Белёвские страдания, или На поклон к сказочнице
Работа над книгой очерков о забытых сказочниках «Загадки литературной сказки» у меня подходила к концу, и, влекомый зудом от вечной неудовлетворенности автора, даже при многомесячной возне с текстом, и поиском свежих фактов, в конце октября 2022 года я вместе с женой вновь оказался в Белёвском районе Тульской области, несмотря на хмурое небо и обещание непременного дождя. Теперь мы упрямо спешили в село Мишенское под Белёвом на поиски могил Анны Петровны Зонтаг (в девичестве Юшкова) и отца Василия Андреевича Жуковского – Афанасия Ивановича Бунина. Их захоронения в родовой кладбищенской часовне неоднократно описывались в различной мемуарной литературе, но свежие сведения подозрительно отсутствовали в источниках.
Прекрасно зная печальную участь могилы писателя и сказочника XVIII века Василия Лёвшина в соседнем селе Темрянь, уничтоженной местными вандалами в 70-е годы XX века, мы все же втайне надеялись увидеть ту самую часовню с могилами или хотя бы ее живописные руины с надгробиями, но какое-то шестое чувство упрямо подсказывало, что все наши старания тщетны. Мечталось также сделать фотографию для книги, там имеется очерк о Зонтаг, и указать точное место захоронения, но реальность оказалась, уже привычно, печальнее ожидаемого.
Все о нынешнем состоянии захоронения рода Буниных нам удалось выяснить благодаря местным жительницам, которые беззаветно служат своим великим соотечественникам в недавно созданном Культурно-историческом центре им. В. А. Жуковского, что ныне расположен на месте дворянской усадьбы, в бывшем клубе. XX век вдосталь похозяйничал в округе, как и на кладбище в селе Мишенском, от которого, кстати, тоже ничего не осталось.
Но вернемся к сельскому погосту, он когда-то весьма живописно располагался как раз через овраг от усадьбы, по краю которого идет дорога в имение. Видимо, глядя на него, молодой поэт Василий Жуковский написал свою знаменитую элегию «Сельское кладбище» из Т. Грея, которую опубликовал сам Н. М. Карамзин в журнале «Вестник Европы», после чего фамилия белёвского поэта стала широко известна в литературном мире России. Вот одно из четверостиший:
Под кровом черных сосн и вязов наклоненных,
Которые окрест, развесившись, стоят,
Здесь праотцы села, в гробах уединенных
Навеки затворясь, сном непробудным спят.
Юный автор из Мишенского первым рискнул на русском языке использовать унылый пейзаж сельского погоста для передачи душевного состояния лирического героя. Теперь припомним знаменитый дуб князя Андрея Болконского из романа «Война и мир»: оказывается, его корни – в белёвской земле. Видимо, в самом начале XIX века живописные окрестности подле барской усадьбы, с видами на уездный Белёв, чуть дальше залесный Макарьевский монастырь в Жабыни, вечно спешащую Оку и церковь в Темряни, несомненно, наложили неизгладимый отпечаток на характер выросшего здесь поэта, всего-то двести лет назад…
Но вернемся в нашу пору, а о судьбе имения мы еще в свое время поговорим. С дороги, что идет вдоль бывшего усадебного парка и сада к самому поместью, виден на противоположном склоне черный маленький монумент – как скромное напоминание о когда-то стоявшей здесь усыпальнице рода Буниных. Вот так дела: вместо кладбища – бугор на краю оврага. Мы долго выискивали тропинку, чтобы пробраться к нему напрямик от дороги, но застряли, долго следуя по краю оврага, и так и не решились преодолеть заросшую балку с почти отвесными откосами. Намаявшись, мы вернулись на дорогу, ведущую мимо села прямо в Белёв, и, проехав пару сотен метров в сторону города, в отчаянии свернули с дороги. Следом, миновав давно заросшую травой бетонную, а местами и асфальтированную площадку, – видимо, в советское время она служила колхозникам либо током, либо местом стоянки сельхозтехники, – мы остановились. Бросив машину, молча, с каким-то душевным трепетом отправились через небольшую посадку из старых ив, – а не вязов, как в элегии, – в поисках того самого последнего места упокоения сказочницы и сотен других, ныне безвестных, людей. Шли мы осторожно, глядя под ноги, опасаясь наступить на чьи-то могилы, ведь фактически мы пробирались по старому деревенскому погосту, существовавшему как минимум с XVII века. Но все тщетно, нет следов захоронений, перед нами только петляет едва заметная тропинка, и вокруг простирается на сотни метров пестрый ковер из пожухлых трав: всесильная природа и заблудившийся в прогрессе человек сделали свое дело, возвратив кладбищенские земли мышам-полевкам и кузнечикам, мятлику и пижме с конским щавелем.
Наконец-то пришли, не видно надгробных плит и даже следов от мест, где они безмолвно возлежали несколько веков, первые захоронения – аж XVII века. То самое место упокоения рода Буниных оказалось на ныне никем не кошенном склоне и кое-как выделено лежащими бетонными столбиками. Памятный знак при ближайшем рассмотрении оказался разбит, что еще более прибавило печали в эту и так безотрадную встречу. Текст на нем извещал настойчивого пилигрима, все же решившего во что бы то ни стало добраться сюда, что перед его очами представлена: «Фамильная усыпальница дворянского рода Буниных». Тут же начертана и эпитафия из Василия Жуковского, это его известное стихотворение 1821 года – «Воспоминание» («О милых спутниках»):
О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были.
Припоминаю описание сельского некрополя, по нему выходит, что могила Анны Петровны располагалась справа от входа в часовню, а вот где он находился, тот самый вход? Вероятно, со стороны оврага, так как сохранилась редкая фотография начала XX века, на ней, правда, двери не видно…
Вот отрывок из очерка «Село Мишенское, родина В. А. Жуковского» 1870-х годов тульского краеведа Петра Мартыновича Мартынова: «На кладбище, сзади которого протекает небольшая речка Семьюнка, выстроена деревянная часовня незатейливой архитектуры; там лежат под каменными памятниками прахи: самого Афанасия Ивановича Бунина, отошедшего в вечность в 1791 году, 75 лет, и дочери его, Варвары Афанасьевны, умершей в 1797 году, 29 лет; она была в замужестве за Петром Юшковым. От этого брака родилась Анна Петровна, впоследствии Зонтаг, одноколыбельница, как она себя называла, Жуковского и участница во всех его детских играх; к ним присоединялась иногда, вместе с другими, и та девочка, которая жила у священника Петра Петрова. Мраморный памятник самой Зонтаг – ближайший ко входу. Кроме того, виднеется несколько каменных безымянных плит.
На памятнике рано похищенной смертью матери Зонтаг, Варвары Афанасьевны, бывшей вместе с тем и крестной матерью Жуковского, существует следующая эпитафия:
Чей прах скрывает здесь сей камень под собою?
Кто прямо мать была, супруга – мужу, бедным – друг?..
Но, к горести их всех, болезненной судьбою
Она в селенья радости свой испустила дух».
И вот мы снова в начале XXI века… Стоим среди бурьяна, вокруг нас нет даже намека на старинное кладбище. Лишь только поет о чем-то ветер, шумят деревья, а рядом, метрах в 150 от нас, за леском настойчиво стучит топор – рубят дрова: скоро придут холода. Нетленная Россия во всей красе – на месте сгинувших могил будущей весной распустятся полевые цветы, а поблизости, в жилых домах, народятся дети. Они сорвут их, свяжут венки и станут радоваться теплому солнышку, вот только будут ли они ведать, кто у них под ногами? Думаю, даже верю, что непременно узнают.
Не спеша осматриваемся: фундамента часовни не видно – по всей вероятности, требуются серьезные раскопки, чтобы хоть как-то понять, что и где находилось. Нынешние родственники Буниных обещали возродить часовню несколько лет назад, но воз и ныне там, осилят ли? Хочется надеяться, что и власти Тульской области не останутся в стороне и превратят Мишенское пусть не в Ясную Поляну, ну хотя бы в скромное подобие усадьбы Андрея Тимофеевича Болотова в деревне Дворяниново Заокского района.
А пока, поклонившись людям, давно ушедшим в мир иной, мы отправляемся далее. Нас подгоняют короткий октябрьский день и погода, ведь нам предстоит еще найти надгробие Зонтаг, которое не так давно оторвали краном от захоронения и вывезли в Белёв, в Спасо-Преображенский мужской монастырь. Кстати, туда же доставлена и сильно поврежденная надгробная плита матери Анны Петровны – Варвары Афанасьевны, уморившей себя в 29 лет от несчастной любви. А вот где остальные безымянные надгробия, которые упоминаются в воспоминаниях, в том числе и крепостного крестьянина Тихона Иванова Салавцова, умершего в 1662 году, неизвестно.
Молча мчим в город, надо поспешать, скоро нагрянут осенние сумерки, да еще низкое октябрьское небо того и гляди прольется дождем, хотя не холодно, еще плюс 10 градусов. Как только миновали ворота долгожданного монастыря, сразу увидели на газоне впереди себя россыпь надгробий. Как назло, принялся моросить дождь, что сильно осложнило опознание могильных плит. А когда он разошелся не на шутку, пришлось бежать под кров, чтобы сильно не промокнуть и заодно попробовать расспросить местных жителей. Но монастырь после обеда в субботу казался словно вымершим, насельников не было видно, а вечерняя служба не начиналась. Изредка верующие заходили через ворота и шли в храмы. Мы не рискнули отвлекать монахов и послушников от насущных дел, обратились с расспросами к пожилой продавщице в церковной лавке. Оказалось, что имеющиеся надгробия свозили сюда под эгидой местного музея ввиду отсутствия там места для хранения. И еще она нам долго жаловалась на разорение местных кладбищ в годы советской власти, что часто плиты с именами покойников срывались с могил и шли в фундаменты городских и колхозных построек. Вспоминаю состояние постсоветского города и того самого Мишенского еще пятнадцать лет назад и понимаю, что не в коня корм…
С большим трудом, когда мы, уже промокшие, хотели покинуть монастырь, тем паче дождь не кончался и темнело, удалось найти ту самую прямоугольную плиту из красного гранита с православным крестом и фамилией Зонтаг в торце камня. Кстати, и здесь не обошлось без метафизики: надпись была обнаружена только после молитв о помощи в безутешных поисках. Обходя памятники, с самого прихода в монастырь мы неоднократно приближались к искомому надгробию, но фамилия умершей была написана в столь потаенном месте, что выискать ее сразу не удавалось, да и капли дождя постарались осложнить нашу задачу. Но теперь все тревоги позади – искомая плита перед нами, в относительной целости и сохранности, и в случае восстановления захоронения в Мишенском реставраторам будет что возвратить на причитающееся место…
А теперь несколько обещанных слов об усадьбе Буниных в Мишенском. Она досталась в наследство Анне Петровне Зонтаг (урожденная Юшкова) как внучке Афанасия Ивановича и Марии Григорьевны Буниных, так известная детская писательница стала ее владелицей. Последние тридцать лет имя Зонтаг вновь воскресло в русской литературе; так, помимо подробных воспоминаний о детских годах Жуковского ей принадлежат рассказы и сказки, различные повести и переводы, а ее многолетнее творчество стало объектом исследований. Анна Петровна являлась наряду с Александрой Ишимовой ведущей и одной из первых профессиональных детских писательниц первой половины XIX века. Даже в наши дни переиздавалась ее знаменитая «Священная история для детей, выбранная из Ветхого и Нового Завета»…
Муж Зонтаг, русский военный моряк, американец по происхождению, оказавшись в Мишенском, сразу понял, что их семья не потянет содержать оставленное Буниными хозяйство, потому спустил воду из двух прудов, оставив только один, который, кстати, существует до настоящего времени, и разобрал до основания пришедшую в ветхость двухэтажную деревянную усадьбу. В 1842 году крестьяне из оставшихся бревен сложили небольшой одноэтажный дом. Сохранилось множество его рисунков, как, впрочем, и первоначальной усадьбы. После смерти мужа писательница жила почти безвыездно в своей усадьбе и часто в письмах жаловалась на весьма скромные условия своей жизни: в доме тесно, течет соломенная крыша, а в бане развалилась печка. Однако Зонтаг так и не смогла расстаться с родовым гнездом и не продала имение после смерти В. А. Жуковского в 1852 году: его хотела выкупить царствующая фамилия и подарить детям поэта.
Дом простоял после скоропостижной смерти Анны Петровны в марте 1864 года до 1917 года, пребывая в запустении; наследники, жившие за границей, редко навещали дворянское гнездо. После революции усадьбу использовали как пионерский лагерь, куда на летнее время привозили детей. В естественную и, видимо, неминуемую гибель дома и всего поместья вмешалась Великая Отечественная война. Так, Белёв был освобожден от фашистов 1 декабря 1941 года. Но чтобы выбить врагов из Мишенского, находившегося в очень удобном месте для обороны: кругом овраги, поймы рек, город виден как на ладони, – ушло несколько месяцев. Потому в ходе боев разрушилось все, что находилось тогда на территории усадьбы. Был уничтожен в том числе и каменный храм Покрова Пресвятой Богородицы, правда, давно закрытый (нам рассказали, что на колокольне сидел немецкий корректировщик и стояли пулеметные гнезда), и тот самый неказистый старый домик, на чьем месте поныне высится стела с портретом Жуковского.
Но, видимо, память о великом поэте берегла эти удивительные края. И уже в 1960-е годы, когда местные хозяйства окрепли и восстановились после опустошительной войны, рядом с местом, где когда-то располагалось дворянское гнездо Буниных, построили по решению руководства колхоза и сельского совета типовой клуб. Людей, в том числе молодежи, тогда в окрестных деревнях проживало много, и он, конечно, был востребован долгие годы. Да и память о поэте Жуковском не затерялась среди сводок о надоях и центнерах обмолоченного зерна. В клубе имелась комнатка, посвященная творчеству талантливого земляка. На стенах висели рисунки и его портрет. А в актовом зале проходили торжественные мероприятия, концерты, сельчане пели тут песни под задорную гармошку, также по выходным и праздникам случалось главное развлечение молодежи – танцы, после нареченные новомодным словом «дискотека»…
Сельский клуб, как говорят, запустел уже в 1990-е годы и долго простоял без окон и дверей. Я хорошо помню брошенное здание в 2010 году, когда впервые посетил Мишенское… Только несколько лет назад, после долгожданного ремонта, в нем открылся культурно-образовательный центр, заработали мастер-классы, есть небольшая экспозиция и литература о В. А. Жуковском, усадьба потихоньку восстанавливается, становясь привлекательным объектом для туристов. Вот только жаль, не хватает материалов об Анне Петровне…
Непростая судьба сложилась у известных белёвских уроженцев – Анны Петровны и Василия Андреевича. Как и у этого заветного для всей русской литературы, для каждого нашего соотечественника места. Словно в подтверждение слов Ф. М. Достоевского в «Братьях Карамазовых»: «Мы на земле недолго, мы делаем много дел дурных и говорим слов дурных». Дальнейшее возрождение мишенских земель и, если смотреть шире, всей Матушки России, видимо, произойдет лишь только после восстановления культурной и исторической памяти, тех самых «скреп», о которых мы, если по правде, подзабыли в погоне за достатком и новыми технологиями.
Покидали мы благословенную белёвскую землю под капли осеннего дождя и безмолвно благодарили несчетные поколения людей, оставивших здесь свой неповторимый след, который поныне, как писал Василий Жуковский, «…освещает для нас и землю, и жизнь нашу!». И вновь невольно в памяти всплывает эпитафия с памятного знака на месте захоронения Буниных – Зонтаг:
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были.
Об авторе:
Прозаик, кандидат юридических наук. Родился в 1965 году. Живет в г. о. Серпухов Московской области. Окончил исторический факультет Московского педагогического университета. Служил старшим следователем Серпуховского УВД, следователем по особо важным делам Серпуховской прокуратуры. Учился на факультете правоведения Юридического института МВД РФ.
Писательскую деятельность начал в 1992 году, первая большая публикация – в журнале «Юность» (2007). Автор книг «Сказки Малеевского леса», «Асины сказки», «Сказы Матушки Оки», «Забытый рубеж», «Летучий корабль», нескольких детективов и др. Лауреат Общенациональной литературной премии им. П. П. Бажова, лауреат II степени в номинации «Большая проза» Литературной премии им. А. Дельвига и др.
