Сова рыдает горько под окном
Сова рыдает горько под окном
Сова рыдает горько под окном,
Кукушка мне вдали года считает,
И снова не могу забыться сном,
И вновь тоска мне сердце разрывает.
Ты строила дворец хрустальный свой,
Ты всей душой стремилась к идеалу,
Я рядом был. Но я не твой герой,
Ведь ты меня совсем не замечала.
Не видела, что я горю в огне,
Мечтая подарить тебе планету,
И брел я за тобою, как во сне…
А ты сжигала жизнь, как сигарету.
Растрачена душа твоя давно
В угаре дымном, в суете напрасной,
Как прежде, больно мне. Но все равно
Тебя я вспоминаю ежечасно.
Для неба о тебе найду слова
И не устану за тебя молиться,
Пока любовь моя еще жива,
Пока не перестанет сердце биться.
Не затеряйся средь дождей и вьюг!
И помни, что есть тот, кто ждет и верит,
Судьбой не ставший, но надежный друг,
И для тебя всегда открыты двери.
С тобой по жизни шел не я, увы,
Но ты жила в моих стихах и песнях…
Шумит листва… Тоскливый крик совы…
И ночь умрет. И снова день воскреснет.
Все прошло. Одинок я опять
Все прошло. Одинок я опять,
Пусто в сердце, как в брошенном доме…
Вновь пытался в тревожной истоме
Силуэт твой в толпе отыскать.
Половинка моя, где же ты?
Как мне остро тебя не хватает!
Как мне жить без тебя? Я не знаю.
О тебе – все стихи и мечты.
Обжигает подушка огнем,
Я в холодном поту просыпаюсь,
Без тебя не живу – только маюсь,
Нет покоя ни ночью, ни днем.
Хоть зимы серебро в волосах
И дорог исходил я немало,
Сердце биться пока не устало,
Но блуждаю, как будто впотьмах.
Нет, не стал я с годами мудрей,
Лишь один был урок мной усвоен:
Только тот в мире счастья достоин,
Кто с судьбой повстречался своей.
Где ты – та, с кем сердца в унисон?
Где ты – та, что поймет с полувзгляда?
Отзовись, нам ведь встретиться надо,
Мы реальностью сделаем сон.
Объяснить не могу – отчего, почему
Объяснить не могу – отчего, почему,
Дорогая, ревную тебя ко всему:
И к сыночку, что может быть рядом всегда,
Ни за что не покинешь его никогда,
Может рядом с тобой перед сном он лежать,
Что-то мило на ушко тебе лепетать.
Ты не знаешь, как часто в мечтаньях своих
Также я засыпаю в объятьях твоих.
Дорогая, и к чашке тебя я ревную,
Этой чашке знаком вкус твоих поцелуев,
Нежно края фарфора губами касаясь,
Кофе пьешь ты, ладонью ее обнимая.
Даже к кофе ревную – не губы мои,
Его капли уста обжигают твои.
Я ревную, когда желтый лист упадет
И к щеке твоей в неге осенней прильнет,
Это я, а не он пред воротами рая
Должен ласки тебе расточать, умирая.
И к луне я ревную за то, что она
Любоваться тобой до рассвета вольна,
Я и к солнцу ревную, я знаю: оно
Поутру непременно заглянет в окно
И тебя золотыми лучами разбудит…
Я люблю и ревную. Так было и будет.
Какой ты нежной в юности была
Какой ты нежной в юности была!
Жила легко, кружилась, словно в танце…
Недолго для тебя весна цвела,
Ни свежести теперь и ни румянца,
И ясный блеск лучистых серых глаз
Тускнел и гас в дыму хмельных застолий…
Мне это вспоминается не раз,
И сердце вновь сжимается от боли.
Я помню все – последнее «прости»
И скомканную в пальцах сигарету…
О, как же трудно было мне уйти,
Оставив все вопросы без ответа.
Я ждал, но ты назад не позвала
И вечером другого обнимала…
Ты свет в окне не для меня зажгла…
Теперь все в прошлом. Не начать сначала.
И с той поры минуло много лет,
Но ни с одной я не сумел ужиться,
Да и в твоей семье согласья нет,
Счастливому сюжету не сложиться…
Любимая! Я, как и прежде, твой,
И ты осталась для меня все та же,
Мне без тебя тоска – хоть волком вой,
Мечтаю о тебе в Париже даже.
Когда узнал я, что твой муж в долгах
Увяз – я поспешил ему на помощь,
Об этом он не знает и сейчас,
И с ним мы, как и прежде, не знакомы.
Наивный! Я мечтал тебя вернуть,
Не спал ночами, ждал звонка… Напрасно!
Ты все решила, выбрала свой путь,
Как я – тебя, его ты любишь страстно.
Работая, себя ты не жалела,
Он в ресторанах весело кутил,
Ты верила, надеялась, терпела,
А он с другими ночи проводил.
Я столько раз, тебя забыть пытаясь,
В других глазах знакомый свет искал,
Но, женщину чужую обнимая,
Твое я имя нежное шептал…
Могу признаться: я сейчас богат,
Шикарный дом, и в доме все, что надо,
Но пусто в нем, цветет напрасно сад,
Все оттого лишь, что тебя нет рядом.
Тебя нет рядом – опустел весь свет,
Потерял я смысл, и счастья нет –
Лишь иногда в коротком сне моем
Воркуем мы, как голуби, вдвоем.
Чужая жизнь
Я устал от сумрачного мира,
Где давно без струн осталась лира,
Где порывы разбивает ветер
Обо все плохое в этом свете.
Лицемерие и ложь повсюду,
Только я под них плясать не буду.
Жизнь моя – заложница немая,
Я же жизнь чужую проживаю.
За семью запорами томится
Пленница-душа, как в клетке птица.
Слезы лью, и радости желая,
Я от жажды счастья умираю.
Я хочу любовью дни наполнить
И душе о радости напомнить,
Я хочу в блаженство окунуться.
И счастливым на заре проснуться.
Но ни днем, ни ночью нет покоя
Оттого, что стал судьбы изгоем,
И свободу, что Господь нам дал,
Кто-то силой власти отобрал.
На распутье
Вино в стаканах – через край,
Хоть до рассвета ты гуляй –
Одарит ночь тебя весельем,
А утро уморит похмельем.
Я с Иблисом в обнимку пил,
И он красавиц мне дарил,
Свой эликсир мне подливал,
Чтобы я разум потерял.
Я в буре чувств провел всю ночь,
Души невинность выгнал прочь.
Вползало утро, как змея.
Вгляделся в зеркало: не я.
Днем умирал, а ночью жил,
В плену хмельном я не тужил.
Губил я дни, в застольях тая,
И плоть, и душу оскверняя.
Себя героем я считал,
Но день за днем я жизнь терял.
Друзья давно чужими стали,
Зато враги своим признали.
Как лютый волк, я одичал,
На всех с похмелья я рычал.
Любовь божественно святую
На страсть я променял слепую.
И пьянство не прошло бесследно:
Болезнь сыграла марш победный.
Я предал Дух, я грешен, знаю.
Теперь, как свечка, догораю.
Я виноват, но как обидно!
Перед душой своею стыдно,
Она ждала земного рая,
Теперь в аду страстей сгорает.
Каким коварным стал наш мир:
Иблис здесь свой устроил пир,
Святоша – за Святого Духа,
Где справа – черт, а слева – шлюха.
Ад и Рай
Совсем недавно были мы близки,
И больно знать, что ты теперь чужая,
И губы не мои тебя ласкают,
И в сладостную дрожь тебя бросают
Прикосновенья не моей руки.
Мы встретились всего три дня назад,
А мне казалось, что знакомы вечность,
Над нами распростерлась неба млечность,
И обещал мне счастья бесконечность
Твоих бездонных глаз горящий взгляд.
Сулила показать дорогу к раю,
А я теперь один в аду сгораю.
Отрывок из романа-драмы «Трагедия души»
Часть первая, действие пятое, сцена 2-3
БАЙРОН. Здравствуй, сестра.
АВГУСТА. Доброе утро, брат.
БАЙРОН. Да, сегодня утро доброе, как никогда. Так хорошо, когда рядом близкий человек, родственная душа, которая любит тебя и понимает.
АВГУСТА. Ты прав, Бэби…
БАЙРОН. Ах, Августа, если б ты могла уехать со мной в этот прекрасный край, где никому нет до тебя дела, как и тебе до них. Греция! Какой ароматный чабрец на склонах этого края! Как прекрасны горы и синее море! А какие там просторы!..
АВГУСТА. Это и побудило тебя стать поэтом? Ах, Бэби, у тебя чудесные стихи!
БАЙРОН. Милая сестра, чтобы сделаться поэтом, нужно быть влюблённым или несчастным. А я болел и тем и другим, чтобы не умереть – я и стал поэтом.
АВГУСТА. Борьба за жизнь… Бэби, а ты не думал, что это – талант?
БАЙРОН. Диктат судьбы… может быть. Я предпочитаю талант военных и государственных мужей, людей действия – я уже говорил об этом. (Грустно вздохнув.) Но я сделался рабом привычки и больше мечтаю, чем действую. Хотя и в этой ленивой задумчивости есть своя прелесть. Баюкая как в колыбели моё сердце, ритмы и рифмы рождают стихи, доставляя мне удовлетворение и наслаждение.
АВГУСТА. Стало быть, писать для тебя благо?
БАЙРОН. Ну да, стихи – бальзам для моей души, они спасают меня от скуки, от болезненной хандры, а может, и от смерти…
Но в то же время я страдаю от них, ибо они отвлекают меня от жизни, от действия. Стихи, сестра, мелочь, и жизнь без действия – пустяк. Надо действовать, а я прожигаю жизнь над листами бумаги. Человек обманывает себя, а после сокрушается, что не так прожил свою жизнь. Я бездействую, когда надо бороться со злом, с тиранами, с несправедливостью.
Человек, который всё терпит, подставляя злу свою спину, не достоин уважения! Разве лишь одной жалости… Это – рабство, а я не хочу быть рабом, я не хочу жалости. Я хочу полноценной жизни, а нелепая жизнь замучила меня и стала в тягость.
АВГУСТА. Бэби, ты слишком строг к себе.
БАЙРОН. Не я, сестра, злой рок – это он меня гонит… (Пауза.) Я не успел возвратиться и разделить радость с друзьями – тут же слёзы горечи омрачили мне сердце. Я потерял мать и друга Мэтьюса. Бедная мать, несчастная вдова-регентша, так и ушла в иной мир, даже не попрощавшись, не прижав меня к груди и не уронив на лицо мне утешительную слезу. Может, нам обоим стало бы легче… А нелепая смерть Мэтьюса и вовсе разбила меня и сокрушила. Ах, какого друга в его лице я потерял! Это был смелый и отважный юноша, большой любитель всяких затей. Не веря ни во что, он смеялся и над дьяволом, и над Богом. Он часто плавал со мной, и надо же, утонул в какой-то луже… Ах, Мэтьюс, Мэтьюс… как мне не хватает здесь твоей фантазии. (Вздохнув.) Один из лучших друзей, самый талантливый…
АВГУСТА. Да, брат, ты прав, Бог забирает к себе лучших, оставляя рядом с нами бездарей и всякую мразь… (Пауза.) А Мэри ты так и не смог забыть? Она всё так же в сердце твоём?
БАЙРОН. Когда после возвращения мы встретились с ней, волна этих ощущений вновь захлестнула меня…
АВГУСТА. А как она отнеслась к этой встрече – ты ничего не заметил?
БАЙРОН. Как же… искры огня засверкали в её глазах, заглушая в них боль.
АВГУСТА. И её муж не лучше моего – не много радости он ей дал. Почему все в этом мире так несчастны? А всем хочется любви, радости, счастья! Почему судьба не считается с нами?
БАЙРОН. Потому что миром правит зло. Зло и есть хозяин жизни – вот оно и крутит нами. Ах, какой я идиот, что вернулся. Я не люблю эту страну, как и она меня.
АВГУСТА. Нет, брат, я не согласна с тобой, тут другое… (Пауза. Смеётся.) И всё-таки это счастье, что у меня есть ты. Не унывай, Бэби, я постараюсь подарить тебе хоть частичку счастья и радости.
БАЙРОН (улыбается). Ты уже подарила их, гусёнок…
АВГУСТА. Я имела в виду… (Пауза.) Я постараюсь сдружиться с Мэри, да так, чтобы и ты смог видеться с ней почаще и общаться.
БАЙРОН. Спасибо за заботу тебе, мой добрый гусёнок.
АВГУСТА. Ну что ты, брат, я так рада, что не одна, что у меня есть ты – родной и близкий.
Пауза. Нежно смотрят друг на друга.
БАЙРОН. Какое счастье, что ты приехала! Ты всегда выручала меня, мой маленький гусёнок. Разве я забуду, как когда-то ты помогла мне занять несколько сот фунтов? Они дали мне почувствовать самостоятельность и сделали взрослым.
Да, сестра, это правда, я не в силах забыть свою первую любовь. Грусть-тоска по ней не оставляет меня, и такая пустота от этой щемящей боли… Когда я вновь увидел её – не мог отвести своих глаз от её лица. Так и смотрел бы на неё всю жизнь – и был бы счастлив…
АВГУСТА. Это мы так думаем, пока… (Пауза, задумалась.)
БАЙРОН. Пока что, Августа?
АВГУСТА (вздохнув). Пока не поймём, что это всё внутри нас, что этот образ создали мы сами…
БАЙРОН. Да, может быть, но…
АВГУСТА. И это будет продолжаться до тех пор, пока не осознаешь, что объект твоего вожделения – обычный человек, а не ангел.
БАЙРОН. Это ты так говоришь потому, что разочаровалась в своей любви, что любимый твой кузен оказался не тем человеком. Я тебя понимаю. Но Мэри Чаворт не такая, сестра.
АВГУСТА. И тебе хотелось бы узнать её любовь, сблизиться с ней?
БАЙРОН. Я бы всё отдал за это – и даже жизнь… (Усмехнувшись.) Жизнь – весь смысл моей жизни был в ней…
АВГУСТА. Бэби, ты говорил, что и в глазах её видел тоску и боль. А не могло быть это отражением твоей боли?
БАЙРОН. Нет, сестра, они таили в себе такую печаль, но – искрились огнём неистраченной любви. Глаза её как будто сожалели и в то же время искали любви.
АВГУСТА (радостно). Так она же любит тебя! Это любовь, брат! Разочаровавшись в любимом, она перенесла все чувства на тебя. Раньше ты был для неё младшим кузеном, и на твои чувства она взирала сверху, они вызывали в ней всего лишь интерес. Но теперь всё изменилось, ты повзрослел и стал любимцем всех женщин, твоё имя у всех на устах. Ты – знаменитость!..
БАЙРОН. Если бы так… (Вздыхает.)
АВГУСТА. А хочешь, я увижусь с ней и поговорю: приглашу её в гости к себе, заведу с ней разговор о любви, расспрошу о муже и как бы случайно перейду на тебя.
БАЙРОН. Думаешь, она разоткровенничается?
АВГУСТА. Ах, Бэби, у женщин не бывает секретов, если правильно к ним подойти. Я уверена, она с радостью выложит все свои болячки, (улыбается) а может, и я расплачусь вместе с ней. Иногда это необходимо…
БАЙРОН. Только не надо уговаривать её!..
АВГУСТА. Ну что ты, Бэби… Чувства её всё и решат!
БАЙРОН. Я буду рад, если она хоть чуть-чуть любит меня… (Вздохнув.) А если нет – значит, не судьба, и мыкаться мне всю жизнь…
АВГУСТА. Хорошо, мой бедный брат… (Обняв его.) Мне очень хочется, чтобы ты был счастлив. И я надеюсь на это. (Пауза.) Завтра же я возвращаюсь домой, а по пути навещу Мэри Энн и приглашу её в гости. Потом и ты, дорогой брат, навестишь нас – там всё и определится, да так, что никто об этой встрече и знать не будет. (Смеётся.) Комар носа не подточит.
БАЙРОН (мычит в раздумье). М-м…
АВГУСТА (хохочет). Да ты, Бэби, от одного имени её теряешь дар речи.
БАЙРОН (подхватив её на руки и закружив). Мой добрый гусёнок! Дурочка моя, ты всё больше и больше радуешь меня. Дай же расцелую тебя, красавица, моё второе я, моё зеркальное отражение, сестра моя!.. Теперь мы с тобой как одно существо! (Целует.)
АВГУСТА (смеётся). Отпусти же меня, Бэби, а то раньше времени в объятиях задушишь. (Пауза.) А теперь условимся, как будем общаться, чтобы…
БАЙРОН. Сестра, всё, что будет касаться нашей тайны, мы будем обозначать крестиком, чтобы соблюсти осторожность. (Радостно, с улыбкой.) В дальнейшем, где бы я ни был, я смогу спокойно писать письма любимой Мэри как будто тебе, а ты передашь их по адресу. Только ты и я будем знать, что означают крестики. (Пауза.) Сестра, (показывает кольцо на руке) видишь это кольцо, его мне подарила Мэри, и я никогда не расстаюсь с ним.
Об авторе:
Гасан Салихов, писатель разностороннего дарования: прозаик, драматург, поэт. В основе всего, конечно же, то, что он человек особого мировосприятия, с развитым чувством социальной справедливости и с низким болевым порогом.
В его поэмах, рассказах, повестях, драмах важна не событийная сторона ситуаций, конфликтов, сюжетных ходов, а психологическая достоверность. То есть – это душа человека, мотивы его смятенности, смущённости, порою – и растерянности. Его герои живут по принципу преодолеть, победить, во что бы ни стало. Они могут оставаться и побеждёнными, но при этом сохранить врождённую гордость, достоинство собственной личности, родословной, родной земли.
В сочинениях Гасана Салихова привлекает ненадуманность, жизненная правдивость обстоятельств, вокруг которых развёртывается повествование. Потому и правдивость характеров. Его героев можно и полюбить, и не принять близко к сердцу. Но невозможно не верить им. Это живые люди, способные и на высокий душевный порыв, и на решительные поступки, и на беспричинные сомнения, и на самоуничтожение. Именно таких и называют «людьми обострённой совести».
Гасан Салихов – даргинец, пишущий на русском языке. Язык никогда не играл решающей роли. Надо творить на том языке, на котором доступнее выразить себя и своё отношение к миру. Трудный путь! А в литературе и не должно быть легко.
Были десятилетия, когда разговор о начинающем писателе начинался с биографии. Кто по профессии, где работал, кем работал? При этом предпочтение отводилось трудовой, производственной деятельности – строитель, мелиоратор, газовик, железнодорожник, агроном и т.д.
И в этом тоже не было ничего плохого. У Гасана Салихова производственной биографии хватит на двух-трёх маститых писателей. Но для меня важнее его духовная, интеллектуальная биография, которая из года в год обогащается, совершенствуется, утончается.
Литературу порою сравнивают с фруктовым садом. Я это не оспариваю, но в данном случае мне почему-то видится поезд дальнего следования. Исходя из этой ассоциации, скажу: Гасан Салихов законно сел на этот поезд, законно занял своё купе.
Ну что же, счастливого пути, брат!
Камал Абуков.
