Дневник Бюрократа-прибалдёныша (отрывки)
Дочкам и жёнам
«…А еще принято считать, что душа состоит из струн.
Правда, не у всех. У некоторых либо леска, либо канат или кабель, многожильный с виду. Хотя откровенно, никогда не поймешь, что внутри.
Ты понимаешь меня, даже когда я стоически молчу. Когда я совершаю насилие над своими собственными струнами. Чего, в общем-то, практически никогда стараюсь не делать в этой жизни…
Когда струны мои сливаются воедино и напоминают звук варана, или щебетанье птиц, или даже лязг танковых гусениц. А может просто тонкое позвякивание льдинок в бокале или дребезжанье стекла в плохо прикрытой ставне.
Dire Straits, cordes tristes.
Мои срезы души точат мои струны, печальные струны, чтобы не оборвать твои… И как метроном в голове: «про-шло – про-шло», «поз-дно – поз-дно».
Эмаль твоих зубов, холодный, гладкий, чистый блеск её защищает меня, со всеми сколами внутри, твоей жизнью.
Даже если ты и не подозреваешь об этом. Да это и не столь важно.
Твоя жизнь – порой ближе, чем в двух метрах от меня. Неповторимые тона. Твоих модуляций голоса. Сказанных всем существом. Антрацит волос и глубина столь знакомых карих глаз. Белоснежный блеск твоего совершенства – обман, подобный чьей-то мягкости: она – айсберг, невидимая гора льда. А ты – снежный ветер, обвевающий пламенем мои щёки.
В каждой и каждом из них я вижу пламя, скрываемое, как и мною – мой лёд совершенства. Достаточно с меня беспощадности. Лёд для Салехарда. Твоё каменное сердце для меня. Особенно при виде веснушек на твоих плечах.
Волны коротких волос.
И лицо как пирс их рассекающий.
Волны времени, ниспадающие на твои плечи, превращаясь в черно-белую одежду: top, short@tight – почти достигают меня, откатываясь назад: tights, pants, top…
Всё черно-белое и короткое.
Просто Торпедо Москва.
А этот пляж называется «Царский».
Я стою на его песке. На песке времени. И пространства.
Восхищаясь его вечными бухтами, за которыми начинается море. А перед ним озеро. Вечное. Торфяное. С чистой и такой прозрачной водой.
В эти глаза не надо нырять – они и так выплескиваются на меня бризом или легким дуновеньем случайно залетевшего ветерка, внимая мне – внимая меня в тебе – волной Денёв, пустынным холодным пляжем…
…Тебе кто-нибудь говорил, что ты похожа на Денёв вниманием глазами.
С которых нистекает очарование – после каждой волны – в эти бархатные бухты, карие очарованностью-бездной.
Мне хочется говорить тебе так, чтобы тебе хотелось бы слушать, потому что, слушая, Ты внимаешь и делаешься неотразимой.
Почти как никто, как волны – моря и времени.
«Cela s’appel l’Aurore»
«Ну, чаю-то сегодня можно дождаться…» (с)
Зачем же чай,
особенно красе.
Что с поля убирает даже равных
И те слова, столь нелицеприятные,
Слетающие с милых губ отравленных…
И этот взгляд,
презреньем переполненный
С чего бы?
Коль давно ей – всё равно,
А может…
Нет, увы…
…предел дозволенных
Надежд, чувств, мыслей миновал давно.
Но
как не восхищаться красотой!?
Особенно, когда она – «не в кедах;)»
Лишь к вечеру ты обретешь покой,
Несбывшейся порадуясь беседой.
…Тогда, летом 95-го, мне практически никогда не бывало страшно.
Может, потому, что сразу не доходило, куда попал. Как игра какая-то. Зарница, понимаешь. Где всё понарошку. Потом-то жизнь, конечно, расставило всё по своим местам. И страх появился и другие проявления человеческой натуры…
Хотя мы ходили с ними по разным сторонам одной улицы, и периодически они что-то кричали нам, явно задевая и нарываясь.
Но, что сразу бросалось в глаза, – их внешний вид. И лоск. И обмундирование с экипировкой.
Но страшно мне тогда не было.
«Романовское» перемирие, ничего не поделаешь.
Знакомые «вованы» рассказывали, что порой даже видели вблизи тех, кого до этой поры наблюдали только через прицел СВД-шки.
Кому, вот интересно, всё это пришло тогда в голову: совместные патрули, отряды местной самообороны…
Бред какой-то.
Но, увы, в армии не задают вопросов, а выполняют поставленные задачи.
Реально же понимающие люди просто тихо зверели.
Ведь казалось: победа уже в руках.
Вот сейчас.
И всё закончится.
И это всё – после новогоднего штурма и всего, что последовало за этим. Многие находились там с конца ноября, и к августу замена им была просто жизненно необходима.
А ведь теперь они отмобилизуются, отъедятся, отоспятся, соберутся с силами и всё начнется по новой…
…Как-то совершенно обессилив от любви с ней, лежа, тесно прижавшись к её спине, нежно обнимая её и касаясь губами столь любимой мною шеи, ощущая всё её женское естество рядом с собой, стали лезть в голову очень интересные мысли. Привиделось, что может и действительно я жажду связать жизнь именно с ней. Ведь она такая…
А всё остальное – наносное, ненужное.
И еще такое количество совпадений. И её имя, и Строгино, и Храм на Волоколамке, и даже место, где жила её мать.
…Ну, право слово, связаться с BLUDOVым и даже не получить от него ни одного подарка. А постоянно видеть его подшофе, наблюдать потоки сознания, разорванный портплед и так обмануться в своих женских ожиданиях…
Книжка, посвящённая ей не в счет.
«У меня ощущение, что я в чем-то испачкалась, общаясь с тобой» (с)
Почему-то это ощущение не пропадает у неё и сейчас. Вероятно.
Хотя вот уже полгода, как мы даже не здороваемся при встрече в столовой или на лестнице. И даже не смотрим друг другу в глаза.
Вначале мне казалось, что я смогу пересилить себя и просто вычеркнуть её из своей жизни.
Эйфория!
Ну а как же, бл…ь!
Практически «великий русский … ххммм… писатель, поэт и прозаик» (нужное подчеркнуть)… Варшава… фестиваль славянской поэзии… перевод на другие языки… выход двух книг…
Потом пришло какое-то отрезвление. Хоть и в употреблении алкоголя я не остановился. Начало доходить, что в жизни мелькнуло и исчезло что-то по-настоящему ценное. Причем, может быть, для обоих. Ведь из нас действительно мог получиться убойный тандем.
Хотя…
Может в этом и есть её настоящая прелесть, что понять, о чём она действительно думает абсолютно невозможно. Но разве любовь можно до конца подчинить законам математики. И с точностью определить, что является главным, а что второстепенным. Это ж всё-таки не стандартизация.
При этом за полгода в ней что-то неуловимо изменилось. Она перешла в новое качество —
бальзаковский возраст закончился.
Теперь осталась только Женщина.
Неразбавленная.
Но… молодящаяся.
Может быть, без столь присущей ей периодически возникающей фирменной дури, которая на самом деле просто добавляет ей ту самую меру шарма и прелести. Но с которой так непросто.
Уж скоро год как ты являешься во снах
И почему-то до сих пор не отпускаешь.
Дела мои не то, чтоб прямо швах…
…Но что-то в этой жизни не хватает
Чего?
Тебя или простой любви
Чтоб было б для кого, и жить не стыдно,
Не стоит мне загадывать, увы,
Ведь Богу всё за горизонтом видно.
Наверное, сейчас с тобой другой,
Ему ты тихо песни напеваешь,
«Клубника, аустрелья, блюз и брют»
И нежно, словно лебедь обнимаешь,
И волосы ерошит он твои,
И, как и я, твою целует шею,
Походкою любуется твоей,
Порой от вкуса с запахом хмелея.
… А я опять штурмую высоту
Из тех, что взять не удалось в той жизни,
И, понимая жизни простоту,
Не хочется участвовать мне в тризне
По всем ушедшим рано к небесам,
Точнее подлетевшим в «небо падших».
… И даже слог отказывает мне
Среди других таких слогов уставших.
Кстати, о высотах.
Один раз, там, нас просто прижали к земле, не давая поднять головы. Часа четыре мы выступали на арене цирка подобным образом. А перед нами другие в течение двух или трех суток проделывали то же самое.
А потом пошёл ливень.
С небо шпарило так, что впереди низги не было видно за пару шагов. Мы поднялись и без выстрела, без обычного в таких случаях мата рванули вперед…
…Ну, дальше понятно…
С тех пор я очень люблю дождь. Он очень редко меня подводит.
Правда, с тех пор мне иногда является во сне этот день, а дождя всё нет и нет. Печет раскаленное солнце, незаходящее за горизонт. День бесконечен. И уже нечем дышать. И такое одиночество нападает во сне.
…В то утро, обнимая её, прислушиваясь к шороху дождя за окнами в Строгино, мне было так хорошо, как, наверное, очень редко бывало в жизни…
А сейчас ситуация изменилась.
Нет, в ней по-прежнему не теряется порода. У таких женщин, вероятно, порода чувствуется всю жизнь, даже в глубокой старости.
У неё же округлилось лицо, куда-то стала исчезать лебединость шеи, отяжелели и как будто набухли ягодицы и грудь, столь любимые мной.
И еще мне показалось стали оплывать её шикарные руки.
Не говоря о том, что эти дурацкие кеды видеть на ней просто забавно. Прическа чуть набок, какая-то панкушная. Ярко алый лак на ногтях…
Какая же ты всё-таки красивая,
Но что-то незаметно изменилось,
Улыбка появляется игривая,
Или опять в кого-нибудь влюбилась,
Ты почему-то красишь ногти в алый цвет
И набок чуть причесываешь волосы,
Во взгляде же всё время вижу «нет»,
А у меня опять … по жизни полосы…
…Ты всё равно являешься во сне…
Где же та женщина, что тревожит меня во снах до сих пор?
Или просто это подсознательное желание отвязаться от неё, в очередной раз выбросить из жизни.
Избавиться от морока, от этого образа, постоянно встающего перед глазами?
И именно отсюда подобная оценка и такой взгляд на происходящее.
До вчерашнего дня я почему-то был уверен, что на самом деле у неё никого сейчас нет. Нет, не то, что она ждет именно меня. Совсем нет.
Ведь стоит ей снова надеть каблук, и что-то более женственное нежели джинсы, а мне увидеть её и… моё сердце снова начинает биться как… как мячик у мастеров пинг-понга, а мысли приобретают совершенно неожиданное направление. И кажется, что просто эти проявления последнего времени – желание доказать подсознательно самой себе, что всё еще впереди.
Семья, дети, бульвар Круазетт, и что на ней рано ставить крест. Даже несмотря на то, что независимость – столь близкое для неё слово. И у меня, вот уж действительно непонятно с чего, было реальное ощущение, что между нами не всё закончено, что «продолжение следует», а всё происходящее – лишь прелюдия к чему-то большему и финальную точку ставить рановато.
Наверное,
себя не изменить.
Наверное,
не стоит и пытаться,
А лишь тебя о малом попросить
Из жизни,
из судьбы моей убраться
Нельзя…
хотя…
ну почему ж нельзя…
Всегда я разрешал всем всё на свете,
Лишаться права мне любить тебя,
Но…
только лишь всё подрастают дети
Уж старшей – двадцать,
младшей было три,
Растут …
Ух, как растут мои девчонки,
Хрен с ним, что стало денег не хватать,
Но, всё же … очень хочется мальчонку,
Чтоб был как дед,
красавец и атлет,
Таким,
чтоб сразу брали в космонавты,
И острым разум был, и интеллект,
Не как у папы только: «Ух, ты… ах, ты»
Что нам Россия,
мы собой весь мир
От всяких неприятностей укроем,
… Так где же эту женщину найти,
Чтоб больше не ходить
по жизни строем…
Уж, почему подобное вертелось в моей неразумной голове, я и сам вразумительно объяснить не могу. Ну, вертелось и вертелось. До вчерашнего вечера.
Когда увидел её в машине с новым приятелем. Как обычно совершенно неожиданно.
…Нет, мир не рухнул.
Ведь и до этого происходили какие-то порой совершенно необъяснимые вещи.
Один раз я чуть не убил её, резко открыв тяжеленную металлическую дверь ей на встречу.
А уж когда мы столкнулись возле её дома…
…На неделе, предшествовавшей моему сорокалетию, событий было море. У меня вообще в жизни, как правило, море событий. Насыщенно она у меня проходит.
В понедельник пришлось защищать одного знакомого художника от обезумевшего приятеля его нынешней женщины.
Потом пришлось спасать уже самого приятеля, представившего себя русским Сцеволой и рубанувшего дважды огромным разделочным ножом себе по руке.
Тоже мне, спаситель, бл…ь.
Потом были еще какие-то пертурбации. Из этой же серии.
А потом…
Я был приглашен на светский раут к одной знакомой поэтессе. Но так как делать мне на светском рауте было абсолютно нечего – денег нет, нехер по раутам шляться – вручив подарок с цветам, решил делом заняться. И отправился к своим разработчикам.
Один жил на Бирюзова, и с ним мы закончили довольно быстро.
А второй жил в Строгино, ровно посредине между домами её и Кэйт Фро. Вот тоже вам интересное совпадение.
И когда я отправился ко второму, встретившись до этого в столь знакомой моему сердцу «Шоколаднице» еще с одним персонажем, то не знаю почему, автоматически, решил пройти по-над домом, под её окнами.
А дальше практически дедушка Фрейд спустился с неба, чтобы отчебучить что-нибудь.
Иду и напеваю про себя про то, что «я буду воровать твоих глаз сиянье, под окнами стоять как напоминанье», и тут приходит мысль, что будет очень забавно, если сейчас она будет выходить из машины, запарковав её на обычном месте, и рядом будет какой-нибудь её новый друг.
И что вы думаете, мои маленькие любители неожиданных сюжетов? Поднимаю глаза, и практически утыкаюсь взглядом в неё, выходящую из машины.
На меня нападает истерика, мой нервный смех был практически слышен у Манежа. Она же запрыгивает в машину и срывается с места. Пройдя еще метров пятьдесят и чуть успокоившись, я понимаю, что «если не выпить, то можно повеситься». Да, а вижу-то я плохо. Поэтому отсалютовав её окнам и глотнув из заветной фляжки, всего не разглядел. Но показалось, что рядом с аркой стоял человек и пристально на меня смотрел. Если бы он хотел что-либо сказать мне или сделать – наверно, сделал бы. Нашел бы способ.
А так я, повернувшись, двинулся в нужный адрес.
Вот и задумаешься тут.
Потом встречался с Дзэшиком, чайку попили. Я передал книжки. С Ольгой всегда беседовать интересно. Выглядит замечательно, творит. Ну и вообще Дзешик – Леди! Книжку только для ЛА забыла, балда…
И еще о «героине моего крайнего романа».
От Кати2 в телефонной трубке, после того, как я переслал ей (ЗАЧЕМ!?) предыдущий отрывок.
«Не выливай больше эту грязь на мою электронную почту. Большое спасибо. До свидания» (с)
Не, ну а как зачем… если всей этой ерундой, что приходит мне в голову, я пытался – пытаюсь – буду пытаться (здесь вопрос конечно) выразить ей всю ту любовь, что сидит во мне.
В апреле 2007 я уже пытался выразить свои ощущения в такие моменты…
…Тебе всё время кажется, что ты в состоянии вернуться, преодолеть и снова быть «героем говна и пыли», «бич-мамайкой», «главным е…рем района», неунывающим децибЭллом… etc.
При этом в какой-то момент это удается, благодаря погоде, лайту, алкоголю или просто от того, что ума хватает нагрузки правильно распределять…
Потом эйфор спадает, и твоя любимая Женщина (как ты её представляешь), точнее та, что находится рядом с тобой… начинает уставать… это ощущается прямо физически… ты-то ведь при этом тоже не ангел… , ну лежал бы себе потихоньку, не рвался никуда – и, соответственно, не пил и не шлялся, где ни попадя, а был бы хороший и причесанный… семья… всё в дом и прочие нормальные человеческие радости (без всяких шуток, серьезно) и раз…
…А чё раз!?
Ну и что – собрали ему вещи… предали его, понимаешь… выгнали из дома, который он тоже считал своим… ну и сам мудак – раньше, как говорится, смотреть надо было, глаза-то у тебя никто не отнимал… они при тебе … и никуда не отворачивался, вроде … просто время должно пройти, чтобы всяческая любовь умерла…
А вот когда не умирает очень долго… да еще и горит, жжет тебя самого изнутри адским огнем… и ты, вроде на словах (и в голове), весь такой «гордый герой», готов ползти и молить, чтобы попытаться вернуть это построенное и, как тебе кажется, не до конца разрушенное здание…
и ты не в состоянии поверить, что ты больше просто…
…НЕЛЮБИМ…
…и разговоры все эти только из вежливости, которая, на самом деле, очень близка к какому-то извращенному садизму или мести, или еще х…й знает к чему… не силен я во фрейдистских штучках…
Тогда что делают «нормальные пацаны», а?
А ничего…
Они, так же как все остальные, мучаются, стирают из памяти, «гоняют масло в мозгах»… роются в себе… далее со всеми остановками… и потом всё по идее должно проходить и забываться…
…Появляется новая любовь или работа, или приходит новое время года, или ты уезжаешь, приезжаешь, увольняешься, возвращаешься… или не появляется… etc
К чему я всё это?
Насчет того, что «жениться или влюбиться тебе надо»…
Причем категорически…
Кому Н А Д О?
Мне или вам?
…Да ведь «всё вокруг – любовь» и «пофигу нам затонувший Титаник»…
А ведь и женился потом, балды кусок, блин.
Ну, не получается у меня по-другому.
Без всякого намерения оскорбить, оболгать или унизить.
Всего лишь выразить то, что внутри…
А она, вероятно, настолько ненавидит меня – или это слишком сильное слово? – что не в состоянии разглядеть этого.
Те самые обманутые ожидания и обиды, неоправданные надежды.
Любовь себя во мне.
И моё какое-то, наверное, практически вечное несоответствие тем требованиям, которые Женщина предъявляет к своему идеальному мужчине, своей второй половинке. Явное или неявное несоответствие…
Да, но ведь и ей не всё равно.
Вероятно.
Что-то цепляет её во всем происходящем. И вдобавок – ведь можно ВСЁ!
И теперь я для себя пытаюсь понять: то ли я действительно абсолютно не владею слогом, то ли, наоборот, в состоянии уловить те самые малейшие оттенки души человека, к которому не равнодушен до сих пор.
И её это бесит.
И, скорее всего, раздражает даже один мой вид. Не говоря уже о том, что часть из того, что написано о ней -правда.
В общем, я, конечно, попытаюсь ограничить себя в общении и даже попытаюсь не сталкиваться с ней на службе…
Но КАК!!?
Когда уже, бл…ь, замена в команде Торпедо Москва, в конце-то концов, а!?
…Позже, кажется октябрь или ноябрь 95-го.
…РРаз!
И ты просто бог! Бог войны!
И вся сбруя на тебе – как вторая кожа, и ты подтянут, и тонок как балерина, и тяжёл как КВ-1 одновременно.
И прыжком, цепляясь за руки бойцов, почти взбегаешь на свой «бардак», оглядывая сразу всю колонну целиком.
Вот, старт дан… трогаемся.
От ощущения молодости и силы тебя прямо распирает.
Разговаривать невозможно. Но твоё настроение передается бойцам, и они улыбаются. Вроде и погода – хрень.
То ли туман, то ли дождь, и влага как в Ленинграде, кажется, висит в воздухе.
Осень.
Запарки нет, почему-то ты уверен, что сегодня, именно сегодня, когда тебя распирает собственная готовность, как при выполнении хорошей работы, когда задание тебе кажется по силам, и ты знаешь, что все твои умения и знания, вся твоя внутренняя суть ГОТОВА – все пройдет в пределах дозволенного, то есть так, как всегда. Ты – BLUDOV, ты – бог войны… и у тебя СЕГОДНЯ не может быть по-другому…
Наша точка. Прижимаемся.
Колонна, не снижая скорости, проходит мимо…
«Связь!»…
… Только после исчезновения в недалеком подлеске последнего, замыкающего БТРа соскакиваешь на землю, сморкаешься, сплевываешь и идешь пожать руки знакомым, попутно бросив взгляд на то, как пацаны деловито, не торопясь, но и мешкая, начинают заниматься привычным делом.
Аппаратную загнали и … всё как всегда. Так как должно быть СЕГОДНЯ…
… Во, время было…
… А вот почему рождаются подобные мысли в голове понять невозможно.
При этом мы провели с ней вместе не больше трех недель в течение одного лета. Почему же тогда не отпускает.
Что это, игра той самой, внутренней химии?
Или теперь у меня раз за разом возникает ощущение, что это был реально год «великого проебола», когда мимо меня пролетало всё: часы, телефоны, ключи, документы, деньги – и всё в таком количестве, что аж диву даешься.
И даже Женщина, с который я, может быть, был бы счастлив.
Но, нытьё об ушедшем – не наш метод.
Не наш.
Мы ж – нормальные пацаны (тм), и пора бы нам как-то определиться со своей дальнейшей жизнью. А то этот безумно пьяный год измотал уже даже меня самого, не говоря об окружении, родственниках и друзьях…
Продолжение следует…
