Перевал
Луна скудно светила сквозь тучи… выплывала полуликом время от времени в редких просветах… а то и вовсе исчезала надолго… Вроде полз там кто-то… или померещилось… Всматривался Толя во тьму… бурил её взглядом… но глаза фокус не держали… уплывали в потёмки… насквозь летели… Качалось над тусклым снегом дальнее пепельное марево… мутило видь… низкие ползучие тучи сливались с горами… и снег белёсым морем качался под ними… Прошлой ночью егеря подползали… в белых маскхалатах… не знали, что в зыбкой неверной мгле видны были за ними полосы на снегу… Он целил медленно и упорно… и стрелял по каждому ползущему бугорку… пока в глазах темень не забурела… Два бугорка остались на снегу… один руку в сторону откинул… К утру их замело.
…Лунным светом меж облаков прошло… земля проявилась… снова снежная тишь и благодать, куда ни глянешь… Из-за дальних камней блеснуло… от их стёкол блики… в бинокль секут… не спят, гады… Пусть секут… они не знают, что на карнизе почти все – трупы… Пусть боятся… Вчера опять били минами… то выше, то ниже… один раз прямо в карниз грохнули… совсем рядом с Мингрелом… Он и охнуть не успел… от взрыва на спину перекинуло… уже мёртвого… Но его тело тебя спасло… все осколки в него ушли.
…Могут и этой ночью попробовать… боятся днём, гады… Помнят, сколько мы их положили… А ночью как пить дать полезут… Плывут зеньки… совсем плывут… не бачут… Надо бы хоть чуток покемарить… совсем малый чуток… выпасть… улететь отсюда на дальние острова… Но сейчас нельзя… проспишь их атаку… лучше днём… Держись, парень… Валька ранен и не ущучит… Ты здесь – последний.
…Еле дотянул до утра… слушал и вглядывался… рыпался на всякий хруст… стерёг… Угадать пытался за всполохами снежной пыли… за порывами ветра… Дёргался на каждую блудявую тень… Всё казалось, ползёт кто-то… А потом вдруг провалился в сон… как в колодец рухнул… И поплыло в башке ночным совиным оком… словно в половодье, когда вода весь хлам меж затопленных кустов несёт… Рваными пятнами замерещилось… полкотелка с похлёбкой… кривой окоп какой-то с лужами на дне… орущее лицо Карташа… когда он пёр впереди, а потом вдруг обернулся к тебе… узкая цепочка солдат в угловатых долгополых шинелях, полушубках, ватниках… тянущаяся вверх по склону… уже обмороженных много раз и не по форме одетых… Ушанки эти неровной вереницей впереди… с подвязанными ушами… вверх и вниз ныряли… плавали туда-сюда заковыристо… забором вытянувшимся… И тулова их, столбиками качавшиеся, медленно ползли по склону к перевалу… по ступеням, вырубленным в слежавшемся, замёрзшем снегу… Он видел во сне только затылки, но по затылкам угадывал их лица.
…Толя очнулся, когда мина ударила в скалу где-то рядом… Каменные осколки разлетелись… чиркнуло по рукаву ватника… И тут он услышал «ох» с другого конца карниза… нехороший «ох»… с последним полным выдохом… Сразу на ту лунку оглянулся, где Валька Потапчук хоронился… обложенную камнями, чтобы хоть как-то укрыться от пуль и ветра… Не шевелился там никто.
…На том карнизе, где они зацепились, сдувало весь снег… и холод стоял кромешный… Уже три дня они отбивали атаки егерей… сперва вдесятером… потом вчетвером… а теперь вдвоём… А снизу всё не тащили еду и патроны… Может, тропу вниз уже перерезали?.. Толя слышал автоматные очереди ниже по склону… туда уходили раненые, но никто не приходил оттуда… Раньше связной шлындал… но последний раз не вернулся… А потом Вальку ранило, но он отказался идти вниз… охал там, на другом конце карниза, но стрелял… А теперь Валька совсем затих… и Толя подумал, что он убит… Ползти по длинному карнизу днём было люто… егеря по нему прицельно били… снайпер у них дежурил… Вчера Поливана в щель между камнями достал… А отход с карниза – в пролом между скалами… тоже на самом виду… к нему подниматься надо… Ночью его ещё можно пользовать… а днём снимут тебя там… как пенку… Снова слушал Вальку… ни звука… ни шороха… кончился Валька.
…Когда стемнело, Толя всё же пополз разузнать… переполз через Мингрела… Карташа… Нашёл Вальку… пар у него изо рта шёл… жив, сука… дышал, но хрипло… руки у него совсем ледяные были… Приобнял… слиплись… грел его своим телом… это убегающее жалкое тепло… растворяющееся в огромное никуда… в бесконечные горы… А ветер нёс и нёс холод… пёр отовсюду… ледяная ночь… Тольку трясти начало… стащил ватник с Карташа… накинул сверху на себя и Вальку… Всё равно не помогало… Ветер настырно дул, паскуда… и, как нарочно, вдоль по карнизу… всю ночь выдувал из-под ватника последнее тепло.
…А под утро впотьмах егеря снова пошли в атаку… короткими перебежками… быстро падая в снег… Толя стрелял одиночными… с трудом целился… Его трясло от холода… Пальцы, торчавшие из дырявых перчаток, прилипали к железу автомата… и надо было быстро оторвать… а то кусок кожи останется… К груди прижимал автомат… и плечом привалился к камню… чтоб упор… чтоб мушка не виляла… как охотник, выжидая, стрелял… Вроде задел одного… залегли, но не отошли… значит, снова поползут.
…Потом их двое того раненого за камни назад поволокли… и Толя дал им в спины раза… чтоб не дёргались… Пусто щёлкнул затвор… кончился тот магазин, что он нашарил вчера у Поливана… Каждую пулю берёг… но, выходит, полупустой был магазинчик… Чего теперь?.. Всех уже обшмонал… Толя откинулся на спину и лежал… совсем застыл от холода… ничего не мог… просто ждал немцев… смотрел вверх… туда, где просвет в облаках кружился… Блёклым неверным светом оттуда шло… в завитушке этой… небесной… Но ветер начался… быстро затягивало просвет… и низкое серое небо спустилось и поплыло над ним, закрывая горы… дымчатые лохмотья волоча по склонам и распадкам… растворяя видь… Резкими порывами стало задувать на карниз… Выглянул одним глазом… егерей тоже ветрюга достал… заховались в снегу, но не отползли за камни… вперёд пока не идут… боятся, суки.
…Вспомнил, что у Мингрела вроде гранаты были… Пополз к нему тупой неповоротливой куклой… Мингрел раскинувшись лежал… с разорванным ватником и раскуроченной мордой… кровавой щекой к камню… с открытым ртом… И у скального отвеса валялась отброшенная взрывом его замёрзшая сумка… Волок к себе… пальцы задубели и не гнулись… не мог ремешок из замка сумки вытащить… в упор не мог… Ощупал сумку… не было там гранат… бросил её… Круто мело вдоль по карнизу… швыряло снежной пылью… Скорчился Толя… телом Мингрела прикрылся… холодным телом… под полу его ватника морду засунул… Издали долетали кусочки чужих слов… команды по-немецки… уже совсем близко… Может, ползут?.. Выглянул… Нет, ждут чего-то.
…А потом началась пурга… ветрище задул вовсю… пригоршнями колючего снега лупило… во все щёлочки забивало… Сквозь метель было видно, как егеря отбегали, пригнувшись… и отходили обратно за камни… Толя к Вальке пополз… Теперь можно уходить… снайпер не увидит… он, падла, там у пролома вестового кончил и ранил скольких… Дополз до Вальки… зацепил за ворот и потащил вдоль по карнизу… привстал у пролома и пропихнул Вальку в узкую щель… И покатился вниз Валька… и Толя за ним пролез.
…А теперь вниз по обледенелым, вырубленным в плотном снегу ступенькам… скользя по ледяной корке и удерживая себя окровавленными ногтями… Левую ступню не чуял… обморозил к мудям собачьим… Попробовал на колено встать – свалился сразу… круто не сгибалось, заело в суставе… Полз и полз на боку вниз по замёрзшему насту… неуклюжим крабиком таким… скользя и скользя по ступенькам.
…Он не чувствовал ни силы, ни холода, ни усталости… Тело само делало всё, что нужно… руками и ногами снег под себя подгребало… гнулось куда надо… упиралось локтями… кандыбалось самовольно… и скрюченной застывшей рукой упорно тащило за собой грузного Вальку… как баржу за буксиром… Валькино тело то легко скользило вниз, то буксовало и косолапо цеплялось за ледяные обломки… И Толя напрягал кишку, перетаскивая его через глыбы… Хрипел и сопел Валька… жив корефан.
…Чья-то нога торчала поперёк из-под снега… узнал башмак Колдуна… с егеря снял и хвастался… Ещё вчера уполз вниз раненый… не дополз… вспомнил, как Колдун курил… сидел в углу блиндажа, ссутулившись и сощурив глаза… прятал окурок в ладони… ушлым хотел казаться… Отпихнул ногу и дальше бочком-бочком осторожно… чтоб не покатиться вниз… Другие лица тоже поплыли, кого Толя помнил живыми… и кого пришлось оставить… не закапывая… потому что обледенелый снег не копался… Он помнил их всех, кто остался на карнизе.
…Впереди торчало что-то из-под снега… рука, что ли?.. Один палец ещё видать… облипла вся… обледенела, как коряга… словно зовёт поднятой рукой… И рядом контуры тела под настом… заснеженный угловатый профиль с оттопыренной губой ещё кое-как виднелся… трудно узнать… Манюня вроде… Его в первый день в голову ранило… снайпер, падла… кровищи было… Бинтами закрутили кое-как… А у пролома снайпер ещё раз ему в плечо влепил… Выпал он тогда в щель и покатился по ступеням… Слышно было, что где-то внизу охал… Никто за ним не полез в пролом… шлёпнул бы снайпер… Дальше мимо Манюни тащил Толя неповоротливого Вальку… приподнимался на руке… вниз вглядывался, своих ища… Не могли далеко умотать… в распадке, небось, хоронятся… Хоть бы движение какое… Искал остатки их разбитой роты, которая отошла с перевала… Не могли они все в долину умотать… их бы Прохор задержал… он, чуть что, расстрелом грозил… А может, убили его?.. Всегда торчал как жердина и руку с пистолетом вверх тянул… башня Вавилонская… Где ж они, мля Ивановна?.. Вниз-то ещё ползти и ползти… хорошо, хоть тут плотный наст начался… легче.
…А потом сбоку в пурге какие-то фигурки нарисовались… две… три… силуэтами в тусклом мареве мельтешили… снег упорно месили… пригибались… приближались к нему… а со стороны – будто скользили над снегом… И пули вокруг взбивали снежные фонтанчики… подпрыгивали балеринками такими в белых растопыренных юбчонках… а потом медленно и плавно опадали… спокойно и величаво.
…Толя Вальку обшарил… ещё жив был щуряга… глаз не открывал, но веками шевелил… Нашёл у него патроны… во внутреннем кармане… где ещё тепло от тела таилось… Почему он их отдельно отложил?.. Небось, совсем напоследок… на последний последок… чтоб дальше воевали без него… Четыре, пять… ух ты, даже шесть… Уцепить их не мог в мятой и жёваной карманной глубине… разгибал другой рукой свои застывшие неуклюжие пальцы… гнул туда-сюда эти скрюченные корявки… чтоб зачухали по малой… бережно патроны тащил… по одному… ладонь снизу подставляя, чтоб в снег не уронить… Всё же смог зарядить автомат… положил ствол на Валькину ногу и стал целить в матовую муть пурги.
…Промажу я… руки дрожат от холода… сасем не могу… Пусть поближе подойдут… не поверят, что мы дохлые… Видели, как я его волок… могут и гранатой… А если издали по ним бахнуть?.. Чтоб не лезли сюда… будто нас много… Всё равно так не оставят… к нам поползут… в упор бить буду… в упор!.. Эх, Валька… не больно шустрый оказался у тебя корефан.
Об авторе:
Борис Владимирович Вельберг родился и вырос в России (Санкт-Петербург). С 1981 г. живёт в США. В Америке Б. Вельберг работал главным редактором журнала «Новый американец», переводчиком на космическом проекте «НАСА – Мир». Член Американской ассоциации переводчиков. Член Интернационального Союза писателей. В 2020 году в России издан и продаётся его роман «Сосново». Представлен для публикации сборник рассказов «Голоса». Отредактирована и ждёт публикации повесть «По дороге на Мохамбет». Находятся в процессе рассмотрения три сценария. Автор работает над новой книгой – «Халифат», завершает работу над книгой стихов «Спасённая Муму». Отрывки из произведений Б. Вельберга выложены на сайте boris-velberg.ru.
