Шаг сквозь северные врата

Лауринас КАТКУС | Зарубежная литература

Лауринас Каткус

 

Перевод c литовского Леонида Бондаря

После шести, после семи

Трамваи и автомобили,
Закончив бурные кадрили,
Давно убрались с улиц прочь…
К. Бинкис в пер. А. Кленова

Нора выпускает троллейбусный ус,
гремят трамваи и пилят рельсы, греются так.
Ни шторы, ни ставни не сладят никак
с блистающим ню витрин.

У парка шабашники ждут работ,
контрабандный глотая дым,
а в привокзальной пекарне в стеллаж
первая стайка рогаликов прыгнула.

Вот перекресток, сонный опять,
что за сигнал, куда поворачивать, кому монумент?
К счастью, музыка прибавляет мне сил
и ныряет назад в кольцевой маршрут.

Нажми же педаль, стойка летит,
расстояние сщипывает, жмет воздух – дай бог,
сквозь призраки улиц, сквозь подвижный гранит
достичь того места, где я цепенел,

забытый в кармане пальто леденец.

Красиво, неловко, как люди встают
из жесткой постели, сна и вчерашних ссор,
так постукивают все громче костяшки старинного языка,
и все светлее кантаты бурлят

в улицах, которые завтра придется покинуть.

Budapest, 2011

* * *

Донатасу

Ничто не предвещало того, что случилось,
деревья дарили нам приятную прохладу,
на табличках меню белели все те же цены,
по набережной, насвистывая, ехали велосипедисты,

никто не сообщал, что собираешься нас покинуть,
об этом молчали соседи в застолье, газеты и птицы,
на перекрестке не ждал тайный агент в сером плаще,
и главное, что внутри – внутри было спокойно,

и мы пили свое пиво, пели песню о победе,
громыхали своими малыми и большими фейерверками,
фотографировали все кругом, а в основном себя,
неужели мы могли оставаться неучами,

твою походку, глыбы твоих мышц,
бронзу твоих скул, беззвучные движения губ
надо было еще крепче запомнить, погрузиться глубже
(хотя невозможно; именно потому, что невозможно),

несколько дней назад пропал мудрейший из нас,
видели его у вокзала с чернокожими молодцами,
продающего рваные флаги и несвищущие свистки,
это была его соломинка,

ибо ты произнес свою последнюю волю и ушел,
унося овал стадиона и плесканье толпы,
зуд экранный и поднебесье азарта,
на прощание глухо ударив в грудь,

бог скорости и случайности, футбол.

Berlin, 2006

В Швеции

Шаг сквозь северные врата, карта пристала к руке;

домишки-игрушки на полке фиорда, скоро уже городок;

указатель: музей, на вокзал, тепло, но вернулся на площадь заснеженную;

гуляешь в пустом супермаркете, не здесь ли я был вчера;

молочные реки, кисельные берега – брейгелев рай лентяев
(молчат старики, молчат);

веревкой в броске застыло над пристанью, городом
темное облако;

дизель чихает, стекла туманны, дворники машут соборам;

разведенные женщины с яркой помадой
идут по своим делам;

проходишь северные врата, стоят со вчера, со Средних веков –

валуны-старцы мшистыми головами
море сосут, отрыгивают, смеются.

Боление

По гостиным многоквартирным блуждают светляки:
уже началось.
Поджилки страны сдавливает такая судорога,
что – пей не пей – тут бессильны пиво, чаек.

бахают-бухают, визжат и ревут. Цвета-соперники
носятся от одного края Самсунга к другому.
Чары подействуют, только если не пропустить ни мига.

Куда, черт возьми, исчезли радушие и милосердие?
Вернулся как минимум неолит – пади, пропади ты,
деревянный идол из соседней деревни.

Когда бросок достигает цели, ускоряются
перемены климата. Очки, очки,
наше единственное богатство, сама наша жизнь!

О, если судьи останутся благосклонны,
будут шуметь до утра праздничные волны,
и племя будет радоваться небесным огням!

Но в горячечном оцепенении
что-то путается,
и показ трансляции отделяется от звука.

Теперь они с трибун, похожих на скалы,
следят за мной, дриблингующим,
выслеживающим их обманные движения.

Беззвучно следят за решающим броском,
когда я в истошном рвении становлюсь мячом,
а корзина – тоннелем, которым улетаю в бескрайность.

О…

Думаю, мы возникли в одно время.

Он был моей травой.

Серая страница, на которой я малевал стрелки и знаки.

Нагретые солнцем квадраты, выходной без конца.

В его пробелах свой порядок ладили муравьи.

А на бордюр как здорово было запрыгнуть на «Школьнике»!

Весной по нему бурлили бурые ручейки, и я бродил по воде в ботах.

В октябре круглые люки приподнимались над выжимками соседских яблок; после родился брат.

Теперь я рослый, торопливый, бормочущий в пластиковую коробку, близорукий.

Обшарпанный, покривившийся, он не дождется большего счастья.

И со злости он в темноте делает мне подножку.

Скулю от боли и думаю:
когда треснут все плитки вильнюсских тротуаров

– но все до одной, –

тогда и я стану новым, иным, незнакомым.

Об авторе:

Лауринас Каткус родился в 1972 году в Вильнюсе. Изучал литовскую литературу и сравнительное литературоведение в Вильнюсе, Лейпциге и Берлине, имеет степень кандидата наук в области современной поэзии. Опубликовал три книги стихов, последнюю, «За семью улицами», в 2009 году. Стихотворения переведены на немецкий, английский, польский, русский, словенский и другие европейские языки; сборники стихов на немецком вышли в 2003 и 2009 гг., на английском в 2011г. Сборники эссе „Sklepas“ (на литовском) и „Kabuff“ (на немецком) опубликованы в 2011 году. В 2012 вышел роман Каткуса «Движущиеся тени».
В 2008 и 2009 был стипендиатом Akademie Schloss Solitude в Штутгарте, в 2013 – стипендиатом Berlin Arts Academy. Каткус переводит поэзию, эссеистику и прозу преимущественно с английского и немецкого языка, а также с русского и испанского.
Живет в Вильнюсе с женой и тремя детьми.

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии журнала «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: