Кто мы?
Все люди – евреи, только некоторые
пока об этом не догадываются.
Михаил Светлов, российский писатель
Как-то в Израиле навстречу Аркадию шёл знакомый довольно пожилого возраста с глобусом в руках.
– Шалом, – обратился он к Аркадию. – Что? Вы спрашиваете, как дела? Вот, купил себе глобус. Зачем? Типичная еврейская история. Если у вас есть несколько минут, так я вам таки её расскажу.
Всем известно, что две тысячи лет евреев всё гоняли туда-сюда, а своего места у них не было. И вот наконец в России при императрице Екатерине Второй у евреев появилось место, и даже не одно. Ну, место – это, конечно, слишком громко сказано. Так, местечко. И евреев, которые там жили, так и называли – местечковыми. Вот и жили себе эти местечковые евреи тихо, никого не трогали.
Их, правда, иногда трогали. Погромами трогали. Не очень сильно, а так… Ворвётся в местечко пьяная толпа, убьёт десяток-другой евреев, разграбит несколько магазинчиков и успокоится. И опять тихо. До следующего раза…
Мой прадед по линии мамы (да будет светлой его память) жил в таком местечке, имел небольшую торговую лавку и как-то попал-таки в число этого десятка-другого. Он сидел у себя в лавке, когда начался погром. Ему проломили камнем голову и разграбили его лавку. Хотя и брать там было особенно нечего.
А прадед по линии отца был адвокатом. Он помогал многим, и не только евреям. И его не тронули. А после этого Октябрьского переворота в 1917 году наступили совсем другие времена. Настал период «пролетарского принуждения во всех своих формах, начиная от расстрелов». И это они считали «методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи»…
…Честно говоря, я долго размышлял над смыслом этой фразы и никак не мог понять: что можно выработать из человеческого материала путём расстрела?
Причём кандидатов на расстрел отбирали по трём параметрам: происхождение, воспитание, образование или профессия. Происхождение у прадеда было волне нормальное: родился в бедной еврейской семье. Воспитание тоже получил хорошее: трудовое. А вот на третьем вопросе погорел: имел несчастье в своё время попасть в пятипроцентную еврейскую квоту и поступить в университет.
Как ему, бедному, трудно было учиться! Нет, не потому, что плохо соображал. Соображал он как раз хорошо. А вот денег на учёбу не было. Родители не имели возможности ему помогать. Он перебивался частными уроками и всё равно часто ходил голодный. Но университет всё-таки окончил и позднее сумел устроиться адвокатом.
…Вот это образование его и подвело. Они посчитали, что раз он человек образованный, то, безусловно, враг советской власти. Из-за этого образования его и поставили к стенке…
А его сын, мой дед, был страстный революционер. Этот молодой парень участвовал в Гражданской войне на стороне большевиков и устанавливал диктатуру пролетариата, которая, по определению Ленина, «означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стеснённую, непосредственно на насилие опирающуюся власть»…
И пока он ездил по стране, выполняя грозные указания Ленина («Расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты…»), его собственного отца у него на родине большевики тоже расстреляли без всякой волокиты… Втайне он долго переживал, но потом его несколько успокоил знаменитый лозунг: «Лес рубят – щепки летят». А в 1937 году его самого, как щепку, ликвидировали…
…Мой отец ещё до войны окончил медицинский институт и был хорошим хирургом. Во время войны ему иногда сутками приходилось стоять за операционным столом. Сколько людей ему удалось спасти! Как-то случайно ему выпало участвовать в боевой операции, и он, как тогда принято было писать, «проявил чудеса мужества и геройства».
Короче, представили его к званию «Герой Советского Союза», но дали только орден Ленина… С войны вернулся живым и продолжал работать по своей медицинской специальности. А когда началось «дело врачей», про него тоже не забыли. Обвинили в том, что якобы не так лечил. А что значит «не так», если люди выздоравливали? Выходит, что если бы они умирали, то лечение было бы правильным? Но кто тогда слушал, кому была нужна логика?
В общем, я стал сыном орденоносца – врага народа. Ну не парадокс? Но, слава богу, Сталин вовремя успел отправиться на тот свет, и дело закрыли. Но отец мой уже не намного пережил «отца народов»… Пребывание в застенках чекистов не проходит бесследно…
…Я сумел окончить институт и даже устроиться работать в «почтовый ящик» – так тогда называли закрытые предприятия. Закрытые не потому, что не работали. Они так и работали, будь здоров. Там делали такие вещи, что многим и не снилось. И всё, что там делалось, было засекречено.
И, что интересно, допускали меня к очень секретным материалам. А вот в должности особо расти не давали. Для евреев существовала определённая должностная планка, прыгнуть выше которой было почти невозможно, будь ты хоть семи пядей во лбу и защити хоть десять диссертаций.
Все об этом знали, привыкли, но всё равно было обидно. И чем мы им мешали? Чем отличались от остальных? Только физиономией, мозгами и соответствующей графой в паспорте. Причём мозгами – не в худшую сторону. Религией? Не смешите меня. Что мы знали о религии, живя в Советском Союзе? Спросите сейчас у какого-нибудь олима, так далеко не каждый знает, чем отличается хасид от ортодокса и, например, кто такой любавичский ребе…
Мой начальник, хороший человек, мне как-то откровенно сказал:
– Ты, меня, Семён, извини, что я тебя не выдвигаю на должность руководителя. Просто я знаю, что партийные власти не утвердят.
– Но почему? – спрашиваю я.
– Потому что пятая графа у тебя не та!
– Что значит «не та»?
– А то, что они считают тебя чужим.
– Как это чужим? Я, гражданин этой страны в десятом колене, для них чужой?! А где же тогда я свой?
– Они считают, что, наверное, в Израиле.
Меня тогда такое зло взяло:
– Так пусть отпустят меня в Израиль!
– Не отпустят.
– Почему?
– Ты много чего секретного знаешь.
– Так почему меня к секретам допускают, если я чужой?
– Они бы с удовольствием тебя не допускали, но им нужны умные еврейские головы…
…Так я и жил с обидой, что голова моя им нужна, а сам я им чужой. А когда этот Советский Союз благополучно развалился и всех стали выпускать, я тоже решил уехать туда, где буду свой.
…Но никто меня с цветами не встречал. Со временем стал замечать, что отношение ко мне слегка пренебрежительное. Я как-то не выдержал и спросил одного: «Почему?»
– Потому что ты русский.
– Ты это серьёзно? – удивился я.
– Бэтах[1].
Что делать? Я себе на минуточку представил, что пошёл в российское консульство и говорю чиновнику:
– Понимаете, у меня тут получилось недоразумение. Я приехал сюда, думая, что я еврей. А тут говорят, что я русский. Так вот, раз уже это недоразумение обнаружилось и я на самом деле русский, то не могли бы вы на этом основании исправить мне документы и отправить обратно в Россию, чтоб я там жил как русский?
Этот чиновник мне бы ничего не сказал. Он ведь всё-таки дипломат! Но он на меня бы так посмотрел… Что я бы понял всё, что он хотел мне сказать. А взгляд его бы говорил мне: «Иди отсюда и не мешай работать, жидовская морда!»
Идти в российское консульство мне расхотелось, но такое меня опять зло взяло. Я пошёл куда надо и говорю израильскому чиновнику:
– Вы хотите иметь такие снаряды, которые пробивают броню любого танка? Так вам крупно повезло. Я как раз тот человек, что вам нужен. Мы там, в России, на своём «почтовом ящике» делали такие снаряды, которые проходят через броню, как нож через масло. Так что принимайте меня на работу, и я вас тоже научу делать такие снаряды.
А он мне отвечает:
– Какую тебе работу? Тут своих родственников и знакомых не знаешь, как пристроить, так ещё принимать какого-то русского!
По его возмущению я понял, что благополучие родственников и знакомых для него важнее обороноспособности страны. Давая понять, что разговор окончен, он произнёс:
– Лех абайта[2].
Да, домой. А где он, наш дом? Когда мы сюда приехали, шло активное строительство поселений. Правительственные чиновники, и Ариэль Шарон в том числе, ездили, агитировали занимать землю и строить дома. Люди так и сделали. Вкладывали деньги, строили поселения, озеленяли всё вокруг… В общем, превратили пустыню в настоящий рай… А потом вдруг эти же чиновники заявляют, что эту землю надо отдать.
– Почему отдать?
– Потому что она не наша.
Конечно, все мы знаем, что чужое брать нехорошо. Но что, чиновники не знали, что земля эта чужая? А если знали, то зачем было её занимать, вкладывать столько сил и средств? И тут у меня опять возникает вопрос: неужели эти там, наверху, все раньше жили в Советском Союзе?
При чём здесь Советский Союз? Как раз при том. Это там была такая мода, что когда где-то освобождалась жилплощадь, то находились умники и занимали её без всякого ордера. И они знали, что на улицу всё равно не выкинут… А тут, наоборот, выкидывают. Притом с полицией и войсками. И войск нагонят столько, что если бы их пустить в настоящее дело, так можно было бы давно всех врагов Израиля уничтожить. Но с врагами им разбираться некогда. Их посылали разбираться с собственным народом. Даже специальные учения проводили. А боевые учения с резервистами им некогда было проводить аж шесть последних лет… Вот после этих выселений я и подумал: если страной рулят малограмотные чиновники, а наши учёные и инженеры метут улицы, если до нас вообще никому дела нет, значит, выходит, что эта страна не для нас? А где же тогда для нас? Вот я и купил этот глобус, чтобы найти наше место…
…Но вот сколько смотрю, никак не могу его найти. Придётся снова идти в магазин. Может, у них есть какой-нибудь другой глобус, так я поменяю… Только, боюсь, не найдётся у них для нас другого глобуса и не на что будет менять.
Но если нет для нас другого места, то надо бороться за это и тут наводить порядок… Тем более что я здесь такой не один. Нас здесь таких, слава богу, больше миллиона. И если мы все вместе возьмёмся, то обязательно найдём, что предпринять… Что мы, не евреи? Или мы таки русские?
Жить вообще опасно
Когда-то, много лет назад, когда Витёк оканчивал школу, надо было выбирать профессию. Собственно говоря, для себя он уже выбрал. Сосед Генка «заразил» его электротехникой. Но когда он сказал об этом маме, та в ужасе заявила:
– Нет! Только не это!
– Почему?
– Потому что это опасная профессия. Током может убить!
Витёк некоторое время подумал и сказал:
– Вообще-то я с детства хотел стать моряком. Пойду в мореходку, после учёбы весь мир повидаю.
– Нет! Это опасно! Корабль может затонуть.
– С чего ты взяла? В морях и океанах ходят тысячи кораблей и не тонут.
– А «Титаник» затонул.
– Так это когда было!
– А теперь опять пираты появились. Они тебе нужны?
– Можно быть военным моряком. На военный корабль ни один пират не полезет.
– Зато такой корабль могут подбить в международных конфликтах. Нет, морская профессия слишком опасна.
– Ну хорошо. Могу пойти учиться на танкиста. Танк не потопят.
– Зато его подобьют ещё быстрее, чем корабль. И вообще, что это за несчастная офицерская жизнь?! Зашлют служить в какую-нибудь глушь. Ни постоянной квартиры, ни семьи порядочной. Ведь какая дура поедет жить в такую дыру? А ты можешь провести в такой дыре всю жизнь. Тебе это надо?
– Мне это не надо.
– Так выбери себе мирную профессию.
– Хорошо. Мне нравится строить. Могу пойти на строительный факультет.
– Нет! Только не это! Там постоянно что-то случается. То груз плохо закрепят и он срывается на людей, то вдруг сам кран упадёт, то кто-нибудь из строителей с высоты падает. Многие погибают, а кого и спасут, так часто остаются инвалидами. Нет, эта профессия не для тебя. Лучше иди в медицинский, будешь людей лечить.
Теперь уже Витёк в ужасе закричал:
– Нет! Только не это!
Дело в том, что Витёк терпеть не мог любые медицинские процедуры. Он вдруг вспомнил, как однажды у него брали кровь из вены. Инструменты тогда были не такие, как теперь, и кровь брали большим шприцем. Молодая сестричка воткнула шприц в вену. Витёк увидел, как набирается его кровь, и отключился… Приходить в себя он начал от какого-то людского шума. Голова его лежала на чём-то мягком – оказалось, что у сестрички на груди. Она, бедная, с перепугу обхватила его голову руками, чтобы он не упал на пол. С тех пор он старался с медициной никаких дел не иметь.
– Понимаешь, мама, в медицину надо идти по призванию, иметь соответствующую интуицию, проявлять внимание к больному. У меня ничего этого нет. А быть плохим врачом – это опасно для людей.
Мама сидела в задумчивости.
– Многие стремятся стать артистами. Профессия не опасная. Слух у тебя есть. Но музыке учиться ты не захотел, на певца ты не тянешь из-за голоса. Можно играть в театре, ты же в школе посещал драмкружок.
– И кого играть? Классический репертуар? Так он, наверное, уже надоел за многие десятилетия. Хорошие драматурги уже почти все ушли из жизни. Да и многие ли теперь посещают театр? Сейчас можно сидеть дома и смотреть по телевизору и интернету любые вещи по своему желанию. На сатирические выступления ещё ходят, так и пишущих сатириков тоже почти не осталось.
– Так попробуй писать сам.
– Чтобы писать, надо иметь определённое чувство юмора. Знаешь, как в притче: «И на восьмой день раздавал Бог чувство юмора. Пришли не все».
– Ну, у тебя с юмором вроде всё в порядке.
– Однако не настолько, чтоб зарабатывать этим себе на жизнь.
– Ну хорошо. А почему бы тебе не пойти на экономический? Спокойная и безопасная работа.
– И всю жизнь сидеть и считать чужие деньги? И, кроме того, не такая уж она безопасная. Если начальник совершает какие-то махинации, то посадят в первую очередь бухгалтера.
– Вот и иди в юридический, будешь таких жуликов разоблачать.
– Я могу пойти, работа, конечно, интересная. Но ты хорошо подумала? Оперативная работа связана с большой опасностью. Там ведь часто и перестрелки бывают…
– Но можно ведь пойти в адвокатуру!
– И защищать этих бандитов, на которых море крови. А если защита пройдёт неудачно, то в отместку и самого прирезать могут. Короче, мама, я понял, что жить вообще опасно.
На этом дискуссия закончилась. А Витёк втайне от мамы подал документы на электротехнический факультет.
[1] Конечно.
[2] Иди домой.
Об авторе:
Родился 23 октября 1937 года в городе Харькове. Во время войны был эвакуирован с семьёй в город Фрунзе. Там окончил семь классов, а затем индустриальный техникум. В 1956 году уехал по распределению работать в город Кировабад Азербайджанской ССР. В том же году пошёл служить в армию. После демобилизации в 1959 году уехал на Урал в город Златоуст Челябинской области, где поступил на вечернее отделение Челябинского политехнического института.
С 2001 года с семьёй живёт в Израиле.
Его перу принадлежат несколько крупных произведений, в числе которых: «Украденный век», «Зарубежный филиал», «Эпоха перемен», «Верховный правитель», «Столкновение», «Есть только миг». Книги основаны на фактическом материале и заставляют задуматься о дальнейшей судьбе России.
