Долг платежом..
Поезд шёл на запад. Мерно стучали колёса. Ганс пристроился у окошка на верхних нарах и смотрел на убегающий пейзаж. Неужели кончается этот кошмар и он покидает Россию навсегда?
А как хорошо всё начиналось. Фюрер обещал занять Россию в короткий срок. Поначалу так оно и было. За несколько месяцев были заняты огромные территории, войска фюрера дошли до самой Москвы. Но потом что-то пошло не так. То ли русские собрались с силами, то ли фюрер в чём-то ошибся.
Одного он точно не предусмотрел. Эти страшные российские морозы невозможно вытерпеть. Тут нужны тулупы, валенки, шапки-ушанки, тёплые рукавицы. А где это взять на всех? Да и как во всём этом воевать? Да, тут явно ошибка была. Но фюрер обещал дойти до Урала, дать землю каждому арийцу и славян в подчинение, чтоб на этой земле работали. На практике многим земли досталось только на могильный холмик.
А до Урала мы всё-таки дошли, даже доехали. Когда после всех этих ужасов войны мы попали в плен, нас привезли в уральский городок. И не на нас кто-то работал, а мы работали на Россию. Жили в бараках, строили жилые дома и корпуса какого-то военного завода. Кормили хоть и плохо, но вытерпели. Конечно, не все. Некоторые из наших поумирали.
Труднее приходилось людям из Азии, их называли узбеками. Они считались трудовой армией и тоже работали на стройках. Круглый год они ходили в ватных халатах. Но зимой это не спасало. Много их умерло от холода и голода. Мы за несколько лет войны к холоду немного привыкли, да и на родине у нас климат всё-таки не африканский.
А им приходилось тяжело. Некоторые из них, оказывается, снега вообще никогда не видели. А тут на морозе воды попить невозможно, кружка к губам примерзает. Жуть. И помирали они как мухи. С похоронами начальники особо не церемонились. Нашли низинку в лесу, недалеко от дороги, туда и свозили. Засыпать трупы особо не старались, потому что завтра снова возить надо было.
Так и возили: и наших, и их. К концу войны эта низинка превратилась в большой холм. И никаких имён нигде не указано. Что это за холм, кто тут похоронен – ничего. О майн гот! Как так можно жить?! И вот теперь кончаются наши мучения, мы возвращаемся в родную Германию! Как там сейчас? Как моя Марта? Мы ведь уже несколько лет не виделись.
***
Они всегда старались быть вместе, с самого призыва. Три паренька из солнечной Киргизии. Толька Гончаров и Васька Басанин ещё до войны жили в районном центре недалеко от Фрунзе. А Лёнька Каганский попал во Фрунзе в начале войны, когда им удалось эвакуироваться вместе с заводом, на котором работал отец.
Встретились все трое в военкомате в 1944 году, когда подошёл их призыв. Матери тогда у всех были убиты горем, будто прощались с сыновьями навсегда. Все помнили ещё формирование Панфиловской дивизии в 1941 году. Почти на каждого тогда пришла похоронка. Но теперь время было уже другое, Красная армия наступала.
Эта троица попала в одну часть и в один взвод. Так подружились и почти не разлучались. Вот и теперь им выпало вместе патрулировать в этом немецком городке. Городок был недавно взят, и в домах ещё могли прятаться фашисты. Ребятам предстояло проверить дома в данном квартале. Четвёртым с ними был старшина Ковальчук, которого все звали просто Иваном Захарычем. Он был значительно старше. Ребята его уважали за доброту и справедливость. Потому и обращались к нему не по-казённому, «товарищ старшина», а уважительно, по имени и отчеству…
Патруль добросовестно выполнял свою работу, обходя квартиры одну за другой. Во многих квартирах никого не было, хозяева покинули свои дома. Работа становилась скучной. Зашли ещё в один подъезд. На площадке было две квартиры. Иван Захарович приказал:
– Вы, хлопцы, проверьте правую, а я гляну, что в левой.
Вся троица ввалилась в квартиру, держа на всякий случай автоматы наготове. Вроде тихо. Распределились, кто какую комнату осматривает. Тольке досталась спальня. Васька с Лёнькой осмотрели другие комнаты и ничего подозрительного не нашли. Из спальни показался Толька с загадочной улыбкой на физиономии.
– Громадяне! Тут баба молодая. И вроде можно с ней поиграть. Так что – привал. Отдыхайте пока, набирайтесь сил. Чтоб потом смогли хорошо поработать.
Васька с Лёнькой расположились в гостиной, стали осматривать квартиру. Через некоторое время из спальни вышел Толька, на ходу застёгивая брюки.
– Следующий! К бою готовсь!
Васька подтолкнул Лёньку:
– Ну что, пойдёшь?
Лёнька смутился и отрицательно замотал головой. Во-первых, у него была такая ненависть к немцам, что он не представлял себе, как с ними можно заниматься любовью. Кроме того, любовные отношения с женщинами были у него чисто теоретическими, то есть практики не было никакой. Не то что Толька с Васькой. Тем у себя в районе уже приходилось баб щупать.
– Ну, тогда я пошёл, – улыбнулся Васька в предвкушении удовольствия.
Пока Васька там работал в спальне, Толька блаженно отдыхал в кресле.
– Лёнь, а у тебя когда-нибудь с женщиной было?
Лёнька не стал врать и отрицательно замотал головой.
– Ну, так надо же когда-то начинать. Вот на немке и попрактикуешься. Баба она видная, есть с кем работать.
Васька вышел с блаженной улыбкой:
– Ну давай, Лёнька, вперёд за родину.
– Нет, ребята, я не хочу. Не могу я насиловать. – Сказывалось, видно, его интеллигентное воспитание.
– Ты что, армейского правила не знаешь? Не можешь – научим, не хочешь – заставим. И потом, это не насилие, а месть. Кровь за кровь. Так что не позорь звания солдата Красной армии и поработай как следует.
С этими словами они затолкали Лёньку в спальню. Он ввалился туда прямо с рюкзаком и автоматом на шее. В углу кровати он увидел сжавшуюся в комок молодую женщину с расширенными от страха глазами. Лёнька понял, что напугал её своим видом. Он бросил на стул автомат и рюкзак и продолжал стоять посреди спальни. Женщина не успокоилась и продолжала дрожать от страха. Надо было её как-то успокоить.
– Не бойтесь, я вас не обижу.
Видно было, что по-русски она не понимает. Он начал вспоминать, чему его учили в школе, и впервые пожалел, что с уроков немецкого языка иногда сбегал купаться. Немного он знал идиш, на котором часто разговаривали родители. На смеси этих языков он начал её успокаивать.
Она всё ещё продолжала дрожать. Видно, Толька с Васькой её на испуг и взяли. Ему стало жаль эту женщину. Почему вообще женщинам приходится расплачиваться за войну мужиков? Успокаивая, он присел на край кровати и начал гладить её руку. Она была такая нежная. Он поднёс её пальцы к губам и начал целовать.
Страх в её глазах сменился удивлением. Ещё никто в жизни не целовал ей руки, даже её муж Ганс. Он просто всегда брал её, когда у него появлялось желание. И не интересовался, хочет она сейчас этого или нет. А этот молодой чернявый солдатик не берёт её силой, а целует ей руки! В её душе появилась какая-то теплота, начало просыпаться желание.
Лёнька тоже погрузился в какое-то блаженство. Ему доставляло удовольствие целовать её руки, само прикосновение к ней. Обоих всё больше охватывала страсть. Женщина уже сама помогала ему раздеться. И вот они слились в одно целое. Лёнька сам не понимал, как это у него, совершенно неопытного, получается. Но работал он от души. Не мог остановиться и после экстаза. Потом, уставшие, они лежали молча некоторое время и начинали всё снова…
Васька с Толькой в гостиной начали дремать, а Лёнька всё не выходил из спальни. Пришёл Иван Захарович:
– Ну что, хлопцы, у вас тут порядок? А Лёнька где?
– В спальне, практику проходит с хозяйкой. Скоро уже должен появиться, все сроки вышли. Не может мужик, хоть и молодой, столько времени на бабе трудиться. Давайте пока харчи разложим, пора подкрепиться.
Солдаты начали доставать из рюкзаков припасы. Васька и Толька достали хлеб и тушёнку, а Иван Захарович – только хлеб.
– Захарыч, а где твоя тушёнка?
– Да, понимаете, хлопцы, – смутился Иван Захарович, – тут такая история вышла. Я, когда в соседнюю квартиру зашёл, хозяйку увидел. Стоит такая молодая фрау в халате и улыбается слегка. Показала мне ногу из-под халата и говорит: «Битте». А пальцами показывает, что надо будет платить.
Я, сами понимаете, женского тела давно не видел и не прочь пообщаться. Только платить-то чем? Достал я из рюкзака банку тушёнки и протягиваю ей. Она приглашает жестом меня в спальню. Из кармана халата она достала пакетик и протягивает мне: «Битте». Я пакетик разорвал, а там презерватив.
– Вот предусмотрительные немцы! – воскликнул Толька.
– Да. Но я этими резинотехническими изделиями никогда не пользовался. А она уже халат скинула и лежит на кровати. Пришлось воспользоваться этим предохранительным средством и приступать к работе. Работаю, работаю, а всё как-то не то. Не получаю нужного удовольствия, мешает он мне. Разозлился я, сделал перерыв, сбросил его и собрался снова продолжать. А она отстраняется: «Найн! Дас ист нох айн маль!» – и показывает, что ещё платить надо, как за второй раз.
– Интересно у них получается, – усмехнулся Толька. – Если вышел, то снова плати за вход. И контрамарки не дают.
– Ну не буду же я с ней торговаться в самом азарте. Вот и отдал вторую банку…
***
Ганс торопился домой со станции. Наконец-то он через столько времени снова в Германии! Как там его Марта? Он шагнул в квартиру и услышал детский плач. Понятно было, что плачет грудной ребёнок. У Ганса подкосились ноги. Откуда в его доме маленький ребёнок? Вот плач прекратился. Доносился он из спальни.
Ганс тихонько подошёл к двери и посмотрел в щель. На кровати сидела Марта и кормила ребёнка грудью. Ганс сполз на пол. Пока он воевал, томился в плену, Марта тут себе другого нашла! Для чего же он всё это терпел? Будь проклята эта война! Поломала всю его жизнь!
Он потихоньку вышел на площадку и сел на лестнице. Ганс потерял счёт времени и не помнил, сколько так сидел. Из двери напротив появилась соседка, фрау Эльза. Она рассказала, что, когда советские войска взяли город, сюда ворвались русские солдаты с автоматами и насиловали всех подряд, вне зависимости от возраста. Только ей, Эльзе, удалось спрятаться в шкафу под вещами.
Один солдат зашёл в квартиру, походил по комнатам и ушёл. Так что ей одной, Эльзе, удалось остаться «не повреждённой» этими русскими. При этом фрау Эльза бросила на Ганса многозначительный взгляд. А к Марте в квартиру ввалилась целая группа солдат и расположилась там ужинать. Вот Марте бедной и не повезло. А когда женщину насилует целый взвод мужчин, ей очень трудно предохраняться и не забеременеть. Она понимает его горе, но что поделать, война.
Да, война. Ганс вдруг вспомнил, что и сам не был монахом. Особенно ему запомнилась одна молодая женщина, когда они находились где-то под Орлом. Крепкая красивая баба. И до мужской ласки охотница. Хорошо он тогда с ней время проводил. Так что кого винить? Он грешил там, а русские – здесь…
Постепенно Ганс примирился с ситуацией, жизнь у них с Мартой наладилась. Она родила ему ещё одного сына. Только очень уж мальчики различались между собой. Младший был светленький и лицом очень похож на Ганса. А старший, Фридрих, был узок лицом, с курчавыми чёрными волосами. И умом он намного был сильней младшего. Марта ему всё-таки призналась, что один из тех солдат-насильников был евреем. Так что чему тут удивляться? Не знал только Ганс, что для Марты Фридрих всё время был доброй памятью о той короткой, но такой страстной встрече.
***
Прошло несколько десятков лет. Сыновья давно выросли, обзавелись семьями и жили своей жизнью. Ганс был уже совсем старым, много времени проводил дома у телевизора. Как-то в одной из передач говорилось о России. Выступал какой-то партийный деятель новой Коммунистической партии России. Ганс увидел этого человека и остолбенел. Как здорово тот похож на самого Ганса. Такой же высокий лоб, посадка глаз. А широкое лицо – в мать, и вообще многое от матери. Он вспомнил ту женщину, своё орловское приключение. Некоторое время он сидел, глубоко задумавшись, под впечатлением увиденного. Потом вдруг громко разразился смехом:
– Вот мы и поквитались! Они мне еврея подсунули, а я им – коммуниста! И ещё неизвестно, кому будет жить спокойнее!
Об авторе:
Яков Канявский родился 23 октября 1937 года в городе Харькове. Во время войны был эвакуирован с семьёй в город Фрунзе Киргизской ССР. Там он окончил семь классов, а затем индустриальный техникум. В 1956 году по распределению уехал работать в город Кировабад Азербайджанской ССР. В том же году пошёл служить в армию. Служба проходила в городе Ленинакане.
После демобилизации в 1959 году уехал на Урал, в город Златоуст Челябинской области. Там поступил на вечернее отделение Челябинского политехнического института. Работал на разных должностях до 2001 года.
С 2001 года Яков Канявский с семьёй живёт в Израиле. Тогда же занялся литературной деятельностью. Его перу принадлежит несколько крупных произведений, в том числе: «Украденный век», «Зарубежный филиал», «Эпоха перемен», «Верховный правитель», «Столкновение», «Есть только миг». В книгах «Украденный век», «Эпоха перемен» и «Верховный правитель» повествуется о некоторых событиях, происходивших в России в ХХ веке. Они написаны на фактическом материале и заставляют задуматься о дальнейшей судьбе России. В книге «Зарубежный филиал» подробно описывается жизнь в Израиле начала нового века глазами репатриантов. В трёхтомнике «Столкновение» рассказано о взаимоотношениях цивилизаций и как они влияют на разные страны. Многие моменты, описанные в нём, в настоящее время сбываются, и это заставляет задуматься о судьбе нашей планеты. В многотомнике «Есть только миг» рассказывается о людях, чего-то добившихся в жизни. И это невольно заставляет задуматься читателя: а что сделал в жизни он сам?
Также Яков Канявский сотрудничает с рядом израильских газет, где публикуются его статьи и рассказы.
