Дениска
Дениска
Клара Петровна нравилась ему всегда, сколько он себя помнил.
В детском саду, дожидаясь вечером прихода родителей, он поджидал и её. Обыкновенно о её появлении он узнавал раньше её сына, своего друга Саши. Сосредоточенный на ожидании, он первым издали улавливал стук её каблуков, он замечал заинтересованные взгляды девочек, которым нравилось рассматривать модную женщину, из общего шума голосов он улавливал нотки её голоса.
По-видимому, Клара Петровна нравилась не ему одному. Он помнит случай, когда они дарили женщинам цветы на Восьмое марта. Цветов роздали по два, один из которых надо было подарить маме, а другой – кому-нибудь из присутствующих женщин. Напротив Клары Петровны произошло столпотворение, многие дети желали второй цветок подарить ей.
В школьном возрасте Клара Петровна по-прежнему волновала Дениску. Помнит Дениска Клару Петровну в третьем классе в походе. В футболке и потёртых джинсах она всё равно была всех лучше. Играя в «Ручеёк», он с трепетом выбрал её и страшно желал подольше оставаться с ней за руку. А потом, найдя на лужайке землянику, он не стал её есть, а незаметно спрятал в кулаке горсть и отнёс ей.
С возрастом Клара Петровна не переставала волновать Дениску. Он часто выискивал предлог, чтобы позвонить Саше вечером домой в надежде услышать её голос, а лучше заскочить к ним вечером, чтобы застать её дома.
Сегодня Саша пригласил всех на вечеринку. Отец его был в командировке. «А мать у меня классная», – пообещал Саша, имея в виду, что мешать она не будет.
Немного выпили вина и стали танцевать. Дениска, как всегда, был весел, был душой компании.
Никто кроме Дениски не услышал, как в прихожей хлопнула дверь. Незаметно Дениска вышел и, осмелевший от выпитого, пошёл встретить Клару Петровну. Он приветствовал её, принял плащ, сумку, стал говорить дежурные слова извинения. Выскочил Саша.
– Мам, извини, я забыл предупредить, мы сегодня погуляем немного, ладно?
– Гуляйте, гуляйте.
Клара Петровна потрепала сына по голове. В это мгновение Дениска завидовал другу. Ему хотелось подставить под ладонь этой женщины свою голову. Стройная, элегантная, с красиво посаженной головкой, она казалась ему необычайно привлекательной.
В разгар веселья, улучшив момент, Дениска снова выскользнул из комнаты. Он медленно шёл по коридору в направлении ванной комнаты в надежде вычислить, где же Клара Петровна.
В комнату, где была она, дверь была приоткрыта. Дениска увидел Клару Петровну и замер. В ней было что-то чужое, что-то такое, что он раньше в ней не знал. Клара Петровна сидела перед зеркалом, заколов волосы со лба гребенкой. Плечи её были опущены, шея вытянута вперёд, спина, которую он привык видеть всегда ровной, вяло округлена, руки её безжизненно лежали на подлокотниках кресла. Клара Петровна смотрела в зеркало, но взгляд её был отсутствующим.
За спиной усилились и стихли звуки музыки, кто-то из ребят вышел из комнаты. Не желая быть уличённым в подсматривании, Дениска заговорил:
– Клара Петровна, не хотите потанцевать с нами?
Клара Петровна вздрогнула, подняла голову, выпрямила спину, подняла плечи и стала обычной Кларой Петровной. Она виновато улыбнулась и ответила:
– Спасибо, Денис. Мне нужно отдохнуть.
К Денису сзади подошла Катя.
– Ты куда пропал? – с нотками каприза в голосе спросила она.
– Иду, – ответил Дениска, приобнимая девушку за талию.
– Хорошая у Сашки мать? – неожиданно спросила Катя Дениску, когда они остались вместе на балконе.
– Да, – с вопросом в голосе ответил Денис. Но Катя молчала. – А что? – спросил он.
– Да нет, ничего, я просто так.
Но было понятно, что что-то она недоговаривает. Минуты через две, видимо, что-то решив про себя, Катя заговорила:
– А ты знаешь, кто её любовник?
– Нет, – с сомнением ответил Денис.
– Струйников! – назвала Катя фамилию известного киноактёра.
– Какой ещё Струйников? – не поверил Дениска.
– Вячеслав Струйников, артист, не знаешь, что ли?
– Ты что, того?
– Нет, правда! У меня Колька, – имелся в виду брат Кати, – работает на телевидении. Он мне сам вчера сказал. Вон, говорит, идёт любовница Струйникова, это Клара-то Петровна!
– Дурак твой Колька! Перепутал, наверное.
– Да нет! Она же рядом с нами прошла, я ещё с ней поздоровалась.
– Ну, может, они просто друзья? С чего это Колька решил, что они любовники?
– Не знаю, но на студии все так говорят. Они часто вместе бывают.
Под словом «все» подразумевался напарник Кольки, второй осветитель.
Больше в этот вечер о Кларе Петровне ни Дениска, ни Катя не говорили.
Вопреки ожиданию Кати, Дениска не стал задерживать её в подъезде и даже не чмокнул в щеку.
Месяца два Дениска почему-то избегал встреч с Кларой Петровной, хотя никто, даже Саша, этого не замечал. Дениска постоянно пытался спорить с собой. Ну и что, что у неё любовник, думал он. Это даже нормально, что у неё любовник. У такой женщины их должно быть пять! Но потом Дениска сникал и думал: ну ладно бы кто-нибудь другой, а то ведь этот Струйников с уголовной рожей, который и играет-то всё время уголовников…
***
– Когда прийти поздравить Клару Петровну? – спросил Дениска Сашу, пряча глаза.
– Денис! – обрадованно приобнял за плечи друга Саша. – Помоги подсочинить, у тебя же это здорово получается! Матери тридцать пять, дата, сам понимаешь, я тут решил сочинить кое-что, но не идёт… Отец-то в командировке, а без него я что-то застопорился.
Дениска как свой человек, друг семьи, пришёл пораньше и помогал Кларе Петровне и Саше накрывать на стол. Все трое были в предпраздничном возбуждении. Дениска даже смеялся над собой. Вот дурак я, чего это я её избегал. Катька всё перепутала.
Гости были приглашены на три часа. В половине третьего Клара Петровна оценивающе обвела стол взглядом и, оставшись довольная, удалилась переодеваться. Стол действительно был очень наряден, а главное, в центре его в любимой вазе Клары Петровны стоял букет, принесённый Дениской. Появилась Клара Петровна минут через двадцать. Саша в ожидании её появления держал палец на включателе магнитофона. Зазвучала музыка, и Клара Петровна буквально выплыла в длинном воздушном платье. Саша кинулся к ней с приглашением к танцу, провёл её вокруг стола и передал Дениске. Дениске казалось, что вместе с Кларой Петровной летел и он. Полёт прервал звонок в дверь. Пришли первые гости, студенческие друзья Клары Петровны. Следом за ними пришли её свёкор со свекровью, за ними соседка, несколько сослуживцев. Клара Петровна всех встречала, принимала подарки и поздравления, на её лице светилась радость.
Кто-то звонил по телефону, просил извинения за задержку, кто-то просто звонил и поздравлял. Сели за стол, сказали первые тосты, выпили за Клару Петровну, оживились.
Когда зазвонили в дверь, Дениска с Сашей были в Сашиной комнате, готовились выйти со своим выступлением. Оба выглянули. Клара Петровна стояла в объятиях Струйникова. Объятия были краткими, но, как показалось Дениске, чувственными, искренними. Значит, Катя ничего не перепутала, подумал Дениска. За спиной Струйникова стоял невысокого роста бородатый мужчина. Струйников отступил, пропуская его к Кларе Петровне. Секунды две Клара Петровна и мужчина стояли, всматриваясь друг в друга, и вдруг, всплеснув руками, Клара Петровна с восклицанием: «Коля!» – прильнула к этому мужчине.
– Кто это? – спросил Дениска Сашу.
– Не знаю, – равнодушно пожав плечами, ответил Саша.
Свой музыкальный номер, посвящённый Кларе Петровне, ребята исполнили великолепно. Клара Петровна была очень растрогана. Она вышла из-за стола поблагодарить ребят, чмокнула в щеку сына, а потом и Дениску. Все гости были довольны, а больше всех, казалось, радовался артист.
– Что, Сашуха, сам сочинял?
– Да нет, с Денисом…
– Молодцы! – Струйников приветливо потрепал Сашу по плечу и пожал руку Дениске. – Здорово! За это стоит выпить!
И снова ели, пили, говорили тосты. Всем было весело, лишь по непонятной самому ему причине настроение Дениса было почти на нуле, и ему стоило больших усилий скрывать это ото всех. Зазвонил телефон. Это поздравлял жену из Аргентины Вячеслав Леонидович. Пока Клара Петровна говорила с мужем, организовали танцплощадку. Первым к виновнице торжества, опережая других, подскочил Струйников. Дениске не нравилась его артистическая поза, его гримасничанье. Ему стало совсем не по себе, и он решил незаметно уйти, но Саша, то ли предугадав его намерения, то ли по совпадению подошёл к нему с предложением заняться компьютером, и Дениска согласился. Уединиться надолго им не удалось, в комнату влетели соседка и ещё одна сильно надушенная дама и вытащили ребят танцевать.
Дениска не сразу нашёл глазами Струйникова. Артист сидел рядом со свёкром Клары Петровны и о чём-то с ним говорил. Клара Петровна умилённо беседовала с бородачом. Это почему-то вызвало новую волну раздражения у Дениски.
Потом снова сели за стол. Теперь, видимо, решив, что хозяйке уже отдано должное внимание, переключились на Струйникова и его друга, как оказалось, знаменитого режиссёра Вишнякова. Задавали им дурацкие вопросы, а они с удовольствием на них отвечали.
Слушал Дениска болтовню любимчиков публики рассеянно и потому не заметил, как от разговора перешли к песне. Пели мужчины дружно. Струйников – сильным голосом с лёгкой хрипотцой, режиссёр – неожиданно сильным басом. Но что уж совсем поразило – Саша встал, подошёл к мужчинам сзади и запел с ними. Откуда он мог знать слова этой старинной песни? Сквозь аплодисменты Дениска расслышал слова Клары Петровны:
– Если б ты не стал режиссёром, быть бы тебе, Коленька, певцом. Какой у тебя голосище! Ты всегда радовал нас песней.
Было понятно, что этот режиссёр Вишняков и Клара Петровна давно знакомы, и, вероятно, именно он свёл Струйникова с ней. С другой стороны логическая цепочка нарушалась, ведь сегодня не он, а Струйников привёл его сюда. Да какая, к чёрту, разница!
Звучала новая песня, русская застольная, слова её были более распространены, и её подхватила свекровь Клары Петровны, а следом ещё несколько человек.
– Кларочка, – заговорил бородач после песни, – а ведь и у нас со Славой тебе подарок заготовлен. Ну-ка, Саша, сооруди нам экран, пожалуйста.
Саша снял со стены картину.
– Отлично! Туши свет!
На экране появился мальчик лет шести, в ботинках, коротких штанишках на шлейках и в панамке. Мальчик бежал.
– Славик, это вы? – спросила Надежда Ильинична, свекровь Клары Петровны, обращаясь к Струйникову.
Действительно, в мальчике угадывался артист. Мальчик подбежал к женщине с коляской и стал заглядывать в коляску.
– Ой, а Женечка-то какая молодая! – воскликнула всё та же Надежда Ильинична.
На экране было лицо молодой счастливой женщины. Третьим, кто был запечатлен камерой, был спящий младенец с пустышкой во рту.
– Наша Кларочка в месячном возрасте! – торжественно объявил Струйников.
Мальчик на экране протянул руку и вынул изо рта младенца пустышку.
– Так-то лучше! – комментировал артист.
В следующих кадрах стройный худощавый мужчина подбрасывал к потолку младенца. Мальчик Слава был рядом и смеялся. Вот уже Клара Петровна с бантом сидит на детском стульчике и ест кашу. Слава в школьной форме с ранцем идёт с букетом цветов в школу за руку с отцом.
«Они брат и сестра!» – дошло до Дениски. Да, конечно, родители Клары Петровны живут в Одессе, Вячеслав Струйников работает в Одесском театре, он же рассказывал гостям, что в Москве недавно, приглашён другом детства Колей Вишняковым сняться в его картине. Вот кретин-то я! И послушал какую-то Катьку. Да ведь даже Сашка похож на этого Струйникова, как я раньше не заметил.
Дениска залился краской, но, к счастью, в темноте никто этого не заметил. Мало-помалу он успокоился. Кадры менялись. Время от времени гости подавали реплики, шутили, а больше всех шутили Вишняков и Струйников. Но теперь их шутки казались Дениске умными и весёлыми. А с экрана ему улыбалась беззубая девочка с торчащими косичками.
Квартирантка
К профессору Рябову Лена приехала с рекомендательным письмом от Анны Глебовны, репетитора по английскому языку.
Константин Семёнович знал о её приезде, поджидал, он даже подмёл пол и стёр пыль с ровных полированных поверхностей.
Лена сразу ему понравилась. Она была современной с виду девушкой, Константин Семёнович боялся встретить провинциалку в его понятии. Он уже давно не выезжал в провинцию и потому не знал, что молодёжь в провинции зачастую опережает в моде столичную. С современной девушкой легче будет общаться, решил он. Кроме того, при внешней современности Лена сохранила такую, по мнению Константина Семёновича, провинциальную черту, как хозяйственность. Она умела многое: делать уборку, готовить несложные блюда, гладить, стирать. В первые же дни Лена привела в порядок квартиру Константина Семёновича, снабдила его продуктами, взяла на себя обязанность готовить.
– Всё равно ведь я готовлю, Константин Семёнович, – увещевала Лена, – так уж лучше я сразу на двоих приготовлю, так же веселее.
Говорила она искренне, убедительно, и Константин Семёнович сразу согласился.
Каждое утро Лена уходила в институт, а после полудня возвращалась. Константин Семёнович уже поджидал её. Он заботливо подогревал к её приходу приготовленный ею утром суп, чай, а иногда даже сам что-нибудь готовил на второе. Он спрашивал её о занятиях, о преподавателях, о погоде. Лена отвечала односложно, но любезно, сама вопросов не задавала.
Константин Семёнович был счастлив. Вот он снова не один, снова живёт семьёй. В его доме есть живой человек, и не просто кто-нибудь, а Лена – симпатичная блондинка с большими голубыми глазами, с нежной, почти прозрачной кожей, с мягким девичьим голоском. Константину Семёновичу нравилось в Леночке всё.
Утром обыкновенно он просыпался раньше Лены, ставил чайник, готовил бутерброды и, мягко ступая по ковру, шёл к комнате Лены. Стучался осторожно, как если бы боялся разбудить ещё кого-нибудь. Иногда Лена не сразу просыпалась, и тогда он по несколько раз повторял стук, но всё так же осторожно.
– Спасибо, я встаю, – отвечала Лена из-за двери, и вместе с этим голосом к Константину Семёновичу в душу врывалась радость, как если бы с пробуждением Лены пробуждался он сам.
Лена накидывала мягкий длинный халат и шла в ванную комнату. Константин Семёнович с умилением прислушивался к звукам журчания воды. Леночка выходила свежая, умытая, с лёгким румянцем на щеках, и Константин Семёнович был счастлив.
– Доброе утро, Леночка, – приветствовал он её с каким-то внутренним трепетом.
В отсутствие Лены Константин Семёнович скучал. Он слонялся по дому, хватаясь то за недописанную статью, то за недочитанный роман, то за письма, то садился мастерить. В комнату Лены он не входил, лишь иногда заглядывал, но перешагнуть порог не смел. Он видел обыкновенно аккуратно заправленную кровать, ровный ряд учебников на полке, флаконы парфюмерии на столике у трюмо. Во всём чувствовалась лёгкая рука Лены.
Иногда в ванной комнате Лена развешивала сушиться своё бельё. Константин Семёнович в таких случаях отчего-то смущался и стеснялся поднять глаза. Но однажды лёгкий шёлковый бюстгальтер Лены соскользнул с верёвки и лежал на полу. Константин Семёнович поднял его, хотел повесить, но руки, не слушаясь его, поднесли вещь к губам. В следующее мгновение, устыдившись своего поступка, Константин Семёнович забросил бюстгальтер на верёвку и выскочил из ванной. Больше он в этот день в ванную до прихода Лены не входил, пользовался краном на кухне.
После обеда обыкновенно Лена садилась заниматься, и тогда Константин Семёнович тоже затихал: садился читать, дремал или выходил прогуляться. Вечерами Лена усаживалась с вязанием в глубокое кресло, Константин Семёнович садился в кресло рядом с газетами и брошюрами с кроссвордами. Присутствие Леночки вносило в его вечера умиротворение и покой. Когда Леночка задерживалась в своей комнате дольше обыкновенного, Константин Семёнович начинал волноваться и украдкой косился на дверь, а однажды, когда ему показалось, что Леночки нет дольше обычного, он осторожно постучал в дверь её комнаты.
– Войдите, Константин Семёнович, – пригласила Лена.
Он вошёл и увидел Леночку, склонившуюся над чертежами.
– Леночка, скоро начнётся фильм.
– Спасибо, я, наверное, сегодня не буду смотреть, вот…
– Что это? Курсовой проект?
– Да, Константин Семёнович.
– Ну-ка…
Оказалось, Константин Семёнович, несмотря на то, что был профессором юридических наук, неплохо чертил и вообще неплохо разбирался во многих науках.
С тех пор он стал постоянно помогать Лене в приготовлении домашних заданий. С тем, чтобы помочь ей, чтобы не ударить в грязь лицом, а может, ещё бог весть знает зачем, Константин Семёнович украдкой штудировал те науки, которые были в программе учебного процесса Лены. Это внесло новый радостный импульс в его жизнь.
Соседи заметили, что Константин Семёнович с появлением Леночки помолодел. Это дало пищу некоторым для сплетен, а хористка Нонна Валентиновна с ехидцей в голосе как-то заметила ему:
– Вы помолодели, Константин Семёнович. Недаром говорят, что молодая кровь организм освежает.
«При чём тут кровь, какая кровь, что она несёт!» – думал с раздражением Константин Семёнович.
Тем временем Нонна Валентиновна продолжала:
– Хорошенькая девочка, хорошенькая и, главное, похоже, не гулящая.
– Да, – единственно, что нашёлся ответить Константин Семёнович, – с квартиранткой мне повезло.
– Да, да, да, – закивала головой хористка. – И много вы с неё берёте?
Константин Семёнович, искавший предлог, как скорее отделаться от назойливой соседки, не сразу реагировал на вопрос.
– А?.. Нисколько.
– Понимаю, понимаю, – многозначительно и в то же время ехидно закивала головой соседка.
Константин Семёнович действительно не брал денег у Лены, более того, его доля в их общем бюджете была значительно больше.
– Вы, Леночка, для меня больше делаете, – уверял он квартирантку. – Знаете, сколько бы с меня содрало за вашу уборку какое-нибудь бюро добрых услуг?
Однажды Лена вернулась домой под вечер. Увидев сервированный стол и поняв, что Константин Семёнович не приступал без неё к еде, она смутилась.
– Ну что уж вы, Константин Семёнович, ели бы без меня. А я была в библиотеке.
В следующий раз она догадалась позвонить и предупредить Константина Семёновича, что задержится. Иногда ей стали звонить однокурсники.
«Это нормально, – думал Константин Семёнович, – девушка молодая, ей надо общаться с друзьями». И, пересилив себя, он предложил как-то Лене:
– Леночка, вы можете приводить к себе подруг… – несколько помедлив, добавил: – И друзей.
С тех пор к Лене стала иногда захаживать её однокурсница, которую тоже звали Леной. Эта Леночка тоже была милой девушкой, но совсем не то что квартирантка Константина Семёновича, более того, Константин Семёнович даже недолюбливал эту Лену, и у него на то была причина.
Однажды, вернувшись с прогулки, он прошёл в свою комнату и через приоткрытую дверь в лоджию услышал голоса девушек. Как он понял, речь шла о нём.
– Он к тебе не пристаёт?
– Как это?
– Ну, мало ли… Мужики в его возрасте, знаешь, как любят молодых-то.
– Константин-то Семёнович? Нет, ты что! Он очень воспитанный человек.
– Понятно, – вяло протянула подружка. – Это хуже. А то охмурила бы его и прописалась бы тут. Такая квартирка, центр – это же мечта.
С волнением Константин Семёнович слушал, что же ответит его Лена, у него даже застучало в висках. Немного помолчав, Лена ответила:
– Да, квартира хорошая. Но, пожалуйста, не болтай глупости.
– А дети у него есть? – поинтересовалась подружка.
– Сын.
– Женатый?
– Нет, холостой.
– Вот и женись на нём!
– Лен, ну ты что сегодня болтаешь ерунду?
– Да не ерунда это! Сын профессора тоже, наверное, не плотник.
– Да ну тебя!
Константин Семёнович сам был бы рад видеть в лице Леночки сноху, он втайне где-то даже мечтал об этом.
Боясь спугнуть сына, он ничего не писал ему о своей квартирантке, но сам надеялся, что сын, приехав навестить отца, познакомится с Леной, и тогда, может быть… Но сейчас слышать всё это ему стало неприятно.
Чтобы не смущать девушек, он тихонько выскользнул из комнаты и снова ушёл гулять.
Поначалу сын Константина Семёновича Леночке не глянулся как мужчина – лысеющий, с обозначенным брюшком, немного косящий одним глазом, – но уже через полчаса общения с ним Лена поняла, что Вадим интереснее всех тех мужчин, кого она знала. В нём сочетались старомодная галантность с сильным темпераментом, умом, эрудицией. Лена же понравилась Вадиму сразу. Большие голубые глаза с застывшим вопросом, мягкие светлые локоны, приятный голос.
По случаю приезда Вадима накрыли праздничный стол. Лена быстро и умело приготовила пару вкусных салатов, как-то необычно приготовила рыбу, приготовила фаршированные яйца и даже приготовила маленький невыпекаемый торт из печенья, творога и масла. Вадим, давно отвыкший от хорошей домашней пищи, искренне всем восхищался. Константин Семёнович был рад, и по его лицу часто проскальзывала самодовольная улыбка. С одной стороны он был доволен Леночкой, своей Леночкой, с другой стороны он гордился сыном, своим сыном.
Впервые за время пребывания Лены в доме профессора здесь танцевали. Оба, и сын, и отец, были неплохими партнёрами, хотя сама Лена, к некоторому огорчению Константина Семёновича, не была столь грациозна, как бы ему хотелось.
В этот же день Вадим с Леной пошли гулять, а Константин Семёнович остался дома решать какие-то задачи для Лены.
На следующий день Вадим заговорил о том, что скоро вернётся в Москву. Его тему из-за отсутствия финансирования закрывают, и вообще… Константин Семёнович очень тому обрадовался, хотя было больно знать, что гибнет такой институт, что закрыта тема сына, которой он отдал несколько лет, но, кажется, начинает сбываться его давняя мечта – они снова будут жить одной семьёй, правда, без Ларисы, покойной матери Вадима, которая в вопросах домостроя тоже всегда придерживалась старомодных взглядов, считая, что семья должна жить одним большим домом, пусть даже в разных квартирах, но в выходные, в праздники все должны собираться за одним столом.
Ночью Константин Семёнович проснулся от шума воды. «Неужели где-то забыли завернуть кран, – подумал он, – наверное, это Вадим, Леночка очень аккуратная». Он встал, накинул халат и пошёл к ванной комнате. Приближаясь, по звукам струй он понял, что вода не просто льётся, она используется, кто-то, ну конечно же Вадим, решил ополоснуться. Константин Семёнович успел взглянуть на большие стенные часы в коридоре, на их белом циферблате читалось три часа. Сонный Константин Семёнович рассуждал вяло, точнее, даже не рассуждал, он просто шёл на шум воды, подошёл к ванной комнате, приоткрыл дверь и не сразу поверил, правда ли то, что он видит. В ванной, прямо в ванном корыте, окачиваемые струями воды из душевой лейки, стояли два как-то странно свившихся тела. Константин Семёнович увидел тонкую шейку, спинку и белую задницу девушки, на которой тёмным пятном выделялась рука сына. Ног, кажется, было три. Каким-то странным образом нога Вадима оказалась меж ног девушки. Вадим стоял, склонившись над ней, возможно, они целовались.
Смущённый Константин Семёнович поспешно отскочил от двери. Увиденная картина сильно взволновала его. Константин Семёнович почувствовал сильное сердцебиение, давно забытое движение в паху и страшное волнение в груди. Не помня себя, он доплёлся до своей постели и лёг, не снимая халата. Немного успокоившись, он вновь приобрёл дар размышления.
– Какова! – кричал его внутренний голос. – Знает мужчину всего два дня, а уже такое! А сынок тоже хорош, облапал девушку!
Вмешался второй внутренний голос:
– Ты же хотел этого.
– Ну не так же сразу! – возразил первый.
– Сейчас другие нравы, другое время.
– Да, но узнать-то человека надо. Значит, она действительно просто позарилась на квартиру.
– Дурак! Старый дурак! Как ты можешь о ней так думать! Ты путаешь её с её подружкой.
– Ой, не знаю, не знаю. Но тогда Лена тоже подтвердила, что неплохо бы иметь такую квартиру.
– А разве плохо?
– И Вадик, действительно, не плотник.
– А что, разве плоха Лена?
– Леночка, конечно, прекрасна, но любит ли она Вадима?
– Ну, ты же видел.
– Что видел?! Этого безобразия полно кругом показывают.
– Безобразия?
– Но нельзя вот так сразу на второй день.
– А в принципе, какую роль играют дни? Когда любишь, счёта быть не может.
– Да, да. Неужели она любит его? А он?
– Разве Леночку можно не любить? Сам же надеялся.
– Да, да.
Внутренний диалог Константина Семёновича длился долго, но всё же второй его внутренний голос имел последнее слово:
– Спи, Костя, всё будет хорошо.
Заколка
– Женщины – это особые существа, – направив вдаль через пыльное стекло мечтательный взгляд, говорил Федя. – Женщины – это загадка. Её ресницы как крылья бабочки встрепенулись. Как крылья бабочки… – то ли сочинял, то ли цитировал Федя, всё так же мечтательно глядя вдаль. – Лёш, а ты любил когда-нибудь женщин? – обратился он к другу, сосредоточенно вцепившемуся в руль автомобиля.
– Не-а, – ответил Лёша, не отрывая взгляда от дороги, но тут же спохватился, исправил свой ответ: – Любил, маму.
– Хм-м, – разочарованно выдохнул Федя, – маму… я не о том.
Лёша бросил короткий взгляд на друга, который выражал больше равнодушие, чем заинтересованность.
– Ты видел, как она пошла?
– Кто?
– Нет, ты не видел.
– А кто? Люська, что ли?
– Дурак ты, какая Люська, эта ябеда, что ли? Да разве она женщина?
– А кто?
– Никто, – отчего-то злясь, ответил Федя.
Минут пять сидели молча, и снова заговорил Федя.
– Её губы манят. Они так трогательно двигаются при разговоре, что теряешься, не зная, на что смотреть, на губы или в глаза. Хочется сразу видеть то и другое, а лучше касаться.
– Ты чего это? – недоумённо спросил Лёша.
– Как писал Пушкин, – не отвечая на вопрос, продолжал Федя, – «Я помню чудное мгновенье…» – и он чувственно прочёл всё стихотворение.
– Это ты зачем выучил? Нам же ещё не задавали, это в восьмом или в девятом классе будем учить.
– Я не учил, я знаю.
– Ну ты даёшь! – восторженно покачал головой Лёша.
– Гений чистой красоты – классно сказано, да?
– Ну.
Зашуршал гравий, и дверца машины со стороны Лёши открылась. В неё просунул голову Сергей, коротко стриженный парень лет двадцати-двадцати пяти, старший брат Лёши.
– А ну, салаги, вылезайте! – скомандовал он.
К другой дверце, со стороны Феди, подошла Галина – девушка лет семнадцати. Её вид выражал ожидание и лёгкую усмешку.
Федя с Алёшей стали поспешно выбираться из машины. Галя стояла так, что Феде, выходя, пришлось коснуться её слегка. Девушка лукаво посмотрела на него и попросила, протягивая ему руку:
– Помоги мне.
Федя рефлекторно протянул девушке руку и тут же залился краской. На его маленькую тёмную ладонь с юношескими бородавками и не совсем чистыми ногтями легла лёгкая, почти невесомая ладонь Галины. Феде стало стыдно за свою руку, она совсем утонула под ладошкой девушки, а хотелось бы наоборот. Девушка села в кресло, освобождённое Федей, ещё раз лукаво взглянула в глаза мальчику и улыбнулась. Федя стоял и всё ещё, хотя уже её рука отбивала пальчиками лёгкую дробь на панели, осязал на своей ладони её прикосновение. Он видел её красивый профиль со слегка вздёрнутым носиком, видел её пухленькие красивые губки, маленькое ушко и чувствовал, что всё вокруг него меняется: меняется время, пространство, меняется бытиё.
Машина завелась и уехала, увозя Галину с собой. Федя машинально двинулся за Лёхой. Он шёл и слушал какую-то белиберду друга, особо не вникая в смысл его слов, да и какой смысл мог быть в словах Лёхи – чушь какая-то.
***
Впервые Федя увидел Галю три дня назад на пляже. Она лежала на спине на старом клетчатом одеяле, закрыв лицо газетой. Её красивое белое тело, зарумянившееся на солнце, было едва прикрыто двумя лоскутами купальника. С ней были ещё две девушки, которые называли её прекрасным именем Галя. Федя украдкой бросал взгляды на её плечи, руки, груди, шею, живот, ноги и пытался представить её лицо, но воображение, чему-то сопротивляясь, отказывалось работать, уступая место ожиданию. И Федя ждал. Делая вид, что увлечён чтением, он косился на девушку, благо, что солнцезащитные очки скрывали его глаза. Наконец она сняла с лица газету, и Федя увидел её лицо. Наверное, именно таким он и ожидал его увидеть.
За два часа, проведённые Федей на пляже рядом с девушками, неведомое ему доселе чувство, нахлынувшее на него неожиданной волной, заполнило его душу. После ухода девушек он ткнулся лицом в плед и с наслаждением вслушивался в смех Галины, в её слова, всматривался в очертания её фигуры, умилялся её лёгкими изящными жестами, оставшимися в его памяти. Мысленно он трогал её руку, гладил спину, касался носом её уха. Как бы ища её следа, Федя обшарил взглядом помятую девушками траву и вдруг наткнулся на заколку. Это была её заколка. Уходя, Галя отстегнула её, давая волю волосам скользнуть шёлковым волосопадом с затылка на плечи. Федину душу прострельнула радость – её заколка! Спросил бы кто-то его, чему он обрадовался, он не смог бы ответить, он не смог бы ответить даже себе, задайся он этим вопросом, но, к счастью, перед ним не стоял такой вопрос, и он просто радовался находке. Бережно, как если бы заколка была очень хрупкой, он поднял её и сунул в карман брюк.
Уже третий день книга Феди застопорилась на странице сто сорок. Делая вид, что читает, Федя то вспоминал её, то, давая волю воображению, мечтал, грезил.
– Федь, – неожиданно оборвала его грёзы мать, входя в комнату, – откуда у тебя эта заколка?
Она протягивала в руке, чуть ли не до локтя покрытой мыльной пеной, заколку Галины.
– Нашёл, – парировал Федя, превозмогая какой-то внутренний напряг.
– Зачем она тебе? Может, она какая грязная, а я её выстирала.
На следующее утро Федя увидел заколку в волосах матери. Он сделал вид, что не заметил этого, но что-то сжалось в его груди.
Днём Федя снова потянулся к Лёше, хотя Лёша ему был совсем не интересен, но Федя знал, что Галя приехала на лето к своей тётке, которая жила по соседству с Лёшкиным домом. Ещё подходя к калитке Лёшкиного двора, Федя услышал журчащий смех Галины. Дыхание Феди участилось, внутри всё напряглось. С волнением он открыл калитку и увидел Лёшку, высматривающего кого-то из-за кустов крыжовника.
– Привет, – подошёл к нему Федя.
– Тс-с, – коротко обернувшись, цыкнул на него Лёша и сделал знак рукой пригнуться и присоединяться к нему. Федя понял, что Лёшка смотрел туда, откуда доносился смех Гали. «Что он, подсматривает, что ли?» – подумал Федя и, подступившись ближе, стал искать объект внимания друга. Он увидел на другой стороне огорода в кустах смородины до боли знакомую, родную голую спину Гали, только сейчас уже даже без бретелек купальника, и голову Сергея на уровне её грудей. Приглядевшись, Федя понял, что Сергей целует грудь Галины, а та, запрокинув голову, дёргает плечами и заливается мелодичным смехом.
Федя почувствовал, как всё его тело окатила волна. Ему захотелось бежать прочь, но он не мог оторваться от зрелища. Голова Сергея опустилась ниже, Галя взвизгнула, назвала его дураком и снова залилась смехом, мешающимся со звуком трескающихся веток куста. Чем дольше Федя смотрел на Галю, тем больше понимал, что Галя совсем уж и не так хороша, совсем не хороша и вовсе не интересна. «Пустышка какая-то», – наконец-то сделал он вывод, брезгливо поморщился и ушёл.
Дома на глаза Феде попалась заколка Галины. Она лежала на стеклянной полочке под зеркалом в ванной комнате. Федю снова захлестнула удушливая волна, быстро в сознании пронеслась утренняя картина в Лёшкином огороде, и Федя, не давая отчёта своим действиям, нервным движением схватил заколку, поломал её и швырнул на пол. Заколка стукнулась о кафельный пол, покружилась на нём и замерла. Звук удара был лёгким, совсем не вяжущимся с бурей чувств, роящихся в душе юноши. Этот лёгкий звук вернул Федю в реальность, он вдруг увидел в заколке просто заколку, не важно чью, мамину или Галину, но это была заколка – красивый маленький предмет. Феде стало неловко, он поднял заколку, осмотрел, убедился, что починить её уже невозможно, и пошёл с извинением к матери.
– Мам, извини, я нечаянно сломал твою заколку.
– Как уж это тебя угораздило? – спросила мать и, не дожидаясь ответа, попросила: – Сходи за отцом, он в сарае, обедать пора.
Слово перед боем
Война застала Василия, как и большинство жителей Союза, врасплох. Планов на войну не было никаких, мечталось о подарках родным с первой зарплаты, которую должен был получить в начале июля, о предстоящей с сентября учёбе в университете, куда поступил на вечерний факультет, хотя по баллам очень даже проходил на дневной, о девушке с густой чёлкой, которая на экзамене по математике сидела рядом, о предстоящей рыбалке с соседом Петром Васильевичем. Рыбалка всё же состоялась.
– И в войну есть надобно, Василий, – уговаривал его сосед, – моя Светлана сегодня на уху настроилась, да и твои, поди, тоже. Как тут обернётся, получится ли ещё когда нам выбраться. Успеешь ты на свою войну! Накорми хоть своих перед отъездом ушицей. Мы, айда, пока все учреждения закрыты, по паре-тройке карасиков и лещей поймаем.
Поймали, клёв был отменный. Но настроение – то самое главное, зачем рыбаки ходят на рыбалку, – было неважным, с какой-то тинной примесью и даже с горечью. Над гладью воды думалось сильнее, а мысли были тяжёлые, да ещё Пётр Васильевич почти всё время говорил о прошлой войне всякие страсти, как бы подготавливая Василия к предстоящему. Василий слушал вполуха, иногда ему даже просто очень хотелось, чтоб старик умолк, и тот умолкал, но ненадолго. Вдруг, вспомнив что-то ещё, он начинал новый рассказ. Врагов Пётр Васильевич называл падлами.
– Почему падлы? – спросил однажды Василий, в действительности не особо интересуясь этим. Спросил больше для того, чтоб прервать рассказ старика.
– А шут их знает, – отмахиваясь от комара, ответил Пётр Васильевич, но тут же, поняв что-то для себя, добавил: – Низко пали, на чужое добро рот разинули, захватчики хреновы, падлы – одно слово.
Слово «падлы» Пётр Васильевич произнёс с особым ударением, означающим презрение, ненависть и жалость, как если б отплюнулся от чего-то гадкого.
Сейчас Василий стоял перед воинами и должен был что-то сказать им. Воины были таковыми пока только по названию: всем, стоящим перед ним, и ему самому, предстояло принять первый бой в своей жизни. У одной трети мужчин, облачённых в военную форму, не было никакого оружия. Так начиналась война, заставшая россиян врасплох. Василий обвёл всех взглядом и открыл рот, но неожиданно появившаяся во рту сухость не дала молвить слово, звук не получился. Василий, понимая нелепость положения, закрыл рот и, помогая кадыком и мускулами шеи протолкнуть воздушную пробку куда-то вниз, виновато опустил глаза. Неожиданно вдалеке со стороны неприятеля раздался грохот орудийного залпа, наверное, немцы опробовали своё оружие.
– Падлы! – выругался в адрес неприятеля Василий. Вырвавшееся слово прозвучало с ненавистью и угрозой. Это слово сшибло ненужный ком в горле, и Василий заговорил, обращаясь к стоящим перед ним мужчинам: – Мужики, скоро нам в бой! Не все мы вернёмся из этого боя, но мы с вами стоим на своей земле, мы защищаем свою Родину. Эти падлы, – Василий с ненавистью глянул в ту сторону, откуда раздался грохот, – прошли всю Европу. Все опустили перед ними свои флаги. Они считают, что уже победили и нас, но вот им, – Василий энергично показал в сторону врага фигу, – мы будем сражаться за каждую былинку!
– Чем сражаться-то? – боязливо втягивая голову в плечи, спросил мужчина лет сорока, стоявший чуть поодаль от Василия. Василий тут же со словами: «Возьмите!» протянул ему свою винтовку и ответил:
– Сориентируемся по ходу. Сейчас те, у кого нет оружия, держитесь рядом с теми, у кого оно есть. И знаете что, – тут Василий на миг опустил голову, как если б испытывал вину перед стоящими, и продолжил уже мягче, без злобы в голосе, – зря под пули не лезьте, берегите себя и товарищей. Помните, мы нужны своим родным и близким, мы нужны Родине.
Об авторе:
Копейкина Нелли (Найля Гумяровна), уроженка города Фурманов Ивановской области.
Автор романов, рассказов и новелл для взрослых, сказок и рассказов для детей, стихов для взрослых и детей, прозаических и стихотворных сценариев.
Член МГО Союза писателей России; член Российского Союза писателей; член Интернационального Союза писателей, драматургов и журналистов; член региональной общественной организации «Клуб писателей» ЦДЛ; член Фонда развития литературы им. М. Горького.
Главным в своём творчестве считает детские произведения. По серии своих детских сказок под названием «Сказочные приключения» Копейкина Н.Г. написала сценарии для постановки спектаклей, которые приняты в работу детскими театрами России. Автор слов более 70-ти песенок, сочинённых для детских спектаклей.
