склоки разболелась голова.

– У меня тоже, – пришел на помощь товарищу его сосед по этажу Лупо[6].

– Сами дураки! – мигом объединившись перед лицом общего недруга и забыв об эксклюзивном образовании, хором огрызнулись рафинированные интеллигентки Биссектриса, Медиана и Высота.

– А я этого ждала, – добавила Медиана тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

– Ха-ха-ха, – сардонически рассмеялась Биссектриса.

– Село! – прошипела Медиана. – Да какое вы имеете право вообще что-то вякать. Пьянь деревенская. Понаехали тут! Моральные уроды! Все знают про ваши гадкие похождения… Думаешь, нам не известно, Пупо, кто твоя любовница?

– Ну кто?! Кто?! – задиристо прокричал Пупо.

– Мипупо! Вот кто!

– А ты что, свечку держала?

– А до этого он сожительствовал с Бпупо, – не обращая на него внимания, продолжала обличать Медиана. – Им обеим будет интересно узнать некоторые интимные подробности. Например…

– Заткнись! – поддержал друга Лупо.

Тут Медиана с Биссектрисой принялись трещать наперебой:

– А, струхнули?! И ты, Лупо!

– Шведская семейка, ха-ха!

Высота дипломатично промолчала.

– Ничё мы не испугались! – отбивались от натиска неприятеля углы с первого этажа. – Скоро будет Ротация, вот тогда посмотрим, как запоете.

– Ротация? А что, уже назначена? – забеспокоились подружки.

– Ротация, Ротация, – мстительно ухмыляясь, подтвердил Пупо.

– Ротация, а за ней мутация, – ни к селу ни к городу оскалился Лупо, сам, видимо, плохо понимавший значение этого слова. – Въезжаете?

– Вы бы лучше посмотрели на себя в зеркало, тетки, – посоветовало Основание, претендующее на рекордный Ай-Кью. – Треугольник-то равносторонний. Вы гляньте, гляньте… Да ведь вас не отличишь друг от друга… Вы ж сливаетесь в одну линию – не понять, где Высота, где Биссектриса, где Медиана… И одежда на вас, и прически… ну чистые прости… господи!

Основание умолкло. Повисла гнетущая пауза.

Наконец молчание нарушила Высота. Робким голосом она осведомилась:

– Девочки, вы здесь? Расстроились? Де-воч-ки-и…

– Здесь, здесь, – отозвались подружки удрученными голосами. – Где ж еще!

– Не огорчайтесь, – попробовала успокоить их Высота. – Предлагаю завтра заняться шопингом. И правда, нужно что-нибудь прикупить элегантное. Действительно, надоело во всем одинаковом.

– Ей-то хорошо, – проворчала Медиана, обращаясь к Биссектрисе, не особенно заботясь о том, чтобы ее не услышала Высота. – Она у нас всегда была синим чулком.

– Тсс-с… – цыкнула на нее Биссектриса и, чтобы скрасить неловкость, громким голосом дала отпор зарвавшимся первоэтажникам: – Эти идиоты не понимают, что мы отдаем все свое время работе – просто физически не хватает времени заняться собой.

– И еще, по поводу Ротации, – задумчиво добавила Высота, похоже пропустившая «синий чулок» мимо ушей. – Я вот тут подумала… А почему бы нам не предложить передать нашему Длупву дополнительно еще десять градусов к уже имеющимся восьмидесяти?

– Кто это – Длупв? – раздался голос с первого этажа.

– Кто-кто – конь в пальто! Это они так своего начальника величают – Дорогой Любимый Угол При Вершине, – сварливо пояснило Основание.

– Правильная инициатива! – вдруг разнеслось по Треугольнику так громко, что не осталось ни малейшего закоулка, где бы эти слова не были слышны.

Это впервые подал голос сам Угол При Вершине.

– Я вот тут круглосуточно, без выходных и праздников, без перерывов на обед пашу, как раб на галерах, удерживаю на своих плечах весь наш родной дом, – продолжил он свою речь. – Градусов не хватает катастрофически. Так что, если такая инициатива будет, рассмотрим. Только надо, чтобы все было по-честному. По закону. Ладно?

– По закону сумма углов в треугольнике не может быть больше ста восьмидесяти градусов, – заявил голос снизу. – Несколько лет назад у наших соседей в Прямоугольном Треугольнике попробовали отменить теорему Пифагора. Ничего хорошего из этого не получилось. Пришлось снова вводить – декретом.

– Это кто там такой умный? – вполголоса спросил Упв Биссектрису. В голосе его недвусмысленно просквозило раздражение.

– Это Основание опять воду мутит, – подсказала Биссектриса и зашептала: – Можете не обращать внимания, Длупв Привершиньевич. Оно из этих, ну… – она покраснела. – …из этих, небесного, так сказать, цвета.

– Ясно, – так же негромко произнес в ответ Угол При Вершине. – И здесь они, значит. Ну что поделать – у нас демократия. – Подумав, добавил: – Какая-никакая. Вон в Многоугольнике – том, что на западе, – их даже в бургомистры выбирают. Туда, кстати, много наших утекает. То есть они думают, что сами. Не въезжают, что это мы им разрешаем… пока.

– На нары их, – злобно вставила Медиана.

Упв внезапно замолчал в раздумье. Потом негромко промолвил:

– Однако вы в курсе, как вас там, Биссектриса, м-м-м… под этим Основанием много чего поназ́арыто? Ну, к примеру, эта… черная такая, которая горит. – Не дожидаясь ответа, вздохнул и громко объявил: – Я полностью согласен с Основанием. Но передайте, пожалуйста, этому вашему товарищу Пифагору, что мы не будем посягать на его теорему. Мы просто-напросто передадим – разумеется, на добровольной основе – часть градусов от других углов нам. Так что никаких законов не нарушим. Я думаю, народ поддержит.

– А куда ж он, на фиг, денется-то?! – жарко зашептала в ухо Медиане Биссектриса.

– Отправить нескольких на отсидку, тогда поумнеют, – не унималась Медиана.

Но Упв не дал ей развить дальше этот людоедский сценарий.

– А если народ надо убедить, то… Мы готовы взлететь выше облаков, спуститься под воду, промчаться по нашему родному Треугольнику с дозвуковой, а если потребуется, и со сверхзвуковой скоростью. Слава Богу, форму спортивную держим и поддерживать бу… Что т-так-кое?! Эт…

Упв запнулся на полуслове. Громоподобный голос, ворвавшийся в Треугольник откуда-то извне, заглушил его последние слова:

– Объясни-ка нам, Иванов, какие треугольники называются конгруэнтными?

– Ну, ну-у… – раздался в ответ другой, по всей видимости принадлежащий отроку, недавно вступившему в счастливый пубертатный возраст.

– Не нукай, Иванов, рассказывай!

– Ну… – еще раз нукнул отрок и, видимо заарканив наконец норовящую ускользнуть из памяти формулировку, скороговоркой протрещал: – А… вот! Треугольники называются конгруэнтными, если один может быть переведен в другой сдвигом или вращением.

Голос смолк.

– Приведи пример.

– Ну, например… равносторонний треугольник… Вот мы его щас это… перевернем…

Послышалось кряхтенье, и следом раздался сильнейший скрежет, как будто великан орудовал исполинским гвоздодером – это один за другим вылезли гвозди, которыми Основание было прибито к полу. Закачались, как во время шторма, Правая и Левая Стороны. У Высоты закружилась голова, и ее чуть не стошнило на подружек. Биссектриса взвизгнула так, как будто к ней в ванную ворвался грабитель, а у Медианы случился нервный припадок: сначала стало бешено лихорадить, потом лихорадка прекратилась так же внезапно, как началась, и она вошла в ступор – словно заезженная пластинка, клацая зубами, принялась повторять один и тот же вопрос: «Что теперь с нами будет, девочки?»

Правый Угол При Основании – «наш Пупо», как его любовно называли его подружки Мипупо и Бпупо, – внезапно подхватил восходящий поток. Он стал возноситься куда-то ввысь. По дороге его посетили светлые мысли о райских кущах – о тех недосягаемых, о которых до него доходили лишь полные восхищения рассказы знакомых и друзей, утверждавших, что им довелось там побывать. Он закрыл глаза и отдался на милость потока.

Мипупо и Бпупо забыли прошлые раздоры, помирились и в предвкушении грядущих перемен принесли клятву верности Пупо. Их закружило, словно в вальсе, и понесло вслед за кумиром.

В общем, в Треугольнике воцарился порядочный переполох.

А Угол При Вершине неожиданно повело влево и одновременно резко вниз – у него даже захватило дух, как на главном спуске американских горок. На мгновение он лишился сознания.

Очнувшись, Упв с удивлением осмотрелся. То, что предстало взору, не укладывалось в его остроконечной голове, видимо, потому, что сужающаяся кверху форма оставляла все меньше и меньше места для серого вещества.

Раньше, когда он обращал свой взор вверх, он видел над собой только чистое небо и солнце и ничего кроме этого. Совсем иным образом обстояло дело сейчас. Во-первых, над ним находилась какая-то явно покосившаяся балка.

«Ле-ва-я Сто-ро-на», – по слогам прочитал Угол При Вершине надпись на балке, когда к нему вернулась способность соображать.

Во-вторых, вид на балку загораживало что-то до боли знакомое.

«Неужели?!» – пронеслась в мозгу длинная, как огородный шланг, мысль.

Упв узнал их – это были Биссектриса, Медиана и Высота.

Но боже! В каком жалком они предстали виде! В душу ядовитым пресмыкающимся стало вползать нехорошее предчувствие. Он попытался взять себя в руки, но это плохо получалось. Попробовал насвистеть что-нибудь мажорное. Но на ум приходило только минорное. Тогда он отряхнул с лацканов неизвестно откуда взявшуюся пыль, которой не видал со дня ДВНВ[7], хотел поправить галстук, но понял, что, наверно, в суете потерял его, и судорожно похлопал себя по груди.

Так! Вот он, бейджик с именем, на месте. Недаром эта драгоценная табличка прикреплялась непосредственно к телу Угла При Вершине с помощью разработанной по спецпроекту в одном из госконцернов Треугольника экстрапылевлагонепроницаемой пуленепробиваемой нанобулавки из супертитанового сверхсплава. Упв с замиранием сердца перевел взгляд на табличку: на порядком исцарапанной поверхности, еще сохранившей следы лака очень модного цвета, вместо красивого, лаконичного, ставшего душераздирающе родным за годы Вершенья имени Упв от руки, кривыми буквами было нацарапано незнакомое слово.

«Лупо», – холодея, прочитал он…

Прежде чем опуститься в бессилии на новенькое Основание, которое уже ловко приколачивала к полу бригада свалившихся как снег на голову рабочих в синей спецодежде с надписью «РУ»[8]на спине, он уловил, как где-то наверху, в недосягаемой вышине величественного здания Треугольника, загремела праздничная музыка, раздался смех и хлопки приглушенных расстоянием взрывов петард.

Спустя минуту на голову посыпался мусор из смеси идиотски переливающихся всеми цветами радуги блесток и обрывков конфетти с сажей от пороховых зарядов…

Уфа, 2013

Этюд о рождении романа

Как появляется роман?

Конечно, его можно собрать из имеющегося вокруг нас в изобилии информационного хламья. Так плотник сколачивает баню или дом, по прихоти потребителя украшая свое изделие резными наличниками, балясинами, розетками, рустами и другими вывертами.

Или же подобно портному – скроить и пошить. Подобрать соответствующую литературную канву; смастерить аппликации, клинья, рюши и другие детали, немаловажные для коммерческого успеха предприятия. Сметать все это вместе; ну, разумеется, примерить на фигуру заказчика. И, если нигде не жмет, не тянет, ладно сидит, тогда, естественно, вжик-вжик! – сшиваем. Готово!

А можно состряпать, как повар кушанья: для любителей острого не поскупиться на специи; для сладкоежек – обязательно клубничку на десерт; для особ чувственных, сентиментальных – подмешать горсть душещипательных вкусовых добавок. Соблюдаете диету? Не беда – можно «на пару», без соли и перца…

À votre disposition, Madame et Monsieur!

Но что, если настоящее произведение закодировано в особенном геноме, хранящем все его мельчайшие подробности и ожидающем момента синтеза с долгожданной половинкой – слияния в созидательную спираль, которая и порождает эмбрион фабулы? И если это так – как подстеречь момент прозрения, чтобы вовремя высечь кресалом умения из кремня воображения божественную искру на огниво замысла?

Может статься, одарённый сочинитель подобен геологу. Он ведет разведку месторождений словесности. Авантюрист, кладоискатель! Сирены тщеславия сладкими голосами завлекают его в ловушку глории. Он ищет, взывает к дщерям Зевса и Мнемосины. И однажды, набредя на залежи пока еще неотчетливых мыслей, альпенштоком вдохновения пробивает последнюю преграду, чтобы отворить дорогу источнику. Кипящим ключом вырывается тот из недр, давая начало сочинению.

В верхнем течении это пока еще едва различимый в тенистых дебрях сомнений и блужданий разума ручей. Но, как учат мудрые китайцы: «Цзянь ли чжи хан, ши юй цзу ся» – «дорога длиною в тысячу ли начинается с первого шага». Ручей исподволь набирает силу от впадающих в него притоков фантазии и превращается в текущую по сюжетному руслу полноводную реку повествования, где в среднем течении под спокойной с виду поверхностью затеваются хитросплетения интриги, чтобы в конце концов забурлить на порогах страстей и низринуться ниагарой развязки с отвесного обрыва кульминации.

Но, прежде чем это произойдет, предстоит преодолеть тернистый путь, извлечь из тайников сознания ту скалу, от которой необходимо отсечь все лишнее.

Что же влечет автора – мгновенная молния славы или путь к ней?

Он и демиург этой волшебной реки, и первопроходец по ее водам. Он отверг супермаркеты литературных полуфабрикатов и отказался жарить их на сковороде конъюнктуры. Отправившись в плавание и выйдя на фарватер, пристально вглядывается в берега. Причаливает. Бродит. Неутомимо собирает хворост для костра своего творения, стараясь свернуть с проторенных троп в нехоженые дебри; подыскивает тихие заводи для лирических отступлений; перебирает найденные сокровища; отделяет, подобно сеятелю, зерна от плевел и каждое из них оттачивает и шлифует на оселке мастерства. Персонажей помещает под лупу своего интеллекта: препарирует, влезает к ним в душу, одаривает или карает, возносит или свергает; бывает, лишает жизни, а если пожелает, то и воскрешает.

Затем виртуозно вплетает в свой рукотворный поток.

В этот час он повелитель, король, бог!

Но увы! Ни одному королю еще не удавалось всецело властвовать над своими подданными.

Неизбежно приходит час, когда он вдруг с удивлением осознает, что более не в силах полностью управлять героями и событиями. Они неожиданно становятся упрямыми и неподатливыми – отказываются повиноваться его воле. А если все же задумает что-либо изменить, приходится разворачивать лодку и возвращаться назад – грести против течения, выбиваясь из сил, порождая водовороты новых событий; затем повторить путь вниз. А добравшись вновь до места разворота, с удивлением обнаружить незнакомые берега.

«Как причудливо тасуется колода!» – воскликнул когда-то Князь тьмы.

«Как причудливо сплетается ткань повествования!» – воскликнем и мы вслед за ним.

Итак, путь пройден? Или он только начинается? Осилил ли дорогу идущий?

Скорее нет, чем да. Сотворенная им река впадает в океан беллетристики, но она лишь одна из бесчисленного множества ей подобных.

А бедняга надеется – закончив труд и проснувшись однажды с легкостью в сердце и праздничным чувством в просветленной голове, ждет, когда же благодарный всепонимающий читатель воскликнет: «Бетховен эпитета! Микеланджело метафоры! Пикассо сюжета!»

Вполне возможно, он не тот, не другой и не третий. Увлекшись процессом поимки несуществующей черной кошки в темной комнате, впал в наивное заблуждение, искренне посчитав поклевку добычей, а невнятную похвалу близких наивно принял за чистую монету.

Вдобавок прозаический каток товарно-денежных отношений не замедлил явиться на смену проржавевшему и рассыпавшемуся в прах ярму идеологической цензуры, беспощадно расплющив литературные предпочтения поколений читателей. И лавина pulp fiction увлекла их за собой в бездонную пропасть безвкусицы.

Мечты не сбылись: он лишился читателя, так и не обретя его.

Остается одно – стать обитателем затерянного в том океане загадочного острова, где можно скрыться от тлетворного влияния золотого тельца, втоптавшего своими копытами в произведенный им же самим навоз хрустальную мечту автора – вырваться на просторы литературного космоса.

Оттуда, с этого недоступного для бездарностей острова, можно без опасений осуждать насажденную негоциантской тусовкой отмену закона эволюции – замену естественного отбора противоестественным. Здесь новоиспеченный изгой надеется возродить канувшие в Лету традиции и вернуть некогда милые сердцу книжные магазины, превратившиеся нынче в подобие кондитерских лавок. В них отныне – не дай бог, во веки веков! – господствует пестро-гламурный
дресс-код: полные сокровенного смысла старые добрые аскетические обложки капитулировали перед натиском многократно превосходящего по силам противника – бесталанного, но зато разряженного в многокрасочные до обморока, безвкусные до инфаркта миокарда достижения нынешних печатных технологий.

Можно только посочувствовать нашему наивному мечтателю. Но…

Миновало десять тысяч лет со времен камышовой свирели до симфонического оркестра наших дней.

И вот к дирижерскому пульту подходит маэстро; открывает партитуру; взмах палочкой – и дивное сочетание звуков, подчиняясь его воле, выстраивается в совершеннейшую гармонию.

Так и в литературе – только мастер способен извлечь из орга́на словесности немыслимое многообразие
пульсирующих в унисон с душой строк. Оценивает его искусство суд, который невозможно подкупить, – суд читателей, этих присяжных на процессе, где выносится приговор творению. Процесс этот может быть длительным и часто выходит за грань земной жизни.

2012

[1] ВЖТ – Великий Желтый Треугольник.

[2] ЗОМБИРО – Закон О Мониторинге Беспрекословного Использования Розовых Очков.

[3] Упв – Угол при вершине (он же Длупв).

[4] Высота (Медиана, Биссектриса) из правого (левого) угла при основаниии.

[5] Правый угол при основании.

[6] Левый угол при основании.

[7] День Вознесения На Вершину.

[8] Не определено. Возможно, название домена или аббревиатура от словосочетания «ритуальные услуги».

Об авторе:

Григорьян Юрий Ишханович (литературный псевдоним – Юрий Григ).

Родился в Баку. Окончил физический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. Более 20 лет посвятил ядерной физике. Работал в Институте атомной энергии им. Курчатова и в Дубне. В 1991 году его пригласили на работу в один из научных центров ФРГ. Там он продолжал трудиться в международном коллективе ученых. Имеет степени кандидата физико-математических наук, доктора естественных наук Союза немецких Академий наук. Список научных работ включает около полусотни публикаций в отечественных и международных научных изданиях.

Автор нескольких рассказов, эссе, научно-популярных статей. Опубликован один из его романов. Финалист премии «Писатель года – 2012». Вошел в сборник «50 писателей», 2012 г.

 

 

 

 

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: