Снимается наш Афоня на фоне Левиафана

Дмитрий МУРЗИН | Поэзия

Снимается наш Афоня на фоне Левиафана
То трезвый, то в шлемофоне, то, извините, пьяный.

Снимается наш Афоня – да там этих снимков с горкой! –
В Берлине и на Афоне, да в Пальма-де – блин! – Мальорке.

Афоня дерзит – но в меру, Афоня наш меру знает,
Терпеть не может премьера, но Путина – уважает.

Афоня такой спокойный, Афоня такой понятный,
Откроет окно Овертона, потом закроет обратно.

Афоня будильник вертит, ему на работу рано…
Пройдут и Левиафаны, Афоня и не заметит.

***

У меня большая нога.
Неудобно.
Сорок шестой – сорок седьмой размер.
С юности я ношу не то, что нравится,
а то, что не сильно жмёт.
Раньше это были боты «прощай, молодость»,
сейчас какие-нибудь китайские кроссовки.
Невидимая рука рынка
не помогла
моей видимой,
заметной,
большой
ноге.
Однажды
на чердаке отцовского дома
я нашёл свои старые боты.
Удобные боты «прощай, молодость».
Примерил.
Оказались впору.
Молодость меня простила.

***

Сергеев-Мценский, Новиков-Прибой.
Как странен нынче путь в макулатуру…
Найти между страницами купюру
Страны иной.

И прошлое вскипающей волной,
Пощёчиной и бешеным аллюром,
Забытым поцелуем, пулей-дурой,
Беспомощностью, счастьем и виной

Нахлынет неотвязно, как икота…
Откуда здесь зелёная банкнота,
Прекрасен ли, ужасен наш Союз
Советский – и поди не разбери.
Аптека, ночь, канал и фонари…
Над трёшкою слезами обольюсь.

***

Всё смешалось в миксере Облонских,
Перед тем как вырубили свет
И спустили прошлое в клозет.
Нам казалось, рынок – это просто.

Но ещё в начале девяностых
Человечек-горемыковед
Прикупил себе абонемент
На кончину круглой или плоской.
И, пробившись кое-как в партер,
Морщась от литавры и софитов,
Он считает раненых, убитых…

Кто-то ему сунул револьвер…

Нежно пахнет кровью дольче вита.
Человечьей кровью, ясен хер.

***

Мы брали – ну и перебрали,
Затих наш умный разговор…
О чём играет на рояле
Непросыхающий тапёр?

Как у него выходит гладко,
Слащаво, всё да об одном…
Играет он о чём-то гадком,
О чём-то мерзком, неродном…

О чём-то гадком, чём-то мерзком,
Неторопливо, не спеша,
Так не по-русски, не по-детски,
Что аж кукожится душа.

Я морщусь, а сосед икает,
И нужно что-то предпринять…
Пока в тапёра не стреляют –
Он не научится играть.

***

Игорю Дронову

Разберите на запчасти
Молодого донкихота.
Человек рождён для счастья,
Словно рыба для полёта.

Сердце разорви на части,
На четыре части света.
Человек рождён для счастья,
Как ондатра для балета.

Ничего не в нашей власти,
Только выбор: либо-либо.
Человек рождён для счастья,
А ондатра – это рыба.

Нашей долей даже глыбы
Начинают тяготиться:
Человек рождён для рыбы,
А ондатра – это птица.

Всё, чему учили в школе,
Позабудьте, перекрасьте.
Человек рождён для боли,
А ондатра – это счастье.

***

Господь, свинью сооружая,
Соорудил её нелепо:
Свинья хорошая, большая
Не видит неба.
Свинья живёт иных не хуже,
Несёт свой поросячий хвост,
Она, к примеру, смотрит в лужу,
А видит отраженье звёзд.

Не видит звёзд потомок Евы,
Мычит, мол, скука.
Господь тебя нормально сделал,
Так что ж ты, сука?!

Январский сонет

Кончалось всё, особенно – январь,
Морозноликий, перегаростойкий…
Но дворник наш, пропивший инвентарь,
Вдруг отгвоздил себя от барной стойки.

Его запой – ровесник перестройки –
Закончился, как майя календарь,
И осветил починенный фонарь
Наш двор, враз переставший быть помойкой.

Сосед не верит: всё, мол, бесполезно,
Напьётся завтра хуже, чем вчера…
А я взглянул в глаза ему с утра,
И, кроме шуток, – там такая бездна…

Бормочет дворник: «Русский – значит трезвый!»
И добивает лёд в углу двора.

Новое кино

Прогуляться выйти субботним днём,
Завернуть в кафе невзначай.
И давайте папе пива плеснём,
Маме с дочкой заварим чай…

Но в кафе какой-то холодный свет,
Пиво – тёплое, чай – с тоской,
Потому решит семейный совет
Двинуть дружно в сад городской.

Там в саду стоит голубая ель,
Там когда-то белка жила,
Там в саду лошадка и карусель
И пин-понговских два стола…

Продают какую-то ерунду,
Постоять – устроит цена…
Духовой оркестр в городском саду
Так хорош, словно завтра война…

***

Какое сильное звено,
Но – выпавшее из цепочки…
Уменье свыше нам дано –
Как пропадать поодиночке.

По одному нас ловит стая:
Под дых – ага, по морде – хрясь,
Как бы резвяся и играя,
Но не играя, не резвясь.

***

Вяло сигарету разминаю.
Не курю. И не прошу огня.
Будто бы не знал, но вспоминаю
Тех, кто жил на свете до меня.

Как они здесь сеяли-пахали,
Как бывали здесь навеселе.
Как они наивно представляли
Всё, что будет после на земле.

Вот уж на чужом пиру похмелье,
Вот уж пальцем не туда попал…
Вряд ли они этого хотели,
Ничего-то я не оправдал.

Нет печи. А так – считай, Емеля,
Полон весь намерений благих,
Даже помолиться не умею
За безвестных пращуров своих.

Вздрогнув и очнувшись от напасти,
Брошу сигарету – баловство,
Задыхаясь от стыда и счастья,
Как Иван, припомнивший родство.

Об авторе:

Родился в городе Кемерово 28 апреля 1971 года. Окончил математический факультет Кемеровского государственного университета (1993) и Литературный институт им. М. Горького – семинар И. Л. Волгина (2003). Ответственный секретарь журнала «Огни Кузбасса». Лауреат Всесибирской премии им. Л. Мерзликина (2015).
Печатался в журналах «Петровский мост», «Дети Ра», «День и ночь», «Наш современник», «Москва», «Октябрь», «Огни Кузбасса», «Сибирские огни», «Байкал», «Балтика» и др.
Автор восьми книг стихов. Член Союза писателей России. Член Русского ПЕН-центра. Живёт в Кемерове.

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии журнала «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: