Гадания в ночь перед Рождеством
Давно нет моей бабушки Евдокии Сидоровны, но она до сих пор стоит перед моими глазами. Я не помню, чтобы она суетилась, торопилась, громко говорила или ругалась. По кухне бабушка, маленькая, сухонькая старушка, будто плавала, как в русских хороводах плывут русские красавицы – движения ног не видно, никаких телодвижений не заметишь, а рисунок танца неотразим. Она без суеты вела утреннюю и вечернюю обредни, всё было чётко, по порядку, будто само собой делалось. Мама всё время была на работе, и я большую часть времени проводила с бабушкой. Запомнился наш разговор. Прихожу домой из школы, а бабушка меня торопит: «Раздевайся скорей! Сегодня у меня всего натоделено»! На самом деле, столько вкуснятины на столе, что слюнки текут, а бабушка налила мне в первую очередь супа, отрезала большущий охараток хлеба.
Я немного не доела супа. «Доешь, – говорит мне бабушка, – осталось-то всего полторы тараты, ешь лучше, а то выть заронишь».
Сколько таких слов я слышала и от мамы, но в молодости мне было неприятно их слышать, особенно, когда я приезжала на каникулы из Архангельска. Что ты! Городская девка! А теперешним умом, надо было всё записывать. Только поздно мы всё это понимаем.
Запомнились мне некоторые деревенские традиции. Люди обращались друг к другу, как говорится, «в глаза» и «за глаза». Как «за глаза» называют, такого и уважения человек заслужил. Почти у всех было два обращения: у кого-то оно было от имени образовано, у кого-то от отчества, у кого-то от места рождения, у кого-то от прозвища.
Я запомнила добрые прозвища: Саша Звозяк, Коля Типа (он в детстве не мог выговорить своей фамилии Антипин), Иван-Цыган, Катя Смолова (дочь Смолы), Марья Петуховна, Вася-Шаечка, Манька Ильёва, Шурка Махонькина (дочь Махоньки), Настя-Онеженка.
Были и обидные «клики». Теперь мне уже не у кого спрашивать разрешения, можно ли их писать: Коля-Карамай, Гром, Ваня-Воша, Кулик (фамилию не указываю), Яшка- Касарага, Громишка, Нюрка-Пекаришка и другие.
Но были в деревне люди, которых всегда называли по имени-отчеству: Пётр Сидорович (брат моей бабушки), Татьяна Еграфовна (правильно Евграфовна), его жена, Марья Никитична, Овдотья Сидоровна, Мария Николаевна и другие. Это мне сказала Лидия Александровна Дроздова, бывшая учительница. Овдотья Сидоровна – моя бабушка.
Она была хорошей рассказчицей, и я любила её слушать вечерами. Получалось это у бабушки так ловко, складно, в рифму, с шутками да прибаутками, казалось, что она искрилась юмором и весельем. Очень любила я слушать бабушкины рассказы о гаданиях в святки, о ряженых, о проказах. Как весело, оказывается, они раньше жили!
Как-то вечером сидели мы с ней вдвоем, и бабушка стала мне рассказывать про гадания в святки.
– Подруга у меня была задушевна, – говорит бабушка. – Катериной звали. И вот договорились мы с ей в ночь под Рождество погадать на женихов. В перву ночь на ее, а во втору – на меня. Взяла она ключ от пустого дома, тетка ейна уехала на зиму в город к дочери, вот дом-то и пустовал. Мы с Катериной в полночь пошли в етот дом пустой, прошли через три порога, зажгли свечи. В последней комнате стояло большо зеркало. Я легла на пол и стала смотреть в ето зеркало, а Катерина села на меня и стала смотреть в друго маленько зеркальцо. Она проговорила три раза: «Суженый-ряженый, покажись!». И что ты думашь? Слышим, шаги. Заскрипела перва дверь, потом втора, распахнулась третья дверь, и… мы обе увидели в зеркале человека в белом одеянии – мертвеца. Ни звука не сорвалось с наших уст, мы, как окаянны, пулей вылетели из дома и, дрожа от страха, уже у Катерины дома признались друг дружке, что видели. Домой идти я, конечно, побоялась. Ночевала у их. На другу ночь на меня гадать было страшно, но отступать, говорят, нельзя, и мы пошли с Катериной в баню. Поставили в левом углу хомут. За его положили блюдечко с золой, и поставили стакан с водой. Через хомут стала я глядеть в стакан с водой, проговорив три раза: «Суженый-ряженый, покажись!». А Катерина глядела через мое плечо. И показался мне маленький серенький гробик, так и качается на волнах».
У меня мурашки по спине забегали, дрожь охватила все тело, а на улице еще ветер завывал под стать моему настроению.
– Ну и что? – спрашиваю я бабушку, стараясь унять дрожь.
– В тот год у Катерины папа помер, а у меня маленький брат Петруша, – говорит она. – Еще, как-то мы гадали, очертили круг, а расчертить-то и забыли, выскочили из круга и побежали домой. Дак нечиста сила чуть дом у Катерины не разворотила, вовремя мать стала молитвы читать.
– Бабушка, хватит, не рассказывай мне больше такого! – взмолилась я. – Давай расскажи лучше про приятные гадания.
– Ну, слушай! – бабушка вновь начинает рассказывать. – В полночь еще ходили мы с девками к проруби, купали лучины, потом шли домой и зажигали их. У кого первой загорит лучина, та и взамуж перва выскочит. И точно, лучина у Мотьки у первой загорелась, она и взамуж в тот же год вышла. А еще мы как-то с парнями гадали. Вышли на перекресток двух дорог. Ванька Антипин вывел в полночь свою лошадь. Мы по очереди садились на лошадь, накидывали ей на голову мешок, кружили лошадь три раза и приговаривали: «Свези меня к суженому-ряженому». В каку сторону лошадь пойдет, туды и взамуж выйдешь. У Онисьи Шайкиной лошадь в сторону Емецка пошла, она туды и взамуж вышла.
– Бабушка, расскажи про себя что-нибудь интересное, – прошу я.
– Ну, слушай! – говорит серьезно бабушка, а карие глаза ее смеются. – Нашла я большого таракана, положила его в спичечный коробок. Завернула коробок в носовой платок и привязала все на три узла к большому пальцу правой ноги, приговаривая: «Суженый-ряженый, приди развязывать узлы!» и легла спать. Приснились мне два дома в лесу у речки, один оранжевый, другой двухэтажный. Захожу я в двухэтажный дом, а там на кухне две девочки в красных шапочках бегают. Вышла женщина, поставила на стол картошку, еще что-то и говорит мне: «Садитесь, пожалуйста!». Я села за стол, чувствую, что со мной кто-то сидит вроде бы в синем костюме, но лица его не вижу, а вот лица девочек и женщины я запомнила.
– Бабушка, сбылся сон-то? – спрашиваю с нетерпением я.
– Да, сбылся, – смеется бабушка. – Я видела во сне свекровь и двух золовок, сестер будущего мужа Василия и их дом. Вот ведь как быват в жизни-то, век не забыть. Рассказала я про бабушкины гадания своим подругам, и мы решили в ночь под Рождество тоже погадать. Труднее всего было с конем, в личном хозяйстве в те годы ни у кого коня не было. Ну, мы подговорили одного пятиклассника стащить ключ от конюшни у отца. Договорились вывести маленькую лошадь Розку, чтобы залезать было легче, да и в случае падения, чтобы травма была поменьше. Вроде бы все предусмотрели. По жребию вытащили, кто с кем и как будет гадать. Мне с подругой Симкой Измайловой досталось гадание в пустом доме. Нам, конечно, страшно было ночью в пустой дом идти, и мы решили гадать у Симки в доме. Хозяйка ее как раз уехала в гости к дочери в Архангельск, и дома никого не было. Прошли мы с Симкой через три порога, зажгли свечи. В последней комнате стояло трюмо. Я легла на пол, стала смотреть в трюмо. Сима села на меня и взяла маленькое зеркальце…
Одного мы не учли: не ожидали, что в ту ночь наши кавалеры тоже договорились идти проказить. У одной девки ворота приморозят, у другой костер дров дорожкой по полешку по деревне раскладут. Проказили, конечно, в тех домах, где молодежь жила. И еще ребята очень любили дразнить деда Агафона. Уж очень забавный был старик, беззлобный. Говорил он все в рифму, искусно подкрепляя свою речь матюшками. Любил он ходить в клуб на танцы, девок смотреть, не одну в краску вводил. А мы приедем на каникулы из Архангельска и начинаем новые модные танцы показывать. Что ты! Городские девки! Я ни одних танцев не пропускала. В меня как будто какой-то бес вселялся, я вся отдавалась танцу. Парней, как магнитом, ко мне тянуло, и кому довелось взглянуть в мои зеленые, как у русалки, глаза, те до сих пор не могут выбраться из омута. Ей-богу, не вру, проверьте на себе. Помню, танцуем твист, а дед Агафон сидит, нюхает табак. Карие глаза его становятся круглыми, молодыми, он весь преображается и смеется: «Раньше такого не было, – заливается смехом дед, – не хошь, да захошь!». Смотрит Агафон на мой модный берет и говорит: «Ой, Олексашенька, кака у тебя шапка баска! Сидит на затылочке, как пробка на бутылочке!».
Вот этот дед нам все карты и спутал в ту незабываемую ночь. Об этом нам с Симкой позднее рассказали. Ребята привязали нитку к кольцу двери деда Агафона, а сами спрятались за кострами и стали дергать. «Тук-тук-тук!» – брякает кольцо о дверь. «Хто там?» – слышится голос Агафона. Открыл дверь, посмотрел – нет никого, и ушел спать. Только лег – опять слышит: «Тук-тук, тук-тук!». И так повторялось несколько раз, пока дед не догадался в чем дело, да и ребята смехом себя выдали. Не на шутку рассердился Агафон, выскочил в одном исподнем костюме: в белых кальсонах и рубахе, с метлой в руках и …о, чудо – в берестяных лаптях, и побежал за ребятами. «Ха-ха-ха!» – громким эхом прокатился по деревне ребячий смех. А дед бежал с метлой и матерился.
Нинка Шайкина, сидевшая в это время на лошади, кубарем покатилась вниз, увидев разгоряченного деда Агафона во всей красе. Она упала на снег, и от хохота не могла подняться. А кобылу Розку так и не успели покружить три раза. Она мотала головой, стряхивая мешок. Два парня забежали в дом, где мы с Симкой гадали, и притаились в сенях. А дед Агафон, не заметив их, пробежал в комнаты. Мы с Симкой слышали смех на улице. «Ну, хоть не так страшно», – подумала я. Тревожно вглядывались мы в зеркала, позабыв даже суженого-ряженого позвать. Вдруг слышим быстрый топот. Все произошло мгновенно. «Топ-топ-топ!». С шумом распахнулась первая дверь, затем вторая, от страшного, как нам показалось пинка, загрохотала третья дверь, опахнуло вроде бы водкой, и я увидела в зеркало… покойника во всем белом. «А-а-а-а!» – закричали мы с Симкой в один голос и, не помня себя, вылетели на улицу. «Ха-ха-ха!» – громким смехом встретили нас парни и девушки. Мы с Симкой, все еще дрожа от страха, оказались в объятьях наших кавалеров. Все ещё, ничего не соображая, мы увидели, как Лёшка Заборский и Сашка Андреев несли деда Агафона на руках. Злость у деда уже прошла, он опять сделался добрым.
– А ну-ка, дед, соври-ка что-нибудь, – попросили мы. Засмеялся Агафон и начал: «В войну дело было. Мыши у нас в Мякурье дома развелись, а кота не было. Я взял черного кота Ваську у брата в Рипалово и бегу домой, тороплюсь. Вижу, женки рожь жнут, спины не разгибая. Увидели меня, обрадовались. «Ой, Агафонушка!» – закричали они. – Соври-ка нам что-нибудь, хоть на душе полегчает». «Некогды, некогды, бабоньки, – кричу я им. – В Мякурье из заготконторы приехали, котов и кошек собирают, а взамен солену треску дают, вот я и тороплюсь!». А времечко-то было голодное, сами знаете. Бабоньки побросали серпы, нахватали дома котов и кошек, и у самого Мякурья меня догнали. Глядь, а там нет никого. На меня женки набросились, чуть не избили, некоторые даже голосом заревели от обиды. «Полно-те, полно-те бабоньки, – успокаиваю их, – вы же сами просили меня, соврать что-нибудь».
– Ха-ха-ха! – опять звонким эхом прокатился по деревне заразительный смех.
– Дедушка, простудишься, давай мы тебя на руках унесем. Не обижайся на нас! – просим мы деда.
Агафона впервые увидела я таким грустным, вроде бы даже слезу смахнул.
– Э, да чего там! Мы в молодости еще и не то вытворяли. А теперь только и осталось, что лежать на печи, да получать на харчи.
Вот так дед Агафон нам все карты спутал. А, может, и не спутал? Ведь мы с Симкой в тот же год замуж вышли. Я за Кольку. А она за Вальку. Хотите – верьте, хотите – нет.
Об авторе:
Александра Клюкина, родилась 4 апреля 1949 года в деревне Погост бывшего Рато-Наволоцкого сельсовета, в трёх километрах от Емецка Архангельской области. После окончания Маймаксанского медицинского училища отработала в Емецкой больнице 42 года, а последние 25 лет перед выходом на заслуженный отдых работала главной медсестрой, имея высшую квалификационную категорию. Награждена Российским знаком Ассоциации медицинских сестёр «За верность профессии», медалью «Ветеран труда», неоднократно грамотами Министерства здравоохранения. Вела большую общественную работу: трижды избиралась председателем профкома, 8 лет была секретарём парторганизации, избиралась депутатом Емецкого сельского совета. Большую работу проводила в Емецкой школе. С октября 2008 года по декабрь 2015 года – депутат МО Емецкое». Более 10 лет работала в жилищной комиссии, зам. председателя Совета ветеранов. Активный участник художественной самодеятельности с детских лет. Председатель ЛитО «Емца» имени Николая Рубцова Холмогорского района. Является одним из организаторов Рубцовских фестивалей, активно участвует в мероприятиях, проводимых в библиотеке, музее, доме культуры. Члены ЛитО «Емца» в своих произведениях прививают жителям области любовь к своей малой родине, к творчеству Николая Рубцова, тем самым внося большой вклад в возрождение, сохранение и развитие литературного и культурного наследия Русского Севера.
В 1992 году была избрана зам. председателя ЛитО «Емца», а в 2003 году – председателем. Лауреат районной Рубцовской премии. Кандидат в члены ИСП. Выпущены восемь книг: «Отблагодарила», «Емецкие изюминки», «Будет славиться всегда Ломоносовска(Я)верста», «Под Рубцовской звездой» и «Родное и близкое» (2 книги), «Рато-Наволок – места дивные». Составитель и один из авторов 2 книг: «Ломоносовский венок» и «Поклонимся Великим тем годам». Были публикации в журналах «Русский писатель» (СПб), «Родина Ломоносова», «Вель», «Таёжный костёр», «Три желания», «Известия Русского Севера», «Пенсионерская правда», «Завалинка», в областной литературной газете «Графоман», в книгах «Поэт года 2012», «Поэт года 2013», «Юмор», выпущенных в Москве, в пяти альманахах «Родничок», в двух альманахах «Брусника», «Форма Слова», в двух альманахах «Российский колокол», сборниках «Радуга над Емцей», «Ломоносовский венок» и «Верхняя Тойма – поэтическая пристань».
Неоднократно занимала призовые места в районных конкурсах в прозе. В 2014 году получила диплом 2 степени за участие в областном конкурсе «Нерассказанные сказки Сени Малины», который проводился в Музее народных промыслов и ремёсел Приморья, посёлок Уемский, диплом читательских симпатий в областном конкурсе литературного интернет-объединения (ЛИНТО) «Брусника», Архангельского литературного музея и радио «Поморье» за сезон – весна 2014 года в поэзии.
Два года вела литературную страницу в районной газете, часто пишет в газету о литературных событиях в Емецке. Активный участник художественной самодеятельности. Хобби – частушки.
В Череповецкой типографии готовится к выпуску книга детских стихотворений «Прилетела к дому птичка».
Имя Александры Дмитриевны занесено на литературную карту Холмогорского района.
