Как вдохновенна ода небесного холста!
* * *
Как вдохновенна ода
Небесного холста!
Да. Балует погода
Московские места.
Объяла синь густая
Весь мир со всех сторон.
И тает – не растает
В ней первозданный звон.
Там бирюзов и молод,
В оправе золотой,
Взнесён великий город
На небосклон крутой.
А по нетканой глади
Лазоревых шелков
Плывёт раскрытый складень
Прозрачных облаков.
В январские просторы,
Добр, Светел и Велик,
Без всякого укора
Глядит Господень лик.
* * *
Мурлыкала соло свирель скомороха.
В квадрате окна,
Одна, среди шорохов ночи и вздохов,
Сияла Луна.
Спектакль, что в камине играли поленья,
Угас, отзвучал.
Мучительно-чёрный квадрат изумленья
Меня изучал.
В какой-то момент, или мне показалось,
Исчезла стена,
И стала большая каминная зала
Квадратом окна.
Заполнив собой эту чуткую нишу,
Я словно исчез.
Квадратом окна я вошёл (или вышел)
В неведомый срез.
Там душу мою не бередило соло –
Мой тонкий недуг.
Уже не сиял на вселенском престоле
Всеведущий круг.
Пространство со мною простилось, и время,
И ты, заодно.
Мне было неважно, кем был я, стал кем я,
Кем стать суждено.
Но чуть подоткнуло ночное светило
Лохмотья пелен,
Окно застеклённость свою возвратило
В объятия стен.
Мурлыкала соло свирель скомороха.
В квадрате окна,
Одна среди шорохов ночи и вздохов,
Зияла Луна.
Уходя, мы становимся всем
Уходя, мы становимся всем:
Ощутимым и неощутимым;
Светом глаз, болью ран и проблем,
Роком, счастьем реальным и мнимым.
Мы становимся временем для
Просвещённых и непосвящённых;
Долгим властвованием короля,
Кратким веком несчастных влюблённых;
Воем ветра и свистом ядра,
Вечным миром и вечной войною,
Прохудившимся днищем ведра,
И щербатой фабричной стеною…
Уходя, растворяемся мы
В бесконечности, имя которой
БОГ. И эти мгновения тьмы –
Очищение в вечности скорой.
И когда милосердный Господь
Возвращает нас в Центр Мирозданья,
То смиряем ли жадную плоть?
Понимаем ли смысл покаянья?
Уходя, мы становимся всем…
Офицерам 90-х
В простом рабочем кабинете,
Где славный университет
Берёт начала, я приметил
Мне сердце тронувший портрет.
На этом групповом портрете
Узнал я тех, кто разделял
Свою судьбу с моей, кто встретил
Тех девяностых мутный вал
Вражды, предательства, порока,
Но сам себе не изменил;
Служил без страха, без упрёка,
И прав у власти не просил;
Кто сохранил любовь и веру,
Кто знал обязанность одну –
Остаться русским офицером,
И защитить свою страну.
Льды Заполярья, пекло юга,
Тревоги западных границ,
Дальневосточных вахт упругость –
Как летописный бег страниц.
Красивы лица ветеранов –
И многозначны, и просты;
Надёжней грамоты охранной
Их благородные черты.
Они с достоинством врождённым
(Путь каждый лично выбирал),
Несут награды и погоны –
Майор, полковник, генерал…
Я вглядываюсь в эти лица,
Навеявшие о былом:
За них грешно не помолиться…
Такими светел отчий дом.
Так за Россию! Вы всё те же,
И братству нашему верны.
За вас, друзья! – за прочный стержень
Великой северной страны.
* * *
Десяток ядер каменных в стене,
Поросшей мхом по выветренный гребень…
За нею столько прячется теней,
За нею столько мечется теней…
Здесь их приют. Такой им выпал жребий.
Несчастливые прошлые века
Проказой въелись в камень молчаливый.
Жестокий ветер треплет плоть цветка,
На башнях рвёт кустарник полохливый.
Речушка говорливая меж скал
На галечных судачит перекатах.
День яркий щедро блики разбросал
На белоснежных украинских хатах.
Тяжёлый мост замковый подо мной,
Чертополох на строгих бастионах…
Не запорожцы ль на храпящих конях
Мчат лавою через полдневный зной?
К стене прижму горячую ладонь,
В неё вопьётся древней болью камень;
Остынь, скажу я сердцу, охолонь.
Прости мя, Бог…за гнев, за кровь, за пламень.
* * *
Руководителю ансамбля
народной песни «Славянка»
Любови Смирновой
О, песня – тайна вековая,
Отрада русского села!
Куда летишь, душа живая,
Огонь несущая стрела!?
Господним предопределеньем
Твой путь, твой эпос, фатум твой
Народа гениальным пеньем
Овит, как звонкой тетивой.
Горящий след идеалистов,
Пожаров гибельных исток,
Твой нрав и нежен и неистов,
И безмятежен и жесток.
О, песня! Тайна роковая.
Ты то раздольна, то легка,
То в небе пташка зоревая,
То вьюги пляшущей тоска…
Твой голос землю повивает,
Которую не разлюбить…
С тобою Русь не убывает –
Была, живёт и будет жить!
* * *
Я встал. Часы пробили восемь.
Я свеж, решителен и скор.
Какие дни! Какая осень!
Какой пронзительный простор!
Бегом, бегом по гулким тропам,
Усеянным сухой листвой,
Рысцой, а, может быть, галопом,
От паранойи деловой.
Слетают листья. Вздох за вздохом –
Какая мудрая печаль.
Прошла зелёная эпоха
И гимн забвенья зазвучал.
Но день открыт. Широк и светел,
Высок лазурный небосвод.
Кто в нём восторга не заметил,
Тот раб стенаний и невзгод.
И я бегу. Я знаю точно:
Вслед за ядрёною зимой,
Набухнет мир зелёной почкой…
Какое счастье! Боже мой!!
* * *
Вдруг мы устанем друг от друга?
Я даже знаю, почему.
Ещё тобою я не руган,
Но как-то всё не по уму.
Дав место тёмному сомненью,
И уступив тебе на пядь,
Я соревнуюсь с чьей-то тенью,
Чтобы тебя не уступать.
Спешит на крыльях грусти осень,
За нею вьётся листопад;
Я позабыт, полузаброшен,
И отвечаю невпопад.
В себе твой запах ощущаю,
Морщинку вспомнив над губой…
И снова дождь. И я скучаю,
Болею сказочной тобой.
* * *
О, Вена! Пеленой дождей
Затянут облик твой прекрасный.
И инициативе частной
Снующих в сумраке людей
Грозит негласное фиаско,
Когда лишён последней ласки
Один из лучших ноябрей.
О, Вена! Я в глаза смотрю
Своей измученной любимой,
Я полон боли нестерпимой,
И, поклоняясь ноябрю,
Ловлю себя на грустной мысли:
Идём туда, откуда вышли?..
Люблю ли я её? Люблю?!
Она в страдании своём
Мне кажется святой Галиной,
Идущею дорогой длинной
В тот край, где с нею мы совьём
Своё заветное гнездовье…
О, дай ей, Господи, здоровья!
Дождь. Вена. Двое под дождём.
* * *
Поникли густые леса,
Погасла давно сигарета.
Приветствует раб колеса
Тебя, уходящее лето.
Качусь я в машине своей
Водительской страсти в угоду.
Всегда ощущая свободу,
Чем дальше мой путь, тем новей.
Сейчас он стремится туда,
Где облако пеною взбито,
Где новые дни и года,
Где прошлое напрочь забыто.
Сейчас он уходит туда,
Где стынет прозрачная роща,
Где снегом его запорошит,
Где встретят его холода.
Качусь я в машине своей
Водительской страсти в угоду.
О, время печальное года,
Навей мне о прошлом, навей.
Что было, и что не сбылось,
Прошло, пронеслось, промечталось.
Угасла весёлая злость,
Осталась сухая усталость.
Прошли лучезарные дни
Наивных и робких исканий,
И душу ничто не саднит,
И сердце ничто не поранит.
Нет, нет. Погоди, погоди…
Я в прошлое вновь погружаюсь.
Там резв я, легко обижаюсь,
Там всё у меня впереди.
Ты крутишь свои фуитэ,
Стройна, весела и красива…
Не видел тебя я в фате –
Судьба иногда милостива.
По горло насытила жизнь
Не белой мукой, так ржаною.
В гротескном скопленье разинь
Другая мне стала женою.
Под топот солдатских сапог
Я вырос в достойного мужа.
И сей прозаичный итог,
Возможно, был Родине нужен.
Качусь я в машине своей
Водительской страсти в угоду.
Всегда ощущая свободу,
Чем дальше мой путь, тем новей.
Старатель
Когда-то ты пришёл убог и сир.
Старатель, ты без устали искал;
Ты собирал по крохам этот мир,
Стремясь найти начало всех начал.
Ты был мятежным спутником времён,
Непревзойдённым сказочником стал.
Победно пел, когда бывал влюблён,
И горевал, когда побед не знал.
Ты множество вершин преодолел,
Пытаясь заглянуть за окоём;
Ты раздвигал познания предел
И мгла миров окутала твой дом.
Как мотылёк на сполохи огня,
Летишь, полубезумный, в пустоту;
Но негу и тепло земного дня
Зачем с собой уносишь в бездну ту?
Когда-то ты пришёл убог и сир.
Но не триумф твой поиск увенчал –
Ты потерял, старатель, этот мир,
Сочтя себя началом всех начал.
