Становление
Зиновьев окончил восемь классов круглым отличником. В то время это называлось неполным средним образованием. Именно в этот период думающий молодой человек по-настоящему впервые сталкивается с проблемой жизненного выбора. Плохо, если не знаешь, что выбрать. А в принципе, жить проще тогда, когда выбирать не приходится. Но для того чтобы понять это, нужен жизненный опыт, которого у Зиновьева не было.
Прожив пятнадцать лет паинькой, то есть правильным мальчиком, слушавшимся родителей и педагогов и имевшим в школе отличную оценку по поведению, Зиновьев пришел к выводу, что достаточно пожил чужим умом и что пора начинать жить по-своему. Как это, он еще не совсем представлял, поэтому самым простым казалось поступать наперекор тому, что советовали или навязывали взрослые. В нем проснулся дух противоречия, благополучно впоследствии разрешившийся рождением личности, своего маленького «я».
Толчком же послужило совершенно ничего не значащее обстоятельство. В каждой школе в восьмом классе практикуется традиционный опрос учеников относительно их дальнейших планов на жизнь. Зиновьева неприятно покоробило то, что ни один из учителей не задал ему вопроса о его планах. Все как один, доходя до его фамилии, благожелательно махали рукой и скороговоркой за него же отвечали: «Ну, с тобой все ясно, в девятый…» – и переключались на следующего по списку. Человеческое достоинство Зиновьева было задето за живое: значит, за меня уже все решили. Ну что ж, посмотрим.
Родители тоже были уверены в том, что он будет заканчивать десять классов, а любящая его без памяти бездетная тетка уже успела и вуз подобрать.
Никому ничего не говоря, Зиновьев забрал из школы документы, отнес их в первый подвернувшийся техникум, где учился знакомый парень из его подъезда, сдал два вступительных экзамена и, даже не поинтересовавшись результатами, уехал отдыхать в деревню к своему двоюродному брату.
Так началась его самостоятельная жизнь, в которой он уже никогда, никому и ничего не позволял решать за себя. Правда, сам для себя ничего ни у кого не просил, но от поступавших предложений не отказывался.
В самостоятельной жизни Зиновьеву поразительно везло на хороших людей. Если бы не это, его давно бы сломали и растоптали из-за его независимого нрава, неумения притворяться и приспосабливаться, прямо-таки патологического стремления к справедливости, саркастических шуток, почти всегда грешивших отсутствием чувства меры. Даже не замечая этого, он походя мог запросто обидеть человека, не преследуя при этом такой цели, а просто желая блеснуть остроумием.
К нему нельзя было относиться безразлично: его либо ненавидели и не любили, либо любили и обожали.
Как-то в техникуме Марья Федоровна – преподаватель химии, одинокая сорокалетняя женщина со вспыльчивым характером (в народе таких называют «порох») отвела его в аудиторию и сказала: «Мальчик мой, я очень боюсь за тебя. Если ты не изменишь свой характер, в жизни тебе будет очень тяжело». Марья Федоровна почему-то любила его и прощала ему все его выходки.
Учительница математики называла его «лучом света в темном царстве». Он был единственным в группе, кто имел по этому предмету отлично.
Его произношение приводило в восторг учительницу немецкого языка.
«Берлинский диалект», – говорила она.
Его способности позволяли ему не замечать ненависти преподавателей. Он даже не пытался скрывать своей неприязни к некоторым из них. Что они могли ему сделать? Занизить на один балл оценку по предмету? Но тогда всем другим поголовно надо было ставить тройки, и на это решались немногие. Да он и не гнался за отметками. Его интересовали знания. Его тщеславие уже было удовлетворено тем, что и преподаватели, и учащиеся группы знали вне зависимости от оценок, что он – лучший по успеваемости. Беседы классного руководителя с ним и с его родителями на эту тему не давали никакого результата. Зиновьев заявлял, что на пять предмета не знает даже тот, кто его преподает. Намучившись с ним и видя, что он не имеет никакого желания окончить техникум с красным дипломом, классная руководительница резюмировала: «Полное отсутствие самолюбия». Она ошибалась.
А учился он действительно интересно. У него практически не было промежуточных оценок: только два и пять. Не выучив урока, он просто не выходил к доске. Но после двойки появлялся стимул к учебе, и следующей неизменно бывала пятерка. При этом он никогда не тянул руку, он дожидался, когда преподаватель сам его спросит.
Однажды он трижды сдавал экзамен по специальности не любившему его Егору Егоровичу. Зайдя в рядах первой шестерки и подготовивши ответы на все три вопроса экзаменационного билета, он заскучал. У стола Егора Егоровича натуральным образом «сыпался» Толик Кагиров и умоляющим взором говорил ему: «Подскажи». Подсказка обернулась тем, что Е. Е. отобрал у него билет и выгнал из аудитории. Человек через пять он зашел снова, взял другой билет, подготовился и решил больше рта не открывать. Сидевший сзади Колька Мартынов прошептал ему название вопроса, на который не знал ответа. Зиновьев тут же стал излагать ответ на бумаге, чтобы передать Николаю. Наверное, в молодые годы Е. Е. служил контролером в колонии строгого режима. Когда ответ был уже готов, он подошел к Зиновьеву, взял у него со стола лист бумаги, сравнил его с билетом и сказал только одно слово: «Вон». Зиновьев сдал этот экзамен последним из группы. Ему пришлось тянуть третий билет, и Е. Е. даже не дал времени на подготовку. Как только Зиновьев доходил до половины ответа на содержащийся в билете вопрос, Е. Е. говорил: «Достаточно, следующий». Зиновьев еще не успел закончить предложение при ответе на последний вопрос, как Е. Е., просто швырнув ему зачетку в лицо, прошипел: «Вон». Успев среагировать, Зиновьев поймал зачетку руками у самого своего носа и, растерявшись, произнес: «Я еще не закончил…» «Во-о-он!!!» – не поднимая головы от стола и не глядя на Зиновьева, уже прорычал-прокричал Е. Е. Зиновьев поспешно ретировался.
За дверью его ждала вся группа. У него вырвали из рук зачетку. Там красовалась жирная четверка. Ребята бросились его обнимать.
В результате Зиновьев окончил техникум со средним баллом четыре целых двадцать восемь сотых. Но диплом, что вполне естественно и закономерно, защитил на отлично. Защита диплома… Эта история заслуживает отдельного рассказа.
Защита проходила в аудитории. Справа от доски восседала экзаменационная комиссия из восьми человек, из которых только трое были преподавателями техникума. Вся группа в количестве тридцати учащихся сидела за партами и слушала, как защищаются их товарищи. Учащиеся вызывались к доске по алфавитному списку. Зиновьев в нем значился восьмым.
Поначалу комиссия проявляла заинтересованность, но к тому времени, когда дошла очередь до Зиновьева, члены комиссии уже подустали и слушали выступления экзаменующихся вполуха, о чем-то оживленно разговаривая между собой. Большинство учащихся группы это устраивало, и, оттарабанив скороговоркой свои доклады, они с чувством облегчения поворачивались к членам комиссии, многие из которых даже не успевали вникнуть в суть вопроса. Им «автоматом» выводили кому тройку, кому четверку, и они, довольные, быстро покидали аудиторию.
Развесив на доске пять своих выполненных чертежей двадцать четвертого формата, над которыми он корпел ночами целую неделю, Зиновьев повернулся к членам комиссии с указкой в руках, готовый защищать свой выстраданный дипломный проект. Но на него никто, кроме сильно уважавшей его молоденькой учительницы, не смотрел. Члены комиссии достаточно громко спорили между собой, обсуждая какую-то не относящуюся к экзаменам тему. Зиновьев молчал. Ребята из группы и учительница, желая ему добра и переживая за него, делали ему знаки: рассказывай, мол, пока не слушают, но Зиновьев упрямо молчал: ему было жалко, как оказалось, никому не нужных бессонных ночей, проведенных им над дипломом.
Минут через пять в аудитории воцарилась тревожная гробовая тишина.
Почувствовав что-то неладное, председатель комиссии, оторвавшись от увлекательной дискуссии с коллегами, оглядел аудиторию и, остановив взгляд на Зиновьеве, спросил: «У вас все?»
– Да я еще и не начинал, – нагло ответил Зиновьев.
– Почему? – удивился председатель.
– Так вы же меня не слушаете.
Изумленные члены комиссии разом замолчали и с интересом уставились на него. Молоденькая учительница покраснела и, сильно нервничая, начала комкать в руках носовой платок.
– Прошу вас, – сухо произнес умный председатель, и Зиновьев начал защищаться.
Его держали дольше всех. Вместо десяти минут он защищался тридцать. То один, то другой член комиссии вскакивал из-за стола, подбегал к его чертежам и задавал каверзные вопросы: «А почему здесь так?.. А не лучше ли было бы в данном месте заменить механическую часть на электронную?..»
Зиновьев с легкостью парировал и торжествовал. Он подчеркнул свою значимость. Он видел, что пробудил интерес к себе. Он гордился собой.
Зиновьеву единогласно поставили пятерку и пожелали успехов.
Об авторе:
Родился в средней полосе России, а жил и на Украине, и на Кольском полуострове, и на Кавказе на побережье Каспийского моря, и в Норильске, и в Якутии на реке Лене, и на Чукотке, побывал в Крыму и в Сочи, в Казахстане и в Мирном, на Оби, Енисее, Днепре.
Учился в Новосибирске, был студентом и стройотрядовцем, солдатом и водолазом, занимался гимнастикой, борьбой, легкой атлетикой, радиоделом, работал грузчиком, путейцем, кочегаром, забойщиком, слесарем, мастером ОТК.
Изведал жизнь завсегдатая ресторанов, играл роли альфонса и рыцаря, труса и храбреца, ловеласа и несчастного влюбленного, а через некоторое время в другом месте вел жизнь затворника и трезвенника.
Зарабатывал большие деньги и, случалось, голодал, не имея в кармане ни гроша и во рту ни крошки по двое суток; замерзал в шестидесятиградусные морозы и плавился в тридцатипятиградусную жару.
«В принципе, я – счастливый человек, потому что Господь позволил мне прожить жизнь так, как я хочу».
Автор двух книг: «По святым местам» и «Я ни о чем не жалею…».
