Поэзия не для всех
Когда начинаешь читать стихи Анатолия Ливри, то сначала возникает ощущение чего-то неуловимо знакомого, но вместе с тем нового, неизвестного. То ли это происходит за счёт вечных античных образов, то ли благодаря аллюзиям к русским поэтам и европейским философам и писателям… Однако по мере чтения понимаешь, что перед тобой самобытный, ни на кого не похожий автор-интеллектуал, впитавший всю мировую культуру – от античности до современного постмодерна. Поэтому и поэзия его – своеобразный диалог с мировой литературой, причём в качестве собеседников Ливри выбирает самые знаковые фигуры: Гомер, Свифт, Пушкин, Ницше… Хотя есть у автора и безусловные «фавориты»: Древняя Греция и русский Серебряный век. Кажется, что Анатолий Ливри пытается поверить современность античным инструментарием, ввести её в эллинскую систему координат.
Вместе с тем стихи автора живут в контексте постмодернистской реальности, причудливо переплетающей первоисточники. Поэтому иногда в почти есенинское «октябрь золотом струится между пальцев» вторгаются броские, сюрреалистичные образы («Эйфеля ходули», «планетный сколиоз», «тень бахромы безумья») и оксюморонные тропы («смерторадостные данайцы», «исчадье дивное небес», «дифирамб прозы»), высокая книжная лексика («вакхантов рать», «и в ритм трепещет ей», «сбирающий каменья») сталкивается с просторечной («попутал бес», «пупырчатой березе», «свихнувшийся мальчонка-музагет», «и сиганув сквозь рай»), в полотно поэзии Ливри органично вплетаются русские березовые рощи и южная мандрагора, французский плющ и японский тополь, скандинавский молот соседствует с ветхозаветным Вельзевулом, горгона с Вальгаллой, прекрасная чухонка и Калевала с вакханкой и Асклепиадом, свифтовские еху с ницшеанским «халкионическим предтечей Бога смеха».
Подобно раннему французскому сюрреализму, зародившемуся в атмосфере послевоенного разочарования и принявшему форму всеобъемлющего протеста против устоявшихся ценностей, творчество Ливри, бунтарское по своему духу, тоже восстаёт против реальности, против знаковой системы и знаковости окружающей культуры. Особая эстетика коллажа иногда позволяет автору ставить рядом логически несвязуемые между собой образы. Поэтому постичь поэзию Анатолия Ливри способен только интеллектуально искушенный читатель.
Обряд
Я молния, прорезавшая хаос,
Я зело злой зелот первоогня.
Чёрт немец мне приказ шепнёт: «Geist, raus!»,
Дух прочь – и Вакх нисходит на меня.
Бог выжмет мне в лицо ночное солнце,
Вся патока вселенского добра
Польётся по губам. Святой пропойца,
Из чащи Один смачно гакнет: «Bra!»
И цепкие неистовые пальцы
Светила чёрного ухватят прядь волос,
Потянут посолонь (себе вослед!). Скитальцам,
Засев во мне, Вакх крикнет: «Εἰς ὄρος».
Рёккен, 15 октября 2017 г.
Поэт
Паяц и вор, свирепый пересмешник,
Певец понтийских златорунных струн,
Скрижалей чтец, птенец, яйцо, скворешник,
Сколоченный гравером готских рун,
Засумраченный Азией-могилой.
Замогиканен ложью да молвой,
Заперт, как перс, на ключ у Термопилов,
Заворожён тюрьмою да сумой,
Распахнутой в предчувствии разбоя
Да кистенёвских барских кистеней,
Заклан, как Ифигения в Джанкое
За лань почти Латоновых кровей.
Базель, 6 ноября 2007 г.
Ливри-акушер
Давай, любовь моя планета,
Взрыдай о Сыне, пропляши
Сквозь сочный мрак своей души
До бледнокожего рассвета.
И волглый иволог напев
Зарю омоет в одночасье
Багрянцем рудным. Алый зев
Зевеса блещет новой расе,
Что нарождается, как хмель,
И сорубежными грядами
Из чрева Терры прёт: «Ммммы сссами!
Нам Митра – Бог, нам кровь – купель!»
Èze-sur-Mer, 11 февраля 2012 г.
Об авторе:
Елена Коломийцева, доктор филологических наук, зав. кафедрой журналистики Московского государственного института культуры.
