Спасительное упреждение
Светлой памяти моего дорогого отца –
ветерана 4-го Гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского орденов Ленина, Красного Знамени Суворова и Кутузова корпуса.
Я тебе точно говорю: в человеке самое главное –
чтобы он был человечным…
Братья Вайнеры, «Эра милосердия»
В этом рассказе я хочу ещё раз помянуть добрым словом самого дорогого для меня ветерана Отечественной войны – моего отца. Он никогда не вёл записи или дневники, но память имел отменную и рассказчиком был неплохим, а так как на свою память я тоже покамест пожаловаться не могу, то многие рассказанные батей истории, в том числе о Великой Отечественной войне и любимой им ружейной охоте, которой он занимался до самых своих последних дней, я помню очень хорошо.
Отец рассказывал, что самой большой мечтой его юности было иметь собственное ружьё. Однако семья, в которой он рос, была хоть и культурной и интеллигентной, но совсем не охотничьей. Поэтому бедному парнишке оставалось лишь две возможности хоть как-то утолять свою охотничью страсть: либо снова и снова перечитывать сочинения А. Брема, Ф. Купера, Майн Рида и пр. (все эти книги в изобилии имелись в их домашней библиотеке), либо сделать себе сперва рогатку, а впоследствии лук и стрелы, как было у героев любимых книг, чтобы хоть таким образом чуть-чуть почувствовать себя охотником, потому что теория – вещь, разумеется, неплохая, но ведь и практика какая-то тоже нужна. Одним словом, однажды двое подростков-приятелей – мой будущий отец и его одноклассник – сделали себе настоящие индейские луки и устроили во дворе дома всамделишный тир, где мишень быстро двигалась на верёвке сверху вниз и попадать в неё надо было на лету.
Отец рассказывал, что больше всего в то время его, мальчишку, поражала необходимость брать упреждение в стрельбе по быстро движущейся цели. Он говорил, что никак не мог представить себе, как это можно: стрелять в пустоту перед мишенью, чтобы стрела угодила именно в неё. Однако со временем эта проблема была преодолена, и он, будучи уже в девятом классе, впервые глубоко огорчил своих интеллигентных родителей, удивлённых его интересом к стрельбе, заявил, что больше всего на свете хочет иметь собственное ружьё.
А потом началась Великая Отечественная война. Отца призвали, как и многих его сверстников, лишь только им исполнилось восемнадцать. И через месяц он был уже на передовой, в пехоте. Война, разумеется, всем страшна и тяжка, но особенно трудно было отступать, отдавая врагу родную землю. Притом, отец рассказывал, в отступлении гораздо чаще бывают проблемы с питанием личного состава. Это и понятно: когда армия отступает, не до еды. Батя говорил, что около Азова их рота вообще не ела несколько суток, кухни ехали пустыми и лишь изредка у населения удавалось достать немного чёрствого хлеба.
И вот как-то вечером на их роту, вооружённую одними лишь винтовками образца 1891–1930 годов, налетела стая диких гусей. Разумеется, голодные солдаты открыли по ним беглый огонь. Но не тут-то было. Далеко трёхлинейка бьёт, да только попасть из неё по летящей птице очень трудно: это тебе не дробовик, и прицел у неё закрытый, для такой охоты малопригодный, – не то что у двустволки: и круг убойный всего лишь 7,62 мм, и ни грамма в сторону. Тем более что и гуси – птицы осторожные – после первых же выстрелов наших солдатиков стали уходить вверх, в облака, усложняя и без того трудное прицеливание. Батя рассказывал, что, стреляя последним, аккуратненько прицелился в одну из уходивших в небо птиц и привычно, как при стрельбе во дворе из лука у себя дома, вынес прицел вперёд, в пустоту. И после его выстрела гусь упал на землю. Поражённая рота ахнула: «Надо же, на таком расстоянии! На такой высоте!..»
В тот вечер каждый солдатик из их поредевшей, изголодавшейся роты получил на ужин впервые за много дней котелок жиденького гусиного бульона, в котором плавал малюсенький кусочек настоящей дичи. А ещё батя говорил, что ещё долго после этого выстрела его в родной роте солдатики звали Соколиным Глазом, как одного из героев Ф. Купера…
Другой случай, когда моему отцу пригодился приобретённый в родном дворе навык стрельбы, произошёл с ним в Венгрии, во время боёв за Будапешт. (Кстати, среди многих других орденов и медалей у моего бати была и медаль «За взятие Будапешта» – довольно редкая награда.) Так вот, батя рассказывал, что в то время как-то раз ему приказали доставить запечатанный пакет в штаб полка, находившийся довольно далеко от их роты. Местность, по которой надо было ему идти, выглядела, что называется, пересечённой: изрезанная канавами, брошенными немецкими окопами и траншеями вперемежку с небольшими природными оврагами. Идти было трудно, да и ноги он в тот день почему-то натёр, а самое главное для солдата – не успел перед уходом пообедать – дали ему просто этот запечатанный пакет да сухой паёк, чтобы пожевал по дороге, если вдруг задержаться придётся, потому как штаб их полка находился, как уже говорилось, неблизко, да и местность там простреливалась, и потому передвигаться надо было скрытно и осторожно, а значит, медленно.
Спустился солдатик в один овраг с речушкой на дне и решил у воды ноги обмыть, портянки перемотать. Сел на землю, планшет набитый снял, автомат свой ППШ на землю рядышком положил (в то время наши солдаты уже автоматами вооружены были) и давай сапог с ноги стаскивать. Только снял, слышит какой-то шорох сбоку. Оглянулся солдат и видит, что какая-то ободранная, свихнувшаяся от бесконечной стрельбы псина схватила его раздувшийся планшет с запечатанным пакетом и сухпаем и со всех ног через бугор в соседний котлован понеслась.
Испугался отец: время ведь было военное – за утерю пакета в боевой обстановке трибунал мог последовать. Выскочил он, как был – в одном сапоге, с автоматом в руках – на бугор, глядит, а вор этот четвероногий уже по соседнему склону бежит и планшет за собой по земле изо всех сил тащит, не отпускает набитую сумку. И не крикнуть этому несчастному псу – далеко уже убёг, да и шуметь лишний раз солдатику не хотелось: и без того его уже сто раз могли заметить – хоть и не близко передовая,
а в случае чего и по одному человеку фашисты боеприпасов жалеть бы не стали.
Рассказывал батя, что залёг он за куст, поставил автомат на одиночную стрельбу и аккуратненько прицелился, нарочно взяв на этот раз упреждение побольше: не хотелось, чтобы в голодную эту псину пуля угодила, и без того, небось, бедолага за войну намучилась. А собака бредёт себе по склону оврага не спеша и сумку батину волочит, не выпускает добычу. Позади же собаки этой склон поднимался известняковый – словно белая стена из земли выросла. Когда солдат выстрелил, пуля автоматная прямо перед носом собачьим в скалу и угодила. Псина испугалась, сумку бросила и бегом вниз, в овраг, а батя мой в одном сапоге сперва вниз до дна оврага добежал, а потом вверх пришлось карабкаться за своим планшетом – очень боялся он, что одумается ворюга (голод-то не тётка!) да и вернётся за своей добычей, пока солдатик за своим сапогом в другой овраг пойдёт.
И, главное, батя говорил, что только он до планшета своего добрался, как по тому овражку, где сапог остался, фашисты нанесли миномётный удар – видимо, почувствовали какое-то движение, а может, и выстрел автоматный услыхали.
Так и пришёл в тот день наш воин в штаб полка в одном сапоге – решил, что уж лучше сколько-то там нарядов за нарушение формы одежды схлопотать, чем лишний раз мелькать там, где только что мины с неба падали.
А когда демобилизовался батя после Победы, по его словам, с первой же гражданской получки купил свою «мечту всей жизни» – дешёвенькую одностволку ИЖК. Эта старушка хранится теперь у моего брата как память об отце-охотнике. Конечно, из неё уже давно никто не стреляет, но я знаю, что, если когда-нибудь приеду к брату, он обязательно достанет из кладовки длинное обтёрханное ружьё – самую большую мечту моего отца. На ней есть дата выпуска – 1945 год. Значит, оружию уже за семьдесят – вполне почтенный возраст, и оно тоже юбиляр Великой Победы.
Потом сыновья-охотники будут долго и уважительно осматривать старое ружьё, а после брат бережно завернёт его в шерстяное старенькое одеяло и спрячет под замок в тёмную кладовку, словно боясь, что кто-то может похитить у него память о нашем дорогом отце.
Об авторе:
Родился в 1953 г. в городе Ставрополе. В 1978 г. окончил художественно-графический факультет Дагестанского педагогического института им. Г. Цадасы. Автор трёх персональных выставок в Санкт-Петербурге и Петродворце.
Член Союза художников России. В 2003 г. внесён в каталог «Художники Петербурга», выпущенный к 300-летию города. Вошёл в Единый рейтинг художников России (выпуск 7, номинация 5В – «Сложившийся профессиональный художник»).
Член Союза писателей России. Автор 245 публикаций, в том числе 182 рассказов и небольших повестей; двух книг («Охотничье поле», «У костерка»). Соавтор более 40 книг и сборников. Лауреат литературной премии «Наследники Победы» (2015) и Всероссийской премии им. А. К. Толстого (2018), дипломант Международной премии имени Владимира Набокова (2018). Два рассказа и небольшая повесть переведены на английский язык. В 2018 г. включён в предварительный лонг-лист Международной Лондонской премии. Номинант Литературной премии мира (2018). В 2019 г. стал дипломантом Международного литературного конкурса им. М. Ю. Лермонтова.
Член Интернационального Союза писателей, поэтов, драматургов и журналистов. Соавтор девяти сборников произведений этого союза.
Тренер 2-й категории по борьбе самбо и дзюдо. В 2009 г. в соавторстве с другим тренером выпустил два учебника по самообороне.
Член Российского творческого союза работников культуры. На вокальном конкурсе им. Рахманинова в г. Петергофе (2016) занял первое место.
