Людочка
Москва, 2010 год
Людмила села на табуретку, стоявшую посреди пустой комнаты, и закрыла глаза. От запаха краски опять сильно закружилась голова. Надо было немного посидеть, прийти в себя. До конца ею самой себе установленного рабочего дня оставалось пять часов. Можно сказать, все только начиналось. Конечно, она могла уйти прямо сейчас. Хозяева квартиры жили во время ремонта на даче, так что ее ранний уход остался бы никем незамеченным. Но Людмила знала, что если она сейчас уйдет, то уже точно не успеет закончить все к сроку. Работы тут оставалось по горло, а впереди маячил очередной объект. Денег не хватало катастрофически, и упускать заказы нельзя было ни в коем случае.
Людмила вздохнула тихонько – поглубже сделать вздох никак нельзя, как ни хотелось – запах краски все равно проник внутрь, в голову, в легкие, в сердце и даже, казалось, опустился до ног. Людмила глотнула воды, опять закрыла глаза, дав себе еще пять минут на отдых…
Крым, 1970 год
– Мама! Мамочка! – кричала Люда. – Иди сюда! Иди купаться!
Вода теплая-теплая, как парное молоко, накрывала девочку с ног до головы, но она не боялась, прыгая через накатывавшие волны, глотая соленую воду и упорно пытаясь позвать засидевшуюся на берегу мать. Мама продолжала сидеть на песке, подложив под юбку пакет с изображением какого-то столичного актера. Люде было все равно, кто это. Она не задумывалась, на чьей физиономии сидит ее мама. Маме, правда, все равно не было. Актера она считала любовью всей своей жизни и пакет берегла, как могла, стирала его бережно, потом сушила на прищепке и снова использовала, причем в основном «на выход». Сидеть на любимом актере ей было неприятно, но Люда так просилась искупаться, что пришлось после школы пойти с ней к морю. Люде исполнилось десять. Она, не стесняясь, сбросила с себя форму, оставшись в одних трусах, и полезла в воду. Мама так запросто раздеться не могла, она просто сидела на берегу и смотрела на дочку, на море и наслаждалась выпавшим на ее долю отдыхом. Ноги утопали в песке, на лице блуждала улыбка.
– Людочка, пойдем уже домой, – тихонько позвала мама, – а то папа заругается, что нет нас к ужину.
Девочка попрыгала в воде еще несколько минут и затем послушно вышла на берег. Чуть обсохнув в лучах заходившего солнца, она натянула на влажное тело школьное платье и счастливая, загребая ногами песок, пошла за матерью домой.
Москва, 2010 год
Зазвонил мобильный. Людмила вздрогнула и открыла глаза. Запах моря сменился запахом краски, за окном вместо волн зашумели проезжавшие мимо машины.
– Алло, – язык не слушался, голова продолжала слегка кружиться.
– Людмила, как там идет работа? – бодро вопрошал хозяин квартиры. – Мы с женой думаем подъехать на днях, посмотреть, как все продвигается.
– Все в порядке, – усилием воли Людмила попыталась максимально оптимистично ответить работодателю, – продвигается.
– Как там твои ребята с полами? Заканчивают? – продолжал задавать вопросы мужчина на том конце провода.
– Да, да, конечно. К сроку успеем, – Людмила села обратно на табуретку, посмотрев на не начатый пол.
Никаких ребят на самом деле нет, и не предвиделось. Она делала все сама, но для солидности врала хозяевам квартир, что у нее есть своя бригада, которая выполняет любые работы. Иногда, конечно, случались накладочки. Иногда у нее прорывало трубы, вздувался пол и текли батареи. Пока проносило. В самом крайнем случае хозяевам предъявлялся сын подруги. Он обычно что-то бодро им вещал, ну а переделывала работу Людмила, когда хозяев не было дома. Лучше всего шли ремонты в новых квартирах или в квартирах, в которых никто во время ремонта не жил. Впрочем, даже там, где хозяева присутствовали, контроль редко бывал повсеместным и постоянным. Как-то удавалось выкручиваться.
С табуретки надо было срочно вставать и начинать пол. Иначе будет трудно объяснить хозяевам полное отсутствие по нему каких-либо работ. Людмила подошла к мешкам со смесью и принялась за дело. На улице пошел снег. Неприятный московский мокрый снег, сопровождавшийся пронизывающим ветром и каплями дождя. Людмила знала, что снег именно такой. Она смотрела в только что вставленное пластиковое окно и мечтала о солнце. Однако следовало поторапливаться. Поторапливаться к последней электричке, останавливавшейся в маленьком подмосковном городке, в котором Людмила снимала квартиру. Поторапливаться, чтобы успеть до закрытия аптеки купить памперсы для мамы, которая уже второй год не поднималась с постели. Поторапливаться, чтобы к приезду хозяев пол был уже практически готов.
Крым, 1977 год
Куда поступать Люда особенно и не думала – единственный институт, находившийся недалеко от их дома, был энергетический. В него можно было без проблем поступить, благо народу, желавшего там учиться, насчитывалось немного. Люда в школе не блистала. Замахиваться, как ее подруга, на вузы московские, она даже не пыталась. Родители особенно по этому поводу не расстраивались. Даже, наоборот. Они радовались, что Людочка остается дома. Да и с работой проблем не предвиделось – рядом располагался соответствующий научно-исследовательский институт. Все выпускники института, за редким исключением, оставались работать в нем.
Куда еще можно было поступать? В педагогическое училище, которое закончила в свое время мама. Но Люда не хотела работать ни в школе, ни в детском саду. Мама работала воспитательницей, но Люде по наследству педагогический дар явно не передался. Можно было податься в строительный техникум, который закончил папа. Но не прорабом же работать девочке. Папа строил, ремонтировал, красил. Короче, он мог все. Их дом был построен его руками, внутри им же был сделан ремонт. Папа попивал, мог слегка поэтому побуянить, но в целом, как выражалась мама, был человеком талантливым в своей области. «А за это, Людочка, – говорила мать, – человеку можно простить многое». Люда не понимала смысла маминой фразы, но согласно кивала в ответ.
Летом в год поступления в институт, Люда, как обычно, много купалась, загорала и между делом, как-то совсем без нервотрепки, поступила в энергетический. Конкурс туда в то лето отсутствовал совсем, и Люду взяли можно сказать автоматом. Дома по этому поводу сели за стол, мама наготовила пирогов и салатов, папа налил Люде впервые вина. Вино было красное крымское. Сладкое.
Москва, 2010 год
Подруга предлагала Людмиле пить красное, когда кружится голова от краски. «И вообще, – говорила подруга, – красное полезно для всего: для сердца, для давления, для холестерина». Но Людмила пить московское красное не могла. То есть, конечно, в Москве продавались разные вина: французские, испанские, итальянские, собственно московские… Но Людмила предать Крымское не смела. Когда при Горбачеве рубили виноградники, Людин папа плакал. Люда плакала с ним рядом под охи и ахи мамы. В итоге они все втроем выпили, как выразился папа, за упокой Крымского, и пошли спать. Но с тех пор красное для Людмилы как будто на самом деле умерло.
В квартире стало нестерпимо душно. Людмила от интенсивной физической работы, которая и не каждому мужику-то под силу, вся вспотела. Футболка противно липла к спине. Пришлось опять сесть и выпить воды. Окна открывать было нельзя. Во-первых, так все сохло гораздо дольше, во-вторых, можно запросто и простудиться. В Москве стоял наипротивнейший месяц ноябрь. Людмила ноябрь ненавидела. Она понимала умом, что «у природы нет плохой погоды», но сердцем этот постулат не принимала. Снова зазвонил телефон:
– Людочка, – слабым голосом проговорила мама, – купи, детка, сладенького. Что-то сладенького захотелось.
– Хорошо, мам. Только я приеду очень поздно, – Людмила вытерла струящийся по лбу пот, – не волнуйся там.
Крым, 1982 год
Первая любовь накатила на Люду на работе. Обычно первые любови случаются с людьми в школе, ну, в крайнем случае, в институте. Вот Людины родители влюбились друг в друга в школе, сразу после окончания училища и соответственно техникума поженились, а там уж и Людочка родилась. Мама всегда хотела еще детей, но, по ее словам, «Бог не дал».
Большинство подруг замуж повыходили в институте. Свадьбу гуляли за свадьбой. Людина мама переживала. Она считала, что если Люда сейчас в институте замуж не сумеет выйти, то дальше пиши-пропало. Под «пиши-пропало» мама понимала следующее: на работе уже мужики все окольцованные, свободного не найдешь. А значит, «сидеть тебе, Людмила, в девках!», – заключала она пессимистически.
Но ни в школе, ни в институте первая любовь на Люду никак не накатывала. Одна из близких подруг, правда, открыла Люде глаза: замуж большинство выходит не по любви, а за того, кто позвал.
– Понимаешь, – втолковывала подруга, – ну только ж в кино так бывает, что женихи толпами валят. В жизни вот один сделал предложение, и Слава Богу! Говори быстро «да» и в ЗАГС.
Люда так не хотела. У мамы же язык не поворачивался подтвердить слова подруги. Да и не была обделена Люда вниманием. Она была девушкой высокой, стройной, с длинными каштановыми, кудрявыми волосами. Сама того не желая, она все время одевалась сексуально. Из-под короткой юбки мелькали длинные загорелые ноги, а открытая яркая кофточка открывала такую же загорелую грудь. Мужчины внимание обращали, пытались за Людой ухаживать, но любви не случалось, хоть ты тресни.
И вот осенью, закончив институт, Люда вышла на работу в НИИ. Назначили ее для начала младшим научным сотрудником. Зарплату положили хорошую, поменьше, конечно, папиной, но побольше маминой. Да еще обещали премии в конце квартала и в конце года. Тут-то Люда и пропала. В ее отделе начальником был чертовски привлекательный мужчина. Но, как и обещала мама, он был женат и детей имел двоих. Это так уж, чтоб совсем ни на что не надеяться. Люда и не надеялась, любила его тихонько, как актера с обложки журнала «Экран», и продолжалось это месяца два. А потом Виталий вдруг резко заметил девушку и закрутил с ней роман. То есть заметил он ее не вдруг, конечно, а во время совместной работы над каким-то научно-исследовательским проектом.
Москва, 2010 год
Людмила начала заливать пол во второй комнате. За окном стояла тьма-тьмущая. Было шесть часов вечера. Нормальные люди возвращаются в это время с работы домой. Толкаются в метро, пробираются в автобусы, плюхаются с облегченным вздохом в маршрутки. Людмила поедет домой в то время, когда в вагонах пусто, никто не будет пихать ее в спину и вонзать локоть в живот. Но она отдала бы все за то, чтобы ехать в шесть домой, в час-пик. Чтобы приезжать к семи в свою уютную квартиру, а не в махонькую съемную конуру. Чтобы, как в былые времена на кухне ее встречала мама с горячим ужином. Чтобы они просто могли сесть, посмотреть телевизор, обсудить соседей и Людиных сослуживцев…
«Той жизни нет больше», – Людмила встряхнула головой, затянула платок потуже и снова поползла на коленях по недоделанному полу. Надо бы ей нанять все-таки помощников. Силы уже совсем не те, что были в начале ее ремонтной «карьеры». Но деньги, деньги! Людмила упорно копила на квартиру. Одну ведь когда-то удалось купить, значит купит и вторую. В первой-то и пожить не удалось. Жалко было отдавать, страшно! Но таков был уговор – Людмила в Москве замуж вышла фиктивно, цена вопроса – двухкомнатная квартира. А что делать? Выхода другого не предвиделось. Даже, если сама Людмила и могла как-то полулегально жить в столице, время от времени мотаясь на Украину, то маму перевезти не могла в таком статусе никак. А мама после папиной смерти сдала сильно и начала болеть.
Крым, 1990 год
Первая любовь для Людмилы так и осталась первой и последней. Восемь лет они встречались с Виталиком, восемь лет он ей обещал уйти из семьи. Люда, впрочем, не очень-то эту тему и поднимала. В основном, сам Виталик, когда ему становилось совсем уж стыдно, как он выражался «за загубленную Люд, твою юность», начинал вдруг клясться и обещать развестись. Но потом все быстро возвращалось на круги своя. Праздники и выходные Люда сидела одна, в будни задерживалась допоздна на работе, чтобы только побыть с Виталиком подольше вместе. На работе это даже сказывалось положительно: Люду к тридцати годам повысили до заместителя начальника отдела, у них с Виталиком появилось несколько совместных патентов. Иногда они вместе ездили в командировки, и эти командировочные дни были самыми для нее счастливыми за годы работы в НИИ.
Развязка наступила внезапно. В Москве грянула перестройка и потихоньку докатилась до Людиного городка. НИИ закрыли. Уже выпили они с папой за вырубку виноградников, уже наступили жестокие времена дефицита. Но до последнего Люда надеялась, что их НИИ удержится. Пусть и с нищенской зарплатой, которую выдавали нерегулярно, а то и вообще не выдавали. Люда все равно надеялась, что их не закроют, и все как-то образуется. Не образовалось. Виталик поехал в Москву в Министерство. Но на работу его туда, несмотря на обещания, не взяли.
Тем не менее, вернулся Виталик из столицы не с пустыми руками. Вернулся он с документами из Американского консульства, необходимыми для эмиграции. Люда вдруг поняла, что ее не просто выгнали с работы, ее лишили общения с любимым мужчиной. Ее первой и последней любовью.
– Люда! – пыталась успокаивать мама. – Это и к лучшему. Встретишь еще кого-нибудь. Так он тебе мешал, отнимал у тебя время, силы, чувства, в конце концов. А сейчас отстрадаешься, и жизнь наладится. Посмотришь вокруг.
Люда смотреть вокруг категорически не хотела. А Виталик обещал устроиться в Америке и прислать тут же приглашение Люде. «Боже, какая ты наивная!» – восклицала подруга, собираясь в Москву. Что она будет в Москве делать, подруга не знала, но ехала. На первое время приютить ее обещала у себя их одноклассница. Та самая, которая в свое время уехала покорять московские вузы.
Москва, 2010 год
Сил не осталось никаких. Людмила тяжело дышала, голова кружилась, не переставая. Но полы она закончила, пусть теперь сохнут. Впереди, правда, маячила невеселая перспектива укладки паркета. Но пока – отдых. Можно ехать домой. Людмила переоделась, причесала примятые платком волосы и подкрасила губы. В зеркальце отражались уставшие глаза. Их она подводить не стала. Сойдет и так. Не для кого, не для чего. Сейчас в метро, в котором в десять вечера еще хоть кто-то ездит. Потом в полупустую электричку, в которой в одиннадцать вечера старается никто не ездить. Ну и дальше бегом от станции до дома. Благо недалеко. На улицах тихого подмосковного города в двенадцать только пьяные и наркоманы.
Крым, 1993 год
Два с половиной года Люда пыталась жить дома. Именно пыталась, потому что не было работы, не было денег и практически не осталось друзей. Все разъехались. Мамин детский сад закрыли, потому что туда в последнее время ходили всего два-три ребенка. А папа, уволенный из ремонтно-строительного управления, не имевший больше подработок, так как никто ничего не ремонтировал и не строил – не до того – запил сильно и умер неожиданно ночью, прямо во сне.
Так в итоге Люда засобиралась в Москву. Виталик иногда писал ей из Штатов письма. Устроиться ему там не удавалось. Жил он на пособие. Единственным плюсом были бесплатные курсы повышения квалификации, на которые он ходил вечерами. Все патенты Люда отдала перед отъездом ему. На всякий случай. Вдруг чего и пригодится из того, что они там наразрабатывали в свое время. В Москву она на всякий случай брала свой диплом, понимая где-то в глубине души, что ни Виталику патенты, ни ей диплом на новом месте точно не пригодятся.
В Москве подруга быстро научила Людмилу ровнять стены, клеить обои и устанавливать сантехнику. Диплом остался валяться на дне чемодана.
Москва, 2010 год
В метро и в электричке Людмила спала. Она спала везде, где для этого была хоть какая-то возможность. Когда мама слегла, она стала спать в Людино отсутствие днем, а вечером, когда Люда возвращалась, начинала с ней разговаривать. Иногда Людмила засыпала прямо во время разговора, на стуле. Мама замолкала, Людмила просыпалась и переходила на диван…
– Людочка, это ты? – крикнула мама с кровати.
– Да, мам, я, – Людмила по дороге на четырехметровую кухню нажала на кнопку старого компьютера.
Она делала это автоматически каждый день уже несколько лет. С тех пор как у них с Виталиком появилось данное чудо техники, он ей писал почти ежедневно по электронной почте. Жена от него ушла в самом начале жизни в США к американцу (к «аборигену», шутил Виталик), дети выросли и работали вовсю. Виталик мог давно жениться на Людмиле, но его статус так и оставался непригодным совершенно ни для выезда из США («потому что потом обратно не пустят»), ни для приглашения кого бы то ни было в гости.
Людмила поставила на плиту кастрюльку с водой.
– Сегодня у нас сосиски, – бодро прокричала она маме.
Компьютер загрузился. В почте было одно письмо. Людмила медленно подвела мышь к папке с «входящими». Она и письма в конвертах, приходившие от Виталика, открывала медленно, растягивая удовольствие, ножницами аккуратно надрезая сбоку бумагу, а потом, шурша вложенными листками, вытягивала их наружу.
После клика экран на какое-то время завис. Переваривая отданную ему команду, компьютер обдумывал следующее действие. Наконец, перед Людмилой появились строчки, напечатанные латинскими буквами. Она начала вчитываться в текст. На кухне закипела вода. Но Люда не слышала ничего вокруг. А вскоре уже и не видела: крупные слезы покатились по лицу, закрыв пеленой глаза.
«Людочка! Наконец-то, у меня появились хорошие новости. И целых две сразу, представь! Первое, мне дали Грин карту, то есть, как ты уже знаешь, это означает вид на жительство. У них, Людочка, тоже ведь всякое бывает. Оказывается, мои документы были потеряны. Но сейчас все в порядке. Справедливость восторжествовала. Второе, один из наших патентов «выстрелил»! Им заинтересовались и меня берут работать в научный центр. Я писал тебе, что все эти годы старался не терять квалификацию, учил язык. Короче, собеседование я прошел. Несмотря на возраст меня взяли. Людочка, я тебе выслал по почте все необходимые для оформления визы документы. Ты там все узнай, что тебе еще понадобится. Но мне сказали, если приглашаешь невесту, то визу ей дают без проблем. Жду тебя, целую. Твой Виталик».
– Людочка! – позвала тихонько мама. – Ты не заснула? У тебя там, по-моему, кипит вода.
Об авторе:
Виктория Балашова, родилась в Москве. Как и ее родители окончила Московский лингвистический университет имени Мориса Тореза по специальности «английский язык». С 2006 по 2009 год училась в аспирантуре на факультете психологии ГУ Высшая школа экономики. По теме диссертации «Эмоциональный интеллект» написала ряд статей, опубликованных в различных научных журналах. В 2011 году закончила литературные курсы романистов при Московском отделении Союза писателей, в 2013 году получила диплом Немецкого международного института изучения сознания и психотерапии.
Является членом Московского отделения Союза писателей России с 2010 года, членом Интернационального Союза писателей, членом Российского общества психологов, литературно-философской группы «Бастион».
Виктория Балашова публикуется с 2009 года, когда в свет вышел ее первый роман «Женька или Одноклассники Off-line». В 2010 году осенью роман был отмечен на литературном фестивале в Вене.
С тех пор увидели свет пять исторических романов (в серии «Всемирная история» и в серии «Исторические приключения» издательства «Вече»):
«Шекспир»
«Елизавета Тюдор»
«Гибель Армады»
«Конец эпохи Тюдоров»
«Мятежный лорд»
Повести:
«Afterparty» в сборнике, изданном по итогам фестиваля «Басткон»
«Мама, я плачу» в сборнике «Семьи Net» (издательство ЭКСМО)
Футурологическое эссе в сборнике «Настоящая фантастика – 2012» (издательство ЭКСМО)
Рассказ «Твари» в сборнике «Настоящая фантастика – 2016» (издательство ЭКСМО)
А также ряд рассказов в журналах «Фома», «Пражский Парнас», «Космопорт».
Является победителем и призером литературных конкурсов (журнала «Фома» в 2010 году, конвента Аю-Даг в 2011 году, конвента «Басткон» в 2012 и 2014 годах), лауреатом литературных фестивалей в Вене и Праге.
В декабре 2013 года Московское отделение Союза Писателей наградило Викторию Балашову медалью имени М.Ю. Лермонтова.
Является членом жюри и куратором литературных конкурсов конвента «Басткон» в 2013 и 2015 годах (конкурс «Семья будущего» был упомянут в статье в «Независимой газете»), председателем детского литературного конкурса «Письмо солдату», приуроченного к 70-летию Дня Победы, куратором конкурса рассказов, проводимого Интернациональным Союзом писателей в рамках литературной конференции Роскон в 2016 году, членом жюри в номинации «Проза» в конкурсе, проводимом в рамках литературно-музыкального фестиваля Ялос в 2016 году.
