Непогода (новелла)
Городок ютился по обе стороны большой автомагистрали. Он зеленел по весне, оставался оазисом посреди выжженной знойной степи летом, ярко и томно отцветал в осень и вновь ожидал весны. В этом городке, в пятиэтажке, в двухкомнатной квартире жили двое: моложавая еще женщина и ее дочь-подросток.
На горизонте у Вероники маячило сорокалетие. Несколько лет назад она развелась. Брак, несмотря на то, что поздний, был заведомо обречен. Это вначале она думала, что, если не стерпится, то можно будет переписать все набело. Но время утрачено, свежесть чувств потеряна, разочарования не бесследны, и все вновь встреченные мужские индивиды прочитываются, буквально, с первых минут знакомства. Ничто не будоражит воображение. Остается только дружба. При отсутствии страсти, дружба — это тот отстойник, в котором может выкристаллизоваться некое сентиментальное чувство, особенно многолетняя дружба. Так считала Вероника, как бы оставляя надежду на будущее.
Однажды в дверь квартиры позвонили. На пороге возник военный в звании капитана, он улыбался. Вероника несколько секунд всматривалась в лицо, хотела даже сказать: «Вы ошиблись», — но раньше, чем узнала, догадалась, что это мог быть только Валерка, непредсказуемый старый друг из города детства, мальчишка с «нашего двора», неловкий ее поклонник, которому в детстве не удавалось заслужить ее расположения. Повзрослев, он стал офицером танковых войск, и форма, а может выправка, сгладили угловатость. Письма, а она какое-то время переписывалась со многими друзьями, оказались интереснее и познавательней иных. Он мотался по гарнизонам, а когда появлялся в родном городе, подруги буквально немели. У Ники с ним отношения к тому времени складывались легкие и доверительные. Он уезжал на службу в дружественные страны и снова, приезжая за новобранцами или в отпуск, забегал, то будучи уже женатым, то разведенным, то вновь женатым. Он и впредь оказывал ей предпочтение. Многолетняя переписка их то прерывалась, то возобновлялась, даже, когда она вышла замуж, покинула город детства, уехав с мужем в небольшой городок на юге. Последняя пауза в переписке затянулась.
Тут он и застал ее в пасмурный период жизни. А может, это была просто пасмурная весенняя погода. Отступив от двери, она сделала широкий жест.
— Заходи.
День и вечер были посвящены воспоминаниям.
— …А «казаков-разбойников» помнишь?
— А как же, помню! Я всегда была против того, чтоб мы с тобой оказывались в одной команде, а ты нарочно старался в нее попасть. Помню, однажды мы прятались в «графских развалинах», и кто-то в темноте взял меня за руку.
— Ты до сих пор не знаешь, кто это был? — лукаво улыбнувшись, удивился Валерка.
— Наверно, Ленька Палехин.
— Это был я.
— Нет, — заторопилась возразить Вероника, — ты был в другой команде.
— Это был я. — настойчиво повторил Валерий.
На ее лице промелькнули недоверие и некоторое замешательство от неожиданного сообщения.
— А еще однажды, стоя у окна, — продолжал Валерка, — я сквозь занавеску увидел тебя, идущую после раннего дождичка танцующей походочкой по тротуару. И ты вдруг приостановилась, оглянулась, думая, что тебя никто не видит, грациозно так потянулась и слизнула каплю с листка дерева, озорно засмеялась и пошла дальше. Как песня.
Веронику охватило ликующее чувство актрисы, дождавшейся наконец заслуженных оваций. Она словно вернулась вспять и увидела себя молодой, гибкой и беспечной. Защемило сердце. Да, да, да! Она помнит! Хоть и давно это было: после теплого утреннего дождика вновь выглянуло солнце, и капли на чистых, изумрудных листьях засверкали бриллиантами, а улицы еще были пустынны, и никто, кроме нее, не видел этот сверкающий мир. Ей захотелось как-то взбрыкнуть. Оглянувшись, вовсе не задерживая взгляда на Валеркиных окнах, но предчувствуя, что он может быть там, за шторами, она красиво изогнулась, привстав на цыпочки, вытянула лебедем шею и слизнула каплю, готовую упасть с листа. Какой же восторг теперь овладел ею, когда через столько лет она узнает, что трюк ей удался, а главное, запомнился. Такому успеху позавидует любая актриса. Невинное кокетство, маленькая сценка. А человек пронес, в памяти сохранил, и это оказалось дороже дорогих подарков. Вероника была счастлива, как только могла быть счастлива не избалованная подарками девчонка.
Конечно, эта встреча стала светлым праздником старой дружбы. Был накрыт стол. Вспоминали друзей, снова переживали события детства и юности, смеялись. Засиделись за полночь. Давно уже не было так легко на сердце. А наутро неожиданно, с самым серьезным выражением лица, Валерий торжественно заявил, опустившись на одно колено:
— Предлагаю руку и сердце.
Вышло трогательно и старомодно. Но, несмотря на приятность момента, Ника уклончиво произнесла:
— Посмотрим.
Прошло три выходных дня, нужно было возвращаться в часть, в которую военные перегоняли технику из Молдавии. И тут грянул гололед, да такой, что деревья поразвесили хрустальные ветви, провода прогнулись, автобусы встали на прикол. А об ином транспорте мысль как-то не сработала, не пришла в голову. Натачивая ножи, Валерка пел:
— Полгода плохая погода, полгода — совсем никуда.
И в этом погодном явлении было что-то мистическое. Как будто некто свыше специально попытался их заблокировать здесь для решения насущных вопросов. Шла уже вторая неделя, Валерий включился в хозяйственные работы по дому. Ремонтируя телевизор или дверцу шкафа, он напевал:
— Тридцать три коровы, тридцать три коровы — свежая строка. Тридцать три коровы — стих родился новый, как стакан парного молока.
У него было хорошее настроение, ведь эта гордячка Ника-Вероника, которая воротила нос в детстве, не отвечала на записки с предложением дружбы, наконец почти принадлежит ему. Он догнал ее. Она одинока и беззащитна и он ее защитит. Удовлетворенное ли чувство охотника, настигшего дичь, или, с новой силой вспыхнувшая детская влюбленность… но они уже говорили о будущем. Только его интересовало, как подольше сохранить это приподнятое настроение Ее же, рабочую лошадку, наоборот, начинало тяготить состояние затянувшегося праздника, такого непривычного для нее. Вскоре он уехал. Потом была оживленная переписка и еще несколько встреч в течение года. И когда волнения улеглись, когда наконец она прибрала с глаз все провода: от телевизора к магнитофону, от проигрывателя к колонкам, гирляндами развешанные между аппаратами, позавинчивала все винтики задней стенки телевизора, ей стало ясно, что это тот же «долговязый» Валерка «с нашего двора», и ничто этот статус изменить не может.
А в это же время под Флорештами, у костра, на берегу небольшой речушки пожилая цыганка, бросив карты, говорила молодому человеку, что, мол, к даме из далекого южного городка приехал крестовый король… Зачем приехал и с чем уехал, не сказала. Но бывает, чтобы выявить скрытую суть, довольно одной капли. И полетели гневные письма.
Отношения из возвышенных перешли в тривиальное, бытовое русло. Ревность и недоверие, необходимость оправдываться довершили разрушение. Пострадала не только не успевшая возродиться Валеркина любовь, но и красивая многолетняя дружба Вероники.
И вот, глядя на сухую, лаконичную поздравительную открытку, она грустно усмехнулась про себя: «Мне очень жаль, Билл, что твоя гнедая сломала ногу…» Вспомнив, как в детстве, да и в юности они ватагой ходили смотреть одни и те же фильмы и подражали героям. Продолжать фразу она не стала, хотя вторая часть: «…но Боливар не вынесет двоих» — ей всегда больше нравилась.
Спустя много лет, Вероника по-прежнему жила в небольшом городке у автомагистрали со своей взрослой дочерью и с любимым внуком. А где-то ходил единственный зритель ее моноспектакля. Свои овации она получила .Видимо, зритель все-таки появился в ее жизни исключительно для того, чтоб завершить эту картину, сделать последний мазок и исчезнуть навсегда. Она чувствовала себя актрисой, усталой, грустной, но удовлетворенной. Все в жизни должно иметь логическое завершение, даже это затянувшееся детство. Осталось не ясным: кто же взял ее за руку в темноте «графских развалин». Она не поверила Валерке.
Но во все времена с тех пор неизменную улыбку у нее вызывает знакомый мотив: «Полгода плохая погода, полгода…». Эта странная история стала одной из дорогих картин, хранящихся в запасниках ее памяти. Наша человеческая память со временем становится хранилищем многих неопубликованных, порой, очень живописных полотен, которые, уходя, мы уносим с собой. И самые дорогие полотна — это картины событий нашей неповторимой молодости.
2005 г.
Об авторе:
Зинаида Дудченко пишет стихи и малую прозу. Издала четыре книги русскоязычной поэзии и одну на украинском языке. Состоит в Межнациональном Союзе писателей Крыма. Живет в г. Армянск на севере Крыма.
