«Как я стал коммунистом»
Рассказ
Сегодня умерла моя бабка Таисия. А может быть вчера – не знаю. В больницу её уже привезли без особых признаков жизни, поэтому… умереть она вполне могла и вчера. Чёрт её знает. Неважно. Важно, что была она человеком ультралиберальных взглядов. Считала себя племянницей антихриста, сестрой Бабы Яги и колдуньей, хотя и признавала, что не всё у неё получается гладко. Но это, если мягко выражаться, а, если по факту, то ни хрена у неё не получалось. Её эффективность я бы оценил в 1%. К счастью, я попал в него и, слава товарищу Ленину, стал коммунистом. Вот как это произошло.
Начну издалека. Первую жену моего отца сбила машина. Выдержав полуторагодичный траур, он женился во второй раз, и вскоре на свет появился я, став вторым ребёнком в семье. Первым был Ефим – сын папы от первого брака. Жили мы в общем-то нормально, ничего экстравагантного, если не считать матери отца – бабушки Таисии. От неё постоянно исходил негатив. Она почему-то сразу невзлюбила мою маму, а вместе с ней и меня – младшего внука. Зато в старшем Ефиме души не чаяла.
Имела Таисия сумасбродный, импульсивный характер. Увлекалась теориями заговоров, слушала «Эхо Москвы» и ненавидела Иосифа Сталина. Она была фанаткой Джорджа Сороса и Барака Обамы – все речи последнего даже переводила на русский язык. Он-то – сорок четвёртый президент США – и стал тем самым взмахом крыла бабочки, после которого произошло моё коммунистическое цунами. Дело в том, что девятого октября 2009 года Обама получил Нобелевскую премию мира. Бабка настолько от этого возбудилась, что решила немедленно продвинуть либеральную демократию посредством колдовства. Таисия, находясь в состоянии американского аффекта, наложила на Ефима либеральный приворот, а на меня – коммунистическую порчу. Думаю, бабка и сама не верила, не ожидала, что её заклинания сработают. Но они сработали!
Хотя понятно это стало не сразу. Постепенно. Школа, институт, партийная деятельность. Я рос вдумчивым, спокойным и несколько замкнутым парнем – всегда в одной одежде серого цвета. Я много читал, участвовал в субботниках и навещал ветеранов. Подрабатывал я на заправке «Лукойл», и все полученные деньги разбивал на три части: первую оставлял себе на скромную жизнь, вторую тратил на благотворительность, а третью вносил в кассу нашей партийной организации.
Ефим был совершенно другим человеком: жизнерадостным и цветастым. Он боготворил деньги и модных дизайнеров. Часто ходил на вечеринки. Конечно, у него были девушки – бесчисленное множество. Насытившись ими, Ефим стал экспериментировать, и в один прекрасный момент понял, что не хочет больше женщин, потому что он сам – женщина. Либеральный приворот обернулся для него не свободой, а вседозволенностью. Таков человек: на последнем курсе института Ефим сделал камин аут. Он заявил, что намерен стать трансгендером. Родители выступили категорически против, а вот бабка поддержала любимого внука.
Спустя полгода – не знаю уж случайно или нет – от ковида умерли оба мои родителя. Меня в тот момент как бы тоже не стало – я потерял всякий смысл существования. Я превратился в коммунистического зомби, и бабка этим воспользовалась. Таисия начала меня эксплуатировать: всю свою зарплату я теперь отдавал ей. Но денег этих – плюс пенсия бабки – категорически не хватало на то, чтобы прокормить трёх человек и четырёх кошек, которые остались после родителей. А ведь нужно было ещё давать Ефиму на карманные расходы. Хотя бы пятнадцать тысяч!
Последнее для бабки было особенно важно. Только ради Ефима она заставила меня бросить институт и пойти на завод фрезеровщиком. Жизнь моя превратилась в капиталистический ад – в круговорот отчуждения. Вставал я в шесть утра и шёл к фрезерному станку, чтобы отпахать за ним восьмичасовую смена. Вечером я работал на заправке «Лукойл». Домой возвращался поздно и, перекусив холодной яичницей, тут же ложился спать, чтобы на следующий день опять проснуться в шесть утра. И так по кругу. Я стал недоедать. У меня часто кружилась голова. Я превратился в типичного рабочего четвертой категории из книги Фридриха Энгельса «Положение рабочего класса в Англии».
Но денег – даже с учётом завода – всё равно не хватало. Бабке даже пришлось залезть в микрокредиты. Ради старшего внука она была готова на всё – даже на безумие. Но только микрокредитами её безумие не ограничилось. Однажды Таисия подошла ко мне и заявила, что скоро у Ефима день рождения, и она хочет сделать ему подарок – сертификат на трансгендерную операцию, поэтому понадобится моя помощь. Я спросил – какая? Бабка ответила – нет – даже распорядилась, что мне срочно нужно устроиться на ещё одну работу, так как операция по смене пола – дело не из дешёвых. Этот приказ стал спусковым крючком: он переполнил чашу моего терпения, и я выстрелил, взбунтовался. Я стал кричать, что не потерплю больше крепостнической эксплуатации, что я объявляю забастовку.
Бабка строго на меня посмотрела, уперев свои кулачины в бока. Таисия решила подавить мою забастовку радикально – пошла на экстраординарные меры: она сняла с меня коммунистическую порчу и сделала мне либеральный приворот. Я даже не успел заметить, как всё это произошло – только почувствовал в себе рабское преклонение перед финансовым капиталом. Бабка подчинила меня и колонизировала, чтобы я заработал на трансгендерную операцию для её любимого внука.
И я начал зарабатывать… в либеральном понимании этого слова. Во-первых, я деидеологизировался – вышел из партии. В одно мгновение из лениноведа я стал лениноедом. Я стал самым обычным овощем: за всё хорошее, против всего плохого, но одновременно с этим за эксплуатацию человека человеком. Во-вторых, я деиндустриализировался – уволился с заправки и с завода. В-третьих, мне пришла в голову гениальная идейка. Я предложил Таисии продать нашу трёхкомнатную сталинку в центре, а вместо неё купить двушку где-нибудь на окраине. Разница в деньгах будет значительной: как раз хватит на операцию Ефиму, да ещё останется на житьё-бытьё. Бабка пришла в восторг от моей идеи. От радости она даже взяла ещё один микрокредит и закатила пир на весь мир.
Уже на следующий день пришёл агент по недвижимости в крокодиловой куртке. Он долго ходил по квартире в своих ковбойских сапогах, даже не подумав их снять. Впрочем, и нужды в этом никакой не было, потому что бардак в сталинке был тотальным. Тем не менее сама квартира агенту понравилась. В обмен на неё он предложил нам большую двушку и плюс к ней ещё хорошую доплату. Бабка просияла: она, конечно, согласилась. Но агент выставил три условия: удалить кошек из квартиры, хорошенько убраться в ней и вынести всю мебельную рухлядь, которой сто лет в обед. Таисия поклялась, что всё будет выполнено за две недели. Тут же ударили по рукам: агент даже выплатил небольшой задаток.
Только он ушёл, я получил от бабки три приказа: избавиться от всех кошек, вычистить квартиру до блеска и вынести всю мебель на помойку. Срок – две недели, а они с Ефимом пока отдохнут – съездят в Турцию на «ол инклюзив». Я принял под козырёк и прошёлся по нашей сталинской трёшке. Насчёт кошек решил не заморачиваться – просто собственноручно их задушил. Убивать слабых несложно, сложно работать в поте лица: в частности, убирать квартиру и выносить мебель. Естественно, мне, как уже матёрому либералу, потеть самому не хотелось – тем более без выходных. Эта мотивация заставила меня действовать эффективно – без оглядки на мораль, и мне в голову тут же пришла одна крутая идейка.
Я подумал о школьниках. Всё равно у них сейчас каникулы, ничего не делают. Вот и пускай лучше займутся полезным делом – помогут мне.
Я написал сообщение в местный чат, что ветерану войны и её внуку-инвалиду требуется срочная помощь по уборке квартиры. Прикрепил соответствующие фотографии и добавил, что дело срочное, так как ветеран и её внук сейчас на курортах Краснодарского края, куда я их отправил за собственный счёт. Квартира будет свободна ещё три дня – нужно поторопиться и успеть сделать благородное дело. Моя мольба вызвала бурную реакцию в чате: российская молодежь оказалось вовсе не равнодушной. Уже через пару часов был сформирован волонтёрский отряд.
Генеральная уборка длилась почти целые сутки – вся квартира была вычищена до блеска. Я поблагодарил добрых школьников-самаритян и, выпроводив их из квартиры, начал пить холодное шампанское. У меня оставалось ещё двенадцать дней на то, чтобы вынести всю мебель. Понятное дело, сам я этого делать не хотел, а волонтёров уже не попросишь – будет выглядеть подозрительно. Тогда я ещё раз пораскинул мозгами, и мне в голову тут же пришла другая отличная идейка. Я выложил объявление на «Авито».
«Отдам антикварную мебель. Бесплатно. Самовывоз. Срочно.»
На меня обрушился настоящий шквал звонков. Стали приезжать всякие люди. Большинство из них, увидев мебель, молча уезжали, но часть всё же оставалась и начинала меня костерить, что я обманул их, что это не антиквариат, а пыльная рухлядь. Я соглашался только отчасти, доказывая, что это уже не просто обшарпанная мебель, а социалистическая классика, которая совсем скоро опять войдёт в моду и поднимется в цене. Тогда те же люди, что минуту назад меня костерили, начинали сомневаться, присматриваться и в итоге безотказно срабатывал принцип: раз уж приехал, то не уезжать же с пустыми руками.
Результат превзошёл всякие мои ожидания. В первый же день забрали половину всей мебельной рухляди, во второй – всё остальное. То есть за три дня я выполнил все три приказания бабки. Мне ничего не оставалось кроме того, как дожидаться Таисию и отдыхать: впереди замаячили десять дней расслабона.
Вдруг звонок. Я поднял трубку: мужик на другом конце провода начал мне втирать какую-то дичь, что пропало югославское кожаное кресло, которое он забирал у меня вчера после обеда. Не видел ли я его случайно? Я сначала даже не мог врубиться, о чём мне толкует этот мужик, а, когда понял, то решил, что он или пьяный, или издевается. Я разозлился и начал на него кричать. Мужик на секунду оторопел, потом извинился скороговоркой и повесил трубку. Я чертыхнулся про себя – что за приколы? Что за неуместный пранк?
Но всё же я решил проверить комнату, где раньше стояло это злополучное кресло, насчёт которого звонил странный мужик. Какого же было моё удивление, когда в комнате я обнаружил то самое югославское кресло. Да не одно, а целых два. Одно – старое, наше. Второе – такое же, только совершенно новое: красное, мягкое и глубокое. Его натуральная свежая кожа переливалась на солнце.
Я тряхнул головой. Абсолютно точно старое кресло вчера выносили из квартиры. Положим… тут произошла какая-то путаница. Но откуда взялось ещё одно кресло, причём новое? Не хотелось разбираться во всей этой чертовщине – хотелось быстрей избавиться от непрошенной мебели. Я решил не морочиться больше с «Авито» и, несмотря на свои либеральные взгляды, собственноручно вынес оба кожаных кресла на помойку.
Когда я вернулся обратно в квартиру, то открыл бутылку дешёвого пива и всосал её залпом. На душе у меня было тревожно – из головы не выходила вся эта югославская чертовщина. Я почему-то был уверен в том, что всё это ещё не конец, и чутьё меня не подвело. Кожаная мать-югославка материализовалась в комнате спустя полчаса. Вместе с ней был её сын – совершенно такое же кресло, но только новое. Я выглянул в окно: около помойки одиноко стоял ещё один сын-близнец – тот, которого, я собственноручно вынес из квартиры.
Я ухмыльнулся: всё немедленно встало на свои места. Бабка-горе-колдунья, по всей видимости, сама того не подозревая, заколдовала югославское кресло. И вот теперь это кресло при удалении его из квартиры размножается: вместо одного появляются два. Метаморфоза эта чрезвычайно меня заинтересовала. Мне тут же припомнился мифический Геракл – его второй подвиг. Я подумал, что либеральный Геракл ни за что бы не стал убивать гидру. Он бы приручил её и стал бы продавать её головы. Внутри меня закрутились либеральные шестерёнки. Вдруг я высоко подпрыгнул на месте. Меня озарила гениальная идейка: если не можешь победить, то возглавь и продай.
Я тут же побежал к помойке и, несмотря на свои либеральные взгляды, собственноручно вернул новое кресло в квартиру. Их теперь у меня стало три: одно старое – мать, и два новых – её сыновья. Эмпирическим путём я выяснил два ключевых параметра срабатывания заклинания: расстояние и время. Первое – не менее ста метров от квартиры. Как раз у помойки. Второе – тридцать минут. Югославка не могла рожать чаще, чем раз в полчаса. То есть, по максимуму, в сутки я мог получить сорок восемь новых кресел.
Я залез в интернет и выяснил, что подобные кожаные кресла продаются по цене от двадцати пяти до шестидесяти тысяч рублей. Я решил демпинговать и в объявлении на «Авито» указал пятнадцать. На меня опять обрушился шквал звонков, а уже спустя час приехали первые покупатели. Ажиотаж на югославские кресла поднялся нешуточный. Мне оставалось лишь сокрушаться про себя, что кресло-мать не может рожать более сорока восьми сыновей в сутки. К сожалению, это стало узким горлышком в моей бизнес-схеме.
Тем не менее схема работала. И работала стабильно: без сбоев и косяков. Правда, спать мне приходилось урывками, но я стоически переносил этот дискомфорт и обязательно раз в полчаса выносил старое кресло к помойке. Соседи начали посматривать на меня с подозрением, но я им честно соврал, что готовлюсь к шоу-конкурсу «Силачи средней полосы России», где одно из упражнений как раз спуск и подъём кресел по лестнице. Соседи понимающе кивали и уступали мне дорогу.
Через неделю я подсчитал свою прибыль: 15000 деревянных x 48 кресел x 7 дней = 5040000 рублей. Я немедленно позвонил агенту в крокодиловой куртке и сообщил ему, что решил купить нашу сталинку… за пять миллионов. Но только с одним условием – всё должно пройти тайно: я должен остаться инкогнито. Агент встрепенулся: сначала он скептически отнёсся к моим словам, но, когда понял, что я не шучу, пообещал всё организовать в лучшем виде. Ещё бы! Ведь он планировал выручить за нашу квартиру не более трёх миллионов рублей, а тут вырисовывается почти в два раза больше – целых пять.
Бабка и Ефим вернулись с отдыха через два дня. Немедленно были подписаны все необходимые документы. Таисия была максимально довольна тем, как всё разрешилось, и даже похвалила меня с барского плеча. Однако, добавила, что жить с ней и Ефимом в двушке я никак не смогу, так как для меня там банально нет места. Попросила не обижаться и пожелала мне всего самого наилучшего. Одним словом, она выгнала меня на улицу, оставив без крыши над головой и без денег на существование. Я сделал вид, что очень расстроен: буквально убит горем и несправедливостью. Притворно расплакался и удалился, глотая слёзы.
Направился я прямиком в бар, где отметил приобретение трёхкомнатной квартиры. Выпил два немецких лагера и один имперский стаут. Порядочно захмелев, я покинул бар и направился в свои сталинские хоромы. Я зашёл в них королём, почувствовав себя хозяином не только жилплощади, но и жизни. Я стал обладателем средства производства. Подобно нефтяной игле, я подсел на иглу югославского кресла.
Я перестал надрываться: мать-югославку я теперь выносил на помойку не чаще трёх-четырёх раз в день. Потом и, вовсе, нанял грузчика, вернув максимальный график: сорок восемь кожаных кресел в сутки. Продавались они, как жаренные пирожки с повидлом. Приезжали за ними и молодёжь, и старшее поколение – каждому хотелось иметь качественное социалистическое кресло за смешные деньги. Я буквально заполнил Россию мебелью страны, которая уже не существует.
Эта иррациональная деятельность обеспечивала мне доход порядка трёх с половиной миллионов рублей в месяц. Жить я стал на широкую ногу: много путешествовал, цветасто одевался и пил только самые дорогие вина. Конечно, у меня появилась любовница с накаченными губами и силиконовыми титьками. Потом любовниц стало две, три, четыре, пять. В какой-то момент я сбился со счёту и начал экспериментировать. Всё могло закончиться также, как и с Ефимом, но, слава товарищу Троцкому, обошлось. В моей жизни опять появилась бабка с её колдовством.
Она узнала, что я обвёл её вокруг пальца – что в её квартире живу теперь я, причём живу олигархом. Бабка потребовала бабок. Таисия устроила классический подлый шантаж: она стала мне угрожать, что если я не передам ей миллион рублей, то она снимет с меня либеральный приворот и вновь наложит коммунистическую порчу. Я, отравленный барышом, панически испугался бабкиных угроз – меньше всего мне хотелось возвращаться в коммунизм, потому что коммунизм – это тяжелый созидательный труд, а не Сизифов.
Справедливости ради нужно сказать, что на момент шантажа Таисия находилась в отчаянном положении. Ефиму сделали неудачную операцию по смене пола, и он был на грани смерти, как какой-нибудь условный Ирак. Врачи-трансгендерщики требовали от бабки теперь дополнительных денег – как раз миллион. Они обещали, что уж теперь новая операция точно поднимет Ефима на ноги – сделает его каким нужно. Но гарантий, конечно, никто не давал.
Я попросил у бабки день на подумать. Она согласилась. Выпив бутылку дорогого немецкого пива, я немного успокоился и провёл либеральный анализ ситуации – что же мне теперь делать? Поддаться на шантаж или попытаться устранить его причину? Если поддаться сейчас, то сколько ещё операций потребуется извращенцу Ефиму? Ведь трансегендерщики – мастера вытягивать деньги. Поэтому я выбрал второе – устранить причину. Иезуитское решение пришло достаточно быстро – сразу после бокала французского вина. Очень-очень дорогого. Сухого и вкусного.
Я позвонил бабке и предложил ей следующую сделку: я не даю миллион, но я обязуюсь оплатить операцию Ефима, сколько бы она ни стоила, а также всю необходимую реабилитацию. Таисия немедленно согласилась на мои условия и продиктовала телефон главного врача-трансгендерщика. Я позвонил ему и попросил о встрече. Мы договорились с ним на ближайшую субботу – в баньке за городом.
Организовал я всё в лучшем виде: парилка, берёзовые веники, водочка и, конечно, девчонки. Когда врач-трасгендерщик – верный муж и отец трёх детей – достиг нужной кондиции, я предложил ему сделку на пятьсот тысяч рублей. Он должен сделать так, чтобы во время операции Ефим протянул ноги. Трансгендерщик долго не соглашался, но жрицы любви знали своё дело на отлично. Мы договорились с доктором на два миллиона и ударили по рукам.
Сменщик пола позвонил мне ровно через неделю. Он сказал буквально следующее: «Я звоню вам с тем, чтобы сообщить пренеприятное известие: ваш родственник умер. Операция провалилась. Медицина оказалась бессильна. Увы! Приношу свои искренние соболезнования». Я ответил, что это огромная трагедия для всех нас, и мне очень-очень жаль. На том и распрощались. Сделка была закрыта.
Выдержав паузу в день, я позвонил бабке на мобильный. Она находилась в глубочайшем шоке: толком ничего не могла ответить, повторяя две фразы: «Ефимочки больше нет на этом свете. Его нет!» Я сухо перебил Таисию и сообщил ей, что свою часть сделки я выполнил, а последствия – это уже не моя прерогатива. Сорян! Мне кажется, бабка даже не поняла, о чём я пытался ей сказать. Да и чёрт с ней. На тот момент я уже полностью уверился в том, что бабло побеждает не только зло и добро, но и вообще всё – даже колдовство.
После смерти Ефима бабка на какое-то время пропала из моей жизни. Может, года на два или три. Когда Таисия появилась опять, то я сначала даже не узнал её. Она высохла, скукожилась, сгорбилась. Была во всём чёрном, её взгляд пропесочивал. Да так сильно, что у меня чуть не случился пердечный сриступ. Именно так, потому что я чуть в штаны не наложил от страха.
Бабка поймала меня на улице – в центре города – и прошипела, что в курсе о том, что это я убил её Ефимочку вместе с иудой-врачом. Он уже наказан – подох от ковида. Теперь пришла моя очередь. Таисия зловеще рассмеялась: она знала, чем меня придавить. Бабка пообещала снять с меня либеральный приворот и наложить коммунистическую порчу, если я… если я не верну ей квартиру вместе с югославским кожаным креслом. То есть она хотела их нагло национализировать в свою пользу.
— ЧТО? — вырвалось из меня. — ЧТО?
Я, как пламенный сторонник священного права частной собственности, искренне возмутился. Ведь всё, что у меня есть – всё это до последней копейки нажито непосильным трудом. Всё это я заработал своими потом и кровью, а также собственным горбом. Почему я должен теперь с кем-то делиться? Почему я должен кому-то что-то отдавать? С какой стати? Что за варварский необольшевизм? Что за зверское нацбольство?
Я попросил у бабки день на подумать. Она помедлила с ответом, но всё же согласилась. Мы разошлись с ней в разные стороны – так считала Таисия. Но у меня были другие планы на вечер – я стал за ней следить. Она доехала на автобусе до окраины города и прошмыгнула в серую некрасивую хрущёвку. К сожалению, я не заметил, в какой из подъездов. Я подошёл ближе к панельному зданию и, остановившись перед ним, стал размышлять, что же мне делать дальше. Как решать проблему?
Минут пять ничего не лезло в голову, кроме того, что пятиэтажка, которую я рассматриваю, выглядит ужасно. Она – отрыжка былого закабаления. Анахронизм, пережиток, атавизм. Вдруг я кристально чётко осознал, что хрущёвка эта в принципе противоестественна – нужно убрать её из окружающего мира. Немедленно! Только… как же это сделать?
— Легко! — ответил я себе вслух. — Нужно сжечь на хрен эту хрущёвку! Сжечь вместе с этой проклятой бабкой! Да!
Я ухмыльнулся, ведь по сути своей идея эта была абсолютно логичной и правильной. Нужно сжечь бабку Таисию на костре, как ведьму в средневековье. Сжечь беспощадно! По законам военного времени. И я страстно этого желал. Я ощущал себя либеральным инквизитором, который несёт добро человечеству, очищая окружающий мир от зла и нечестивости. Я с пеной у рта умолял всевышнего о том, чтобы Таисия наконец-то подохла. Чтобы она оставила в покое меня и моё югославское кресло.
Я сбегал на заправку и купил там десять литров бензина. Тщательно разлил его по всей хрущёвке: с первого по четвёртый подъезд, с первого по пятый этаж. Чтобы бабка точно не смогла убежать – что бы она подохла стопроцентно. Да, погибнут и другие люди, но ничего не поделаешь – они виновны уже тем, что живут в той же хрущёвке, что и проклятая бабка. Закончив обоснование, я достал из кармана коробок спичек и совершил геноцидный поджёг.
Огнище получилось божественным. Хрущёвка полыхала, как дома в Секторе Газа после израильской бомбардировки. Горели все восемьдесят квартир. Из окон истошно орали дети и взрослые, мужчины и женщины, а я напевал песенку группы «Сектор Газа», которая называется «Бабка».
Моя бабка – племянница антихриста-а!
Моя бабка – сестра Бабы Яги!
Моя бабка рубит в черной магии!
С моей бабулей тягаться не моги!
А я принял вызов: потягался и выиграл. Я был уверен в том, что победа уже за мной, как вдруг услышал душераздирающий крик Таисии – она высунулась с четвёртого этажа. Бабка визжала, что проклинает меня коммунизмом, что не видать мне больше либерализма, как собственных ушей. Она всё-таки успела снять с меня приворот и наложить порчу.
В тот же самый момент я почувствовал слабость. Ноги задрожали и стали подкашиваться. Я упал и потерял сознание. Политический переворот на сто восемьдесят градусов выбил у меня почву из-под ног. Очнулся я уже коммунистом, и первые мои пять мыслей были соответствующими:
1. Либерализм – это не определение из википедии. Это ровно наоборот. Либерализм – это высшая стадия развития капитализма. Империализм нервно курит в сторонке!
2. Югославское кожаное кресло имеет красный цвет, поэтому работать оно может только на коммунизм!
3. Нужно опять вступить в партию. Теперь уж нам точно хватит денег на революцию!
4. Нужно срочно помочь ветеранам и детскому дому!
5. И нужно… Нужно срочно спасать людей из хрущёвки. Нужно вызволить бабку с четвёртого этажа!
Я вскочил на ноги и, не жалея себя, побежал в самое пекло, потому что человек – человеку: друг, товарищ и брат. Я проявил исключительный героизм и спас много людей. Умерла только моя бабка Таисия. Честное слово, меня это искренне расстроило, но и радости во мне было много. Потому что бабкина смерть не только освободила меня от шантажа, но и дала мне нечто большее – вечную порчу и благородную цель в жизни. Счастье всех людей на планете Земля.
Вот так я и стал коммунистом.
Сергей К.
Декабрь 2023, Реутов
