Зрелость
По-разному приходит она к нам, живущим ныне в России. Люди, родившиеся в СССР, перерождаются, перевоплощаются, спотыкаются и падают. Встают детьми, бегут опять, за ними их дети, которые раздвоились. Сделав ставку на капиталистический образ жизни и социалистический, по-разному взрослеют, Срываясь и срывая успех жизни, падают. Встают опять: дети. И годы взросления отступают, теряются в суете жизни, не полюбив одно, влюбляются в другое, а кто, наоборот, с детства входит в старость.
Зрелость уже отступила от нас в обилии разного рода программ и событий, выборов и выборных. «Болото» качается, вбирает, не просыхает, зеленеет и не умнеет. Кто, выбравшись на сухое место из «болота», лезет от него вверх, его учат. И нет уже выборного, он в «детдоме», устав в нём блюсти надо, забыв про родительский дом. И вот стоит дом пустой, ветер в нём чужой гуляет, свой попирает и теснит. Ловят ноздри тот ветер, идут к нему, а он с душком уже, и всё по-новому. Заселять или не заселять? Да ну его! Своя рубашка ближе. До его дома на море им далеко.
– Интересная вещь получается. Власть для кого? Для чего она?
– Опять в детстве? Не знаешь, для чего? – с экрана грозит дядя.
И все делят, снуют, заняты. Не подступиться.
– Мне бы справку.
– Примите обращение?
– Это не так делается. Вот так надо. – поучают, гоняют «ребёнка» с того социализма по этажам капитализма, кто взрослей, грубит и пресыщается.
– Картофель вырастет в пойме отравленным из-за сбросов и отходов. Как я продавать людям такой буду?
– А нам-то что? У меня свой картофель! – отвечает правозащитник благополучия человека.
– Деревья по улице Терешковой у домов засохли. Берёзы и клёны в эту весну в жизнь не вошли. Сделайте объездную дорогу, разгрузите транспортный поток. Уберите автобусную остановку из-под окон.
– А нам-то что. Покупайте, переселяйтесь в другие дома. Я сам купил, оттуда переселился, – задорно гонит дорожный чиновник автотранспорта двух старших от домов.
– Мы не можем приехать на совещание по гепатиту. Выдумали – в пятницу проводить мероприятия в летнюю пору, им хорошо, сразу домой, а нам трястись два часа в автобусе. Что я успею дома сделать перед выходными? – грустят две дамы в эпидемиологии.
– Двадцать лет как при разнузданном капитализме, а дороги социалистические, латают – только грязь разводят.
– Ну не скажи. Столько коттеджей понастроили, и дороги есть к ним!
– Так то москвичи.
– Скажи ещё, что олигархи, – спорят двое подвыпивших из начинающих бизнесменов.
В торговлю, как детям, сейчас стали выбрасывать дешевую водку с подарком: пейте, русские, россияне щедры…
– Спивайтесь и не мешайте, – подхватывает вылезший из «болота» великовозрастный младенец в иномарке.
А вот что говорит фермер в обращении к властям по поводу сжигания бытовых отходов и городского мусора пгт «Красное Пламя»:
– В ранние утренние часы, когда ещё дачники спят, в безветрие и в ветер со стороны мусорки дым вместе с паром реки накрывает пойму отходами продуктов горения. От них пожилые люди лежат, болеют. После работы в поле чувствуются на губах солёные отложения с горечью, слабость, тошнота, раздражительность. У детей возникают непонятно от чего опухоли, сонливость. Даже малое горение, дымление мусорки, на которое не обращают внимания пожарные, экологи, даёт ядовитый дым, который, накапливаясь в парах воды и смешиваясь с ними в течение ночи, утром, при оседании с появлением солнца, создает угрозу заморности. Осадок имеет желтый цвет.
В прошлом году гибель рыб в реке подтверждает: так жить нельзя. Надо любить землю, природу и всё живое. Взрослеть надо, а не уничтожать самих себя.
Всё это происходит в каньоне – вогнутой долине, в которой протекает река Кубрь и впадает в Нерль, а далее в Волгу. Река течёт по границе Ярославской и Владимирской областей, Кубрь небольшая, но долина водораздела огромна. Влага и туман от неё притягивают. С горы Шахматова до горы Будримово раскинута она, с гор хорошо виден этот туман, смешанный с дымом, который накрыл деревни: Мостищево, Сабельское, Измайлово.
Зацепился за макушки ольхи и кустарника, укрыл берёзы и молодой сосняк.
Где-то там внизу слышны, пение петуха, лай собаки и чей-то истошный крик:
– Вернись!
Раньше так было: городской мусор применяли как удобрение на полях. А сейчас в нём столько пластика и целлофана, капроновых бутылок, железных банок и баночек, красивых цивилизованных обёрток и прочих материалов, не поддающихся разложению, которые при сжигании ядовиты. Накапливаясь в организме, продукты горения дают импульс новым заболеваниям и изменениям, в том числе и гепатитам.
– При социализме придумали бы что-то с этой напастью, – ворчит мужик в накинутом на плечи ватнике.
– А этим, занятым, некогда.
– Да там, в городе, они даже и не знают, что за Ярославкой Владимирская область. –
– Всё они знают. Просто здесь денег нет, которые нужны тут.
– В Московской области вкладывают в село.
– И живут богаче почему-то.
– Так там другая и цивилизация, раньше одиннадцати не выпьешь даже, –
смеются, не то грустят мужики…
Шестьсот человек, работающих в Администрации Александрова, не справляются, задыхаясь от занятости делами власти.
В подвальном помещении мэрии, маленькой комнате, куда поселили экологов, стол к столу трудятся вместе с начальником отдела природопользования пять женщин. Нет у них условий для работы: стеснённость и угрюмость, уставшие лица. Лампа заевшего дросселя в длинном плафоне «совдеповского» выпуска моргает. Из-под обитых полированной фанерой стен прохлада в майский тёплый день придаёт отпечаток в работе отдела.
– Отнесите заявление в секретариат.
– Да эти работать не будут. Зачем им?
– В секретаря.
– Допишите в заявлении, на чьё имя подаёте. Тогда приму.
– Отгородились. – И, махнув рукой, сокрушаясь, ушёл посетитель немолодой, из пустых коридоров и тесных от работающих в отделах «юных» от власти, не ставшей ещё самостоятельной.
2008–2011 г.г.
