Место силы
Для читательского сообщества и писательского содружества совершенно очевидно, что современный Донбасс становится одним из главных центров литературного процесса (и не только в РФ). Своеобразие нашего многострадального края в том, что он собирает все творческие силы, способные разделить его трагическую жизнь и судьбу. Всем понятно, что злободневные темы и острые материалы могут разбудить дремлющие созидательные таланты: болезненное столкновение с ужасной реальностью, драматическое по своей сути, вызывает жгучую реакцию в сознании — пробуждает Совесть (до слёз…) и призывает очищенную и освобождённую душу к преодолению пределов косного существования.
СВО углубила интерес к происходящему на исконно русской земле. Стоит напомнить, что с Луганщиной связано создание бесценного памятника древнерусской литературы — «Слова о полку Игореве»; четырёхтомный словарь «Живого великорусского языка» составил Владимир Даль, а его литературный псевдоним, как известно, Казак Луганский. В годы Великой Отечественной войны Александр Фадеев написал выдающийся роман «Молодая гвардия», который до сих пор служит примером бережного отношения к памяти о подвиге народа, способного оказать сопротивление любым угрозам.
«С чего начинается Родина», «На безымянной высоте», «Подмосковные вечера» — всенародно любимые песни — написаны луганчанином Михаилом Матусовским. Автобиографическая повесть Владислава Титова «Всем смертям назло» стала одной из интереснейших книг, мотивирующей к жизни и борьбе за неё.
Донбасс во все времена славился добрыми трудовыми традициями: мы по праву гордимся шахтёрами — Гвардией труда; знаем и поём шахтёрские песни; в каждой семье из поколения в поколение передаются горняцкие байки…
Благодарные потомки помнят и чтут славные достижения своих предков.
В переломные моменты истории неизменно проявляется несгибаемый шахтёрский характер: в годы Гражданской войны это поразительная стойкость отрядов Красной гвардии, в годы Великой Отечественной войны — героически сражавшиеся шахтёрские дивизии, а сегодня — многочисленные добровольцы и мобилизованные, которые с честью исполняют священный воинский долг перед Родиной.
Земля Донбасса пропитана кровью наших отцов и дедов; сегодня тут проливают свою кровь их сыновья, внуки и правнуки.
Неслучайно весной 2014 года на непримиримую борьбу с неонацистским режимом поднялись все угледобывающие районы будущей Луганской Народной Республики: Антрацит, Красный Луч, Перевальск, Свердловск, Ровеньки, Краснодон…
И теперь в условиях суровой действительности жители Донбасса продолжают выполнять свою кропотливую работу ради возрождения Русского Мира.
***
Начиная с Русской весны 2014 года мы наблюдаем небывалый подъём настоящего народного творчества. Летом 2014-го в рядах ополчения воевали десятки (а скорее всего, сотни!) добровольцев с позывными Пегас, Поэт, Музыкант… Эти люди писали стихи и песни, выступали перед своими товарищами и мирным населением.
К сожалению, имён многих из них мы никогда не узнаем… Безымянные герои погибли, но пока ещё есть возможность собрать и сохранить их творческое наследие. Память о сокровенных жертвах взывает к изучению подлинных произведений, вдохновлённых благородными идеями.
***
С ноября 2014 года в городе Молодогвардейске (ЛНР) проводится открытый фестиваль поэзии и авторской песни «Муза Новороссии»; в 2023-м состоялся уже Х, юбилейный, фестиваль-конкурс. На него поступило около 300 заявок от авторов из многих регионов РФ, а также из Беларуси, Казахстана, Молдовы.
С 2016 года в Краснодоне (ЛНР) издаётся альманах «Территория слова»; в 2024-м готовится к выходу десятый номер.
Практически все авторы представленной здесь подборки в своё время были лауреатами или членами жюри фестиваля «Муза Новороссии», их произведения печатались в альманахе «Территория слова».
***
Творческий порыв (прорыв) жителей Донбасса требует внимания и поддержки со стороны литературных чиновников и издателей, заинтересованных в развитии русской литературы, направленной на воспитание молодёжи в духе патриотизма и уважения к духовным ценностям.
Патриотизм мы понимаем как любовь к Отечеству: его истории, языку, литературе; нельзя забывать, что русская литература — это литература Победы!
В нынешней ситуации у людей, которые в глобальном противостоянии заняли определённые позиции, появляются возможности для создания произведений, способных изменить мир к лучшему.
***
Вот уже десять лет литераторы Донбасса стараются поделиться жизненным опытом и творческими достижениями с неравнодушными людьми.
Наши переживания — это взгляд участников и очевидцев на происходящие события, попытка показать их изнутри. Надеемся, что писателям народных республик Донбасса удаётся донести свои мысли и чувства до взыскательной публики.
Сегодня необходимо (пора) говорить о повышении художественного уровня произведений; для успешного идеологического противоборства нам нужны сильные авторы, мощные книги и достойные публикации.
***
Современный Донбасс — это духовный оплот Русского Мира!
Александр Сигида — отец
Без регалий
Что сказать об авторах, представленных на страницах этого издания? О каждом можно написать статью (и не одну) уже только за то, что в сегодняшнее сложное время они находят силы для творческой работы. Причём речь не только о написании произведений — почти все литераторы ведут активную деятельность, выступая перед молодёжью и бойцами СВО, занимаясь издательским трудом, представляя свои стихотворения и прозу на конкурсах и фестивалях… Всё это, по сути, винтики большого механизма-культиватора душ человеческих, без которого невозможно наше существование.
***
Статья Александра Ивановича Сигиды «Место силы» — это манифест и ода Донбассу творческому. На мой взгляд, очень честная и справедливая. Мне же остаётся рассказать о друзьях-товарищах, собратьях по перу — тех, кто сегодня является пульсом литературной Луганщины. Безусловно, число их намного больше того, что вы найдёте здесь. Практически в каждом городе ЛНР есть своё литературное объединение, где люди встречаются, делятся своими текстами, хвалят, ругают их… И в этом есть смысл, и в этом есть жизнь… Хотя сегодня так много приходится писать о смерти.
Взвод умирал в расстрелянных снегах,
Как раненый боец, земля дышала… —
пишет Сергей Кривонос, не уточняя в произведении, о какой войне идёт речь. Хотя не всё ли равно, разве что-то меняется для солдата?
«Африканец уже в Валгалле…» — этот воин из стихотворения Александра Сигиды (сына) уже в завоёванном раю.
Пусть жизнь каждого погибшего солдата продолжится так, как предположил в строках своего стихотворения Марк Некрасовский:
Время пыль разметёт. Мы травой прорастём.
Станем облаком, лесом, цветком зверобоя…
Сергей Кривонос — замечательный русский поэт из города Сватово — города, который был освобождён от укронацистов только в 2022 году. Сергей Иванович — член нескольких писательских союзов, автор 15 поэтических сборников, лауреат Международной литературной премии имени С. Есенина, победитель, призёр… Теперь, после нескольких лет вынужденного молчания, мы наконец снова можем свободно печатать его произведения. Хотя сам автор бесстрашно предлагал нам делать это и в тот период, когда город был в оккупации.
А приближал освобождение города Сватово (да и других городов Донбасса) Александр Александрович Сигида, с 2014 года воюющий за свободу и независимость родного края. Был ранен, вернулся в строй… Интеллектуал, переводчик, в совершенстве владеющий французским, испанским, английским, немецким языками. Ему бы успокоиться, заняться научной работой. Но пока нет мира — нет покоя человеку чести. О его стихах Владимир Карбань, искусствовед, старший научный сотрудник Луганского художественного музея, сказал: «Александр Сигида — младший — яркий, самобытный поэт с оригинальным, резко очерченным творческим обликом. Человек широкой культуры, в своих стихах он помещает явления регионального, луганского, хронотопа в общемировой мифологический, исторический и литературный контекст».
Имя Марка Некрасовского известно не только в Луганске, но и далеко за его пределами. В период активных боевых действий 2014 года Марк Викторович был в родном городе: заботился о родителях, помогал друзьям и соседям (в день «наматывал» по 20 км пешком — транспорт практически не ходил), сдавал кровь… Многое увиденное и пережитое в тот период он отразил в своих стихотворениях, написав книгу «Кровавая пыль (летопись войны)».
***
Перечитывая стихотворения наших авторов, прихожу к выводу, что, несмотря на все трудности и ужасы войны, человек всё же надеется на мир и верит в лучшее.
В чистой, прозрачной поэзии Елены Заславской так значителен образ лирической героини — матери, сестры, возлюбленной, — чьи молитвы исцеляют и оберегают:
Пусть этот миг, как оберег,
Его хранит в пылу сражений,
И русский Бог, и русский снег,
И губ её благословенье.
Стихотворение «Донор» Светланы Светоч пронзительно, эмоционально и, возможно, автобиографично — настолько ярко представлена вся ситуация. И здесь та же молитва, тот же крик, взывающий к жизни:
…Прошу, паренёк, первоцвет, живи!
Если женщина представлена в стихотворениях как молитвенный оберег, любовь и нежность, то образ солдата — это воплощение защиты, силы, сдержанности.
Кто воевал, не скажет о войне
Ни слова, ни полслова до могилы,
Иначе подорвётся вновь на мине
Или утонет в адской глубине, —
таким видит воина Светлана Каневская. Практически в унисон ей — стихотворение Светланы Тишкиной «Солдатская правда»:
Мир узнает лишь то, что положено знать, —
Как победу солдаты в сраженьях добыли.
О тяжёлом герой будет стойко молчать,
Чтобы люди слагали красивые были.
И Елена Заславская, и три Светланы — авторы из Луганска.
Творчество Елены Заславской давно известно широкому кругу читателей. Поэт, прозаик, журналист, сказочница — во всех ипостасях она интересна, многогранна, ярка. Лауреат… победитель… печаталась во многих российских и зарубежных изданиях… Песни на её стихи исполняет группа «Зверобой».
Светлана Светоч сегодня достаточно активно заявляет о себе, представляя читателю свои стихотворения, которые пишет не только для взрослых, но и для детей. Светлана руководит литературным объединением «Верлибр» и является наставником молодых писателей.
Светлану Каневскую часто приглашают на различные мероприятия как исполнителя песен на её стихотворения. Крым, Камчатка, Непал, восхождение на Эверест, детство в Грозном, жизнь в Луганске — всё нашло отражение в её произведениях.
Светлана Тишкина — автор стихов и прозы: малой и крупной, пьес и очерков. Много пишет на общественные темы, выступает, общается. Один из первых, на мой взгляд, драматургов ЛНР, заявивший о себе пьесами, которые побеждали и входили в шорт-лист многих конкурсов. Светлана — мать солдата, в 2014 году её старший сын ушёл в ополчение.
***
Своеобразный репортаж о происходящем ведёт Александр Сигида (отец) в своём цикле «Вместо репортажа», который начат в 2014 году:
месяц не было связи —
ни грошей, ни воды
(выбирались из грязи,
как Москва из Орды).
Александр Иванович — идейный вдохновитель многих начинаний и проектов, голос правды и справедливости. Его поэзия самобытна и глубока. Сегодня он увлечён проектом «Территория слова», активно выступает перед молодёжью, встречается с поэтами из других регионов. Он — автор поэтических переложений псалмов, «Энеиды» Вергилия, в настоящее время работает над произведениями Гомера.
Много произведений, посвящённых событиям в Донбассе, написано Анной Вечкасовой-Мухиной. В 2014 году она работала фельдшером скорой помощи, когда приходилось выезжать к пациентам, получившим огнестрельные, осколочные ранения.
Ирина Черниенко, краснодонская поэтесса, написала о ней: «Наделённая чувством ритма, Анна Вечкасова ощущает пульс времени. Сегодня обжигающей болью звучат строчки стихотворения о войне, написанные задолго до трагических событий 2014 года: “Она близка и набирает силы, / нещадно рушит семьи и дома. / Она копает свежие могилы, / землёю засыпает их сама…”».
Оригинальным видением мира обладает луганский поэт Тристан Ермолов. Он не подбирает слова для своих произведений — он, похоже, дышит поэзией. Любовь в его стихах метафорична и противоречива:
Ты невесомая такая,
Как синий пух твоих ночей,
Ты — эхо лебединой стаи
И холод ледяных речей.
Наталия Мавроди родилась в Мариуполе, но с детских лет живёт в Луганске. Пишет стихи, рассказы, сказки. Печаталась во многих сборниках, изданиях. Победитель, лауреат, член жюри… Тематика её произведений разнообразна: любовь, война, философия. С особой болью звучат строки о нашей вражде и разрозненности:
Границы, границы, границы…
Заборы, заборы, заборы…
Рассечены сёла, столицы,
Рассечены реки и горы.
<…>
Когда ж разорвём эти сети
И Землю любовью согреем? —
задаётся она вопросом в конце произведения.
Да, собственно, найти ответ на этот вопрос пытаемся все мы — в своих произведениях, поступках, посылах. Ведь о чём бы мы ни писали — в каждом стихотворении боль от утрат, размышления о жизни и смерти, ожидание мира и победы. А ещё — желание пробиться к сердцу читателя, согреть его строками, заставить чувствовать и сопереживать.Надеюсь, что произведения авторов Луганской Народной Республики обретут своё место в сердцах читателей.
Людмила Гонтарева
АННА ВЕЧКАСОВА-МУХИНА
Ворон
Происходят в мире странном
Удивительные вещи:
На окошко утром ранним
Прилетает ворон вещий.
Он приносит небылицы
И значительные вести,
Всё рассказывает в лицах.
Старый он — ему за двести.
Ворон статен и прекрасен,
Он умён и интересен.
— Что ты ищешь на Донбассе?
— Жду войны и горьких песен.
По утрам стучит в окошко,
Ожидая безнадёжно
Слёз и боли, стёкол в крошки…
Мир хранят. Пока возможно.
***
Донецкий кряж горячим летом
Прогрет до каменных костей.
Встречает огненным приветом
Луганск непрошеных гостей.
Тех, кто приехал на сафари,
Хотел помародёрить всласть,
Кто в наркотическом угаре
Оружия почуял власть.
За искалеченные жизни,
Сожжённых храмов алтари,
Во имя павших за Отчизну
Готовься: триста тридцать три!1
***
О нет, мы не дойдём до Палестины,
Земли обетованной рубежа.
Мешает вера тоньше хворостины,
Боязнь под сердцем острого ножа,
Возможность в чай подсыпанного яда,
Разрезанной подпруги у коня.
И вероятно, будто так и надо,
Спокойно со скалы столкнёшь меня.
И даже на край света можно было,
Когда б не вера — тоньше хворостины.
О, если б не боялась, а любила,
Давным-давно б дошли до Палестины.
ЛЮДМИЛА ГОНТАРЕВА
***
Боже, раскрой над домом моим синий зонт небосвода
и слёзы смахни с окон-глаз радуги полотенцем.
Тот материк, где я есмь, открыто встречает восходы
и провожает беспечно составы со станции детства.
А писем не стоит ждать: листовками листопада
кружится моя печаль, чтобы заполнить сцену.
Есть вечера светлый час, когда ничего не надо.
Над миром царит покой — тих, одинок, бесценен…
До Вечности только миг. Качаются занавески.
Негромкий огонь свечи ещё вдыхает мой голос.
И беспокоит лишь взгляд мальчика с древней фрески,
что под прессом времён морщинами раскололась.
***
Лечь в траву и закрыть глаза.
Вжаться раной открытой в почву.
Снились алые паруса.
Оказалось — земля кровоточит.
Тих Господь… Только Он с креста
видел мир без прикрас и фальши.
Ветер уксусом жёг уста,
шли иуды победным маршем.
Сквозь меня прорастёт трава.
Мир с войною в хмельном застолье.
Мы теряем в бою слова,
чтоб разлиться немою болью…
***
Спаси вас Бог, мои друзья,
разбросанные по планете.
Сегодня на планете — ветер.
И о прогнозах вслух — нельзя.
Храни Господь вас всех: простых
и сложных, громких и молчащих.
Пусть в палестинах ваших чаще
рождается крылатый стих.
Поверьте мне: я помню всех,
легко даривших смех и слёзы,
рифмосплетений передозы
и тишь в эфире средь помех.
Так хочется порой стереть
свою нечаянную память,
чтоб горький груз потерь оставить,
чтоб не позволить вам сгореть
от тонкостенной острой боли
за то, что вы всегда в ответе —
за мир в дому и в белом свете,
за игры на чужом престоле,
за то, что (трудно взять мне в толк)
мы в разных оказались стаях…
Твержу, страницы лет листая:
Храни вас Бог, храни вас Бог…
***
Эти умные мальчики с крепким словарным запасом,
что бесстрашно в атаку рвутся всем смертям / всем чертям назло…
На груди — Че Гевара, в наушниках — «Сектор Газа».
Пуля-дура — понятно: случайно опять повезло.
А затем — ренессанс тоски и триумф бессонниц.
Безутешной рыбой становится вдруг песок.
Ни елейный тон, ни надрывный хор богомолиц
не уменьшат боли. И снова вишнёвый сок
на седом снегу. И опять беспощадна память
для солдат, что в небесномземном строю своём до конца.
На ладони — жизнь. Остаётся взлетать иль падать,
погружаясь в облако страстипечали
забвения/веры/свинца…
Тристан ЕРМОЛОВ
***
Наш мир — медвежьи поцелуи
И кромка неотпетых грёз,
Религия ольхи и туи,
Эстетика родных берёз.
Меня хранят цветы раздора,
Лелеют падшие мечты
На плахе голубого взора
Из необъятной пустоты.
Во мне — алеющие флаги,
Завешенные зеркала,
Кресты, погосты и овраги,
Окон заутренняя мгла.
Любви медвежье лобызанье,
Звериный ласковый оскал,
Архангел в небе над Рязанью
Святые слёзы расплескал.
Весны верёвочные путы
И сны из пыли серебра,
Тобой больны мои минуты
И строки этого пера.
Ты невесомая такая,
Как синий пух твоих ночей,
Ты — эхо лебединой стаи
И холод ледяных речей.
***
Сделай мне Бога,
Мать-недотрога,
Дева с глазами медового грога.
Черт твоих линии —
Дымчато-синие,
Сделай мне Бога из горькой полыни.
Выплакай осень
Золотом-просом,
Хной этих косм и лиственным ворсом.
Красок полымя,
Милое имя,
Суки-тоски материнское вымя.
Выстрадай Бога,
Нежная, строгая,
Веры на это осталось немного.
Волосы — кроны
Рыжего клёна,
Сделай Мессию на эти иконы.
Осень и Ты —
Святая дилемма,
Мать Пустоты, звезда Вифлеема.
***
У тебя на губах — Божьей Матери
Свячёное молоко,
Ты мне снишься в парчовой мантии
Цвета «Вдовы Клико».
Причастие нашей вечери —
Чистое ЛСД,
Слёзы сухого шерри,
Мантра Полынь-звезде.
Твои боевые сёстры —
Ласточки в волосах,
Я — сирота-апостол,
Сердце моё — в рубцах.
Ты служишь ольхе и клёну,
Лечишь больную мглу,
Я с тебя написал икону
И повесил в своём углу.
Твоя святость — парфюм «Версаче»,
Шамбала — твой покрой,
Ты невозможна иначе,
Ты выдумана такой.
ЕЛЕНА ЗАСЛАВСКАЯ
В снегах
Стройные сосны торжественны и красивы
Вдоль долгой дороги
В мечтах о небесной России.
И голое поле под саваном белым безмолвно.
Глубоких снегов
Простираются вольные волны.
Христос ли идёт сквозь метель
По бескрайнему русскому снегу?
И тянется след по земле.
Я — Альфа, и я же — Омега.
И тянется след в небеса.
Или это заря наступает?
И сосны закрыли глаза
В мечтах об утерянном рае.
Виденье, иллюзия, бред?
Проверю — тогда успокоюсь.
И я ухожу ему вслед,
В снегах утопая по пояс.
***
Пожелай мне белых лебедей.
Ни о чём на свете не жалей.
От судьбы нам никуда не скрыться.
Зайчик солнечный присядет на ресницы,
Серенький волчок сбежит скорей.
Что ж ты спишь, мой милый, на краю?
Для кого я песенки пою?
«Ай-люли» и снова «люли-люли…»
Не люби!
Нет. Всё равно люблю я.
Помнишь колыбельную мою?
***
Приехать пьяненькой на кладбище,
Сесть у могилки в тишине…
Кто здесь? А здесь товарищ мой,
Погибший в мае на войне.
За цвет весны, за одуванчики,
За дом, не отданный врагу,
Солдаты наши, наши мальчики,
Я в неоплаченном долгу!
Крещение
Крещенья ночь под вражеским огнём:
Сквозь тишину крещендо канонады.
Побудь со мной, прошу, побудь со мной.
Не уходи, не надо.
Вновь под ногами раздаётся хруст.
Хрустят кристаллы ампул промедола.
И пар из уст. И красный снег на вкус
Такой солёный.
Гляди же, Родина,
Возлюбленный твой сын
Не в Иордане, в чистом русском поле
Крещается огнём, войной и болью.
И да пребудет с ним
Благоволение твоё.
Прощание
И плыли в воздухе сыром
Слепые мотыльки метели…
Стояли двое у метро
И попрощаться не умели.
Суровым был его маршрут —
Бахмут и рота штурмовая…
И эти несколько минут
Стояли, рук не размыкая.
Пусть этот миг, как оберег,
Его хранит в пылу сражений,
И русский Бог, и русский снег,
И губ её благословенье.
СВЕТЛАНА КАНЕВСКАЯ
Пойте о любви
Моё солнце выше и ярче,
Мои песни звонче и жарче,
Моё слово остро и крепко,
Но вино моё на вкус терпко.
Было небо по плечу, светлым.
Я мечтала: полечу с ветром.
Но упало небо на плечи,
И зажглись во всех домах свечи.
Нам бы радоваться, да только
На земле моей война, больно.
Время сеять, а семян нету.
Разлетелись дети по свету.
Пропустили в доме мы вора,
Разгорелась за полночь ссора.
А за ссорою — чума, значит,
Будет новая стена плача.
Надрывали голоса лиры,
Призывая мир хранить миром.
А теперь нахлынуло море,
Подняло со дна беду, горе.
Мы нарушили родства клятву,
И обещанной пришла жатва,
Ведь грозил Ветхий Завет гневно
Отделить все зёрна от плевел.
Забурлили реки от крови,
Стала месть, а не родство, кровной.
Треснул мир напополам чётко,
Выбирай меж белым и чёрным.
Сколь по углям ни води мелом,
Не закрасить чёрное белым.
И покатится весь мир к чёрту,
Если белое назвать чёрным.
Сколько псам ты ни кидай кости,
Не умеришь их слепой злости.
Значит, нам ещё стоять твёрдо.
Значит, голову держать гордо.
Ангел, демон ли потом встретит,
Кто был прав — ответ на том свете.
А на этом выбор твой сделан.
Ты на чёрном поле иль белом.
Эй, неробкое моё племя!
Ведь не зря такое нам время.
И пока не подрастёт смена,
Нам ночную б отстоять смену.
Не досказано ещё слово.
Быть не мести, а родству — кровным.
Сколько старых стен ещё рушить.
Только б нам не погубить души.
Не доделано пока дело,
Вы держите, други, строй смело.
Только стройте новый мир, стройте.
Только пойте о любви, пойте!
Нам прийти бы к одному, люди.
Будет жизнь ли на земле? Будет!
Значит, стройте новый мир, стройте.
Значит, пойте о любви, пойте!
Правда о войне
Никто не скажет правду о войне.
Солдат стократ переживает горе,
Проходит через выжженное поле,
Боль усмиряя в песнях и вине.
Нам не постичь всей правды о войне.
А кто хоть малу толику, да знает,
Такого и врагу не пожелает,
Не то что детям, брату иль сестре.
Кто воевал, не скажет о войне
Ни слова, ни полслова до могилы,
Иначе подорвётся вновь на мине
Или утонет в адской глубине.
Солдат свой крест не передаст другим.
Он стал щитом для мира и для жизни,
И горький хлеб кровавой этой тризны
Разделит он лишь с другом фронтовым.
И снова будет новая война
Храниться в засекреченных архивах.
Лишь озарятся братские могилы
Лучами славы Вечного огня.
Но мир святой я возлюблю вдвойне,
Стократ себя почувствую живее,
Поймав уставший, добрый взгляд солдата,
В котором крест судьбы и боль утраты…
Вот так глядел Спаситель на детей
И завещал: «Цветите по весне!
Да возлюбите, дети, вы друг друга!
Я, души вам спасая от недуга,
Вобрал в свою — всю правду о войне».
СЕРГЕЙ КРИВОНОС
***
На тропинках небес тучи в звёздной пыли,
Непоседливый ветер гоняет их резво.
И краснеет восток, словно кто-то вдали
Тонким месяцем небо разрезал.
Наполняется сад хриплым криком грачей
И стучится в окно веткой ясеня сонно.
Вот и ветер уже за поводья лучей
На дыбы поднимает гривастое солнце.
А у чувств моих нежности есть два крыла,
И к тебе тороплюсь, чтобы сердцу открылось:
Жизнь моя неприметна и очень мала —
На ладонях твоих поместилась.
***
Вдохновенно, в устремленье смелом,
Весело друзей к себе позвав,
Маленький художник хрупким мелом
На асфальте лошадь рисовал.
Прокатилось солнце торопливо,
Одобряя мальчика игру:
Лошадь розовой была, и грива
Тоже розовела на ветру.
А когда, осев густым туманом,
Над землёю распласталась мгла,
Живописца из окошка мама
Голосом негромким позвала.
Сохли полотенца на балконе,
Звякал ветер дужкою ведра.
А мальчишке снилось, будто кони
Цокали у окон до утра.
Баллада о бессмертии
Взвод умирал в расстрелянных снегах,
Как раненый боец, земля дышала,
И тяжело гудели в проводах
Разрывы раскалённого металла.
Скрывала мгла растерянный рассвет.
А у холма, разрезав дым и копоть,
Осколок неба раною краснел
Над перебитой жилою окопа.
И солнце, посечённое свинцом,
Качалось, силясь в насыпь упереться,
Но согревало бережно бойцов
Родной земли недрогнувшее сердце.
И, встав в огне отчаянно и смело,
Взвод сквозь метавшийся над полем дым
Шагнул навстречу оробевшей смерти.
И мёрзлый снег растаял перед ним.
***
Григорий жизнь невесело прожил.
Война. Послевоенная разруха.
«Прожил, а ничего не накопил», —
Ворчала иногда жена-старуха.
Он понимал, что время — умирать,
Но всё дела, дела не позволяли.
И сыновей хотел уже позвать,
Да где там — забрались в глухие дали.
Но стало всё-таки невмоготу,
За горло взяли старые болячки,
И жизнь упрямо подвела черту,
Последний день Григорию назначив.
Вот так — когда Григорий тихо спал
И слышал, как негромко сердце бьётся,
Какой-то странный голос прошептал,
Что всё… что день последний остаётся.
Дед встал. Печально скрипнула кровать.
Взглянул в окно — земли сухие груды.
Подумал вдруг: «Кто ж для меня копать
Такую твердь суглинистую будет?
Как ни крути, а некому. Ну что ж. —
Прокашлялся, погрел у печки спину. —
Возможно, завтра разразится дождь,
Промочит грунт, тогда и опочину».
Порой казалось, нету больше сил,
Ни капельки уже их не осталось,
А он, крестясь, у Господа просил,
Чтоб тучи поскорее собирались.
«Куда моей старухе яму рыть —
Ей жизнь давным-давно пора итожить.
А если б дождь прошёл, то, может быть,
Управился б сосед — он чуть моложе».
И дед терпел, хоть было всё трудней.
В груди давило. Губы сжал до боли.
Как будто был не в мазанке своей,
А там, под Оршею, на поле боя.
Хотелось показаться, уходя,
Таким, как был: и крепким, и уда́лым…
Он умер через день, после дождя,
Когда земля сырой и мягкой стала.
НАТАЛЬЯ МАВРОДИ
Старые улицы Луганска
Люблю покой луганских старых улиц,
Уютные зелёные дворы,
Где старики на лавочках, ссутулясь,
Беседуют под гомон детворы.
Здесь всё живёт размеренно и чинно,
Здесь всё хранит событий давних след,
Нет суеты и спешки беспричинной
И каждый камень свой таит секрет.
Дома, как корабли в порту, застыли,
Устав от долгих жизненных дорог.
Их чуть подкрасили, фасады обновили:
Где вывеска, где модный козырёк.
А им слышны военные оркестры
Для них незабываемых времён,
Где майские каштаны — как невесты
И в праздники соборов перезвон.
Прошли над ними войны и салюты,
Промчались перестройки разных лет,
Изменены названья и маршруты,
Им придан современный силуэт.
И всё же есть своё очарованье
В достоинстве спокойном этих стен,
И пусть меняются фасады и названья —
Душа домов не знает перемен.
Хрупкое счастье
Хрупкое, хрупкое счастье —
Лёгкий цветной мотылёк,
Таинства жизни причастье,
В зной — на ветру стебелёк.
Господи, сколько же надо,
Чтоб ощутить всё сполна?
Встретиться с любящим взглядом
Да чтоб зимою — весна.
Да чтоб вот так, безоглядно,
Верить в далёкий мираж
И в озаренье отрадном
Чтобы дворцом стал шалаш.
Слаб иль надёжен тот остов —
Гулко стучат топоры.
Господи, как же всё просто!
Как же всё сложно, увы…
МАРК НЕКРАСОВСКИЙ
***
Эта пыль под ногами, кровавая пыль —
Это всё, что осталось от нас после боя.
Кем я был — я забыл, что любил — я забыл.
Не осталось тревог, не осталось покоя.
Время пыль разметёт. Мы травой прорастём,
Станем облаком, лесом, цветком зверобоя
И на землю прольёмся весенним дождём,
Чтобы смыть все следы от смертельного боя.
Сколько нас полегло в безымянность могил.
Каждый ветром кричит: «Я ведь жил, я ведь жил…»
Ветер гонит волной серебристый ковыль.
Что ни век — то война и кровавая пыль.
СВЕТЛАНА СВЕТОЧ
Донор
Вида крови боюсь, но неважно — иду сдавать.
На работе сказали: два дня разрешат гулять.
И, шагая вдоль стен по продрогшему февралю,
Я на станцию крови иду перелить свою.
— Есть болезни? Не пьёте? Не курите? — врач спросил.
— Нет. Колите! Берите! Скорее!
И ждать нет сил.
Капля крови. На пальце. Краснеет. Так страшно! Жуть…
— Вы бледны, — говорят, нашатырь поднесли нюхнуть. —
Группа А-бэ, четвёртая, редкая, резус — плюс.
Как же долго! Анализы. Господи, я боюсь…
Допустили. Всё в норме. Здорова. И вес хорош.
Всё. Сейчас позовут. На забор. Не под нож… не под нож…
Двери настежь. Мужик забежал, преграждает путь:
— На прямое, пожалуйста, люди, хоть кто-нибудь!
Группа А-бэ, четвёртая, редкая, резус — плюс!
— У меня, — говорю и, как лист на ветру, трясусь.
Побежали. На скорую. Быстро везут, везут…
В поликлинику рядом. Недолго. Халат дают:
— Надевайте! Быстрее!
Врачи, персонал — бегом!
Я за ними:
— Что будет?
— Потом! Объясним потом!
В коридоре — каталки. За окнами — снег, зима.
И под белым в тиши первоцвет до весны дремал.
Первоцвет. Паренёк. Двадцать лет! Ах, война… горька…
Рядом смерть, и моя под иголкой к нему рука.
Кто дотянется? Я? Или, мерзкая, всё ж она?
Паренёк. Первоцвет… Ненавижу тебя, война!
Ненавижу… до хрипа! Всем сердцем, душою всей!
Начинают войну, кто внутри голубых кровей…
Капля крови моя на разливах его крови —
Капля в море. Прошу, паренёк, первоцвет, живи!
Я не помню, как вывели под руки. Всё кругом
Перевёрнуто, кружится.
— Как он?
— Потом… потом.
Ешь давай пирожок. Сладкий чай не забудь попить.
— Доктор, милый, скажите: тот парень… он будет жить?
— Будет… будет…
И снег за окном повалил опять
По полям, пустырям, по холмам, до весны лежать.
Не снежинки, не снег, бело-бело, как простыня,
Белый саван войны весь в крови, там и кровь моя…
Ярко-красной зарёй полыхает и неба гладь,
Словно хочет свою каплю крови ему отдать.
Словно я, словно ты… в капле крови одна лишь суть:
Первоцвет, ты живи! До весны как рукой — чуть-чуть…
***
У ночи длинной в кармане, чёрном, как нитки бус,
Бликуют звёзды, их свет по стенам, касаясь люстр,
Заходит тихо, квартира дремлет, она пуста.
На дверце шкафа повисло платье, ещё фата,
А рядом форма. Войною пахнет. На тремпелях
Война и свадьба. И как-то тихо в пустых стенах.
На стёкла давит холодный ветер, и нет тепла.
Одежда верит, что завтра утром прильнёт к телам,
Сердец биенье услышит снова, фужеров звон!
И форма хочет обнять скорее родной шифон.
Они так близко и в то же время так далеки,
Безмолвно грезят, что Он коснётся Её руки.
И ветер давит сильней на окна, раздался треск,
Стекло упало, и в свете лунном осколков блеск.
Порыв холодный ворвался в спальню, летит на шкаф,
И грубой формы коснулся белый пустой рукав.
Как будто небо вздохнуло тяжко, сама земля,
Как будто люди висят и плачут на тремпелях…
Мерцают звёзды, скользит по ткани их тусклый свет.
Гуляет ветер… и кроме ветра, живых там нет.
В степи
Я знаю, как пахнут весною цветущие травы,
Когда без оглядки несёшься по ним босиком
И ветер вертлявый и прыткий, он ради забавы
Играет наброшенным поверх на плечи платком.
Я знаю, как в знойное лето навзрыд плачет небо
Под стоны растресканной в засуху здешней земли,
И небо грохочет, рычит и басит грозным тембром.
Я знаю, я помню, как мы под дождями брели,
Промокшие насквозь, пропахшие сеном и степью,
Впитавшие кожей шалфейно-тимьяновый дух.
В единое слившись и с ливнями, и с многоцветьем,
Любили друг друга, стесняясь признаться в том вслух.
Я знаю. Ты знаешь. Мы молча бродили по лужам,
То вместе, то порознь, в чабречном дурмане степи.
Возможно, в степи мы друг друга ещё обнаружим
И, может быть, скажем о главном друг другу в степи.
АЛЕКСАНДР СИГИДА — ОТЕЦ
Вместо репортажа
месяц не было связи —
ни грошей, ни воды
(выбирались из грязи,
как Москва из Орды)
ни к чему разговоры —
ложь ловили на слух…
(узаконить поборы
за войну и испуг?!)
оправдавшие напад —
снова точат клинок
(ляжет Солнце на Запад,
если встанет Восток)
По следам событий
то Мазепе, то Петру
молится столица;
обстреляли поутру
школу и больницу
опускаемся в подвал
переждать бомбёжку;
неожиданно (?!) — попал —
прямо в «неотложку»
настоящая беда
посильней тревоги;
попадая в никуда (?),
лупят вдоль дороги
репродукторы ревут
у Дворца культуры;
до чего прицельно бьют
по комендатуре!
бьют по чёрному платку,
по ремонтным базам;
по степному Городку
тяжело промазать.
Из Донецка
1
Всё вижу словно на повторе:
Разбитый город обгорел;
Пережидали в коридоре,
Когда закончится обстрел.
По центру лупят не по-детски
(Потери после назовут):
В незаживающем Донецке
Перебинтовочно живут.
В невероятном хороводе
Летят заветные года;
Листву в подземном переходе
Не убирали (никогда…).
2
Не надо верить в небылицы
(Есть в добродушии изъян):
Мы, возвращаясь из больницы,
Заехать вздумали к друзьям.
Луна похожа на обмылок
Или обломанный кусок;
От остановки «Крытый рынок»
Мы совершили марш-бросок.
Почти на каждом перекрёстке
Война оставила следы:
Ближайших взрывов отголоски…
Столичный город без воды.
АЛЕКСАНДР СИГИДА — СЫН
Odium2
И римский храм, и старый двор,
Врата его запомнил вроде ум;
Где справа, бронзою, Amor3,
А слева, бронзою же, Odium.
Что мне романское Amor?
Что мне красоты Лангедока?
Я повторяю Nevermore,
Путь Ворона лежит к Востоку.
И я коснулся тех ворот
Времён Роланда или Одина;
Тогда был переломный год,
А я, конечно, выбрал Odium.
Мерзость запустения
Царила мерзость запустения,
А сквозь разбитые дома
Сплетались южные растения,
Росла египетская тьма.
И в этой тьме я шёл без помощи,
Ведь я — совсем не Даниил;
А люди-звери, люди-овощи —
Никто себе не изменил.
Как прежде, ищем Рай Искусственный
У Девы-Ночи, на краю;
А сон тревожный и бесчувственный
Царит в Искусственном Раю.
Я разгадал тебя, Утопия,
Колосс на глиняных ногах!
Ты — лишь стакан с кристаллом опия,
Сказанье о Былых Богах.
Воля к преступлению
Пусть под негласным запретом,
Пока не принято, но
Пора говорить об этом:
Герой и преступник — одно.
Об этом научной прозой
Под либеральный плач
Писал Чезаре Ломброзо,
Реакционный врач.
Не разжигают бунты
Пай-мальчики никогда.
Диктатуры и хунты —
Это не их среда.
Не войны и не блокада,
Не Треблинка или С.Л.О.Н.
Картонная баррикада,
Литературный салон.
И эта правда известна —
Её подтвердит в момент
Без протокола, естественно,
Любой любознательный мент.
Преступники и герои.
Бомбисты, эсеры, скины,
После войны зверобои
Обществу не нужны.
Они приобщаются к кружкам,
К маргинальным кружкам.
По тюрьмам, пивным, психушкам
Скитаться еретикам.
История любит руки
Хороших плохих парней.
Плоды Весёлой Науки
Навечно останутся в ней.
История — вроде Гали.
Галя — это фольклор.
О смерти её без печали
Поёт нам Кубанский хор.
Как дети турецкого юга
Ведут её, словно во сне.
И пялят её по кругу.
И палят — спиной к сосне.
И не узнает Иванко
Вкуса Галиных губ.
Она — ещё та гражанка,
А люб ей, кто с нею груб.
Африканец в Валгалле
Африканец уже в Валгалле,
Подают валькирии мёд.
Этот рай вы завоевали.
Кому надо понять — поймёт.
На пути из Варягов в Греки
Мы тащили свои суда,
Находили леса и реки:
«Эй, стой там и иди сюда!»
Одноглазый полковник старый,
Их поглавник и командир,
К межэтническим холиварам
Равнодушен: «Доблестным — пир!»
Криминальные авантюристы,
Право-левые всех мастей,
Футуристы и фаталисты…
Где найдёте таких гостей?
Если есть пространства иные,
Живы русла у скифских рек,
Значит, сбудутся позывные
Африканец, Варяг и Грек.
СВЕТЛАНА ТИШКИНА
Солдатская правда
Легковесные строки красивостью бьют,
Обращают вниманье изяществом слова.
Всё не то, не о том…
В наш постылый редут
Бесполезно сползают под ноги мне снова.
Вы простите, что нем. Подо льдом, под огнём
Скрыта правда солдатская, страшная правда.
Её грубая суть зарастает быльём.
Эх, забыть бы её навсегда, Христа ради.
Каждый, кто с ней столкнулся, скрывает в себе
Из любви к тем, кто нежной усладою дышит.
И без этого в свете достаточно бед,
Шанс оставьте один — миру дольнему выжить.
Легковесные строки смывает дождём.
Не пришлись ко двору. Не пришлись, и не надо.
Лучше просто молчать в тишине ни о чём,
Мать-природа придумает сердцу отраду.
Глину будем месить сапожищами с ней,
Хорошо, что не в них мне шагать на параде,
Да считать буду, сколько мне выпало дней
До приказа сухого — вернуться обратно.
— Не один ты такой, — скажет веточки хруст,
Как бы ни был шаг воина мягок.
Красоту нам подарит шиповника куст,
Дождь не смоет его дико-глянцевых ягод.
Не гостит, а живёт человек на войне.
Если с Богом, то лик его буднично светел.
Грязный, да, и небритый, но верный жене.
Он за счастье планеты, как Солнце, в ответе.
Мир придёт, он когда-нибудь точно придёт.
Смех не будет казаться средь горя не к месту.
И солдатская правда с повестки уйдёт —
Нераскрытая тайна о страхе и чести.
Будут спорить потом: мол, нельзя забывать
Правду жизни солдатскую — тяжкую долю.
Только тот, кто её в том аду отбывал,
Из неё навсегда будет рваться на волю.
Мир узнает лишь то, что положено знать,
Как победу солдаты в сраженьях добыли.
О тяжёлом герой будет стойко молчать,
Чтобы люди слагали красивые были.
________________________________________
1 «Триста тридцать три!» — команда «Огонь!» в артиллерии.
2 Ненависть, вражда (лат.).
3 Любовь (лат.).
