Первая любовь
В конструкторском бюро завода был праздник. Отмечали шестидесятилетие одного из ведущих конструкторов – Эдуарда Сергеевича. В отделе юбиляра поздравили, вручили подарки. Начальник КБ Анатолий Борисович вручил поздравление и грамоту от имени руководства завода.
А вечером собрались у юбиляра на квартире. Жил он один и привык всё делать сам. Но сегодня имениннику ничего делать не позволили, стол накрывали работницы отдела. Вечер прошёл весело. Сослуживец хозяина Рашид, работающий в отделе за соседним столом, пришёл с гитарой. Много пели, периодически выпивали, рассказывали интересные истории.
Эдуард Сергеевич был очень начитан, хорошо разбирался в музыке и всегда мог занять собеседников. Вообще в нём была какая-то внутренняя интеллигентность, чувствовалась как будто аристократическая порода. И было удивительно, откуда она могла взяться у человека, родившегося в небольшом городке на Западе России и рано лишившегося родителей.
Всё, за что он брался, делалось с исключительной аккуратностью. Одежда на нём всегда была чистая и тщательно выглаженная. И даже курил, а курил он очень много, как-то по-особенному. Иногда друзья подшучивали над ним:
– Послушай, Эдуард, откуда в тебе эти аристократические замашки? Вроде вырос в советское время, а манеры такие, как будто окончил пажеский корпус?
На это Эдуард Сергеевич только отшучивался:
– Наверное, какая-нибудь прабабка со своим барином согрешила. Вот гены мне и передались.
…Вечер подходил к концу. Гости потихоньку начали расходиться. Заботливые женщины убрали со стола, вымыли посуду и тоже заторопились по домам. Вот уже и Рашид, побренчав ещё немного на гитаре, выпил на посошок и тоже отбыл домой. В квартире остались только хозяин и Анатолий Борисович. У обоих было такое блаженное состояние, что хотелось ещё посидеть, поболтать по душам. После некоторого раздумья Анатолий Борисович задал давно мучивший его вопрос:
– Но ты, Эдуард, надеюсь, на пенсию ещё не уйдёшь? Нас не бросишь?
– Нет, конечно, – успокоил Эдуард. – Куда мне, Борисыч, деться? Неужели сидеть буду один в этих четырёх стенах?
– Да. Одному, конечно, скучно. Тем более что ты не рыбак и не охотник… Вот сколько лет мы с тобой работаем, в институте вечернем вместе учились, и меня всё время подмывало задать тебе один вопрос. Но никак не решался.
– Так зачем ты столько лет терпел? Задавай.
– Ты только не обижайся. Вопрос сугубо личный, и если не хочешь, не отвечай. Почему ты не женился и всю жизнь живёшь один?
Эдуард немного помолчал, потом ответил:
– Вопрос, конечно, сугубо личный, и раньше я бы, наверное, на него не ответил. Но теперь уже можно.
– А почему теперь, что изменилось?
– Время изменилось. Теперь человек может быть более открытым. Раньше я никому ничего о себе не рассказывал, чтобы не навлечь на себя дополнительных неприятностей. У меня их и так много было. Начиная со времён Отечественной войны.
Когда война началась, я ещё совсем пацаном был. Отец ушёл на фронт. А мы и оглянуться не успели, как в городе уже немцы хозяйничали. Целыми днями мы с ребятами слонялись по городу в поисках пропитания. Однажды попали в облаву, и нас увезли в Германию. Даже с мамой не успел попрощаться.
В Германии нас распределили на работы к хозяевам. Я попал в небольшое имение к одной хозяйке. Она была ещё довольно молода. Её муж был на Восточном фронте. Ко мне она относилась почти безразлично. Объяснила мне мои обязанности и почти не замечала. Могла только прикрикнуть, если я что-то сделал не так. Но я быстро усвоил свои обязанности и старался не получать замечаний. А по хозяйству мне приходилось делать практически всё…
Но однажды отношение хозяйки к своему работнику резко изменилось. Она смотрела на него со злостью, находила различные придирки, кричала. Эдик не мог понять, в чём дело. Старался работать ещё лучше, а получал одни окрики. Обидно было до слёз. Однажды он не выдержал придирки и осмелился спросить:
– Фрау Эльза, в чём я перед вами виноват?
– В чём виноват? В чём виноват? Вы, русские, убили моего мужа! – выкрикнула она, упала в кресло и разрыдалась.
Эдик сел на пол возле неё и не знал, как успокоить.
– Но ведь это война, – начал он размышлять вслух, – и на войне убивают. Притом, разве это я его убил? У меня самого отец ушёл на фронт в первые дни войны и пропал. И что стало с моей мамой, я тоже не знаю.
Хозяйка перестала плакать и удивлённо глянула на Эдика:
– У тебя есть мама? – она будто только сейчас разглядела в этом подростке обыкновенного человека.
– Мамы бывают у всех. Только я не знаю, что с моей стало. Она осталась в городе без средств к существованию. Нам нечего было есть, – по лицу паренька сами собой покатились слёзы.
– О, майн гот, – вздохнула хозяйка и снова заплакала, но уже как-то тихо.
Он сидел у её ног и, плача, пытался успокоить:
– А вы успокойтесь, фрау. У вас ещё всё будет хорошо. Вы ведь такая молодая и такая красивая. И вас ещё полюбит настоящий мужчина.
– Ты так уверен? – сквозь слёзы улыбнулась фрау Эльза. Ей приятен был комплимент.
– Конечно, – совершенно искренне ответил он.
Её рука безвольно свисала с кресла и находилась близко от его лица. Он набрался храбрости и поцеловал эту нежную руку, закрыв глаза. Сердце его колотилось. Сейчас хозяйка рассердится, закричит и накажет его. Но наказание ему почему-то было уже не так страшно. Он замер в ожидании своей участи. Фрау Эльза же перестала плакать, махнула ему по лицу своим платочком, встала и молча вышла…
Шло время. О своём убитом муже она больше не говорила. На Эдика она внимания почти не обращала, но постепенно работу перераспределила так, что большую её часть Эдику приходилось выполнять внутри дома. Здесь он и осваивал правила поведения в среде немецкой аристократии, совершенствовал немецкий язык.
Однажды поздней осенью хозяйка не вышла к завтраку. Эдик долго не решался выяснить причину. Наконец осмелился и постучал в её спальню. Услышав тихий голос в ответ, он приоткрыл дверь. Оказалось, что фрау Эльза простудилась и не может подняться.
Целый день Эдик ухаживал за ней, приносил лекарства, менял компрессы, поил горячим чаем. Чтобы больная могла пить, Эдику пришлось её приподнять и поддерживать спину. От прикосновения рук к её телу Эдика охватывало непонятное волнение, у него самого появлялась дрожь во всём теле. Вечером хозяйку начал бить озноб.
– Мне холодно, – простонала она.
В доме действительно было не жарко. Эдик накрывал её одеялами, тёплыми вещами, но это не помогало.
– Хо-ло-дно, – стучала она зубами.
Эдик не знал уже, что ещё придумать, чтобы помочь хозяйке.
– Ло-жись, – простонала она. – Согрей мне спину.
Он быстро сбросил с себя верхнюю одежду, нырнул под одеяло и прижался к её спине. Он согревал её своим дыханием и своим телом. При этом тело его стало каким-то странным. С ним никогда ещё такого не было. Всё тело дрожало, а определённая его часть вдруг намного увеличилась и упёрлась в хозяйку. Эдик испугался, что она сейчас рассердится и начнёт его ругать.
Но на больную такое согревание подействовало положительно. Вскоре она перестала дрожать и даже немного пропотела. Потом её опять стало немного трясти, но уже как-то не так. Она повернулась к своему лекарю и прошептала:
– Иди ко мне.
Он не понял, куда ему идти, решил, что она бредит.
– Я уже здесь, фрау Эльза.
– Иди ко мне, – повторила она более настойчиво, обхватила его и перевернула на себя.
Какое-то приятное волнение охватило паренька. Инстинктивно он чувствовал, что нужно делать, но не знал как. Фрау Эльза слегка улыбнулась, не открывая глаз, и направила его в нужное русло. Буря чувств охватила Эдика, он заработал со скоростью швейной машинки.
– Не надо так торопиться, – всё время тормозила фрау Эльза его порывы.
Эдик не знал, сколько времени продолжалось это пребывание в раю. Периодически фрау Эльза, начинала часто дышать, вскрикивала, на какое-то время затихала. А Эдик продолжал работать без остановки. Но вот и с ним что-то произошло. Всё его тело задрожало, изо рта вырвался дикий крик. Он почувствовал, как из него брызнула какая-то жидкость. Испугался, что это может рассердить фрау Эльзу.
Но та блаженно улыбалась, не открывая глаз. Эдик повалился без сил рядом с ней. Но вскоре возбуждение вновь охватило его. Он попытался повторить процедуру, но фрау Эльза остановила его. Она улыбнулась, немного приоткрыла глаза, погладила его по голове.
– Я не знала, что ты можешь так лечить. Но, доктор, на сегодня хватит. Я сейчас так слаба, что ещё одну процедуру моё сердце может не выдержать…
Эти процедуры лечения продолжались и тогда, когда фрау Эльза уже полностью поправилась. Эдику приходилось днём работать по хозяйству, а ночью лечить хозяйку. Он даже немного похудел, но был безумно счастлив. Для него фрау Эльза была королевой.
Он постоянно думал только о ней и с нетерпением ждал вечера, когда королева призовёт его. Но иногда случалось так, что она не призывала его несколько дней. Он очень переживал, думая, что королева на него за что-то сердится.
Однажды он не выдержал и спросил об этом. Фрау Эльза засмеялась и объяснила, что у женщин бывают критические дни. Эдик успокоился и завёл себе календарь, чтобы знать дни разлуки.
Но вот случилось так, что расписание было нарушено. По календарю у Эдика должны были быть дни разлуки, а хозяйка продолжала по вечерам его звать к себе. Через неделю она стала какой-то задумчивой. Как-то вечером, после очередного сеанса «лечения», она внимательно посмотрела на Эдика:
– А ты уже совсем взрослый мужчина, способен иметь ребёнка.
– Какого ребёнка? – не понял Эдик.
– Нашего. У нас с тобой будет ребёнок.
Странные чувства переполнили Эдика. С одной стороны, он был горд тем, что стал взрослым, будет отцом ребёнка. Их с фрау Эльзой ребёнка. С другой стороны, он ведь сам ещё почти ребёнок, сознание его ещё полудетское. Он не мог ещё представить всей ответственности за будущего ребёнка. Фрау Эльза тоже лежала, устремив глаза в потолок, и о чём-то думала.
– Нет, малыш, не будет у нас никакого ребёнка.
– Почему?
– Как я смогу объяснить появление ребёнка через три года после убийства мужа? На днях поеду в город и решу эту проблему. А жаль. Я так давно мечтала о ребёнке, но у нас с мужем всё как-то не получалось. А теперь, когда всё получилось, мне приходится от него избавляться.
Но планам фрау Эльзы помешало наступление Советской армии. Шла весна 1945 года. Фронт стремительно приближался. Начались бомбардировки и артобстрелы. Большую часть времени приходилось проводить в подвале дома. Ни о какой поездке нечего было в такое время даже думать…
– А затем появились советские солдаты. Меня забрали в комендатуру, долго допрашивали. Потом посадили в товарный вагон, и вместе с другими товарищами по несчастью отправили на Урал. Долгое время мне не разрешалось никуда выезжать. Жил вначале в общежитии школы ФЗО, куда меня направили учиться. Когда получил специальность, направили работать на завод и поместили в заводское общежитие.
Работой и учёбой отгонял мысли о родителях, фрау Эльзе. Я ведь о ней с тех пор больше ничего и не знаю. Переписка была запрещена, и сам я до сих пор невыездной. О родителях тоже долго ничего не знал. Только лет через десять смог съездить на родину, но родных никого не нашёл. Рассказывали, что мама умерла с голоду в годы немецкой оккупации. Часть, в которой служил отец, попала в окружение в первые месяцы войны и пропала. Может быть, до сих пор где-то в лесах лежат их незахороненные останки… Теперь, надеюсь, я ответил на твой вопрос, Анатолий Борисович?
– Почти. Но всё-таки, почему ты не мог жениться потом, в России? Ведь столько хороших женщин оставалось свободными тогда, после войны!
– Для меня лучшей женщиной оставалась фрау Эльза. И я не мог изменить своей королеве.
