Наследники Дерсу.

Геннадий ИСИКОВ | Проза

Книга 2. Здравствуй, Синяя

– Вот и закончилось наше свадебное путешествие. Завтра в город возвращаемся.

– Зато впечатлений хватает.

Позавтракав жареной рыбой с лепёшкой, гречневой кашей, выпили цейлонского чаю со сливками, отдохнули в тени диких финиковых деревьев, простились с отцом и, собрав вещи, сели на мотоцикл.

Людмила умостилась на заднем сиденье, придерживая перед собой дорожную сумку:

– Ты меня опять не потеряй!..

Проехали пыльной дорогой мимо верблюда, домика татарина; перед затяжным барханом, полуобернувшись к Людмиле, Виталий прокричал, перебивая треск мотоцикла:

– На бархане застрянем!.. По объездной поедем!..

Виталий остановил мотоцикл, выключил зажигание.

Наступила тишина.

Прошлым летом на этом месте!..

– Расскажу по порядку. Год тому назад в июне месяце взял отпуск за три года, а это семьдесят два рабочих дня, для лесной охраны есть льгота – дополнительные двадцать четыре дня. Решился в институт поступить, а подготовиться за прошедшие зимы так и не удалось. Нашёлся учебник по химии, но дальше третьей страницы так и не смог его прочесть. Засыпал. Он для меня вроде как роман на китайском языке. Ни бельмеса не понимаю. Химию в школе преподавал казах. Сам он нам ничего не объяснял про валентность и другие премудрости, а называл тему и предлагал прочесть её в учебнике, про себя, молча. Затем называл фамилию – ответить на оценку в журнале. Он задаёт вопрос, а ученик, не выходя к доске, встаёт из-за парты, ставит учебник на спину впереди сидящего и читает вслух. Итог – заслуженная пятерка. А на вступительных экзаменах на лесфак химию надо сдавать на уровне десятого класса. Вот и поехал в город, поселился у дяди Кости Шевченко, от его квартиры до библиотеки три минуты идти. К восьми утра приходил и в восемь вечера уходил. Написал шпаргалку по каждому вопросу. По русскому – сочинение, я и сейчас сомневаюсь, где поставить запятую или другой знак. Поступил. Два месяца прошло, ещё один можно бы гулять, да отвык от городской жизни, на пасеке интереснее, чем в городе, вот и решил возвращаться в лесничество, я же на должности помощника лесничего. Заочно учиться – тоже какое-то разнообразие, зимой есть чем заняться, а переезжать в город жить в это время не собирался. Прилетел в Балатопар двадцать девятого августа, надолго запомнилось это число. Пришёл на усадьбу лесничества, завёл мотоцикл на пасеку поехать, и тут вдруг подходит ко мне казашка лет сорока, красивая, стройная, улыбается и на чистом русском языке просит: «Отвези к родственникам на пастбище дочь, она хочет у них погостить, это рядом с твоей пасекой». И называет местность, где мы с тобой в ковыле козлёнка видели.

Людмила понятливо кивнула головой, давая понять, что это место теперь ей знакомо.

– Если по пути, то почему не оказать уважение, не подвезти её дочь к родственникам?.. А самого сомнение берёт. Помню, в начале лета баранов рядом с пасекой никто не пас. И юрты не было. Ну, думаю, возможно, пригнали отару. Как отказать? Не поймут. Закон такой, просят помочь, значит, помогать надо. Так принято. Согласился.

Тарахтит заведённый любимый мотоцикл «Восход», чёрный, блестящий, привык к нему, десять лошадиных сил. Если один на нём едешь, то даже через крутой бархан с разгона по дороге перескочить можно, а если забуксовал, то спрыгнул с него, держишься за руль, газуешь, на первой передаче он сам из песка вылезет – и опять на него на ходу сядешь и дальше едешь. Лёгкий мотоцикл, удобный.

Казашка апа[1] садится на заднее сиденье, едем через посёлок к её дому. А в совхозе дома добротные, двухквартирные, с большими окнами, построены по единому проекту для всех совхозов страны. А вот заборы невысокие. Проволоку между столбиков в три ряда натянули, а меж ней вставлены стволики кустарников. Такая изгородь долго служит.

Привёз женщину к дому, она пошла за дочкой. Вижу боковым зрением, что из соседних дворов и окон за нами наблюдают соседи, их почти не видно, из-за шторок выглядывают маковки маленьких детских голов, большие – взрослых и стариков.

Апа выходит из дома, за ней – молоденькая девушка лет семнадцати. А такая красивая!.. Мамка у неё красавица, а эта юная как картинка!.. Залюбовался ей, она улыбается, поздоровалась, словно мы с ней сто лет знакомы. Легко, словно чёрная лебёдушка, вспорхнула, села позади меня на сиденье, я завёл мотоцикл, едем через посёлок, она наклонилась к моему уху и что-то говорит, говорит, говорит – и так щебечет мило, словно мы с ней давно не то что знакомы, а влюблены друг в друга. Мне это странным показалось, обычно так себя незнакомые девушки не ведут, скромница первой не заговорит с мужчиной. Ну, думаю, и этой девчушке понравился. Мать познакомить решила, вот и устроила этот спектакль, думаю, отвезу на стойбище – и на этом точку надо ставить, больше не соглашаться на такие предложения и никого не возить. Азия – это дело тонкое.

В степи набрал скорость, девушка прижалась, обняла меня за грудь, и я вдруг спиной почувствовал её пузичко, оно чуть-чуть выпирает!.. У меня пот на лбу выступил, так прошибло, словно в меня пуля влетела!.. «Беременная!.. Вот это влип!.. Влип так влип!.. Девчонка нагуляла ребёночка. А мать-казашка придумала, как её грех прикрыть!.. На меня вину свалить!.. Твой ребёнок!.. Забирай кызымочку в жёны!.. А не то убьют».

Иглы верблюжьих колючек впиваются в пальцы ног. Зной градусов за тридцать. Отъехали километра два, аул скрылся из вида, до стойбища осталось ещё столько же, и тут девчушка со всей злости кричит мне в ухо: «Хватит!.. Дальше не надо! Домой вези!..»

Я так обрадовался, словно тяжкий груз с плеч свалился! Развернулся, подвёз к калитке дома, а девчушку опять словно подменили, она счастливая, мило улыбается, что-то говорит мне на ухо!..

Вышла апа, улыбается с ехидцей, мило благодарит, апа счастлива! Вижу – из окон дома соседи наблюдают, они свидетели, что встреча прошла мило, теперь я зять для казашки апы, а она мне мама! В степь красавицу возил?! Возил!.. Карабчил?..[2] Карабчил!.. Значит, и свадьба будет на весь аул!.. Пир! Той, по казахскому обычаю!..

По душе в предчувствии беды заскребли когтями кошки.

На другой день еду я на мотоцикле с пасеки в аул, а в этом месте, где мы сейчас остановились, у дороги в объезд затяжного бархана затаились молодые казахи в зарослях саксаула и тамарикса, каждый за кустом, чтобы не так заметно было. Парней десять, лет семнадцати и старше. Наркомана я узнал, он самый высокий!..

Мелькнуло: «Поджидают!.. Свадьбы не будет!.. Убьют!» Участковый милиционер в беседе как-то сказал, предупреждая, что убили одного тут русского за аулом, а виновного не нашли!..

Включив прямую, самую сильную, вторую передачу, дав полный газ, стал быстро-быстро вилять зигзагами меж кустов по пересохшей земле, отъезжать в сторону от этой компании. В меня полетели обломки кирпичей, тёмно-красные, с острыми углами, один пролетел перед лицом!.. Другой – над головой!..

Переключаю первую скорость!.. Торможу! Пролетели возле рук!.. У ноги!..

Кручу рукоятку газа до отказа, колесо рвёт песчаную землю!.. Переднее колесо поднимается, мотоцикл рвёт с места и набирает скорость!..

Кирпич попал в выхлопную трубу мотоцикла!..

Включаю вторую передачу и газую!.. Резко торможу!

Кирпич попал в сиденье и отскочил в сторону. Газую!.. Набираю скорость! Виляю мотоциклом то в одну сторону, то, изменив скорость, в другую!..

Кирпичи летят рядом с ухом!.. Сбоку справа!.. Слева!..

Я стал удаляться от парней, а кирпичи не долетать. Оторвался!.. Ни один обломок кирпича меня не задел!.. Мотоцикл спас!..

Виталий показал рукой на заросли кустарника тамарикса, саксаула, песчаной акации:

– А так бы забили кирпичами и зарыли в песок!.. Не скоро бы хватились, где искать. И не нашли бы. Свидетелей бы не нашлось. И лесники промолчат и вряд ли пойдут искать. Они меня в первый же год приезда хотели выжить из лесничества. Закон у казахов такой есть: что бы ни происходило, если он даже свидетель, он ничего не видел, не слышал, не знает. Мен бельмейн. «Я ничего не знаю ». И русские так живут. Я много раз прокручивал в памяти этот эпизод. Понял, почему засаду устроили. Кому надо меня из лесничества выдавить. И решил я: теперь уж точно из аула надо уезжать!..

Так что рощу из липы, акации, дуба и сад из яблонь и черешни на берегу реки Балатопарки мне теперь не посадить, не успел…

Вернулся на пасеку, про эту историю родителям промолчал, лёг от палящего солнца под деревом в тень на берегу речки и уснул. Ближе к вечеру поднялась температура, сорок градусов, голова кружится, жар, но я поехал на мотоцикле в больницу. Приняла фельдшер, метиска, девушка с чертами полурусской, полуказахской внешности, поставила диагноз «ревматизм сердца» и упекла на сорок дней на койку.

***

…Виталий продрог, в полудрёме он на койке в палате больницы, тянет на голову белую простынь и байковое одеяло, но холод донимает. «Почему такая сырая одежда? Почему холодно, а животу тепло?» Открыл глаза. Кедры сомкнуты ветвями крон в чётких очертаниях ночных красок. Бледно-золотистый диск луны скатился к горизонту, звёзды мерцают россыпью пыли изумрудных бриллиантов.

Он в шалаше из хвои, на животе спит медвежонок в рюкзаке. Промозглый ветер сквозит сквозь стенку шалаша из веток елей. Нодья развалилась, костёр почти угас, головёшки на краю кострища почернели, красные остывающие угли покрылись тонким слоем серой золы. Стараясь не разбудить медвежонка, положил рюкзак на своё тёплое место, лежанку из хвои, подошёл к кострищу, сложил брёвна одно на другое, сверху добавил недогоревшие ветки; хвоя вспыхнула, пахнуло смолой, дым потянулся за ветром к небу, словно художник кистью мазнул густой краской. Пламя занялось, нарисовав на фоне звёзд костёр в тайге.

Виталий встал спиной к костру посушить одежду.

Виктор в шалаше зашевелился:

– И чего тебе не спится?

– Как тут уснёшь? Экзотика!.. Рысь. Харза. Тигры. Медведи. Холодно. А с женой дома, в кровати, на подушке под одеялом, было бы не сравнить насколько комфортнее.

– Советую спать.

Брёвна в нодье занялись пламенем, от костра потянуло теплом, и Виталий, согревшись, потревожил медвежонка, улёгся на своё место, положил рюкзак с мохнатым приёмышем себе на живот – так теплее.

***

Свадебное путешествие молодожёнов закончилось          с приземлением самолёта Ан-2 в аэропорту столицы. Полуживых от болтанки, город затянул их в переполненный автобус.

В трёхкомнатной квартире на Баженова заняли детскую комнату. И день за днём потянулись в разнообразии и суматохе.

***

А за окном куст чайной розы жёлтой

Цветёт раскрытыми бутонами, их сотни.

На тонких ветках, слегка от тяжести к земле склонённых,

Шипы заметны, едва прикрытые листвою.

И груш, и яблонь сад, черешен ярких ягод,

И воробьи гурьбой клюют их аппетитно.

Семейной жизни бег!.. Кастрюли, ложки, вилки

и сковородка, подарили их на свадьбу. И торшер.

Ночных утех свидетель молчаливый.

Часы отсчёт ведут секунд идиллии спокойной,

Как будто в этом доме мужем и женою

Живут не месяц и не два, а вечность

И ВРЕМЯ вдруг ОСТАНОВИЛОСЬ!

По выходным гуляют в парках, по бульварам.

А вспоминать Топар? Уже не вспоминают,

А думают о сыне или дочке.

***

Виталий выкатил служебный мотоцикл «Урал» из ворот придомовой усадьбы, завёл. Из дверей веранды показалась Людмила, она подошла и, подобрав юбку, села на заднее сиденье. Виталий отвёз её на работу к зданию на улице Сейфулина с табличкой «Районная санэпидемстанция».

– Вечером за мной не заезжай, сама на автобусе доберусь.

В конторе лесничества работы с документами не нашлось. Поговорив с лесничим о плане работ на неделю, встал из-за стола, надел форменную фуражку:

– Схожу к леснику, поинтересуюсь, отдыхающие разводили костры или нет. Какую с ними воспитательную работу провёл. Не возражаешь?

– Иди. Не забудь, что домой вместе поедем.

Лесник на своей усадьбе показал дерево яблони с прививками от шести сортов, на каждой ветке дозревали яблоки. По цвету, форме и размерам Виталий определил: ранние столовые сорта – «пеструшка», «лимонка», среднеспелые – «апорт» и «антоновка», и поздний, такие росли     у деда в саду. Сейчас они рясно[3] висят на ветках и пока ещё зелёные.

Такой вот букет! Прививки делает хозяин, коллекционирует сорта, и этим видно, что гордится.

Из автобуса вышла группа мужчин, одетая по-рабочему. На берегу реки их заинтересовал огромный валун гранита, они стали его внимательно рассматривать. Виталий пошёл посмотреть, что за люди появились на его участке леса.

Виталий достал из кармана удостоверение гослесохраны:

— Техник-лесовод Виталий Кутелев, что вас интересует?

— У нас разрешение вывезти гранит в город.

Из беседы стало понятно, что они собираются от валуна отсечь всё ненужное и изготовить куб – и не один, и не из одного камня, а чтобы хватило на постамент под памятник Абаю, казахскому просветителю. Кубы из гранита должны иметь одну цветовую гамму, и этого можно здесь достичь. Поставят его поблизости от Высшей партийной школы и Казахского сельскохозяйственного института, вблизи пересечения улиц Ленина и Головной арык. На том месте был небольшой базар, и дед брал Виталия с собой торговать яблоками. На прилавок ставили весы с гирями и гирьками, Виталию тогда было лет пять, и он с интересом накладывал из ведра на одну чашу яблоки, на другую – гирю с меткой «один килограмм». Наторговав несколько рублей, возвращались в дом на Дачную улицу. Грустно, дом продан всего за пять тысяч!.. Четыре тысячи дед отдал сыну Косте. Да!.. Тогда тысяча сбережений деда пригодилась и Виталию – занял у деда в Балатопаре купить корову с тёлкой и пасеку. Деньги деду вернул.

Валунами завалены и правый, и левый берега, их принёс в давние времена селевой поток. Каменотёсы, словно каждый из них доктор, осматривают неровности, выпуклости, вмятины, советуются и рассуждают, с какого места начать, чтобы получить ровный срез. Виталий заинтригован: «Да мыслимое ли это дело – из валуна получить куб?.. Размером полтора метра на полтора?.. Из яблока можно вырезать ножом крохотный кубик. Обрезал края – вот тебе и кубик, и то может кривым получиться. А тут гранитная овальная глыба двухметровой высоты. А стыки камней на постаментах такие ровные, что комар носа не подточит. Как этого можно достичь?»

Провели линию на валуне зубилами из заточенных под копьё обрезков толстой арматуры и начали выдалбливать углубления на небольшом расстоянии друг от друга. Затем в ход пошли другие зубила с наконечниками из победита, вплавленного в буровую сталь. Нанесут удар молотком с одинаковой силой равномерно по каждому зубилу – и присматриваются, и прислушиваются. Нужно определить, где проходит внутри валуна напряжение, понять, как пойдёт раскол.

Мастер стал постукивать в разных местах, как бы выравнивая напряжение. Как он это видит, осталось загадкой, но крышка валуна после нескольких часов совместной работы, треснув, отвалилась, и обнажился ровный скол, срез, словно тупым ножом обрезали камень. Показались неровности в виде щербинок, их срубят зубилом. Если повезёт, и куб удастся.

– Как можно отшлифовать камень? Отец учил шлифовать деревянные детали. А тут гранит!

Виталий задавал вопрос за вопросом, и мастер пригласил к себе посмотреть его мастерскую.

В конце рабочего дня Виталий, пригласив мастера и лесничего к мотоциклу, развёз их по домам.

На усадьбе мастера у сарая разложены готовые плиты для могил. На продажу?

– Конечно.

– Ценится?

– Прилично.

На подпорках, на кирпичной кладке на цементе, основательно закреплён рельс, по нему ходит взад-вперёд висячий электромотор с шлифовальным кругом, он срезает неровности камня.

– Он что?.. Весь день так шлифует?.. Даже когда вас дома нет?

– Круглые сутки. Регулирую высоту утром и вечером. Это длительный процесс. Неровности снять – это полдела, а вот отполировать – вот тут уже пригляд нужен. Выходные на это есть.

– А какая оплата за полированные кубы для памятника Абаю?

– Две тысячи рублей за кубометр.

– «Москвич-412» стоит четыре с половиной тысячи. «Волга» шесть тысяч. В бригаду возьмёте?

– Учеником возьмём.

[1] Апа – мама.

[2] Карабчил означает украсть девушку по договорённости с родителями, заплатив выкуп. У мусульман согласия дочери на брак не спрашивают. В советское время молодые люди строили семью по любви, но обычай украсть невесту по договорённости с родственниками остался.

[3] Рясно – обильное плодоношение, яблоки буквально облепили ветки дерева.

 

Об авторе:

Родился 29 июня 1948 года в Алма-Ате, с 1972 года проживает во Владивостоке. Член Интернационального Союза писателей, лауреат Московской и Лондонской литературных премий 2015–2019 годов. Участник серии «Современники и классики». Кавалер медалей Интернационального Союза писателей. Отрывок из повести «Наследники Дерсу» включен в хрестоматию для старшего школьного возраста «Вечные чувства в стихах современных поэтов» в серии «Писатели XXI века» и в хрестоматию «Мир глазами современных писателей». Творчество Геннадия Исикова сравнивают с творчеством лучших представителей социалистического реализма – Михаила Шолохова, Виктора Астафьева, Чингиза Айтматова.

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: