Финалисты конкурса «Несравненное лето»
Девочка-лето
Надежда Власова
Милая, солнцем залита дорожка,
Где до утра мы гуляли с тобой.
Ветер-бродяга ласковой кошкой
Треплет волос воронёную смоль…
Глаз синева ярко светит любовью,
Губы твои шепчут имя моё.
Как хорошо под счастливой звездою
Нашей любви ощутить остриё…
Летняя ночь, ты короткая самая,
Жар поцелуев горит на лице.
Девочка-лето, зачем ты, упрямая,
Прячешь слезинки в холодной росе.
Нас обвенчали травы лесные,
Бархат небес покрывалом служил
Ты моя сказка и ночи хмельные,
Только они знают, как я любил…
Девочка-лето, крылья расправив,
В глаз синеву окунулась опять.
Счастье, конечно, не ведает правил,
Если любовь, значит надо летать!
Любкино счастье
Алинда Ивлева
Было дело, отдыхала я с мужем в деревне. Не на дачных шести сотках, а настоящей деревне, окружённой непроходимым лесом, состоящей из пяти жилых домов, между которыми тянется единственный электрический провод. Этот провод повизгивал и гудел при каждом дуновении ветерка, оставляя местных жителей без всяких признаков цивилизации. Жизнь наша порой покруче гимнаста в цирке-шапито, таких кульбитов накрутит. Вот и со мной в той деревушке случился один почти цирковой случай.
За завтраком бабушка мужа схватилась за сердце. Губы посинели, рука плетью повисла. Любимый внук баб Тому на заднее сиденье жигулёнка уложил, и рванули они в Питер. Дорога дальняя, около пяти часов в одну сторону. А меня оставили гостей дожидаться, московских родственников. Смартфонов тогда не было, связь телеграфная отсутствовала за ненадобностью. Кастрюлю на столб пришпандорили у центральной дороги. Вышел, стукнул со всей дури поварешкой. Тут же пять дверей во всех избушек настежь. Сельсовет в деле.
Ранним утром, со вторыми петухами, с резного крыльца плюхнулась в изумрудную некошеную траву, ромашки шепчутся на ветру с колокольчиками. Валялась в медовом разноцветье, пока бока не отлежала. Открыла парник, закрыла. Воды натаскала из колодца. Полила грядки из ржавой лейки. Прошлась вокруг бирюзового сутулого дома с облупившимися плечами и лохматой крышей. Радио не ловит, телек – далёкое будущее в Ольховке. Выдула банку молока, что соседка принесла: «Парное, сладенькое, только из- под Зореньки. Вечернее-то оно самое полезное, вона щёчки сразу порозовели. А пошто сычом сидишь, Кузьмич на гармонии сыграет – душу на тряпочки. Все наши-то уж собрались. Приходь». Бабка Маланья указала на дальний пригорюнившийся скрюченный домишко среди курчавых берёз. Я не пошла, и так слышно «Чёрный ворон, че ты вьёшсии-и». А к вечеру зашла Любка. Если зашла она, уже рукой не отмахнешься. С розового блюдца, покрытого пушком, на меня смотрели маленькие серые глазки. Скорее пялились, да так, словно тут же измеряли артериальное давление, температуру тела и материальное положение. Сверкнула спичка, как столб пламени изо рта факира. Загорелась физалисовыми огоньками в летнем вечере папиросина, приковав мой взгляд к беззубому Любкиному рту, похожему на дупло дятла:
– Красапета, вот скажи мне одну вещь? – краснолицая здоровенная тётя нависла надо мной грозовой тучей, упершись рукой о стену дома. Клубы дыма превратились в едкий тюль, отделивший меня от незваной гостьи. – Да, ладно, целку валдайскую не строй, – она махнула мозолистой ручищей и протянула мне папиросу.
– Не курю, и вам не советую, – попыталась отодвинуть гром-бабу, чтоб спрятаться в доме.
– Да ладно выделываться-то, – словно щупальца спрута, Любкины руки обвили меня и потащили за собой. – Ты, это, городская, учёная, небось, скажи, что важнее в жизни счастье или здоровье?
– Люба, извините, я не настроена философствовать, – мне была неприятна эта назойливая деревенская жительница.
– Анекдот хочешь? – дыхнула Любка чесноком и кислым перегаром. «Два мужика в кабаке поспорили, что важнее счастье или здоровье? “Один говорит: – Счастье!” Другой подумал, и заявляет: “Не, здоровье”. Вот несколько дней назад я встретил свое счастье – а здоровья не хватило», – Люба загоготала на всю деревню. – Пойдём, куколка, яиц тебе дам свеженьких, да хоть о жизни городской расскажешь.
Мне пришлось подчиниться. Сумоистка и жердь – возражения неуместны. Любка за руку втащила меня в дом.
Прошла в светлую комнату настоящей деревенской хаты, пропахшей былинами, лесом, немного подпольной сыростью и печным дымом, душицей, мятой. На окнах забавные занавески из прошлого в рюшах и кружевах. Домотканые половички пестрели на полу, вызывая детский восторг. Со стены над столом строго взирали лица из прошедшей эпохи, в сюртуках и античных платьях из барежа.
– Мой род из аристократов, – заметила удивлённый взгляд хозяйка дома, выставляя на стол с накрахмаленной скатертью огромную круглобокую бутыль с мутной жидкостью, блюдо, доверху наполненное свежими, ещё со следами помёта, яйцами, и тарелку с ломтями сала, луковицу чищенную, украшенную душистым пучком укропа. – Садись, выпьем за знакомство, такого ты не пробовала ещё, городская! Любка, закатав рукава мужской рубахи, разлила пахучий самогон в стаканы. Меня чуть не вывернуло от ядреного аромата дрожжей и отдалённого запаха лимонной цедры.
– Пей, вот так, – женщина разбила яйцо об блюдо и, задрав лицо, влила себе в рот тягучую субстанцию. Внутренности скрутило в морской узел, по спине побежал холодный пот. Любовь закусила сальцом, облизнулась и рыгнула. – Будем знакомы, – в моей руке возник стакан. Пей-пей, только не дыши.
Гранёный опрокинулся мне в рот, следом залили яйцо, запихнули ветку укропа и шмат сала. – Ну как? Я ж говорила – кайф! Даже бесплодие лечит мой самогон и туберкулёз! – она бахнула, не чокаясь, ещё одну порцию домашнего вискаря.
– Сейчас будем бороться, чем ещё в деревне заниматься, а?
И она поставила локоть на стол, кулак походил на гирю. Моя цыплячья лапка исчезла в жаркой ладони. Попыталась изобразить борьбу. Тощая ручка через минуту безвольно лежала на скатерти.
– Я в туалет, – понимала, если не дам дёру, неизвестно, что скучающая аристократка из «Кацапетовки» ещё удумает.
– А ты через дом, там бревно, по нему и вниз по лесенке, жду! Голова после первой ловила вертолёты. Собрала волю в кулак. Помню: распахнулась дверь, заполонил сознание запах коровьего навоза, устрашающие возгласы буренок и мой бреющий полет в тёплую вонючую неизвестность. Потом я отмокала в корыте, приходя в себя, в меня снова вливался самогон, запихивался укроп, после полёта в навоз самогон пошёл успешнее. После был чай с вареньем из крыжовника и «дискач»: я на крыше трактора с магнитолой, из которой надрывался «Сектор Газа». Затем из конюшни вывели старого Ветра, и Любка предложила мне исполнить роль джигита. Мечтала, мол, она с детства мужа иметь кавказских кровей. И роль выбрала себе в постановке соответствующую: ждать мужа-героя с войны. Пьяная, счастливая, беззубая Любка в драном платье, усыпанном маками, стояла с коромыслом на пороге, размахивая платком. Джигит, уткнувшись носом в живот дряхлого Ветра, изображал прямое волочение и казачий вис. Стрелять из лука по горящему соломенному чучелу не вышло, чучело успело сгореть, пока я доламывала осиновый импровизированный лук.
Помню смутно уже, как упала. Дождавшаяся с войны «жена» опять меня лечила в корыте. К утру мы обнимались и еле ворочающимися языками говорили «за жизнь». Любка – о вдовьей доле, а я о своём бесплодии. И о городской бытовухе. Новая подруга предрекла мне зачатие со стопроцентной гарантией после волшебного самогона. И умоляла, прощаясь, навестить её хоть разок. ⠀
Кстати, о диагнозе «бесплодие»: мой сын был зачат сразу после незабываемой вечеринки в стиле «деревня-стайл». Прошло уже двадцать восемь лет, а я иногда вспоминаю аристократку Любку из деревни Ольховка. А что важнее, счастье или здоровье, я точно знаю. Счастье – иметь здоровье.
Тютина моего детства
Анна Леонтьева
Давным-давно, в моём прекрасном детстве, было много солнечных летних дней и конечно, веселья на каникулах!
Яркое солнце припекало жаром, согревая макушки плодовых деревьев. Лето мы всегда проводили с братом у бабушки на подворье – она жила в частном доме.
Утром мы катались до самого обеда на велосипедах, уезжали далеко – на речку. Гоняли быстро и с ветерком.
Приезжая к обеду, мы с удовольствием бежали есть ароматный бабушкин борщ. Наваристый, густой и очень аппетитный! Сваренный по секретному донскому рецепту. Бабушка и соседи двух близлежащие улицы и гордились Нюсиным борщом. Мы ели так, как в последний раз, спешили съесть такую вкуснятину и даже не помышляли о разных чупа-чупсах, лимонадах и ситро.
Подкрепившись сытным обедом для дальнейших шалостей, приступали мы к догонялкам. Молодая детская кровь требовала движения и игр.
Сначала мы бежали по двору, потом нарезали множество кругов вокруг огромной тютины. Во дворе у бабушки росла огромная тютина-великан, размером с хороший дуб. Её мощные, огромные ветви выдерживали двоих взрослых. Дородный ствол нельзя было никак обнять, тем и интересней. Когда надоедало бегать вокруг дерева, мы с проворностью белки залезали по толстому стволу на наш исполин и догонялки продолжались по толстенным огромным веткам. Перепрыгивая с ветки на ветку, мы быстро утомлялись и присаживались на одну из самых любимых веток (была у нас такая, самая толстая). На ней можно было лежать или сидеть без риска упасть. Мы сидели и прямо с дерева ели сочные чёрные ягодки. Сок из них так и брызгал через край. Руки окрашивались в светло-фиолетовый, немного чернильный цвет. Сок тютины отмывался не сразу, где-то через денёк. Но больше всего мы с братом любили вареники с тютиной, которыми баловала нас наша бабушка. Это были «самые сладкие вареники в мире». В этот момент мы сравнивали себя с Карлсоном, который любит варенье.
Наевшись чёрных ягод, мы спрыгивали с дерева, слезать вниз было вовсе неинтересно.
Высота была большой, метра три, но мы прыгали и не боялись, так как наловчились уже это делать. Прыгали смело и уверенно, ни разу ничего себе не сломав. При этом мы чувствовали себя героями детских рассказов и сказок, капитанами команды и отважными путешественниками. Далее предполагалось поймать врага, который спрятался, хитро замаскировавшись. План поимки был такой: мы оббегали огромный густой палисадник и не найдя врага в шикарных зарослях, бежали дальше. Пробежав летнюю кухню, мы забегали на высокое крыльцо пристройки с обратной стороны. С перил крыльца мы залезали на огромную груду кирпичей, купленных родителями для стройки. Груда кирпичей была высока и позволяла залезть с неё на крышу сарая. Крыша сарая была большой и по ней тоже можно было побегать. Прогретый шифер был невероятно горяч и, недолго пробежав по крыше, мы спрыгивали на металлическую бочку с другой стороны. А уже с бочки – на дорожку рядом с огурцовыми грядками.
Пробежав через грядки, прибегали мы к гаражу, где хранилась вторая часть кирпичей. Так же взобравшись по ним, как и в первый раз, мы попадали на крышу гаража. Немного пробежав по раскалённой крыше, мы по пристройке спускались на лестницу, которая вела на чердак. Обязательно поднимались по большой деревянной лестнице на чердак и проверяли не похищены ли врагом важные письма королю. Это были старые журналы «Работница» и «Крестьянка» И конечно, старые «Мурзилки». После проверки мы перепрыгивали на другую лестницу, ведшую в погреб и удачно по ней спускались на простую грешную землю. В погреб мы не лезли, так как у бабушки всё было строго под замками.
Это был самый настоящий паркур. Жаль, раньше не было такого модного слова и появилось оно только сейчас. Мы чувствовали себя бесстрашными героями, выполняющими разные трюки. Главное – не скучать!!! Фунт озорства и фантазия делали своё дело, никого не спросив.
Напоследок игры мы снова бежали к тютине и забирались на неё. На этот раз с подзорной трубой, подаренной нам соседом дедом Иванычем. Гигантский размер тютины позволял рассмотреть с хорошей высоты несколько соседних улиц, а в конце её виднелось огромное многоэтажное здание городской больницы. Нам нравилось смотреть на него и воображать неприступную крепость, где нужно спасти принцессу от дракона.
Мы чувствовали себя героями. Верили в себя и игру. Проводили весело время.
И даже сейчас, когда мы стали взрослыми, нельзя обнять матушку-тютину, ведь она такая большая! Можно лишь приобнять, прикоснуться к ней и снова к детству.
Моя милая тютина, я чувствую твою душу, я помню каждую твою веточку, каждый листик, который защищал нас от зноя широким зонтом огромной кроны. Я помню каждую твою ягодку, которая подсластила нам наше весёлое детство. И я хочу, чтобы мои внуки бегали так же, как я! Я люблю, тебя родной дом. Я люблю тебя, родной сад. Я люблю тебя, моё пробежавшее детство.
Да исполнятся все мечты!!!
