Избравший ад
(Отрывок)
Впрочем, Сын Человеческий
идет, как писано о нем; но горе
тому человеку, которым
Сын Человеческий предается:
лучше было бы этому человеку
не родиться.
Мф. 28: 24
1
Покой был ярко освещен и убран, словно неведомые хозяева ждали их. Ученики в удивлении остановились у входа.
– Что же вы? Войдите, – приказал Иисус. – Здесь нам есть пасху.
– Чей это дом, равви? – удивленно спросил Иаков.
– Наш. Входите. Уже время.
Один за другим они входили в низкую дверь под пристальным взглядом Иисуса. Иуда шел последним. Он задержался на пороге, полной грудью вдыхая вечернюю прохладу.
– Почему медлишь?
– Не торопи. Все успеем.
– Ночь близится.
– Знаю.
Он пристально посмотрел Иисусу в глаза, тот кивнул, едва улыбнулся.
– Господи, Твоя воля! – прошептал Иуда и решительно переступил порог.
Женщины бесшумно накрыли стол и молча удалились. Только Магдалина задержалась, остановив на Иисусе полный любви и печали взгляд. Проповедник подошел к ней, не стыдясь обнял, что-то прошептал на ухо. Женщина приникла к нему, в ее глазах задрожали слезы. Иуда поспешно отвернулся.
Иисус и Мария долго не могли оторваться друг от друга. Наконец Назарянин выпустил ее и знаком приказал уходить. Магдалина молча вышла, ни разу не оглянувшись.
Откуда-то возник большой медный таз, Назарянин наполнил его водой, взял полотенце и вдруг склонился к ногам учеников.
– Учитель! – испуганно воскликнул Иоанн.
– Так должно. Если не сделаю этого – не войти в Царство Божье.
Они молча подчинились, лишь переглянулись изумленно. Проповедник начал обмывать им ноги. Очередь дошла до Иуды.
– Нет!
– Дозволь!
– Для чего?
– Так надо.
– Никогда!
– Позволь, Иуда! Я должен!
– Я не могу!..
– Можешь. Ты все можешь, друг мой! Не противься…
Иуда молча склонил голову, вздрогнул, когда Иисус коснулся его ступней. Руки друга были нежны, но его обжигало каждое прикосновение.
Церемония завершилась, они возлегли за трапезу. Волей случая Иуда оказался напротив Назарянина. Иисус произнес короткую молитву, взял кувшин.
– Вот вода, соленая и горькая, как слезы человеческие. Помянем же, братья, слезы, пролитые предками нашими в плену египетском и в поисках Земли Обетованной.
Он каждому плеснул из кувшина. Последнему наливал Иуде. Чаша наполнилась до краев, вода начала выплескиваться, а Назарянин все лил. Иуда молча смотрел на это.
– Учитель, ты переполнил чашу. Вода уже на столе, – вмешался Андрей.
– Так и должно, сын Ионы. Помянем же. Пейте.
Все отхлебнули. Иуда странно взглянул на друга, одним долгим глотком осушил свою чашу, перевернув, показал проповеднику. Иисус промолчал, дал знак остальным. Ученики с жадностью набросились на угощение.
– Ты почему не ешь, Иуда? – внезапно спросил Назарянин.
– Следую твоему примеру.
– Я не голоден.
– Я тоже.
Трапеза шла в молчании. Учеников пугало непривычно строгое, печальное лицо учителя. Иисус взял хлеб, преломил и передал сидящим рядом Иоанну и Петру.
– Это – плоть моя, приносимая в жертву за род человеческий. Примите и едите.
Все испуганно переглянулись, под пристальным взглядом учителя каждый съел свой опреснок. Иисус взялся за кувшин с вином, наполнил все чаши. На этот раз поровну.
– Испейте. Это – кровь моя, за вас проливаемая.
Он не сводил с учеников глаз, пока чаши не опустели.
– Отныне пусть вино и хлеб вечно напоминают обо мне.
Ученики снова переглянулись, но ни один не посмел задать вопрос. Повисло молчание. Они хмуро доедали агнца. Трапеза выходила совсем не праздничной.
– Учитель, тебя что-то тревожит? – решился Иаков. – Что мы можем сделать для тебя?
– Все уже сделано. Сроки истекают. Скоро простимся с вами.
Сын Зеведеев замолчал, озадаченный. Иисус медленно обвел всех пристальным взглядом:
– Час мой близок. Грядут испытания, трусость, слабость не будут оправданием отступнику… Готовы ли вы?
Ученики вновь испуганно переглянулись. Петр с грохотом отодвинул чашу.
– Равви, тебе грозит опасность? Не бойся, я буду рядом. Никто не посмеет причинить тебе зло.
– Не давай поспешных клятв, сын Ионы, – с горечью ответил Иисус. – Лучше промолчать, чем сказать и не исполнить.
– Учитель, ты сомневаешься во мне?!
– Нет, я знаю, прежде рассвета ты отступишься от меня. Но… и камни не всегда были тверды.
Рыбак вскинулся, чтобы возразить, Назарянин знаком запретил ему, снова обвел всех долгим печальным взглядом.
– А еще среди вас есть тот, кто предаст меня.
Перепуганные, ничего не понимающие, ученики в смятении смотрели друг на друга, шепча с трепетом: «О чем он? О ком равви говорит?».
– Не я ли, Иисус? – резко, с вызовом спросил Иуда.
Назарянин отвел глаза и тихо ответил:
– Ты знаешь, кто…
– И ты знаешь! Так назови! Не искушай их!..
– Нет! Все свершается, как должно…
– Тогда зачем этот разговор?
Иисус не ответил. Иуда стремительно подошел к нему.
– Ты хочешь остановить меня? – едва слышно спросил он.
– Делай, что решил…
– Вот как!
Горькая усмешка скользнула по губам Иуды. Он пошел к выходу, на пороге обернулся.
– Оказывается, ты можешь быть жестоким, Иисус, – он шагнул в темноту.
2
Наполненная ароматами трав ночь была тиха. Все дышало умиротворением. Свежая зелень шелестела под тихим ветром. Всем телом впитывая чистоту весенней природы, Иуда шел медленно и чувствовал: чем ближе они подходят к саду, тем труднее дается каждый шаг. Перед входом он остановился. Стражники в недоумении столпились вокруг.
– Что же ты? Веди! – нетерпеливо прикрикнул на него Савл.
Иуда не тронулся с места.
– Может, ты передумал? – ядовито спросил левит.
Иуда не услышал. Он никак не мог заставить себя идти дальше. В порыве безумной надежды он возвел глаза к небу, словно ожидал: сейчас Господь остановит его, как когда-то удержал руку Авраама. Небо оставалось темным и молчаливым. Иуда огляделся: лица стражников были бесстрастны, в глазах Савла светилось нетерпение и предвкушение, его тонкие губы кривились в ехидно-радостной усмешке. Иуда почувствовал, как в душе закипает гнев, жутко захотелось ударить левита по лицу. Он сжал кулаки, отвернулся.
– Ты передумал? – уже яростно повторил Савл.
Иуда на мгновение закрыл глаза, стиснул зубы.
– Нет, – глухо ответил он. – Идите за мной.
—-//—-
Иисус выпрямился, дрожа всем телом, закрыл глаза.
– Отче! Отче!.. Это они! Я чувствую!.. Отче, не оставь меня! Дай мне сил!..
Он ощутил на себе взгляд, горячий, пронзительный, обернулся. Темная фигура медленно шла к нему.
– Иуда! – прошептал Иисус.
В лунном свете Назарянин увидел его лицо, бледное, искаженное мукой, в глазах была такая боль – проповедник едва не крикнул ему: «Стой! Не надо!». Он отвернулся, не в силах видеть этот взгляд, и почувствовал, как ледяные пальцы легли ему на плечи, холодные губы коснулись щеки, услышал тихий надломленный голос:
– Здравствуй, равви…
Иисус повернулся, их глаза встретились. Несколько мгновений они неподвижно смотрели друг на друга. Вдруг Иуда стиснул его в объятиях.
– Твой черед быть самым сильным, Иисус! Держись! Теперь все зависит от тебя!
Он медленно поднялся с колен. Назарянин удержал его за руку.
– Иуда! Иуда… я…
– Я знаю… брат. Пора.
Иуда отошел, давая дорогу стражникам. Иисус покорно склонился перед ними.
– Я ждал вас. Я готов.
– Вот и все, проповедник. Тебя ждет суд Синедриона. Там теперь будешь доказывать, что рожден от Бога, – ехидно произнес Савл.
– Ты сказал, не я.
– Да как ты смеешь!
Левит дал знак страже. Те обступили Иисуса.
– Что такое? Братья! Равви хотят арестовать! Бейте нечестивцев!
Симон и Петр выскочили из-за деревьев с ножами в руках. Симон с глухим рычанием накинулся на ближайшего стражника, Петр подскочил к другому и в горячке полоснул его по лицу. Брызнула кровь.
Увидев это, Иуда бросился вперед, вырвал нож из рук Петра, а его самого оттолкнул с такой силой, что рыбак полетел на землю.
– Остановитесь, безумцы! – крикнул он.
– Уберите оружие, – приказал Иисус. – Не надо крови, Петр. Все свершается, как должно.
– Но учитель!.. – идумей замер с ножом в руках.
– Не стой на моем пути, Симон. Убери нож!
Зелот медлил.
– Ну же! – властно произнес Иисус.
Ученик нехотя убрал клинок и, гневно сверкнув глазами на Иуду, медленно пошел прочь. Отойдя на несколько шагов, он резко обернулся.
– Ты мог получить все, равви! Израиль был у твоих ног! Ты мог изгнать римлян и создать новое царство! Ты говорил нам о Царстве Истины и Справедливости, а в самый решительный момент испугался! Упустил такой шанс! Ах ты… – Симон безнадежно махнул рукой и скрылся за деревьями.
Забросив нож Петра куда-то в темноту, Иуда спокойно встал в стороне. Иисус быстро оглянулся на него, склонил голову.
– Нам пора. Ведите меня, – сказал он левиту и пошел вперед.
Стражники обступили его плотным кольцом. Савл и ученики неподвижно наблюдали, как уводят проповедника. Когда процессия скрылась, левит все с той же ехидной усмешкой медленно подошел к Иуде, протянул тяжелый кошель.
– Держи. Заработал, – едко сказал он. – Я бы добавил за активное содействие, да с собой больше нет. Но мы будем иметь тебя в виду в случае чего.
Иуда словно не заметил издевки.
– Оставь на милостыню, – презрительно ответил он. – Господь зачтет тебе лишние тридцать тетрадрахм.
– Что?.. Да как ты!.. Ах ты жалкий…
– Не кипятись, почтенный Савл. Подумай, на кого ты тратишь свой гнев.
Левит задохнулся от бешенства, побагровел.
– Тебя ждут, почтеннейший, – издевательски поклонился Иуда. – Спеши! Не упусти свой звездный час!
Савл яростно сплюнул и бросился прочь.
Проводив его взглядом, Иуда повернулся к ученикам. Они потерянно стояли посреди поляны и смотрели на него. Он несколько секунд вглядывался в их лица.
– Что смотрите? Встали, как стадо! Вы клялись ему в верности, так будьте с ним. Сейчас вы ему нужны как никогда!
– Это говоришь нам ты?! – выдохнул Иоанн. – Ты, Иуда! Кто только сейчас…
– Что? Предал? Помог схватить? Да, я сделал это. А что же вы? Разве он не предупреждал, что так произойдет, не просил вас быть рядом?..
Ученики невольно отступили и поникли, как наказанные мальчишки. Иуда медленно спрятал лицо в ладонях. Повисло молчание.
Когда он снова поднял голову, в его лице была только усталость.
– Свои грехи я знаю сам и отвечу за них, когда придет время. Не обо мне речь. Идите! Он ждет вас – вы нужны ему!
Ученики молчали. Иуда вздохнул и медленно пошел прочь.
Он бездумно брел по саду и вдруг понял, что по щекам ползут слезы. «Нет, еще не время… Все только начинается!». Он запрокинул голову, стиснул руки. Это не помогло. Ветви, лунные блики, земля закружились перед глазами в диком танце, он зашатался и без чувств рухнул на землю.
3
Иисуса тащили к площади. Грубые насмешки, удары и плевки больше не трогали Назарянина – он был слишком измучен и бездумно брел, безжалостно подгоняемый встревоженными необычайным возбуждением толпы стражниками.
Иуда шел следом. Эти ночь и утро слились в один нескончаемый кошмар, где реальность была хуже самых страшных снов. Зная расчетливую осторожность Антипы, Иуда прекрасно понял, что произошло во Дворце Хасмонеев, и теперь, в который раз пересекая вслед за скорбной процессией город, проклинал эту затянувшуюся пытку.
Людей все прибывало. Словно не было больше дела в предпраздничный день, как обречь человека на смерть и насладиться ее зрелищем. Иуда смотрел на них и пытался понять, как всего две недели назад они же приветствовали Иисуса у Золотых ворот, называли пророком, Царем Иудейским, выстилали перед ним дорогу одеждами и украшали пальмовыми ветвями.
Наконец процессия достигла площади. Иуда остановился в одном из примыкающих переулков, не в силах подойти ближе. Отсюда было отлично видно происходящее. А слышать… Что нового он мог услышать?
На площади появился наместник Иудеи в окружении стражи. С другой стороны подходила процессия членов Синедриона.
Иисуса вывели на помост, поставили перед наместником. Назарянин выпрямился, стряхивая оцепенение, смело посмотрел римлянину в глаза. В лице Пилата промелькнуло нечто среднее между уважением и жалостью. Он задал Иисусу вопрос, тот ответил. По знаку наместника стражники вывели Иисуса к толпе. Пилат вскинул руку, призывая к молчанию.
– Вот человек, крови которого вы требуете от меня, – холодно отчеканил наместник. – По законам Рима на нем нет вины для казни. Если он нарушил ваш Закон – судите его.
– Нет! – выдохнула толпа.
Каиафа выступил вперед.
– Игемон, он оскорбил величие Рима, – гневно провозгласил первосвященник, – он отрицает власть кесаря. Мы просим тебя о правосудии!
– Смерть ему! Распни его! – подхватили люди.
Наместник молчал, с каким-то отстраненным интересом рассматривая толпу.
Первосвященник пустил в ход главный аргумент:
– Игемон, этот богохульник назвал себя царем иудейским. Прямое оскорбление кесарю! Это бунт! Наказание бунтовщиков – право и обязанность римской власти.
Пилат гневно обернулся к Каиафе. Но толпа снова подхватила:
– Смерть нечестивцу!
– Смерть самозванцу!
– У нас нет царя, кроме кесаря!
– Распни его!
Иуда откинулся на стену, прижался к раскаленным камням и от безнадежности, бессмысленности всего происходящего засмеялся страшным мучительным смехом. Спектакль был поставлен великолепно, роли уготованы даже тем, кто не хотел принимать в нем участие. «Да, игемон, теперь ты в ловушке… Не отвертеться… Господи! Молю Тебя, пусть это кончится скорее!». Наместник тоже это понял, но сдаваться не хотел. Окинув площадь презрительным взглядом, он повернулся к толпе спиной и громко, четко, так, чтобы услышали не только солдаты, приказал, указывая на Иисуса:
– Высечь этого оратора! Наказать сурово, но не забивать.
– Нет! Смерть ему! Смерть! – заревела толпа, когда до нее дошел смысл приказания.
Понтий Пилат, не оборачиваясь, ушел во дворец. Легионеры грубо схватили Назарянина и поволокли на другой конец площади к лобному месту.
Иуда догадался о сути приказа наместника, когда Иисуса потащили через площадь.
– О нет! Господи, зачем?! Ему разве мало?! – выкрикнул он в небеса.
Иисуса приковали к столбу, сорвали с него хитон.
Маленький, толстый, с расплющенным носом палач-каппадокиец вышел вперед, занес короткую руку, остервенело размахнулся… Сверкнув, бич опустился на спину Назарянина, оставляя глубокую кровавую борозду. Иуда вскрикнул и рухнул на колени… Палач размахнулся снова. Бич алой змеей взмыл в воздух…
– Не-е-е-е-е-ет! – страшно закричал Иуда.
Его крик потонул в общем реве толпы. В исступлении он воздел к небу руки.
– Господи! Боже Правый! Молю Тебя, пожалей его, Господи! Боже милосердный!..
Толпа подначивала и улюлюкала. Бич уже не свистел, а звенел, пропитанный кровью Назарянина, беззвучно клонившегося все ниже, ниже…
Иуда неотрывно смотрел на пытку. С каждым ударом в его сердце словно вонзалась раскаленная игла. Распластанный на жаркой мостовой, он не видел, не слышал ничего вокруг, весь отдавшись захлестнувшей его муке. Вдруг среди этого бреда чья-то ледяная ладонь коснулась его плеча, нежный голос назвал по имени. Иуда резко обернулся. Перед ним стояла Магдалина. Ее искаженное лицо было залито слезами. Иуда отпрянул, но Мария, разрыдавшись в голос, бросилась ему на грудь. Сам не понимая, что делает, он обнял ее, крепко прижал к себе и замер, утопив лицо в ее душистых волосах.
Они не знали, сколько так прошло времени. Бичевание кончилось. В наступившей тишине они разом обернулись, все еще держась друг за друга, и увидели, как стражники грубо поднимают и встряхивают покрытое кровью безвольное тело Иисуса. Магдалина в ужасе вскрикнула и снова приникла к груди Иуды. Он разжал руки.
– Мария!..
Она подняла заплаканное лицо.
– Ты… ты… я же…
Он так и не смог сказать, только отстранил женщину от себя, отвернулся.
Но она ласково прикоснулась к его щеке.
– Иуда!.. Бедный… – она взяла его за руку.
Их глаза встретились, вместо ненависти и презрения Иуда увидел боль и (о нет, ему не показалось!) сострадание…
– Мария!..
– Я все знала, Иуда! – тихо произнесла она. – Мне не за что ненавидеть тебя!
– Знала? Откуда?
– Он все рассказал мне в ночь перед последней вечерей. И… я догадывалась раньше… Но почему именно ты?
– Ты спрашиваешь?..
Мария не ответила.
– Ты говоришь, что не…
– Нет! Ведь он знал… хотел… он простил тебя…
Иуда вырвал из ее рук свою.
– Он еще жив…
– Они все равно убьют его…
Иисуса снова подтащили к помосту. Иуда поднялся, протянул Марии руку. Они вышли на площадь, оказались в задних рядах. Опять появился Понтий Пилат. Иуда смотрел на него и понимал: римлянину безумно надоела эта история, ему, в общем-то, все равно, лишь из упрямства он готов дать Иисусу последний шанс.
Подвели Назарянина. Его истерзанное тело, измученное лицо, погасшие глаза вызывали сострадание даже у самого жестокосердного. Наместник невольно отступил, его взгляд смягчился. Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Пилат заговорил.
– Что молчишь, проповедник? Видишь, люди жаждут твоей крови! Защищайся же!
– Мне нечего сказать, игемон. Не я называл себя царем – они, не я призвал (призывал?) к бунту – они требовали этого.
– Но зачем ты смущал их странными речами?
– Я говорил об истине и Царствии Божьем.
– Истине? А что есть истина?
– Истина – это Бог. Бог есть Истина.
Пилат саркастически усмехнулся.
– Красивый афоризм! Но сейчас он тебе не поможет. Истина в том, что у меня достаточно оснований казнить тебя. Ты в моей власти, от моего слова зависит – жить тебе или умереть!
– Никакой власти надо мной у тебя нет, игемон. Моя судьба в руке Бога. Да будет Его воля! Ты не изменишь того, что начертано Им.
– Фанатик! Безумец! Все вы здесь такие!.. Впрочем, мне все равно. Хочешь умереть – пожалуйста.
По знаку наместника Назарянина вытолкнули вперед.
– Вот человек! – обратился Пилат к толпе. – Вы просите, чтобы я судил его. Что сделать мне с ним?
– Распни его! Смерть ему! – заревела толпа.
Мария застонала, у Иуды потемнело в глазах.
Пилат смотрел на беснующуюся толпу. Губы его презрительно скривились. Иуда понял: последние искры жалости растаяли в его душе, теперь он чувствует лишь досаду и отвращение, покорное спокойствие Назарянина раздражает его, а не вызывает уважения.
По знаку наместника легионеры вывели еще одного узника. В ярком свете солнца блеснула рыжая шевелюра, Иуда невольно вскрикнул, узнав Бар-Аббу.
– Господи! Это уж слишком! – прошептал он, сообразив, что задумал римлянин.
Толпа притихла. Наместник заговорил, холодно, нарочито негромко:
– По вашему древнему обычаю на праздник Песеха принято миловать осужденного. Римская власть уважает обычаи. Перед вами двое осужденных: Иисус из Назарета, проповедник, названный вами царем иудейским, обвиняемый Синедрионом в богохульстве, и Бар-Абба – бунтовщик, разбойник, приговоренный к смерти за убийства, грабежи и насилие. Кого из них отдать вам?
– Бар-Аббу! Бар-Аббу! – не помедлив ни секунды, заревела толпа.
Некоторое время Пилат наблюдал, как беснуются люди, потом поднял руку.
– Вы решили! – крикнул он, перекрыв шум толпы, и дал знак страже.
С Бар-Аббы, ошалевшего от неожиданного спасения, сорвали веревки, грубо столкнули его с помоста. Разбойника подхватили, он исчез в людском море. Опять вывели Иисуса.
– Распни его! – с новой силой завопила толпа.
Наместник огляделся, пожал плечами.
– Да будет так! – прогремел его голос над площадью.
Люди ответили радостным кличем. Презрительно усмехнувшись, Пилат стремительно пошел прочь, по пути отдавая приказания начальнику тайной службы и легатам.
Легионеры начали выстраивать второе кольцо оцепления.
4
Иисус упал второй раз. Иуда увидел, как Магдалина опрометью кинулась к нему, не обращая внимания на стражников, едва сдержался, чтобы не броситься следом. Но как? Если бы он мог!
Страшному пути, казалось, не будет конца. В этом окровавленном, истерзанном человеке невозможно было узнать Назарянина. Его глаза погасли, черты лица исчезли за маской из крови и грязи. Иуда схватился за стену, зажал уши, закрыл глаза. Когда он снова открыл их, процессия ушла далеко. Стиснув зубы, собрав оставшиеся силы, Иуда бросился догонять ее.
До Голгофы оставалось несколько стадий, когда Иисус упал снова. Иуда понял: больше он не поднимется. Взбесившиеся от жары, несмолкающего крика толпы, стражники исступленно били распростертое на земле тело. Иуда смотрел и чувствовал, как кровь закипает в жилах. Непроизвольно его ладонь легла на рукоять ножа, мышцы напряглись…
– Прекратить! – вдруг отчеканил, перекрыв шум толпы, властный голос.
Легионеры вытянулись перед легатом, который с высоты седла бесстрастно наблюдал за происходящим.
– Прекратить! – повторил римлянин. – Вам приказано распять его, а не забивать.
Стражники отступили.
Холодным взглядом римлянин обвел толпу…
Об авторе:
Татьяна Борисовна Альбрехт, родилась 15 мая 1981 года в Москве.
Окончила педагогический колледж по профессии «учитель начальных классов», училась в Историко-архивном институте при РГГУ по специальности «историк-архивист» (отучилась 5 лет, но не стала защищать диплом, т. к. перешла в ГИТИС), закончила театроведческий факультет РУТИ-ГИТИС.
Писать начала довольно рано – лет с восьми.
Почему?.. Наверно, потому что с раннего детства обожала читать, не только художественную, но и познавательную литературу, в основном, на исторические темы. Придумала себе игру – дописывать или переделывать концовки книг, которые не очень понравились у авторов, придумывать новые сюжетные повороты, сочинять истории про полюбившихся героев. Так, прочитав «Властелина колец», осталась недовольна авторским решением судеб героев и в результате «переписала» для себя едва ли не всю историю Войны кольца.
Видимо, из этого и родилась потребность создавать собственный мир, своих героев. Хотя первое произведение большой формы – исторический роман на евангельскую тему, родился, скорее, из научного интереса – на первом курсе Историко-архивного института увлеклась библеистикой, историей раннего христианства и церкви первых веков.
Стихи же рождаются сами собой, чаще всего, из каких-то особенно сильных впечатлений или потребности высказать засевшую в голове мысль.
Пишу в разных жанрах: поэзия, проза большой и малой форм, в основном, историческая, эссеистика.
Не знаю, можно ли считать литературными достижениями несколько публикаций в альманахах «Золотая строфа» и журнале «Золотое перо». Но было и такое.
