Погорельцы
Уважаемый читатель, я предлагаю вам отрывок из повести «Землянка», в которой рассказывается о реальных событиях в конце июля – начале августа 1943 года.
В память о людях, живших в то тяжелейшее время, я буду использовать в прямой речи некоторых героев повествования разговорный язык тех лет. Прошу простить меня за некоторое неудобство чтения.
Автор
Село Солнцево Курской области.
У тына, изготовленного из лозовых прутьев, которым огорожен двор с уличной стороны небольшой крестьянской усадьбы, молодая, крупной кости женщина – в девичестве Косищева, а с тридцать девятого года Серова Мария Егоровна – запрягает в двухколёсную большую тачку (схожую по конструкции с кавказской арбой) однорогую, светлой масти корову. Тут же, около неё, топчется полуторагодовалый мальчонка. Чуть поодаль маленькая, сухонькая женщина пожилого возраста просматривает и увязывает на земле узлы.
Это одна из семей большого числа беженцев или эвакуированных из зоны боевых действий, жителей сёл и деревень, на территории которых ещё две недели назад шли кровопролитнейшие, жестокие бои, где прошлась разорительной грозой Курская битва.
– Мамаша! Возьмите Серёжу, а то Лыска дрыгнет ногою или, не дай бог, мотнёт головой. Серёжа, ты куда?! Мамаш, заберите, а то он лезет под корову ловить оводов. Серёжа!..
Мамаша. Папаша. Так было принято обращаться в те годы снохе к свекрови и свёкру.
– Серëжа, унучик, не лезь пад карову, мы табе паймаем самага бальшого авадяку, – твёрдым голосом на говоре старшего поколения села (áкая) проговорила Наталья Ивановна. – Пашли, унучик. Немца прагнали, нада ехать дамой. Хватя гаститься. Маня, нада ехать.
– Хорошо, мамаш, я тока воды наберу из колодезя в бутылку, а то отъедем, а он захочет пить, – кивнула Мария в сторону сына, – да и корову надо напоить, а то будя по канавам бегать.
– Ива-но-вна-а, – раздался женский голос с хозяйского двора, и тут же на улицу вышла дородная розовощёкая женщина лет пятидесяти. – Лучше б вы поехали завтра утром. Уже полдник, да и печёт здорово, – предложила она Наталье Ивановне.
– Не-ет, спасиба, Стихвановна. Нам нада ехать. Пака дателепаем на карове, будя как раз. Спасибо табе, што приютила нас. Дай Бог вам усем здоровья. Паедем мы к сабе.
Хозяйка вздохнула, покачала головой и, быстро развернувшись на месте, скрылась во дворе. Однако, пока Мария поила из ведра корову, Стефановна вышла снова на улицу, неся что-то в подоле.
– Вот вам десяток картошек, три кусочка хлеба и четыре яичка. Не гневайтесь, если что было не так.
В этот день из Солнцево уходили пешком, волоча за собой небольшие тачки, и уезжали на своих коровах многие беженцы. Покидая спокойное место, они не знали, что ждёт их дома, в своих сёлах и деревнях, после такого сражения. Но люди шли и радовались, что наконец-то всё самое страшное для них закончилось. А трудности… А когда их не было в жизни людей?
Спустя час после начала подготовки к длительному путешествию тронулись в путь и Наталья Ивановна со снохой и внуком. Возвращаться домой решили по дороге, которая пролегала вдоль железнодорожной насыпи.
– Так мы, мамаш, будем меньше петлять, – пояснила сноха свекрови. – А значит, и быстрей доедем.
На выезде из села они остановились. Женщины отошли недалеко от дороги и начали руками рвать траву, видимо, для того чтобы потом в пути следования ею можно было покормить Лыску, свою «лошадь» и кормилицу. Да и сидеть на охапке травы куда мягче и удобнее, чем трястись на досках. В тачке, конечно, больше сидел Серёжа, иногда к нему подсаживалась и его бабушка. Мария ж всё время шла впереди, ведя в поводу корову, чтобы та не сворачивала никуда с дороги.
Корова не лошадь, которая без разрешения хозяина не сойдёт с дороги, а этой парнокопытной стоит увидеть хорошую траву или лужу воды, как она тут же может свернуть, не спрашивая на то никакого дозволения у того, кто ею управляет. Вот и вела Мария Лыску.
Послеполуденное солнце неимоверно жгло. Над коровой кружили оводы и слепни, мелкие мухи стайками вились и над женщинами. Иногда к ним добавлялись и оводы, отгоняемые от коровы веткой, которую держала в руке Наталья Ивановна. Мария шла, не обращая внимания ни на мух, ни на оводов, занятая своими мыслями, ступая босыми ногами по пыли, взбитой множеством колёс и гусениц, прошедших ранее машин и танков. Иногда их «карету» медленно обходили пешеходы. Но это было редко. Если такое и случалось, то это были местные жители, спешившие налегке на небольшие расстояния.
Такие же, как и они, беженцы шли или ехали на коровах медленно, потому как путь был трудным и далёким. И только когда в небе раздавался гул самолётов, Мария вздрагивала, останавливалась и озиралась по сторонам. Но, увидев на крыльях большие звёзды, она облегчённо вздыхала, надвигала пониже, на самые глаза, белую косынку и натягивала верёвку.
– Пошли, Лыска. Это наши самолёты, мамаш! – оповещала она свекровь. – Можно ехать дальше.
Первый привал женщины решили сделать на берегу неизвестной им речушки. Здесь, в тени ракит, было прохладнее и можно было часок попасти корову, которая уже было начала тянуться к траве на обочинах дороги.
На противоположном берегу реки уже отдыхало несколько человек. Среди них были три старика, пять женщин и семеро детей. Тут же стояли две телеги, а рядом с ними паслись три коровы. Женщины на двух кострах что-то готовили себе на обед, а может, и на ужин. Один старик лежал под ракитой на разостланной попоне, двое других осматривали телегу.
Услышав украинский говор, Мария окликнула подошедшую к берегу женщину:
– Скажите, вы из какого села?
– Та мы оцэ ж из Шопино, – улыбнулась она и зачерпнула ведром воду.
– А мы из Вислого, – не ожидая встречного вопроса, поставила в известность женщину Мария.
– Из Вислого?! – обрадовалась женщина. – Та цэ ж рядом. Ихайтэ до нас, мы постоим, пока диду станэ лучше. Занэмог вин у нас. Другой динь хворая.
Переехав по шаткому настилу на другой берег, Мария подвела корову к отдельно стоящей раките, сняла с тачки два узла и разбудила спящего сына.
– Мамаш, возьми пока его и отнеси под ракиту, а я распрягу и отведу корову вон туда, – показала она рукой на зелёный круг травостоя. – Пусть отдохнёт.
Взяв узлы, Наталья Ивановна и Мария подошли к расположившимся на дневной отдых беженцам, а следом за ними, путаясь ногами в траве, вразвалку подошёл и Серёжа.
– Мы из Вислого, – представилась Мария. – Можно рядам с вами остановиться?
– Та цэ ж почти соседи. Сидайтэ, миста много, на усих хватэ, – простуженным голосом проговорила пожилая женщина. – Диду, суп исты будэмо? – тут же обратилась она к старику, лежавшему под ракитой.
И, не ожидая от него ответа, женщина пожаловалась подошедшей Наталье Ивановне на то, что её отец вот уже второй день ничего не ест и не пьёт.
– У ëго усэ лицо як мячик стала, та ще и краснэ. Ничого нэ хочэ исты. Мабудь, нэ довэзэм до дому.
– Мамаш, погляди, что с ним, – попросила Мария свою свекровь.
Наталья Ивановна, усадив внука на один из узлов, пошла к лежавшему старику. Осмотрев больного, она о чём-то его спросила и немедля вернулась к его родственникам.
– У вас есть што-нибудь из канапли, старая дерюга, а можа, верёвка какая? – спросила она у женщин.
– Верёвка? Верёвка есть. Такая сгодиса? – показала висевшую на телеге верёвку средних лет женщина, явно не хохлушка. – Я из Балахавса (Болховца), – пояснила она Марии, когда та с удивлением посмотрела на неё. – Я замуж вышла у Шопину, а то мой свëкар. Он не хотел ехать с нами и теперь всю дорогу меня ругая. Говорить, что лучше бы он умирал дома, а можа, его немис какой прибил ба. Ну, то хоть дома, а то…
– Атрезать верёвки с ладоню можна? – прервала сноху больного Наталья Ивановна. – Мань, падсаби мине, – попросила она Марию. – Атрежь кончик верëвки, скрути его и падажги об угалëк. Пашли са мною, – позвала она сноху старика. – Падыми его чуть-чуть и падяржи вот тахта голаву.
Перекрестившись три раза, свекровь Марии начала шевелить губами, окуривая дымом заросшее густой щетиной опухшее лицо беженца. На середине молитвы старик вдруг обмяк и завалил голову набок. Его сноха с испугом посмотрела на Наталью Ивановну, которая продолжала шевелить губами и окуривать лицо старика. И только после трёхкратного «аминь» она показала рукой, чтобы женщина положила своего свёкра.
– Ничего. Ета вон заснул, – проговорила Наталья Ивановна. – Нихай паспить. Завтря усë будя харашо.
Не ожидая такого исхода, сидевшие под ракитой люди встали, подошли к старику и начали с любопытством и одновременно с недоверием смотреть на него. И только когда раздался довольно громкий храп, один из пожилых мужчин, без пальцев на правой руке, громко засмеявшись, воскликнул:
– Во дае! Двое суток нэ спав, а тут… бачишь, як райзошовся, як боров. И довго вин будэ спаты?
– Да, можа, да вутра, – неопределённо ответила Наталья Ивановна и пошла к Марии.
Шопинцы, собравшись в круг, некоторое время совещались, а вскоре к Наталье Ивановне и Марии подошла сноха старика и несмело обратилась к свекрови Марии:
– Спасиба, бабушка, не знаю, как вас виличать. Пашлите к нам, мы там супа наварили, пашлите. Вы ж варить, наверна, ничего не будете, а всухамятку плоха.
– Пидходтэ, пидходтэ, не бойтэсь, – раздался голос беспалого. – Вы, бабушка, нам дида спасли.
– У вас есть во што налить? – обратилась женщина к Марии. – Суп у нас, правда, без ничего. Одна вода, три картохи и чуть-чуть пшенса. Ну ничего, зато горячинький.
Наталья Ивановна посмотрела на Марию и, кивнув в знак согласия головой, взяла один из узлов и достала из него миску и две деревянные ложки. Из другого узла старшая из Серовых извлекла две картофелины и подала их женщине.
– Возьмите, что ж вы, люди добрые, будите нас кормить своими харчами. Возьмите хоть две картохи и кусочек хлеба. А за суп спасибо вам. Мы нынче варить ничего ни думали…
Тронулись беженцы в путь, когда солнце немного умерило свой пыл и отдохнули коровы. Заготовив своему тяглу про запас по вязанке травы и уложив в телеги и тачки узлы, люди неспешно вышли на пыльную дорогу.
Коровы шли медленно, и к закату солнца караван смог достичь только окраин железнодорожной станции Сараевка. Посёлок был небольшим, поэтому беженцы особо и не рассчитывали на приветливое отношение к ним местных жителей, к которым стучали в двери такие же обездоленные до них и будут проситься на ночёвку ещё около месяца, после того как висловцы и шопинцы тронутся в дальнейший путь следующим утром.
При въезде в посёлок беженцы разъехались в разные стороны, чтобы не проситься на ночлег к какому-либо хозяину всем скопом. Хотя крышу над головой люди просили только для детей, сами же ночевали в телегах и под ними, считай – под открытым небом, всё равно иногда уговорить хозяев было трудно. Мария это знала, поэтому пошла по-над дворами одна, оставив свекровь с сыном у коровы с тачкой.
– Хозяева-а! – крикнула она у третьего с краю дома.
Почему Мария остановилась именно около этого дома и решила здесь попытать счастья, она не знала и сама. Может, желание возникло из-за того, что усадьба была большой, с вместительным домом и обширным, огороженным двором, куда можно было заехать вместе с коровой и тачкой. Собственно, ночлег нужен был только свекрови и сыну, сама же она, как и при эвакуации в Солнцево, и при работах в колхозе до войны в ночное время, всегда предпочитала спать в телеге, укрываясь какой-нибудь попоной.
– Хозяева-а! – крикнула Мария громче и смелее прежнего.
На этот раз во дворе залаяла собака, и одновременно с лаем раздался женский голос.
– Иду-иду! Каго там щëрт нося по вещерам?! – уже не так громко, ворчливо проговорила женщина.
Через щели между досками в калитке Мария увидела, как от сарая к ней идёт молодая женщина, может, даже и еë ровесница. Вытерев на ходу о фартук руки, женщина приоткрыла калитку и внимательно посмотрела на гостью.
– Я беженка, – начала несмело Мария, – у меня там, – она показала рукой в конец посёлка, – старая свекровь и маленький сын. Пустите переначевать. Хоть в сарай пустите. Ребë…
Хозяйка не дала Марии договорить. Она открыла полностью калитку и, уперев правую руку в бок, изобразила на лице насмешливую гримасу.
– Маладая, здаровая, морду нажрала. Пу-сти-те пе-ре-но-щи-вать, – передразнила она Марию. – А можа, ишшо и баршо-ом накарми-ить?!
– Ш кем ты там ляшы тошишь? – донёсся из сеней дома старушечий голос. – Карову нада даить.
– Да тут побирушка пришла.
– Гани их дальша. Ушем давать, шами пайдём ш падалόм кушки шабирать, – прошепелявила, видимо, старшая двора.
Мария осталась у захлопнутой калитки, не зная, что делать дальше. Бывало, ей отказывали, но так грубо, как это сделали только что, не было ни разу. Она ведь ничего не просила из еды. Ей нужен был приют для ребёнка и свекрови.
В самом начале войны, когда появились в их селе первые беженцы, они ведь у себя принимали на ночь столько народу, что порой негде было ступить. Уставшие люди спали везде, где только было можно. В хату набивалось иногда до двадцати человек. И ведь хозяева не отказывали никому, зная, что, может, и самим придётся испытать такое лихо.
– Хозяйка! – крикнула Мария. – Остановись!
– Ну што ишшо? – повернувшись на окрик и уперев обе руки в бока, спросила женщина.
– Не дай бог вам пережить то, что переживаем мы сейчас.
К своим Мария возвращалась, беззвучно рыдая. Она не могла успокоиться от нанесённой обиды. И от кого? От такой же женщины, как она сама, и, может быть, тоже матери.
– За что? Что я сделала плохого? – спрашивала она саму себя и не могла ничего вразумительного ответить на свой же вопрос. – Мы, что ли, сами поехали в такую-та даль? Если ба ни немец, да рази б мы трогались со своего места?
– Што, Мань, прагнали? – спросила Наталья Ивановна, когда она подошла к тачке.
– Ага, мамаш, – сквозь слёзы ответила свекрови сноха.
– А ты не хади в харошаи дама. Хади, иде живуть бедна. Не галаси, Маня, нынча можна и на вулице пасидеть. Серёжу паложим у тачку, а сами вот на том-та чурбаку пасидим, – показала Наталья Ивановна на толстое бревно, лежавшее под раскидистой, отдельно стоящей берёзой.
Однако расположиться на ночёвку в облюбованном Натальей Ивановной месте висловцам не дала женщина, подошедшая к ним, когда Мария начала уже распрягать Лыску.
– Можно к вам подойти? – вместо приветствия спросила она. – Вы беженцы?
– Да вот, едем домой, – вздохнула Мария.
– А вы откудова будете? Из села, наверное, раз с коровою?
– Мы из Сажновского района. Вислое. Можа, слыхали про такое село? Ну, Терновка, – начала перечислять Мария названия сёл, расположенных недалеко от железной дороги.
– Я знаю, где ваше село. Я сама из Беломестного. Суда мы переехали перед началом войны. У меня муж работает на железной дороге. А на вашей остановке мы часто работали. Я сама пути ремонтировала, а муж, ну тогда он ещё не был мне мужем, – пояснила женщина. – Он, ну мой Степан, был у нас бригадиром. Путейцы мы. А теперь он работает на станции Ржава, а я с двумя детьми тут. С ними какая работа? Ой, совсем забыла. Меня зовут… ну, Варвара я, а по отцу Семёновна.
– Я Мария, а это мая свекровь, Наталья Ивановна, а это…
– Вижу, вижу, будущий солдат, – засмеялась Семёновна. – Маша, можно я так буду тебя называть? – Мария в знак согласия кивнула головой, после чего Варвара Семёновна продолжила: – Я видала, как ты подходила к нашим куркулям. Они за всю войну никого к себе не пустили и никому не дали куска хлеба. Больше меняют на что-нибудь, но с выгодою для себя. Пойдёмте ко мне. Я молодых картошек наварила. Как-нибудь поместимся. У нас есть навес, там и привяжете свою корову, да и тележку тоже можно будет поставить. Не ночевать же вам под берёзою.
– Ма-ня, ие нам Гасподь Бог паслал, – прошептала Наталья.
После ужина хозяйские дети пошли спать на сеновал, Серёжу уложили в задней на широком помосте, бабушка прилегла рядом с ним с краю, а чтобы Наталье Ивановне было удобнее лежать и она ночью не упала на пол, Семёновна подставила к помосту длинную широкую лавку.
Оставшись вдвоём, молодые женщины долго сумерничали, рассказывая друг другу о своей жизни, а она, как оказалось, была у каждой не слишком лёгкой и радостной.
– Маша, а твой мужик… он… живой? Ты прости, если…
– Не знаю я, где он. Вон, как и твой, тоже железнодорожник. Работал в Белгороде, вагоны ремонтировали. Шестой месяц нету никаких вестей, но моя свекровь говорить, что наш Илья жив. «Маня, – говорить она, – не накликай беду, не думай о смерти. Я мать, я сразу почувствую, если что случится». Так вот и живём. Едем, а я и не знаю, осталось там что, а может… – Мария махнула рукой и заплакала.
– Успокойся, Маша, давай и мы с тобой пойдём спать. Вам завтра ехать, а мне – работать.
Хозяйка, загасив коптивший сальник, пошла в переднюю, а Мария по привычке своей отправилась спать под навес на тачке, рядом с коровой, которой на ночь положила траву.
На восходе солнца шопинцы и Мария с сыном и свекровью, как и договаривались с вечера, встретились на окраине Сараевки. Семья Серовых ввиду своей малочисленности прибыла к месту сбора даже немного раньше, что позволило Марии заготовить корове вязанку травы и лучше уложить узлы в тачке, чтобы в ней удобно было сидеть бабушке с внуком.
Когда повозки поравнялись, к Наталье Ивановне подошёл вчерашний больной старик и поклонился ей в пояс:
– Спасибочки вам, Наталья Ивановна. Вик нэ забуду. Очи мои бачут и язык балакая. Спасибо.
– Диду тико встав! – крикнула самая молодая из его семейства. – И даже съив дви картошины.
– Спасибочки вам за дида, – поблагодарил Наталью Ивановну беспалый.
– Да мине за што, Богу спасибо. Значить, не время ишо умирать. Вадичка у вас есть непитая?
– А як же, – быстро проговорил беспалый. – Яку вам – побильше, а мо, о цю? – и подал ей меньшую.
Открыв бутылку, Наталья Ивановна отвернулась и некоторое время читала над ней молитву, по окончании которой трижды перекрестила еë и, обращаясь к старику, сказала:
– Папей и умойси.
На том стоянка табора беженцев и закончилась. Только к обеду пятого дня они смогли подъехать к селу и станции Гостищево, откуда уже было видно Вислое, да и до Шопино оставалось всего километров двенадцать. Тут они и расстались. Мария пошла на станцию с намерением узнать о своём муже, шопинцы ж тронулись в путь, решив к ночи добраться до села.
В Гостищево Мария встретила одного знакомого, который сообщил ей о гибели отца и о том, что неделю назад он разговаривал с человеком, якобы видевшим еë мужа убитым. Вернувшись к своим, Мария не знала, что и как сказать об услышанном свекрови. Опустившись на землю, она прислонилась к колесу и закрыла глаза.
– Маня, табе плоха? – тихо спросила Наталья Ивановна. – Маня, Люля жив. Не верь. Лю-ля жив.
Так свекровь называла своего сына Илью.
– Садись, Маня, в тачку, я прайдусь.
Мария не помнила, сколько она сидела в тачке со своим сыном, не помнила и того, сколько шла пешком из тех шести километров, которые разделяли Гостищево и Вислое. Опомнилась она, когда колёса тачки застучали по брёвнам моста через речушку Липовый Донец. Мария подняла голову и посмотрела на вершину крутого берега. Не увидев там избы и дворовых построек, она вновь впала в беспамятство. Очнулась она оттого, что свекровь хлопала еë по лицу ладонью.
– Ма-ня, ачнись. Ма-ня, мы приехали.
В лучах закатного солнца зловеще золотилось огромное пепелище, встретившее возвратившихся из эвакуации мëртвой тишиной и пустынностью. На косогоре хозяйничало людское необъёмное горе.
Об авторе:
Сергей Серых родился в с. Вислое Яковлевского района Белгородской области. Окончив среднюю школу и училище механизации сельского хозяйства, работал трактористом в колхозе им. Свердлова.
После службы в армии трудился слесарем на заводе «Энергомаш» в г. Белгороде, а получив высшее образование, вернулся в сельское хозяйство. Агрохимик в Ракитянском и Яковлевском районах, секретарь партийной организации в колхозе им. Свердлова, председатель колхоза им. Мичурина Яковлевского района, заместитель начальника районного объединения «Сельхозхимия», председатель СПК «Терновский».
Сергей Серых – автор художественной и документальной прозы (написано более 35 книг, 26 из них изданы).
Аналитические статьи на сельскохозяйственную тему печатались в газетах «Правда», «Советская Россия», «Белгородская правда», «Победа», «Крестьянская Русь» (Россия) и «Слово коммуниста».
