Сказка о Генсеке
Я хочу начать для вас
Незатейливый рассказ
Не в привычном прежнем стиле,
Как нам раньше говорили,
Как нередко, господа,
Начинали нам тогда:
«Негде в царстве», а иначе:
У Генсека на госдаче
Дочка юная жила,
Не румяна, не бела,
Не умна, косноязычна,
Своенравна неприлично,
Беспринципна и всегда
Слишком папою горда.
Чтоб о ней, не дай бог, слова
Нам не высказать дурного,
Не дай бог, не оболгать
И превратно не сказать,
Скажем, чтоб не ошибиться:
Так себе была девица.
Про нее ползла молва:
Втайне горькую пила.
Да еще напомним: звали
Дочь того Генсека Лялей.
Как случается подчас
В семьях маленьких у нас,
Ничего не замечая,
Папа в ней души не чаял,
А была порой она
Как капризная жена:
Не по-девичьи дерзила
И обидно говорила
Про Политбюро, друзей
И его секретарей.
Избалованная детка,
Прогуляв весь день, нередко
На вопрос: «Где ты была?»
Без стеснения врала,
Мало знала о культуре,
О родной литературе,
У ребят брала тетрадь,
Чтоб по физике списать,
В русском путалась бесславно,
В математике – подавно
Недотепою слыла…
За подобные дела
И подобные успехи,
Недочеты и огрехи,
За прогулы и вранье
Надо бы давно ее
Гнать из школы на задворки.
Только папа… И пятерки,
Не скупясь, ее хваля,
Ставили учителя.
Окружение Генсека
Было лживое от века!
Чтоб начальству угодить
И себе не навредить,
Надо было, глядя в очи,
Угадать: что оно хочет,
Поборов себя, солгать
И уверенно сказать,
Что оно всегда на диво
И умно, и справедливо,
А не то – пиши пропал,
Если в точку не попал.
В мире лживости и лести
Речи не было о чести.
Эти, черт их побери,
Все его секретари
Ни за что могли ославить,
В спецотдел тебя отправить,
Ну а там: «Как ты посмел?
Враг народа!» И… расстрел!
Чтоб у вас о населенье
Было лучше представленье,
И еще хотелось мне
Рассказать, что в той стране
Урожаи были низки
Оттого, что без приписки,
Без халтуры на земле
Не трудились на селе;
Оттого, что без причины
Деревенские мужчины,
Об итогах позабыв,
От паров до молотьбы
Под хмельком пахали, жали
И на помощь приезжали
К ним пахать и молотить –
Для того чтоб вместе пить.
Кто прилежней всех трудился,
Тот героем становился,
Хоть геройский результат
Был, скорее, небогат.
На общественном подворье
Процветало то же горе:
Взяв на ферме задарма
От скота комбикорма,
Нес народ домой котомкой,
А кормил коров соломкой,
И молочный скот всерьез
Был едва удойней коз.
В отступившем от традиций
И успевшем облениться
В государстве развитом
Повсеместно чернозем
Был богат, обширен, тучен,
Но народ уж был приучен,
Так как труд был не в чести,
Кое-как поля скрести.
Оттого из-за границы
От консервов до пшеницы,
Что ни год, везли туда
Большегрузные суда;
А как жители селений
Погрузились в спячку лени,
То державу на пути
Не могло ничто спасти:
Ни привычное бахвальство
Боевого партначальства,
Ни заем, ни куражи,
Ни потоки вечной лжи
Непростой и многоликой;
И держава, что великой
Средь великих стран была,
Вскоре по миру пошла.
От забот страны усталый,
Сам Генсек был добрый малый,
Хоть внушал народу страх:
Грудь сажень – вся в орденах,
Брови хмурые, густые,
Взгляд суров, глаза пустые,
Недоверием полны
К тайным недругам страны.
Утомленный не на шутку,
Выбрав редкую минутку,
Он дневник у дочки брал,
С удивлением листал:
«Как уроки дочка знала», –
Даже челюсть отвисала,
И туманился порой
Взор отеческой слезой.
Время как могло бежало…
Дочь Генсека возражала,
И к Генсеку на верхи
Зачастили женихи
Без предвзятости банальной,
С мыслью свежей, «актуальной»:
Нам с лица воды не пить,
А начальством лестно быть,
А с Генсеком породниться –
Сразу станешь важной птицей,
И награды, и чины
Потекут, как с целины.
Вскоре дочкой неказистой
Выбран был жених плечистый,
И красив, и ростом взял –
Славный будет генерал!
В той стране во время оно
По гражданскому закону,
Так как папа-коммунист
Был завзятый атеист,
Молодые не венчались,
Только в ЗАГСе расписались;
Как тогда водилось, так
Был скреплен гражданский брак.
После ЗАГСа на гулянье
В самом модном ресторане,
В тех обычаях страны,
Собрались, приглашены,
Кроме цвета заграницы,
Высший свет и шик столицы:
Старцы из Политбюро,
Руководство ВЦИК и ГРО,
Министерства обороны,
Престарелые их жены
Да артистов целый взвод –
Развлекать хмельной народ.
Молодые не успели
Съездить в ЗАГС, как гости сели
За просторный стол с икрой,
И пустился пир горой.
Старцы вскоре перебрали,
Обнимать артисток стали,
Жены в крик – и понеслось…
И гулянье сорвалось!
С биографией хвалебной
Зять по лестнице служебной
Семимильно зашагал:
Глядь – уж он и генерал.
В обращениях вальяжный,
Весь сияющий и важный,
Зять доволен и собой,
И счастливой судьбой.
Тесть и теща зятю рады,
Как с пенька, к нему награды:
Не успеет привернуть –
Снова просятся на грудь!
Дочка тоже подобрела:
В магазины то и дело
Стала в город наезжать,
Чтоб наряды поменять.
Их ближайшие соседи
Дома, в частной ли беседе
Иль собравшись вечерком
За приятельским столом,
К слову, вольно и невольно
Говорили добровольно,
Зависть белую тая:
«Что за дружная семья!»
Годы шли, Земля кружилась,
Но недолго счастье длилось.
К сожалению, человек
Смертен. Умер и Генсек.
Гроб его заколотили
И в могилу опустили
Между башен, у стены
Главной площади страны,
Чтобы, празднично гуляя
Или праздники справляя,
Помнил радостный народ,
Что его в итоге ждет.
В наступивший день ненастный,
Для покойного несчастный,
Утро выдалось серо.
Собралось Политбюро:
Потужив, позаседали
И вождя себе избрали:
Молод, грамотен, речист,
Демократ и плюралист!
Но не только демократом,
Новый был Генсеком-хватом:
В мыслях правилен и скор,
На язык всегда остер,
Волен от предубеждений.
Рядом с ним, как добрый гений,
Свежих замыслов полна,
Неотлучная жена.
Им была большая школа
Лести, лжи и произвола
До последнего звена
В жизни преодолена.
Гордой верою своею
В нерушимую идею
В той стране, о коей речь.
Чтоб достоинство сберечь
Или дать понять народу,
Что теперь ему в угоду
Установятся покой
Над измученной страной
И пришедшие в упадок
Справедливость и порядок,
Было твердо и давно
Неспроста заведено:
Власти новые отчасти
Преступленья старой власти
Выставляли напоказ,
Заявляя всякий раз,
Что они к ним не причастны,
Но народ уж безучастно
Между тем на все взирал,
Так как веру потерял:
Он своей все маркой мерил,
Ни во что уже не верил
И смотрел как на напасть
На репрессии и власть;
Но иные были рады
Услыхать кусочек правды,
Если правда, ей-же-ей,
Лжи была куда страшней.
Вроде юного комсорга,
Не остывший от восторга,
Полон думою одной
С неразлучною женой,
Как-то раз в ночное время,
Лысое погладив темя,
Хват-Генсек жене сказал:
«Нам мешает генерал.
Надо будет потрудиться
Выгнать зятя из столицы,
Чтоб не только генерал –
Каждый место в жизни знал.
И неробкому десятку
Можем дать тогда острастку
И народу показать,
Где живет у Кузьки мать».
Коротки дебаты были…
Так они и порешили:
Чтоб свой имидж укрепить
И побольше навредить
Дочке, зятю-генералу,
По секретному каналу
Вскоре было им одно
Поручение дано:
«Подыскать для генерала
Место около Урала».
(Не в «Матросской», не в «Крестах»,
А совсем в иных местах,
Чтоб в не столь и отдаленных,
И не в густо заселенных.
Их в былые времена
Много строила страна
В тех местах, где раньше были
Члены правящих фамилий, –
Пережитки старины
Смерть принять обречены).
По народу слух пустили,
Мол, такие факты были:
«Зять Генсека – генерал –
Пил, гулял и взятки брал».
Тут же и арестовали,
В компетентный орган сдали,
Где молодчиков орда
Изнывала без труда,
В буднях дел не занятая,
Беззаботно коротая
Дни рабочие тайком
За привычным дураком.
К клевете как к главной цели
Продвигаясь в каждом деле,
Те ребята-молодцы
Были ушлые спецы,
Там и не таких видали…
Генерала будто ждали:
На генсекова зятька
Посмотрели свысока,
Не спеша оклеветали,
Десять лет отсидки дали,
И ступай себе, потей
На «обманутых» людей.
Десять лет сидеть – немало…
Оттрубил, и генерала
С побелевшей головой
Отпустили на покой.
Как всегда, нетерпеливый,
Поседевший, но счастливый:
«Чем не шутит черт, – сказал
Бывший Лялин генерал. –
Загляну-ка я, наверно,
На квартиру к благоверной,
Ведь была в меня ж она
В самом деле влюблена».
Но надежды было мало,
Что о нем она страдала,
Ни однажды в десять лет
Не прислав ему ответ;
Ни пера не обмакнула
И ни разу не черкнула,
Зря ей только генерал
Кучу писем написал.
И под вечер, ближе к ночи,
Прямо Ляле перед очи
В форме сношенной предстал
Бывший Лялин генерал.
Ляля сумрачно взглянула,
Пальцы кукишем свернула,
До бесчестья снизошла:
Юбку кверху подняла,
Панталоны показала,
Ухмыльнулась и сказала:
«На, смотри, да не своей
И проваливай скорей,
Да возьми еще в придачу
За имущество и дачу,
Зэк проклятый, драный пес», –
Сунув шиш ему под нос.
О своей судьбе печальной
С пенсиею социальной,
Когда прахом жизнь пошла,
Без прописки, без угла,
Сокрушенный, выйдя в сени
И присевши на ступени,
Тут подумал генерал
И от горя зарыдал.
Об авторе:
Николай Ивлеев родился в 1937 году в семье крестьянина-кулака. В начале войны его отец был призван в армию и погиб в эшелоне, не доехав до фронта. С неграмотной матерью Николаю пришлось прожить трудную жизнь, и его постоянно мучил вопрос: почему Советский Союз, расположенный в зонах от тундры до субтропиков и имевший две трети черноземов планеты, большое количество внутренних водоемов и окружающих его морей, не мог прокормить 286 млн населения, когда его земли и воды могли бы обеспечить продуктами питания более миллиарда человек?
На этот вопрос до сих пор нет вразумительного ответа.
Сельское хозяйство в СССР было угроблено в период коллективизации, когда был сломан хребет крестьянству. Оно так и не смогло накормить страну. Хлеб СССР покупал за границей за нефтедоллары, и, когда цены на нефть упали, над страной нависла угроза голода. В Советском Союзе товары народного потребления производились очень низкого качества и в дефицитном объеме, и, когда из-за рубежа пошли качественные товары, вся промышленность, работающая на потребление, остановилась. Рабочие перестали покупать тот хлам, который производили сами, обвинив в развале промышленности, а за ней и страны Горбачева. В сказке автор пишет о нашем отношении к сельскому хозяйству.
