Тигрицы
‒ Мам, ну есть же водопровод! ‒ крикнула Алина в глубину дома и перевела взгляд на экран. ‒ Она опять с речушки воды натаскала. Смотри, два полных ведра. ‒ Развернула телефон так, чтобы стоящие в сенях вëдра было видно. ‒ Ты бы поговорил с ней…
‒ Привычка, старикам сложно перестроиться. Потом, позже, мама оценит удобства, ‒ экранный Дима поправил оранжевую каску и улыбнулся: глаза под тяжëлыми веками превратились в щëлки. ‒ Как ты? Справляешься?
Алина опустилась на ступеньку (интернет стабильно работал только на крыльце, в доме связь прерывалась) и вздохнула. Грузить мужа-вахтовика жалобами не хотелось.
‒ Приходится… Слушай, тут, поговаривают, золотодобычу откроют. И набирать персонал будут из местных…
‒ Папа! ‒ зазвенело в недрах дома. Зашлëпали босые ноги по половицам, на Алину накатило детское, обнимательное. Ева повисла на спине Алины, тыкнула в улыбающееся лицо экранного папы альбомом. ‒ Смотри! Я нарисовала!
Дима смешно округлил глаза, отпрянул в притворном испуге:
‒ Боюсь-боюсь! Какой страшный тигр!
‒ Пап, тигра не страшная! ‒ Алинино замечание «Ева, не коверкай слова!» потонуло в смехе. ‒ Тигра красивая!
‒ А ты ‒ самая смелая: не испугалась тигру рисовать! ‒ Дима обернулся, отвлëкшись на кого-то по ту сторону экрана. ‒ Всё, мне пора. Пока, любимые! Хорошего вам дня! Маму целуйте.
‒ И тигру! ‒ выпалила Ева.
Экранный Дима исчез, Алина чмокнула дочь в нос, широкий, отцовский, и подтолкнула в дом:
‒ Собирайся, солнышко, в сад опоздаем!
Хорошо бы открыли рудник. А то какая семья: Ева отца только в телефоне и видит.
‒ Алиночка, ты не ругайся! ‒ В сени вышла свекровь ‒ низенькая старуха, сухая и плосколицая.
Алина глянула на цветастый заношенный халат свекрови. Новый, хлопковый, так и лежал на маминой полке, даже бирочка на месте.
‒ В речушке-то вода живая. А эта ваша трубная, как знать, откуда.
Уборка на кухне ‒ первая работа в доме. А без главной помощницы, дочки, дело пойдëт споро. Почистить газовую плиту. Оттереть кухонный стол: наливая чай, мама неизменно проливала заварку и никогда не вытирала. То ли не видела бурых разводов, то ли не хотела видеть.
Зато за привычной работой не нужно было думать. Точнее, можно было думать о чëм угодно, кроме того, что делали руки. Сегодня мысли были тревожные.
Еве четыре. Ещё год-два, и нужно переезжать в город. Алина-то хоть сейчас готова, да не по средствам им. И мама с обжитого места сниматься не хочет, упрямится. А Дима еë одну не оставит.
Нет, здесь тоже жить можно. Хозяйства Алина не боится, даже любит. Но сама когда-то уехавшая из деревни, она помнит, как трудно было эту деревню из себя вытравить. Как посмеивались в университете над еë говором городские, как тяжело было после его окончания зацепиться, остаться, а не вернуться в глушь. И что толку? В итоге она здесь: деревня другая ‒ суть та же. Поехала за мужем. Только обнять его раз в три-четыре месяца получается.
‒ Конечно, милая, ‒ послышалось со двора. ‒ Дело благое. Ты мне только пальчиком ткни, где, я и подпишу.
Алина встрепенулась, наскоро сполоснула руки и вышла во двор. Нахмурилась, завидев у калитки соседку-активистку.
‒ Здравствуй, Тома! ‒ Алина упëрла кулаки в бока.
Высокая, в старомодном костюме, Тома напоминала героиню советских фильмов, этакую управдомшу: того и гляди выговаривать за что-то начнëт или деньги собирать. Тома держала планшет с бумагами. Мама щурилась, глядя в листы, но ручка в еë морщинистых пальцах уже нырнула в колпачок ‒ значит, подписать успела.
‒ Что у вас тут за благие дела?
‒ Алина, и ты подпишись. Слышала же: старый рудник хотят запускать, прииски. Только о золоте и думают! Это же скажется… на тайге, на экологии. У нас тут краснокнижные тигры, ‒ веско сказала Тома и протянула Алине планшет.
‒ Нельзя тигров прогонять, тигры ‒ душа леса. Они тут раньше нас живут, человека не трогают, знают, что за человека поплатятся, ‒ свекровь закивала, глядя на ворох бумаг.
‒ Нет, вы с ума сошли все со своими тиграми: заботитесь о них больше, чем о людях. Дикие кошки и подвинуться могут. Уйдут глубже в лес, не страшно. А мы? Мама, а Дима? Прииск, рудник ‒ что там будет ‒ это рабочие места, развитие региона. Может, школу отремонтируют наконец, люди бежать из посёлка перестанут. И Дима здесь устроится, не будет пропадать на вахтах. А вы…
Воздух закончился. Слова тоже. Да и о чём говорить? С кем? У Томы на лице вежливое недоумение, пустое и гулкое. Мама смотрит странно, грустно и жалостно. Будто хочет прижать к себе, успокоить, погладить по больной головушке глупую девочку Алину.
Да ну их! К чёрту! Дочистить кухню, забрать Еву из садика… А там и день этот дурацкий почти кончится.
На стене два ряда детских рисунков: домики, палка-палка-огуречные семьи, портреты не то мам, не то принцесс, динозавр и фиолетовая птица в жëлтом небе. Работу Евы, крайнюю в верхнем ряду, Алина находит легко: чëрно-оранжевая кошка с огромными зелëными глазами.
‒ Алин, сейчас твоя прибежит. О, ты рисунки смотришь! ‒ Катерина, совсем ещë молодая воспитательница, всегда светилась улыбкой. Наверное, потому они почти сразу перешли на «ты», хоть и не дружили. ‒ Ева у тебя молодец: и нарисовала, и целую историю рассказала про охотника и тигриную принцессу. Похоже, сказка местная. Читаешь ей много?
Алина поморщилась недовольно. Увлечение дочери тиграми превращалось в манию.
‒ Это не я, это бабушка.
‒ Ну конечно, она же у вас коренная. Кстати, не ходите на речушку: там следы видели. Всех предупреждаю.
‒ У нас же водопровод. ‒ Алина пожала плечами, ещë раз посмотрела на семьи палка-палка-огуречиков и спросила: ‒ Твой же тоже вахтовик, да? Давно в отъезде?
Алина перебрала светлые волосики дочери, пахнущие травяным шампунем, и подтолкнула её к комнате.
‒ Иди включай мультики!
После разговора с Катериной было смутно: Алина пыталась посчитать, сколько их, вахтовых жëн, в посёлке. Сбивалась. Побыть бы одной. На кухне возилась свекровь. Алина заглянула, скривила губы: полная кастрюля начищенной картошки, только червоточинки мама не вырезает. Теперь всё заново перебирать.
‒ Мам, идите отдыхать, я закончу тут, ‒ голос подвëл, выдал раздражение Алины. Свекровь, может, и хотела возразить, но только голову опустила и вышла. ‒ На речушку не ходите больше!
Острый кончик ножа с треском входил в картофельную плоть. Алина вырезала червоточинки, а казалось ‒ свои проблемы. Мать, как дитя малое, упирается, не принимает помощи. И хозяйство у неë не убогое, справляется, да всё какими-то странными методами. А Алина следи да переделывай. Плюхнув последний ломтик в воду, Алина громыхнула кастрюлю на плиту, чиркнула спичкой и повернула вентиль. Голубой ореол лизнул дно кастрюли.
Ладно, сегодня она переборщила всë же, маму расстроила. Но раздражение не пускало искать примирения. Зато тревожила идея.
Алина заглянула в зал и чуть было не выругалась. Опять тигр, словно мир сговорился против неë! Замерла, глядя в недовольную, злую морду на экране.
‒ Закон джунглей гласит… ‒ мурчит с ленцой и самодовольством чëрная кошка.
‒ Каждый сам за себя ‒ вот закон джунглей! ‒ перебивает тигриный прихвостень.
Ева смотрит, как заворожённая, тянет руку к экрану. Алина улыбается.
‒ Смотри, моë солнышко, тут тигр правильный. Такой, какой должен быть.
Прав Табаки: каждый сам за себя. Так почему бы не попробовать переиграть всех тигров и их защитников разом?
‒ Помнишь, я тебе про золотодобычу рассказывала? ‒ Завязавшаяся инициатива жжëтся, словно только снятый со сковороды блин: откусить бы, да горячо. Успехом хочется делиться, и потому Алина набирает Диму в неурочный час. Присаживается на ступеньку и тут же вскакивает. ‒ Я прошлась по вахтовым жëнам, поговорила. Будем писать обращение, такой ведь шанс для посëлка! А наши, представляешь? Тома всех стариков обошла: защитим тигров! Тигров, понимаешь?
‒ Подожди, Алин, подожди, ‒ Дима чешет нахмуренную бровь. ‒ Ведь рудник навредит экологии. У нас же охотхозяйство под боком, люди едут со всего света на дикую природу смотреть, фотографий тигров, оленей, медведей сколько. Это же… такая огромная часть региона! Жизни!
‒ И ты туда же! Да для людей надо делать, для людей! Охотхозяйство? Ничего мы с него не видим. Там ведь штат ‒ несколько человек. Работы нет в посёлке, сам знаешь!
Экранный Дима молчит, смотрит жалостно так ‒ в его лице проступают черты матери. Алина смаргивает, говорить трудно.
‒ Я просто хочу, чтобы муж был рядом. Чтобы Ева росла с отцом. Рядом. Понимаешь?!
И нажимает «отбой».
Котëнок. Тянется к воде. На лапах стоит твëрдо, но движения ещë неловкие.
Не учуяла сразу. Теперь ‒ любопытно.
Заросли густые, скрывают хорошо.
Пахнет не леснó. Чужим буйнотравьем, дымом, как все недозвери, и ‒ мягким, нежным.
Крадусь.
‒ Мам, ‒ Алина старательно прячет покрасневшие глаза. ‒ Где Ева? Во дворе не видать…
Свекровь аккуратно втыкает иголку в ткань. Вышивка едва начата, светло-оранжевый краешек, но Алине кажется, что сюжет будет тот же ‒ тигры.
‒ Она на речушку пошла играть.
‒ Ева!
Не рык. Не рёв. Жалкое. Добычное.
На берег с той стороны потока выскакивает недозвéрица. Самка. И котëнок у воды ‒ еë.
Спина наливается силой. Мне ленно. Мне сыто. Но нелепый котëнок так близко…
Недозвéрица видит котëнка, спешит к нему неловко, оступается ‒ напрягаю лапы. Она замечает.
Не бежит. Не бросается к котëнку. Смотрит. Тúгрится.
И я смотрю.
Нелепая недозвéрица. Ни сильных лап. Ни когтей. Ни клыков. И всë же ‒ ти́грится. Чую в еë запахе, в еë взгляде: «Мы с тобой…»
Янтарные глаза, снизу подведённые чëрным. В лопатках играют мышцы. Подрагивает хвост.
Тигрица.
У воды ‒ тигрице хватит и прыжка ‒ Ева. Притихла.
Только не кричи, родная. Не дëргайся.
Алина находит янтарные глаза.
Уходи… Ты же тоже, наверное, мать… Или будешь… Уходи… Не смей даже… Брошусь… Ногтями, зубами, чем угодно…
А с губ срывается неожиданное, едва слышное:
‒ Мы с тобой… одной крови.
Тигрица моргает. Напряжение в еë спине ослабевает. Она делает шаг назад. В зарослях мелькает полосатый бок. И… прыгает в чащу, выгибаясь в дугу.
Алина смотрит в лес. Ждëт. Секунду, две, может, три ‒ ушла, тигрица ушла. Женщина кидается к дочери.
‒ Ева?
Руки, ноги, плечи ‒ цела. Алина целует дочь в макушку, прижимает к себе, отпустить страшно. Жива.
‒ Мама! Я тигру видела, там. А ты?
Алина всхлипывает.
‒ Мама, ты плачешь? Это потому что тигра красивая?
‒ Конечно, родная. Тигра очень красивая.
Об авторе:
Марина Максимовна Сычева родилась в городе Кемерово в 1991 году. Окончила факультет филологии и журналистики Кемеровского государственного университета. Работает учителем русского языка и литературы.
Участник первого семинара молодых литераторов «Алтай. Нео-Лит» (2019), Межрегиональной писательской мастерской Ассоциации союзов писателей и издателей (АСПИ) в Екатеринбурге (2022), Совещания молодых писателей Кузбасса «На 55-й широте» (2022).
Автор этнического фэнтези на основе якутской мифологии «Солнце в силках».
Рассказы Марины Сычевой публиковались в журналах «Огни Кузбасса» и «ПроЛитКульт», в альманахах «Кольчугинская осень» и «Пашня», а также в рамках литературного проекта Teens write.
