Лазурный Берег шахидов
Лазурный Берег шахидов
Моя статья «Коронация извращений», изданная «Литературной газетой» 17-го марта 2016 г., заканчивается утверждением: «Мишель Фуко – крёстный отец нынешних террористов: и тех, кто заседает во французских правительствах, и тех, кто именем Корана отстреливает европейцев. Не будь таких «философов», Франция и вся нордическая Европа пестовали бы детей своего этноса, вместо того, чтобы открывать границы перед ордами чуждых рас.» http://www.lgz.ru/article/-10-6545-17-03-2016/kto-ukral-evropu-1/ Что только мне не пришлось выдержать за это пророческое заявление, – вплоть до получения копий клеветнических воплей, одновременно направляемых в редакцию московского еженедельника. Анатолий Ливри осмелился быть неполиткорректным! Однако, в отличие от человеконенавистнической идеологии, жизнь правдива в своей жестокости, она не соблюдает инструкций современного «мягкого тоталитаризма». Ведь, если аналитик отказывается называть вещи своими именами, каждый его политический прогноз – ложь.
Июльский теракт в Ницце доказал, и в который раз, верность моих, пусть нелицеприятных публикаций. Да, ни французы, ни европейцы никогда не знали столь скорого, в рамках истории цивилизации, смешения со столь дальними этносами: даже «ужасные варвары», некогда разрушившие Рим, о которых повествуют летописи, принадлежали к соседним народам. А потому первое, чем они занялись на руинах было восстановление Римской империи с её законами, религией, государственной мифологией, только уже на германо-кельтской этнической основе. Однако нынешняя Европа, одурманенная догмами о так называемых «правах человека», гибнет из-за метисации, безудержно рекламируемой её лидерами, одновременно уничтожающими столь необходимые для выживания Запада деспотии кланов Хусейна, Каддафи, Асада. Более того, ввозя в Европу гигантские чуждые ей племена, её «толерантные» правители абсолютно безграмотны относительно и ислама в целом, и суннизма в частности (именно это религиозное течение представляет большинство новых оккупантов континента). Для правительства пятой республики, например, шахид из Ниццы, оказывается – «французский террорист». Ведь публично означить его происхождение оскорбительно для миллионов избирателей, сначала депортированных из Африки и Азии, затем наскоро наделённых европейскими паспортами. Единственное, что интересует власть предержащих демократов – сохранение собственных привилегий. Ради получения голосов они ужесточают геноцид собственных народов, одновременно узаконив во Франции и проповеди самых экстремистских форм магометанства, и пропаганду педерастии с трибадизмом как «норм» поведения: искусственно создаются «социальные группы», враждебные друг другу и абсолютно чуждые традиционному индоевропейскому обществу, следовательно, смертельные для него.
А потому, пока Запад не откажется от истерической «демократии», пока будущее нации каждого из государств Европы не станет мерилом добра и зла, до тех пор народы континента останутся беззащитны перед лавиной исламского террора. И лишь подвергнув суду демократических террористов своих правительств за их недавние преступления против человечества, население материка перестанет быть жертвой массовых убийств.
Микитка купчик и вечность
Скажут «гигнулся Безенчук». А больше ничего не скажут…
Ильф и Петров
С перестройкой многое старо-, а пуще псевдорусское нахлынуло в Россию с Запада. Тащили тогда на историческую Родину из эмиграции и портреты давно умерших родственников с эполетами, отвислыми щеками и облупившейся краской. И было как-то неудобно подойти к наивно восхищённой московской толпе и заявить: «А ведь сей пехотный прапорщик, служивший затем до самой смерти привратником в парижском доме терпимости, — был большим мерзавцем». Да и не послушает публика! Столь непреодолимо её подобострастие перед образом всякого неизвестного армейского чиновника последнего класса. И только верх сатирической непочтительности позволяет представить: а что, если кто-нибудь возьмёт, да отнимет у толпы портрет!?
Недавно усопший француз Никита Струве — которому уже строчат приторные посмертные хвалы — имел такое же отношение к русскому Слову, как питерский бандит в спортивных брюках, малиновом пиджаке и с золотым крестом в полфунта, прилетевший в середине 90-х позагорать на Лазурный Берег. Тот тоже умел креститься и потрепаться об Иисусе, тоже владел русским, а главное, за ним тоже стоял мафиозный клан отморозков, проституток и коррупционеров. Идеальная копия Струве! — разве что российский рэкетир мог похвастаться ещё и личной смелостью. Никита же Струве просто заполучил по наследству участок филологических владений, где выстроил лавку, умело приспособив её для высасывания дотаций как Французской республики, так американских хозяев побогаче, а в конце карьеры — и Российской Федерации. И те, кто нынче льстит его гробу — не более, чем члены преступного синдиката, жаждущие урвать шмат владений распадающейся группировки, прикрывающиеся христианским крестом, коему позавидует любой пахан из Катании. На самом же деле успешный бизнес-план купчика Струве не стоил бы даже моей эпитафии, если бы он не воспроизводил идеально схему устремлений послевоенной русской эмиграции: делать деньги на всём, особо проституируя русское Слово, при этом беспринципно огородившись иконами. И в каждый период своего существования Никита Струве неизменно оставался шарлатаном, госслужащим, гонителем диссидентов, водящим дружбу со всеми власти предержащими.
Для примера возьмём лишь один этап жизни Струве, о котором отчего-то никто не осмеливается сказать истины — когда, питаемый миллионами заокеанского монстра русофобии, купчик Струве принялся публиковать книжки Солженицына. Сейчас результат этой деятельности виден ясно: вовсе не войну с марксизмом профинансировало тогда ЦРУ парижским изданием Архипелага, но (местами удавшийся) геноцид славян Евразии! Именно этот гешефт преступлений против человечества и сделал Струве преуспевающим сутенёром русского Слова, как нашумевшее душегубство становится карьерным трамплином для убийцы в табели о рангах воровской гильдии. А не отвали тогда парижское посольство США солидный куш этому функционеру левацкого университета Нантера, — никогда бы Струве не осмелился даже приблизиться на пушечный выстрел к Солженицыну! Как не решался Струве потом размещать в витрине русские книги французских диссидентов — борцов за традиционную семью, … о чём, конечно, предпочитал замалчивать во время своих коммивояжёрств по России. Как изгонял Струве из своей лавки защитников христианства во Франции, анализировавших ещё в начале века предпосылки исламского террора на Западе, — посему Струве является de facto молчаливым пособником недавних массовых убийств в Париже. Как запрещал карьерист Струве на своей кафедре и в лавке научные открытия, неугодные профсоюзным неучам от французской славистики, от которых сначала зависел его профессорский чин, а затем приглашения на книжные распродажи, — ни слова, например, о моём «Набокове — антидемократе», за которого не только из США не заполучить денег, но можно и понести прямые убытки. А уж их купчик Струве умел подсчитывать почище чеховского Бронзы! Так случайно американские доллары превратили в подлинного Прометея нашего профессора-лавочника. А уж если бы русский писатель Солженицын вдруг оказался ещё и конкурентом Никитки Струве в академическом литературоведении, — наш купчишка не только бы его не опубликовал, но вдобавок ещё и побежал в полицию с ябедой на «опасного русского уголовника, известного всем уважаемым коллегам»: групповое истерическое стукачество на конкурентов — привычная практика среди французских славистов. Более того, обыкновенно, «борцы со сталинизмом» во Франции — профессиональные доносчики, строчащие кляузы прокурору столь же инстинктивно, как павловская сука выделяла слюну.
Так что же останется от героического подпольщика Никиты Струве через десяток лет, когда истина об этом французском чинуше, одновременно наживавшемся на книготорговле с идеологическими провокациями, станет привычной сначала в академических, а после и в широких медийных кругах? Ведь невозможно бесконечно скрывать правду за железным занавесом любого мафиозного клана, тем паче после смерти, когда университетский функционер теряет свою вредоносность! А уж это не должно быть секретом для храбрых поборников демократии!
Базель. Швейцария.
Об авторе:
Анатолий Ливри, доктор наук, эллинист, исламолог, поэт, философ, автор пятнадцати книг, опубликованных в России и во Франции, бывший славист Сорбонны, ныне преподаватель русской литературы Университета Ниццы — Sophia Antipolis. Его философские работы получили признание немецкой «Ассоциации Фридрих Ницше»
и неоднократно публиковались Гумбольдтским Университетом, а также берлинским издателем Ницше «Walter de Gruyter». Открытия Анатолия Ливри — эллиниста признаны «Ассоциацией эллинистов Франции Guillaume Bude´», и с 2003 года издаются её альманахом под редакцией нынешнего декана факультета эллинистики Сорбонны, профессора Алена Бийо. В России Анатолий Ливри получил две международные премии: «Серебряная литера» и «Эврика!» за монографию «Набоков ницшеанец» («Алетейя», Петербург, 2005), в 2010 опубликованную на французском языке парижским издательством «Hermann» (готовится к публикации в Германии на немецком языке).
Одновременно в Петербурге издано продолжение «Набокова ницшеанца» — переписанная автором на русский язык собственная докторская диссертация по компаративистике «Физиология Сверхчеловека», защищённая в Университете Ниццы в 2011 году. Анатолий Ливри — корреспондент «Литературной газеты» в Швейцарии.
Его повесть «Глаза», написанная в 1999 году, получила в 2010 году литературную премию имени Марка Алданова, присуждаемую нью-йоркским «Новым Журналом». В 2012 году в московском издательстве «Культурная революция» опубликован роман Анатолия Ливри «Апостат». А в 2014 году в издательстве «Алетейя» вышел в свет сборник стихов «Сын гнева Господня».
В ноябре 2015 года Анатолий Ливри стал лауреатом международной российской премии «Пятая стихия» в номинации «За гражданское мужество». Анатолий Ливри удостоился этой чести в России за свою борьбу за традиционную семью в Европе, а также за свою борьбу против университетской коррупции Франции.
В Петербурге опубликован новый сборник стихов Анатолия Ливри «Омофагия» («Алетейя», 2016, 146 с.)