Женский коллектив
Женский коллектив
В коллективе, где я имею честь трудиться, женщин больше чем мужчин. Просто подавляющее большинство, соотношение – пятнадцать к пяти, даже к четырем с половиной. Потому что Петра Трифоновича к тем мужчинам, кого могут заинтересовать сотрудницы в известном смысле, в полной мере отнести уже нельзя. При всём к нему уважении. Человек он, конечно, заслуженный и авторитетный, но то, что мы подразумеваем, когда думаем, глядя на хорошеньких женщин (вообще, а не только нашего коллектива) ему, по-моему, уже не очень интересно. Конечно, чисто теоретически, и он смог бы кое-что придумать при определенных условиях, но вот что конкретно он смог бы, не взялся бы утверждать никто из остальных наших мужчин, включая и самого Петра Трифоновича…
Впрочем, что это я всё о нём? Вы, наверное, догадались, что эта тема совсем небезразлична именно мне, я же ведь завел об этом разговор.
Небезразлична, и я бы признался, что меня волнуют женщины нашего коллектива, при этом, только во вторую очередь по рабочим вопросам. Они меня волнуют и будоражат воображение, несмотря на то, что я уже давно, увы, не юноша, мягко говоря. С Петром Трифоновичем меня сравнивать пока ещё рановато, но положа руку на сердце, я несколько старше всех остальных наших мужчин, включая самого пана директора.
Довольно долгое время (начиная со второго дня работы в нашем коллективе) я размышлял, а почему, собственно, у меня учащенно бьется сердце, и мысли шальные лезут в голову при общении с нашими женщинами. Я ни к чему не пришел в своих домыслах. Зов Природы, вот, наверное, что. Когда матерый самец видит… Ой, только не это, я вас умоляю.
Ну, если цивилизованно, то я бы каждую из своих сотрудниц пригласил бы в ресторан, для начала. Каждую, потому что они симпатичны мне все. Интересно, кто их подбирал к нам на фирму. Пан директор лично? Вряд ли, для этого имеется менеджер по персоналу. Но они же все, как одна, умницы, красавицы, и даже в чем-то похожи внешне друг на друга, как кандидатки на конкурс красоты (Ерунда! Так не может быть на работе, скажете вы. А я говорю: может), хотя, конечно, это – просто совпадение. К тому же, менеджер по персоналу – тоже женщина, и она почти ничем не отличается от остальных, такая же умница, красавица, и всё остальное. Кстати, она меня и «подбирала» на ту должность, на которой я сейчас размышляю о наших женщинах. Я обнаружил, что у меня довольно развитое воображение, раз получается одновременно и работать, и воображать. И пока что одно другому не мешает.
Так всё же, почему меня так волнуют эти вещи в рабочее время? Кто знает, я уже смирился с тем, что определенного ответа на этот вопрос не существует. Раньше, я то там, то сям трудился в чисто мужских коллективах, хотя нет, почти что в мужских. Женщины тоже присутствовали, но они, как правило, были очень строги со всеми нами, а со мной почему-то особенно. И всегда для меня заняты. Что касается нынешнего коллектива, то я, честно признаться, даже не знаю, кто из них замужем, а кто нет. Да и какая разница, сейчас очень многие живут в гражданском браке, так что это вопрос номер три… первые два я задаю в таком порядке. Вот первый: а насколько я интересен кому-нибудь из них, не как сотрудник планового отдела, а как мужчина. Мужчина, с которым можно провести приятный вечер в приличном месте, под звуки негромких джазовых импровизаций, с приглушенным освещением и запахами дорогой косметики, сигар и хорошего кофе. Очень возможно, что ни одной из пятнадцати претенденток на такой вечер, моё общество не показалось бы подходящим. Сейчас время практиков (брутально-креативно-на-самом-деле-гламурно), и никак не романтиков. Так вот, именно с практической точки зрения я могу быть им просто неинтересен. Точно так же, как и Петр Трифонович. Я, хоть ещё и не совсем покрылся мхом, но проплешины, если хорошо присмотреться, всё же видны кое-где. На фиг я им нужен такой, в ресторане (или другом уютном месте), если у меня такая же зарплата, как и у них, а проблем вдвое больше. Они-то уверены, что у меня большая семья, и, кстати, почти правильно уверены. Потому что у меня две семьи своих (я немного помогаю бывшей жене и дочке от первого брака. Конечно, только морально, но всё же.), и ещё одна молодая семья, под моим патронажем (тоже пока, чисто моральным), дочка от второго брака недавно вышла замуж.
Так вот им всем (имеются ввиду женщины нашего коллектива) совершенно нету дела до того, что всё это мне совершенно не мешает провести с кем-нибудь из них романтический вечер за столиком на двоих.
И второй вопрос. Если всё же дойдет когда-нибудь до дела, если не я, то кто? Петр Трифонович отпадает сразу, мы уже об этом говорили. Имеется ещё два конкурента. Хотя мне они, в общем, и не конкуренты. Оба слишком заняты работой, хотя я видел, что им иногда улыбаются. Оба – сутулые, оба не снимают темных очков и не вынимают наушников из ушей, порывисты в движениях и слегка заикаются, никогда ничего лишнего не говорят и не смеются. Двое из ларца, продукты современного общества. Да мне-то какое дело?
В общем, в этом смысле остается только один конкурент – Борис Эвальдович. А вернее, он вне всякой конкуренции. И я даже дал бы сто к одному, что с ним любая сотрудница нашего коллектива с удовольствием провела бы вечер в том месте, о котором мы говорили. Насчет дальнейшего утверждать не берусь, но это и не важно… А важно то, что он – человек с положением и, как сейчас говорят, без материальных и других проблем. Но главное, что это именно он возглавляет наш, почти женский коллектив. И он неприступен как крепость, он монолит в этом плане, да и во всех остальных делах тоже. И я не сомневаюсь, что он не допустит, чтобы кто-нибудь разводил на работе шуры-муры, если, конечно, ему об этом доложат. Ему-то, конечно, всё это и на фиг не нужно, он вращается совсем в других сферах, и лишь иногда бывает на фирме. От него просто веет другими сферами, и, если честно, то я робею при общении с ним, потому что он из тех, кто может придавить чижика. И не только.
Наши девчонки порхают вокруг него как мотыльки, когда он появляется, все мы порхаем и, если не внешне, то внутренне. Если спросить, какое это имеет отношение к обсуждаемому вопросу… Я уже говорил, что если он о чем-нибудь таком узнает (а он узнает обязательно), то горе тому, кто занимается… нет! Только ещё думает заняться вопросами, не связанными непосредственно с работой.
Вот я и думаю, что если бы я попытался соорудить что-то из области романтических вечеров с кем-нибудь из сотрудниц, то не пришлось ли бы мне потом иметь дело с самим Борисом Эвальдовичем? И услышать от него что-то вроде: «Я для чего тебя сюда брал!?»
Вот в чем штука.
Посему, я продолжаю всем нашим женщинам улыбаться и говорить разные приятности, и всё. Тень Бориса Эвальдовича бродит по тем же местам в моем воображении, где находится и уютный уголок со столиком на двоих, и другие, не лишенные приятности, вещи.
О том, что лично я могу лишь вызвать равнодушный зевок у наших женщин, когда они вдруг вспоминают обо мне, я не думаю…
Ведь этого просто не может быть!
Финты
Дядя Женя стоит на платформе станции метро «Чкаловская» с грустными мыслями о том… О том, что сейчас подойдет электричка, он попытается протиснуться в двери одним из первых, чтобы занять сидячее место. Грустно от того, что, кажется, ещё совсем недавно ему было совершенно до фонаря, будет ли он стоять, или же сидеть пять остановок до своей. А вот теперь присесть бы, натянуть козырек кепки на глаза, и чтобы не трогали. В смысле, чтобы рядом не встала какая-нибудь старушка или беременная девушка в скорбном ожидании.
С дядей Женей так часто бывает, почти всегда. Особенно по вечерам, когда тело разламывается от усталости, в висках стучит, нос заложен, и нет нафтизина.
На «Чкаловской» в часы пик через две-три заполненные пускают одну свободную электричку. Её-то и ожидает, собравшийся рядом опытный народ, то есть те, кто знает об этом.
Тётя, стоящая прямо перед дядей Женей, вертит головой из стороны в сторону, и её роскошные волосы щекотно задевают нос дяди, от чего ему хочется смеяться и плакать. Возмутиться нет сил, посмеяться не выходит (на работе сегодня было не до смеха, слишком много ругани), а плакал он в последний раз, когда в третьем классе получил в нос на уроке физкультуры. Кстати, тоже от одной такой вот.
Похоже, дамочка успокаиваться не собирается и продолжает встряхивать своей гривой, а отодвинуться у дяди Жени нет возможности, сзади тоже люди. Им по-фигу, что кто-то впереди задевает кого-то по носу.
Дядя Женя захотел сказать: «Мадам… а нельзя ли как-нибудь… и т.д.» Но вместо этого… набрал в легкие как можно больше воздуха, и что есть сил дунул прямо в самую гущу светло-рыжих волос. Тетя-мадам, чуть раздвинув окружение, резко развернулась всем корпусом.
– Что, козёл?! – маленькие злые глаза взъерошенной кошки просверлили дядю Женю, и он подумал, что, наверное, зря он дунул этой девушке в затылок.
У неё было такое лицо, что если бы он увидел его немного раньше, то ни за что не стал бы дуть ей в голову. Да уж… пусть вертит себе, сколько вздумается, раз такое лицо.
– Прошу прощения, – едва слышно пробормотал дядя Женя, и его бормотание утонуло в гуле приближающегося электропоезда.
– Одни козлы кругом! – громко обратилась потерпевшая к публике, уже готовящейся к штурму вагона. Некоторые в знак согласия покивали, скорее всего, те, кто не знал, что дядя Женя просто подул на мадам, а не, скажем… потрогал.
Двери распахнулись, дамочка извернулась и, что есть сил, двинула острым локотком дядю Женю под дых, потом ловко растолкала всех остальных и первая запрыгнула в пустой вагон.
Она уселась напротив дверей, и пока остальные торопливо занимали свободные места, продолжала сверлить дядю Женю маленькими, как у хищной птички черными глазками.
Дядя Женя в вагон заходить не стал, что толку, если все места уже заняты. Да и ехать в одном вагоне с острыми локтями и злыми глазами не очень-то и хотелось. Поезд все стоял, чего-то ждал. Всё никак не хотел отправляться.
«Осторожно, двери закрываются!» – наконец донеслось из динамиков.
Дядя Женя грустно смотрел на мадам, пассажиров, рекламу в вагоне… И вдруг… ему захотелось пофинтить. До боли в ушах захотелось. А почему бы и нет, в создавшейся ситуации? Дома финтить нет времени, да и не с кем – все его финты дома уже надоели и жене, и дочери. На работе тоже особо не пофинтишь – начальник почти злодей, сотрудники немного сволочи, подчиненные через одного мерзавцы. Пофинтить особо не с кем. Тут как бы самого не нафинтили…
Так хотя бы здесь, в метро. Жизни-то осталось всего половина, в лучшем случае… Значит, прямо Здесь и непосредственно Сейчас.
Кроме того, финты, собственно, уже начались тогда, когда он дунул.
Дядя Женя сделал проникновенное лицо, жалобно вывернул губы, сдернул с головы кепку и выхватил из заднего кармана брюк помятый носовой платок. Торопливо, как мог, расправил его, и театрально помахал дамочке.
– Прости за всё, Тереза! – крикнул он, – Вспоминай меня! Дама на мгновенье растерялась, зато другие пассажиры, кто с недоумением, кто с улыбкой, переводили взгляд с дяди Жени на злую женщину и обратно. Какая-то девчонка звонко рассмеялась. Всё, попал.
Теперь финт надо было как-то заканчивать. Ударная фраза в смешной застольной речи.
Когда двери уже поехали навстречу друг другу, он придержал их, всунулся наполовину в вагон и громко, что было сил, выкрикнул:
– Прощай, любимая!
Всеобщее внимание вагона к дяде Жене.
«Отпусти двери!» – раздался голос рассерженного машиниста в динамике. Дядя Женя отпустил двери и отошел на шаг. Поезд тронулся, и, поскольку платформа была уже пустой, он побежал за уходящим в тоннель поездом, помахивая на прощанье платком.
Мадам в вагоне напоследок скривилась в гадливой усмешке, и показала дяде Жене средний палец на левой руке.
